Злодейка

Колыхнулись шёлковые занавески — это ночной ветер решил заглянуть в гости. Залетел листок, принесенный им в качестве скромного подарка, продефилировал над землёй и плавно опустился на паркет. Мнимое ночное спокойствие за каменными стенами и тишина заставляли думать, будто весь этот мир дворцом и заканчивается. Ночная прохлада опаляла голые ступни. — Прощай, папочка. Резкий выдох. Грудную клетку сдавило. Тяжёлое испуганное дыхание вместе с хрипом вырвалось из горла. Клод даже не сразу замечает, что не лежит — сидит на диване. В уголках широко распахнутых глаз собралась влага. — Дьявол! Мужчина обессилено заваливается на спину, закрыв глаза мокрой ладонью. Лёгкая ткань липла к телу, впитывая бисер холодного пота. Ему снова приснилась она. Снова... Вся жизнь Клода состояла из этого слова, он находил отражение своего прошлого и в себе, и в собственной дочери — Атанасии. Смерть матери, любящая няня, что была самым первым и самым верным другом, утерянная любовь... во многом Атанасия повторяла его самого. Клод не мог спокойно спать. Дважды...дважды его дорогая дочь попрощалась с ним и нет никакой гарантии, что в этот раз он сможет её вернуть. А ведь и тогда, и сейчас он сам отказывался от неё. Перед тем, как наследная принцесса исчезла, пробудилась её магическая сила, что и спасло ей жизнь. Магия дочери и отца столкнулась, потоки переплелись и внезапный мощный всплеск родственных сил разбил и без того слабеющий блок, перекрывающий память. Вместе с воспоминаниями за прошедшие десять лет вернулись и те, которые император Обелии предпочёл бы никогда не вспоминать. Он не совсем понимал: то был иной мир или прошлая жизнь, но это и не имело особого значения. Там...тот Клод любил Дженит, как свою дочь. Баловал. Защищал. И плевать хотел на родную — белокурую, не менее наивную нежели Дженит, такую же добрую и отзывчивую. Единственное различие — Атанасия была запуганная. Эта девочка при каждой встрече, всякий раз напоминала Клоду самого себя. Такого же беспомощного, не постигшего любви, слепо верующего в добро ребёнка. И этот растоптанный цветок он ненавидел, всячески пытался забыть, а потому и убил. Убил родную дочь, что любила его больше всего на свете, искала в нём поддержку так же, как и он сам когда-то искал. Но в этой жизни всё было иначе: он смог полюбить малышку Атанасию. Баловал. Защищал. Рискнул собой, чтобы спасти её и... забыл. Забыл все, что она дала ему: все улыбки, рассказы, выходки, чувства. И чуть было снова не убил. Ночное спокойствие никак не вязалось с той бурей, что разрывала правителя Обелии, нет, всего лишь любящего отца на куски. А имеет ли он теперь право так себя называть? Однако Клод не был бы собой, если бы так легко сдался, он не мог вновь бросить единственное бесценное для себя существо. Он должен найти её. Никакого «прощай».

***

Клод искал. Поднял на уши всю стражу, все способные помочь службы, всех магов, и... ничего. Безрезультатно. Бесплодно. Бессмысленно. Только больше сердце болело, тревога разрывала душу и вина драла глотку. Не уберег. Феликс не раз уговаривал его взять отдых. Кратковременный перерыв. Но Клод даже слушать его не желал. Уставший, с измотанными нервами и красными от недосыпа глазами он упорно продолжал искать. И, дьявол его дери, безуспешно. — Ваше Величество, прибыла группа актёров. Говорят, среди них есть очаровательная танцовщица, способная собрать на себе взоры сотен людей. Не желаете ли увидеть её выступление? Клод даже не сразу обращает внимание на очередной бесполезный трёп рыцаря. Где же, где же, где же?! Ни одной зацепки! Ни одного следа! — Ваше Ве... —Да, да, только замолкни наконец. Феликс загорается идеей хоть так отвлечь старого друга, и как только ему дают разрешение уйти, сразу же спешит, чтобы распорядиться о скором выступлении. На следующий вечер недовольного императора ведут на представление. В любой другой бы день Клод с грозным видом бы спросил у Феликса: «Ты что, хочешь умереть?» — но сейчас он слишком измотан, чтобы тратить силы на нечто подобное. Может, ему действительно стоит отдохнуть. От белизны и чистоты рябит в глазах, чёртовы украшения и изысканные орнаменты расплываются и доставляют ещё больше головной боли. Тронный зал был до того идеально чистым, что Клод был готов тут же свалить к себе в покои. Туда, где уже давно на месте разбитого портрета Пенелопы Джудит стоит их совместный. — Давайте поскорей покончим с этим. Он не видит. Смотрит, что-то слышит, но не замечает, что творится там, перед ним, у подножья трона. Перед глазами стоит только она и её прощание. И вот уже привычный улыбающийся облик принцессы меняется: перед ним стоит Атанасия, немного повзрослевшая, но такая же миниатюрная и спокойная. Красные одежды прозрачными волнами покрывают её плечи, звенят золотые драгоценности на тонких запястьях, а лицо её спрятано за тонкой тканью. Такой знакомый и в то же время совершенно непривычный образ. Она танцует. Так волшебно, так легко. Будто она стала ветром, или нет, языками танцующего на ветру пламени. Прекрасна. Клод тянет руку к фантому: сейчас, как никогда, Атанасия напоминала ему Диану. В фантазиях его уставшего разума дочь уже подросла, возможно именно так она бы выглядела, если бы была сейчас рядом с ним. Сколько же он её уже ищет? Год? Полтора? Клод и не замечает, как оказывается рядом с призраком. Вот он стоит напротив дочери, вот бережно берет в свою грубую, белую ладонь её, нежную, мягкую и заглядывает в глаза... Но вместо топазов на него смотрят два рубина. — Ваше Величество? Но вместо такого тёплого «папа» он слышит ничего не значащее обращение не как к отцу, а как к императору. — С Вами... всё в порядке? Но вместо долгожданных объятий он сталкивается с непониманием и страхом. Мужчину словно в камень обратили. Не двигался, не говорил, чего уж там, он даже не дышал. До того боялся, что это окажется очередным сном, а не долгожданной реальностью. Перед ним стоит его дочь. Определённо, это Атанасия. Её лицо, её открытость, её голос. Но...

Она его не помнит.

Как же

так?..