Глава 12
22 октября 2020 г. в 17:19
Снова парламент. Диаваль старательно делал вид, что всё в порядке, хотя на самом деле он чувствовал себя крайне неуютно. Почему-то накануне приснился кошмар, в котором лужа крови с лежавшим в ней тем человеком так и осталась на полу в умывальне. И при попытке бежать от неё вверх по лестнице его вдруг начало затягивать туда, как в пропасть. И ступеньки вдруг превратились в обрыв. А в этой луже вдруг вместо того мужчины оказался Вальдемар. Он лежал с разбитой головой и уже помутневшими от разложения глазами смотрел в стену. И его рукой была выведена кровавая надпись «И ты там будешь, Диаваль». Ди никогда не интересовался толкованием снов, но сегодня очень хотелось это сделать. Он только знал, что смерть какого-то человека во сне вроде к долгой жизни. Но верилось в это с трудом. Вальдемар сидел рядом и медленно отбивал какой-то ритм на набалдашнике трости.
— Митингующие требуют тебя.
— Надеюсь, что не на растерзание, — Диаваль понимал, о чём речь, но всё же неуместно пошутил.
— Они давно тебя не видели, и слухи о твоей смерти в такое неспокойное время — обычны. Поэтому подойди к ограде, они должны тебя увидеть.
— Не люблю я быть публичным человеком, — Вальдемар улыбнулся на один бок.
— А как ты на концертах играешь?
— Поверь, люди не смотрят на лицо, они только слушают музыку.
— Ну, всё же предлагаю немного остудить толпу. Они и так рвут, и мечут из-за того, что милитаристы каким-то невероятным образом дважды завернули проект мирного урегулирования.
— Я не против.
Диаваль покладисто кивнул и погладил Вальдемара по руке. Тот всю дорогу сидел как на иголках и вообще после продолжительной болезни выглядел не очень свежо. Осунулся, глаза впали, сам бледный, губы слегка фиолетовые. Какой парламент, ему бы постельный режим и никакой работы. Но Вальдемар с рвением смертника зарылся в бумажки, которые без него не успели разобрать. Похоже, что отдыхать он будет только в гробу. Тяжело вздохнув, Ди отвернулся к окну. Скорее бы отбыть заседание и домой.
Выйдя из экипажа, он, как и обещал, подошёл к ограде якобы случайно, дал себя увидеть, рассмотреть, и только после этого проскользнул к гардеробу. А толпа принялась скандировать: «Соль». Какое неприятное ощущение, как будто ему насильно на плечи уложили мешок с песком. Сразу стало тяжело дышать и вообще идти. Стараясь не отставать от Вальдемара, он тяжело поднялся в холл и остановился рядом с ним.
— Ты плохо себя чувствуешь? — Вальдемар настороженно наклонился к нему и заглянул в глаза. — Что-то ты какой-то бледный.
— Хах, себя в зеркале давно видел? — Диаваль хохотнул и поёжился. — Да просто меня выбивает из колеи это всё, я чувствую себя излишне важным, как будто я тут что-то могу или решаю, хотя я просто один из свидетелей. И что-то опять у вас в парламенте холодно.
— Если хочешь, я могу принести свой тёплый жакет, он в зале партии. Белла убежала по делам, но тут толпа, плюс мои люди, так что не бойся. Скоро приедут Лайонел с Даниэлем.
— Давай жакет, а то несолидно будет стучать зубами на заседании.
Проследив за тем, как Вальдемар поднимается по лестнице, Ди поёжился и принялся рассматривать холл от нечего делать. В прошлые разы времени особо не было, а ведь эти стеклянные сводчатые потолки требуют внимания. Эдакое детище современной архитектуры и старины.
— Друг мой! — Диаваль резко обернулся на знакомый голос и едва не бросился в раскрытые объятия. Его опередили. На него вихрем налетел невысокий плотный мужчина с длинными, ниже груди, выцветшими русыми волосами и аккуратными усиками. Диаваль вцепился в его традиционно чёрный пиджак на спине, чувствуя, что сейчас расплачется.
— Роуз! Я так боялся! Год от вас никаких вестей, никаких разговоров о ваших выступлениях! — он отстранился и только тогда заметил на правом глазу повязку. — Что случилось?
— А! Это ещё чего, я отделался лёгким испугом… — за его спиной стоял худой, какой-то даже измождённый парень в круглых очках, с рыжими длинными волосами, почти скрывающими лицо, и кучей веснушек. Он был на костылях и без одной ноги до колена.
— Джейкоб… Боже, что случилось? — Роуз приобнял Джейкоба за плечи и грустно улыбнулся.
— Мы провели благотворительный концерт, собрали гуманитарную помощь, лекарства, решили поехать с красным крестом в лагерь военнопленных на прошлой неделе. Так эти бляди обстреляли нас! — Роуз сорвался на вскрик и тут же прикрыл рот рукой, потому что на них начали оборачиваться люди. — Они нам лили в уши, что это всё север, но скажи мне, какой север на пятой высоте? Это что за шуточки? Для них это всё точки на карте, плевать куда стрелять, а мы были в бараке, на нас крыша рухнула. Знаешь, сколько людей из миссии на месте скоропостижно… — Он тяжело сглотнул. — Нам повезло, мы были с дальнего конца. Джейку пришлось на месте резать, благо инструментов с собой был вагон. В прямом смысле.
— М-мы будем… выступать, — Джейкоб мялся, как и всегда. Он вообще выглядел удивительно румяным для человека, пережившего ампутацию в полевых условиях.
— Я их пригласила, — Диаваля обошла и, пожав руку, проскользнула к ним миссис Лангтри. — Они потеряли все документы, кто знает, сколько времени уйдёт на восстановление. Поэтому пока что они живут у меня в городском доме.
— Мы сейчас всем миссис Лангтри обязаны, иначе пришлось бы по гостиницам бегать, а деньги рано или поздно закончились бы, — Роуз увидел кого-то за спиной у Диаваля и заулыбался ещё шире. — Мистер Фробишшер, рад вас видеть!
— И я рад видеть вас и мистера Хорнета, — Вальдемар положил руку Ди на плечо и улыбнулся. — Вижу, у вас всё хорошо, мистер Ру говорил, что вы идёте на поправку, — Роуз хохотнул и отогнул повязку. Под ней был глаз, но веки зашиты, видимо, рассекло чем-то. Но ни красноты, ни воспаления, только немного крови в самом глазу.
— Спасибо вам огромное, что познакомили нас с ним. Вы же знаете, в полевых условиях, как ни старайся, всё равно всё гноится и воспаляется. Он нас быстро в норму привёл.
— Мальчики, пойдёмте, нужно немного заранее занять место, чтобы Джейкобу никто не мешал, — Миссис Лангтри кивнула Диавалю с Вальдом и повела Роуза с Джейкобом в сторону зала заседаний.
— Музыкальный мир тесен, все друг друга знают, — Диаваль хмыкнул Вальдемару в ответ и забрал жакет и надел на себя. Наконец-то стало теплее, тем более что он пах духами Вальдемара, невероятно приятными.
— Война часто ломает людей, но иногда она может творить совершенно противоположные вещи и возвращать сломанных к жизни. Когда я познакомился с Роузом, я был выпускником и уже ездил с гастролями, а он учился на втором курсе, всего семнадцать лет. У него не было денег на собственную виолончель, и я учил его шпильками и крючком для пуговиц вскрывать замки в кладовых, чтобы брать инструмент для репетиций, — заметив крайне удивлённый взгляд Вальда, он хохотнул. — Ему уже тогда пророчили будущее, он был бесшабашным, активным, талантливым, хоть многие и не понимали поначалу его музыки. Джейкобу не пророчили ничего. Когда Роуз привёл его ко мне на прослушивание… Он курил опиум, никто не брал его на концерты из-за его излишней скованности, заикания, он был никому не нужен и, скорее всего, нескоро бы стал выпускником. Но что он сыграл… Это было просто потрясающе, так эмоционально, сильно. У него так тряслись руки от опиума, но он сделал невероятное. Он, конечно, соврал, что это не его произведение, но я разве не понял бы… И то, как он выглядит сейчас, не сравнить с тем, что было тогда. Увидев войну, совершенно случайно, когда впервые Роуз потащил его в военный госпиталь с благотворительностью, он поменялся, как будто что-то понял для себя.
— Хорнеты, насколько я знаю, потомственные военные, и, скорее всего, Джейкоб не был любимым сыном. Вот он и жил так, как жил. Тяжело не оправдывать ожиданий и чувствовать только давление и презрение.
Диаваль кивнул. Он так боялся за этих двоих, они всегда лезли в самое пекло, как будто чувствовали себя бессмертными. И то, что сейчас с ними случилось — это закономерность. Остаётся надеяться, что это их не охладит, и они продолжат выступать и так же помогать людям. Прозвучал звонок, призывающий собраться в зале заседаний. Все начали подниматься по лестнице, и Диаваль всего на пару секунд потерял из виду Вальдемара из-за своего маленького роста. И его тут же толкнули, сильно, не случайно задели, а именно пихнули. И без того растерявшийся Ди тут же упал на гранитный пол. Какой-то мужчина чуть не наступил ему на руку, но успел заметить и кинулся помогать ему встать.
— Вы не ушиблись? Вам плохо?
— Нет, меня кто-то толкнул, — Диаваль впервые был готов проклясть свой мизерный рост, потому что он не видел лиц, только нагрудные броши и шейные платки.
— Какого чёрта ты это сделал? — похоже, что за него заметить толкнувшего успел Вальдемар. И, судя по голосу, сейчас грянет гром. Диаваль тут же ломанулся туда.
— Что я опять не так сделал? Тебе не кажется, что ты зачастил со скандалами в последнее время? — перед Вальдемаром стоял человек, которого Диаваль не знал и не горел желанием знать, потому что он не внушал доверия. И тут Ди заметил, что Вальдемар приподнимает трость и тянется к ней второй рукой. Отравленный клинок. Ди тут же схватил его за руку.
— Вальдемар, не надо.
— Он тебя толкнул. И это была не случайность, верно? — Вальдемар, если бы мог, прожёг в этом мужчине дыру, и тот, похоже, чувствовал себя именно настолько некомфортно.
— Вальдемар, пожалуйста. Я живой и даже не сильно ударился. Пошли, Беладонна ждёт, — Ди потянул Вальда за собой, как можно быстрее оттаскивая его от того мужчины, чтобы он не успел ничего натворить. — Не стоит так нервничать, со мной правда всё в порядке. Оно того не стоит.
— Он просто ужасный идиот и пытался задеть меня через тебя. Все уже поняли, что ты для меня не пустое место, и как пытались на меня надавить через Стивена, так и через тебя пытаются задеть. Мне это надоело.
— Он того не стоит, Вальд. Ты его чуть не убил, я видел ты потянулся к трости, — Вальдемар слегка пожал плечами и переложил трость из руки в руку.
— Не убил бы, этот клинок я берегу для особенного случая, для особенного… человека. Я просто всегда, когда начинаю нервничать, перекладываю трость из руки в руку. Привычка.
— Я просто посчитал, что пора спасать тебя от лишнего стресса.
Вальдемар улыбнулся ужасно уставшей улыбкой ему в ответ и взял за руку. Простой дружеский жест, такой доверительный, но как больно. Постаравшись выдавить из себя ответную улыбку, Диаваль поспешил за ним. Если сегодня будет выступать Роуз, он просто обязан это услышать, потому что даже Ди был образцом сдержанности и самоконтроля рядом с ним. Роуз может разойтись не на шутку и успеть сказануть лишнего. Даже если у него заготовлена речь, и он будет читать её просто с листа.
В зале Ди не удержался, чтобы не окинуть взглядом трибуны милитаристов. И, не заметив там никого, кого он видел в обозе или на рынке, он едва заметно выдохнул. Похоже, Беладонна напугала их всех очень убедительно. Или же, учитывая, что ещё немного — и начнётся судебный процесс против всех, кто связан с работорговлей, они и так уже не имели права заседать в парламенте. Он вообще видел много изменений, его тут не было больше двух месяцев, а казалось, что целый год. Дело сдвинулось с мёртвой точки, и это ужасно радовало. Нет ничего хуже застоя в таком положении. Пожав руку Даниэлю, Ди постарался выдохнуть, хоть это и вышло нервно.
— Мы начнём наше заседание с выступления беспартийного активиста, посланца красного креста, мистера Роуза Вите. Он любезно предоставил на рассмотрение бумаги и отчёты по лагерям военнопленных и лагерям солдат-срочников. Пройдите за трибуну, — Роуз, сидящий в первом ряду, тут же взбежал на помост и встал за кафедру. Он явно слегка торопился и из-за этого чуть не уронил один из листков. — Вы можете высказывать свои оценочные суждения, но прошу воздержаться от излишней грубости и подтасовки фактов. У вас есть три минуты на выступление.
— Благодарю, мистер Сатлер, — Роуз поправил чёрный, как и всегда, шейный платок и слегка кашлянул. — Я буду говорить от лица целой организации как полномочный представитель. И мне бы хотелось сразу, в память о моих погибших коллегах, напомнить всем военным чинам, которые отдают приказы. Жизнь одного участника красного креста будет засчитываться в суде за двоих. Кхм. Лагеря военнопленных и ранее не блистали санитарными условиями, но сейчас это вышло за всякие рамки. В лагере близ Ихантала снова вспышка тифа, в лагере под Диношем туберкулёз выкосил уже четыреста тридцать шесть человек на момент нашего там пребывания. Эта ситуация становится неконтролируемой, все эти болезни, в первую очередь, угрожают нам — сейчас, в условиях полного коллапса производства вакцин и антибиотиков, мы можем стать лёгкой добычей. Не думаю, что эпидемия брюшного тифа сильно скрасит и без того серую действительность. Но самое важное, о чём я хочу сказать… Как минимум пятьсот человек лагеря под Диношем оказались нашими же рядовыми солдатами, — зал мгновенно взорвался от возмущений. — Нами были получены ротные журналы, всё было сверено и подтверждено, что в лагере военнопленных находятся наши же военные. Администрация лагеря в лице мистера Криди отказалась комментировать это обстоятельство. После чего барак с военными и нашей миссией обстреляли из артиллерии.
— Что за чёрт? Какого дьявола там происходит, на этой передовой?
— Мы требуем отправить защищённых наблюдателей в каждый полк, нам нужны гарантии отсутствия произвола!
— Сейчас же упразднить все лагеря военнопленных! А администрации поставить под трибунал за преступления против государства!
— Тише, — мистер Сатлер стуком молодка призвал всех к тишине и сложил руки на столе. — Диаваль Соль, встаньте, пожалуйста, — Ди тяжело сглотнул, не готовый к этому, но встал. — Что вы можете сказать по поводу условий содержания военнопленных в лагерях?
— Прошу прощения за излишнюю прямолинейность, но смотрители истязают людей, пытают, насилуют женщин, — сидящая в углу леди Донаван, которую Диаваль хорошо запомнил по короткой стрижке, в голос выругалась. — И не только женщин.
Стоящие у окон журналисты так быстро что-то писали, показалось, что они сейчас протрут свои блокноты насквозь в попытке записать каждое слово и побыстрее выдать новый номер в печать. А вот дальнейшие возмущения парламентариев уже сдерживать никто не стал, то и дело слышались выкрики про роспуск парламента. А Диаваль чувствовал тяжёлый взгляд в висок. Он знал, кто смотрит, только один человек так на него смотрел. Вальдемар рядом с ним зашипел сквозь зубы «Джером» и презрительно скривился. Он снова на поле боя, и пули свистят в миллиметрах от головы.
Неделя медленно, но верно подходила к концу. Следующее заседание, на котором снова будет обсуждаться проект мирного урегулирования, неумолимо приближалось и вместе с ним приближалось ощущение неминуемого кошмара. Ди почти видел этот ящик Пандоры, который предстоит открыть. Его появление и без того пошатнуло парламент. Выступление Роуза вызвало столько возмущений, что мирный митинг чуть не перерос в стычки с полицейскими. Люди устали, им надоело ждать, они не понимают, что нужно ещё столько сделать, чтобы действительно прийти к миру. Нужно разоружить армию, вернуть всех назад, поднять хоть немного производство. А прежде чем они наконец получат недорогой уголь, может пройти ещё один ужасно холодный год. Но всем им жизненно необходим свет в конце туннеля, чтобы наконец понимать, ради чего всё это. Потому что даже Диаваль уже страшно устал от того, что происходит, хотя он тут меньше года и до этого жил в другом мире, относительно благополучном.
В доме висело напряжение, которое можно было даже ощутить на коже. Шерли уже выпустили из-под ареста, и она наконец сделала вкуснейший рататуй, чему сама была рада до слёз. Но одной едой, увы, удивительно серую промозглую апрельскую пятницу не скрасишь. Чтобы хоть как-то заставить себя отвлечься от этого всего, Диаваль засел в музыкальном зале. Романс он уже перенёс на чистовик и просто оттачивал игру, размышляя над тем, с какими эмоциями стоит играть тот или иной момент. Хотя сейчас казалось, что эта песня разрывает сердце, потому что она была о любви, которой не должно было быть. И это ужасно неприятно давило на него. После очередного прогона, он не выдержал и закрыл тетрадь. А потом упёрся локтями в пюпитр и закрыл лицо руками. Да почему, почему именно сейчас он так всё переживает? Сейчас, когда и так моральные силы вечно в недостатке. А тут ещё эта любовь чёртова на голову упала. Он давно подозревал это в себе, но вспышка ревности наконец всё оголила и кинула ему в лицо. Любуйся, Диаваль, что ты натворил.
— Я слышал, ты играл, — он вздрогнул и обернулся. Прямо позади него стоял Вальдемар. Он перебирал пальцами ручку трости и смотрел какими-то мутными глазами на Ди. — Вы со Стивеном всё же осуществили грандиозный план?
— Да. Правда мне кажется, что общество может настолько эмоциональную песню не воспринять.
— Глупости. В народе ходит песня про девочку со спичками, которая замёрзла насмерть в канун Рождества. И про васильки на могиле матери маньяка, который лет тридцать назад весь город держал в ужасе. Так что вряд ли ты отличишься особой кровожадностью. — Вальдемар присел рядом и наклонил голову. — А можешь сыграть?
— Сыграть конечно, а вот спеть… Нужно найти кого-то с высоким звонким голосом.
— Ну я бы сначала хотел послушать в исполнении автора.
Ди, стараясь не смотреть на него, открыл тетрадь и положил пальцы на клавиши. Он боялся, что не сможет выдавить не звука, что горло перехватит в самый нужный момент. Но на удивление, ничего такого не случилось. Он знал слова наизусть, поэтому смотрел только на клавиши. Хотя хотелось зажмуриться, он боялся расплакаться. Он понимал, что Стивен писал о себе, но, Боже, у скольких людей она вызовет такие же эмоции. И музыку он написал подобную стихам, как снег, укрывающий остывшее сердце, лёд, метель. Тонко, изящно, но к концу всё тяжелее и тяжелее, словно снега становится слишком много. Едва закончив, Ди тяжело сглотнул и медленно обернулся к Вальдемару. Тот смотрел в окно поверх его головы и почти не моргал.
— Знаешь… Это потрясающе проникновенно, — Он опустил глаза на Диаваля и улыбнулся. — Почему ты не можешь сам её исполнить? У тебя прекрасный голос.
— Я композитор, но, увы, не певец. Тем более, как автор, ближе к сердцу принимаю, и голос может сорваться, — Диаваль вздохнул, чтобы решиться. — А ты мог бы спеть?
— Я не пою. Только тихо напеваю, не больше. Так уж случилось. Тем более пока я не выздоровел окончательно, мне даже говорить слишком громко нельзя.
— Ну хотя бы один куплет, для меня, когда мистер Ру разрешит. Я очень хочу услышать.
Вальдемар улыбнулся ему и погладил по плечу. Диаваль знал, что он может просить так, что никто не посмеет отказать, и очень надеялся, что не растерял это умение. Стивен заинтриговал его не на шутку, сказав, что Вальдемар может петь, он просто обязан это услышать.
Похоже, что ящик Пандоры он открыл в пятницу, сыграв Вальдемару романс. Он и до этого был удивительно задумчив и погружён в себя, а после и вовсе провалился так глубоко, что, казалось, перестал что-либо замечать вокруг себя. Вальдемар с головой ушёл в некую работу, о которой не знала даже Белла, а когда спрашивала, получала в ответ только пожатие плечами. Диаваль, как сомнамбула, бродил по поместью, не смея снова играть эту проклятую музыку и не зная, чем заняться. Не хотелось ничего: ни читать, ни писать, даже к матери за это время он почти не заходил, она наверняка понимала, что он избегает их с братом. Но лучше ей не знать, она же по глазам увидит всё то, что его грызёт. Нет, не стоит.
Сидя в трофейной и поглаживая зачем-то чучело выдры, Ди смотрел в окно на весенний пейзаж и ни о чём не думал. Нет ничего важнее умения отключать мозг временами. Просто перестать думать о проблемах и хорошем, только смотреть вдаль и всё. Он называл это состояние «становиться ветром». Вальдемар уехал с утра, как и все последние дни, и это даже отчасти помогало, сглаживало все болезненные эмоции. От этой мирной тишины его оторвал чей-то вскрик со стороны холла. Странно, кто-то поскользнулся и упал? Такое уже случалось, Вальдемар сам временами проклинал излишне гладкий мраморный пол. Можно было, конечно, не обращать внимания, но он решил пойти и проверить. В холле никого не было, но со стороны каминной залы стало слышно тихие ругательства. Ди зашёл в залу и замер на пороге.
— Вальдемар, — Вальд резко обернулся к нему, и Диаваль в ужасе заметил кровь на поспешно спрятанной за спину руке. И трость в другой руке. — Ты… порезался клинком в трости?
— Ну… Да, протирал и когда закладывал в ножны… — Вальдемар показал руку. На ладони оказался живописно вырван небольшой кусок. — Между эфесом и ножнами попало и защёлкнулось. А я сдуру тряхнул рукой.
— Он же отравлен!
— Отравлен только кончик, я же не дурак так рисковать, — Вальдемар успокаивающе улыбнулся ему и принялся платком закрывать ладонь. — Кончик окунут в пропитанную ядом тряпку.
— Ты уверен? Может, стоит позвать мистера Ру? — Вальдемар нервно рассмеялся.
— Если я отравлен, то тут поможет только Господь. Это яд кобры, он парализует сердце, — Диаваль чуть не задохнулся от страха.
— Так ты уверен в том, что не отравлен?
— Не переживай так, правда. Я бы почти сразу почувствовал, рука бы онемела. А так я чувствую дикую боль. Ещё и заново протирать придётся всё. Чёрт…
— Отложи пока, может, сегодня не твой день. Завтра утром на свежую голову, перед поездкой в парламент.
— Хорошо, раз уж ты так волнуешься.
Вальдемар здоровой рукой погладил его по плечу и пошёл куда-то к кухне, на ходу приказывая вызвать домашнего врача, чтобы тот перевязал ему руку. А Диавалю начало казаться, что Вальдемар всеми силами пытается всунуть голову в гильотину. Может, не совсем осознавая это, но последние несколько дней он был сам не свой. Он почти перестал бывать дома, уезжал рано, приезжал поздно, на коне, без экипажа. Сегодня он впервые за всё время был дома в обед, но от этого не было легче. Он бродил как неприкаянный, что-то шептал, метался по дому, почти ни с кем не говорил, Беладонну и вовсе избегал всеми силами. Диаваль по-настоящему начал бояться за него. Как будто всё это время Вальдемар медленно, но верно сжирал себя изнутри и окончательно уничтожил собственную опору. Диаваль чувствовал себя человеком, жалким и маленьким, пытающимся сдержать рассыпающуюся скалу. Как же прав был Стивен, когда говорил о соломинке, Вальдемар слишком долго играл роль плотины, запас прочности исчерпан.
Ощущение висящего над головой тяжёлого меча угнетало, казалось, что ему пора взять Вальдемара за руку и ходить за ним. Его отчуждённость пугала, он всегда рвался в бой, был в первых рядах, а тут такая холодность и аморфность, что хотелось на стену лезть. И что конкретно делать тоже было не понятно, Вальдемар чётко дал понять, что вся эта любовь только его ноша. Но это неправильно, любовь нужно делить пополам, иначе зачем она нужна?
Уже стоя на пороге кабинета, Ди колебался. Это всё, конечно, ужасно, но придумать ничего лучше не получилось. Ему жизненно необходимо было узнать, кто она и есть ли хоть какая-то возможность придвинуть её поближе к Вальду. Даже если он сам себе зубы сотрёт, скрипя ими от злости. Эта девушка даже ничего не знает, конечно, она не может даже выразить какие-то чувства к Вальдемару. А если она замужняя, так он хоть будет знать, как правильно с ним говорить, как утешить. Дойдя до этой мысли, он тихонько прошёл в кабинет, прикрыв за собой дверь, и огляделся. Скорее всего, стоит начать с тех мест, куда Беладонна не заглядывала. Учитывая, что она имеет доступ сюда, она точно всё давно уже обыскала. Усевшись в невероятно удобное кресло Вальдемара, Диаваль огляделся. Куда бы он положил портрет любимого человека? Письма? Оглядев стол со всех сторон, он принялся прощупывать его на потайные ящички. У него таких была целая масса, для тех же чеков, кое-каких драгоценностей, ценных бумаг. Но стол не открывал секреты, никаких замочков или зацепок. Диаваль нахмурился и облокотился на столешницу. Выстеленная тёмно-бардовым сукном, она была большая, массивная, удобная. Стоп. Диаваль отстранился от стола. Толщина столешницы не походила на толщину цельной доски. Слишком много. Нахмурившись, он приложил ухо к столу и постучал. Пустота. Отлично.
Аккуратно подняв сукно со столешницы, он едва не хохотнул. Под крышкой из стекла прятались несколько ящичков на замках. Открыв стеклянную дверцу, он поморщился. У него не так много времени копаться во всех замках, нужно понять, какие будут первыми. На крышках были выведены рукой Вальдемара какие-то совершенно ничего не значащие символы. Проведя по ним рукой, Диаваль вытащил шпильки и крючок. Вот и настало время этих бесполезных умений. Замки вскрывать его научили в консерватории, чтобы пробираться по ночам в залы и репетировать. Потом это умение пригождалось ему несколько раз, причём в самых абсурдных ситуациях, Ди всегда обещал себе, что не будет этого больше делать. Но сейчас ситуация требовала срочных решительных мер. Поэтому он выдохнул в сторону и начал ковырять первый замок. Он на удивление быстро сдался, там лежали финансовые бумаги. Быстро перелистав их для верности, Ди положил всё обратно и закрыл как было. Следующий он почему-то решил пропустить, символы на крышке казались знакомыми, он подобные видел на конвертах тайных переписок. Третий ящик оказался забит документами по профсоюзам. Четвёртый ящик так долго не поддавался, что Диаваль уже решил, что это знак и это именно то, что нужно. Но там лежали те самые документы, которые привёз мистер Мёрдок. Покопавшись в папке, Диаваль уже решил вернуться ко второму, но заметил на дне ящика какую-то подозрительную выемку. А может, это двойное дно? Поддев край дна шпилькой, Диаваль затаил дыхание. Казалось, что там скрывается что-то невероятное, так прятать какие-то не особо важные мелочи странно.
На дне ящика лежали письма. Несколько аккуратно запечатанных писем без адреса, абсолютно пустые, стопка перечёркнутых до не читаемости листов и какие-то свёртки. Диаваль поднёс к глазам эти грязные листы и ахнул. Это они, любовные письма. Почему какие-то погибли в камине, а эти остались? И почему три уже практически готовы к отправке? Вальдемар действительно хотел их послать? Тяжело вздохнув, чтобы перестать трястись от волнения, он аккуратно открыл одно письмо, не ломая печати. Плотная вексельная бумага с гербом никак не сочеталась с тем, что было написано в письме. Диаваль почувствовал, как к горлу подступает комом из слёз и боли. И почему только его нельзя выплюнуть? Он ненавидел вмешиваться в чужие жизни и тем более отношения, но сейчас ему хотелось самому сжечь чёртово письмо. Слишком больно, слишком сильно. Ему казалось, что он чувствует то же, что и Вальдемар, эту любовь, у которой никогда не будет продолжения и свою ношу придётся волочь самому. Диаваль всё время её тащит, ещё с тех пор, как столкнулся с Вальдемаром в его кабинете впервые, когда решалась его судьба. И если он всегда любил на холодную голову, не давая выскользнуть наружу даже крошке лишних эмоций, сейчас его просто разорвало, окончательно и бесповоротно. Впервые в жизни ему хотелось наплевать на все свои собственные правила и пойти к Вальдемару, взять его за плечи, встряхнуть хорошенько и орать ему в лицо, что к чёрту такую любовь.
Кое-как вытерев выступившие слёзы от тупой боли, он вложил письмо обратно. Ни имени, ни адреса, никаких намёков, письмо такое простое, искреннее, но ничего земного, словно Вальдемар обращается к музе, ветру, чему-то эфемерному и несуществующему. В остальных бумажках тоже ничего полезного не оказалось. Можно посмотреть свёртки. Он аккуратно развернул один, и сердце провалилось в пятки. Ди держал в руках собственное кольцо-печатку с отцовским гербом. Оно лежало в саквояже, который у него отобрали в лагере. Как? Как Вальдемар его нашёл? И почему не отдал сразу? В голову ударила дикая догадка, и, разворачивая второй свёрток бумаги, Диаваль уже понимал, что может там лежать. Из свёртка на него смотрел он сам, та самая фотография, которая красуется на полосах международных газет. В нескольких местах поцарапанная, потёртая, но всё ещё очень яркая. И записка размашистым почерком Вальдемара. «Есть вещи, которые не случатся».
Диаваль не понимал, что произошло. То ли мозг вцепился в это, как в надежду на взаимность, то ли это правда. Что ещё делать этим вещам в одном ящике с любовными письмами. Эти письма Вальдемар писал ему! Ему, а не какой-то девушке! Ни одного указания на женский пол, ничего в этих письмах, Вальемар сделал всё, чтобы не выдать себя даже в этом. Ди принялся лихорадочно пытаться понять, что делать с этим. Прямо сейчас бежать к нему, чтобы признаваться в любви? Холодный разум напоминал, что они всего полгода хорошо знакомы, какая любовь. Но ему в кои-то веки стало вдруг плевать. Плевать. Он побывал в аду и, выбравшись оттуда, не собирался больше жить полумерами. На всё плевать, на людей вокруг, на весь мир. Он имеет право, заслужил. И Вальдемар тоже, если он не ошибается. Придётся спросить Вальдемара лично, ничего другого не остаётся. Спрятав кольцо и фотографию с запиской во внутренний карман жилета, Ди аккуратно сложил всё как было, пригладил сукно на столешнице, поправил кресло и быстро вышел. И на лестнице едва не задохнулся. Вальдемар поднимался прямо к нему навстречу, грустно улыбаясь.
— Я всё ещё жив, так что всё хорошо.
— Просто я вправду переживаю, ты для меня очень важен, — слова пришлось из себя выжимать. После таких невероятных открытий казалось, что Вальд изменился. Хотя скорее это он сам стал более внимательным. Он не замечал этих морщин на переносице, когда они появились?
— Сегодня я наконец взял за хвост человека, связанного с убийством родителей.
— И где он?
— В нашей допросной комнате, за ним следят полисмены, даже отравиться или удавиться не получится, пока не выдаст всего, что знает, — Вальдемар положил руку ему на плечо. — А ты какой-то потерянный… Что-то случилось?
— Нет, всё в порядке… Знаешь, после того, как я нашёл маму с братом, я больше от судьбы ничего желать не смею, — Диаваль вымученно улыбнулся.
— Я очень рад за тебя, наши родные люди сейчас самое главное богатство, — Вальдемар в ответ улыбнулся ему. Если бы кто со стороны смотрел, подумал бы, что они что-то отнюдь не радостное обсуждают, с такими-то лицами.
Проследив за ушедшим в свои спальни Вальдемаром, Диаваль сбежал в свою комнату и наконец надел кольцо на палец. Такое привычное движение, каждый раз, когда он вставал утром, мыл руки, кто-то делал, а потом надевал кольцо и поправлял так, чтобы сидело ровно. Диаваль прикоснулся к нему губами и прошептал «спасибо». На самом деле он знал, чего ещё можно попросить у судьбы.
Диаваль сидел в комнате матери и тихонько обсуждал с ней возвращение домой. Сейчас уже он не боялся, что она что-то поймёт. Пусть, может, она даже поможет, что-то объяснит. Мать накручивала его волосы на пальцы и улыбалась, а Диаваль почти дремал. Он обожал, когда кто-то пальцами трогает волосы, разрешал это только родным, и то только тем, кому доверял. После всего, что он узнал, ему хотелось рассказать обо всём маме, но он боялся сказать что-то не то. Поэтому Ди просто старался отвлечься, хоть внутри всё и кипело. От спокойной умиротворённой беседы их отвлёк звук кромкой ругани с первого этажа. Диаваль нахмурился, услышав, как Вальдемар кричит, и быстро вышел к лестнице.
— Кто-то пролез в мой кабинет и залез в ящики стола! — Диаваль вздрогнул. Бушующий Вальдемар вылетел из каминной залы, сквозь зубы проклиная всех и вся. За ним выбежала Белла, тщетно пытающаяся его успокоить. За ними почти на цыпочках выбежали испуганные до слёз Ани и Хильда. — Хватит с них соглядатаев, мне всё это надоело, я лично вытрясу из каждого в этом доме всё, что мне нужно! Почему я вынужден носиться с ними, а они на меня плевать хотели?
— Вальдемар, остынь, твою мать! Я сама всех допрошу, только пожалуйста, успокойся, — голос Беллы из бального зала на фоне почти рёва Вальдемара звучал комично, и Диаваль неуместно прыснул в кулак.
— А вы двое, если я ещё раз увижу, что вы подслушиваете, прикажу выпороть. Если закрыта дверь, значит, всё сказанное не для ваших ушей! — стоящие в дверном проёме Ани и Хильда тут же закивали. — Жизель ко мне сейчас же, пусть соберёт всех, кто входил сегодня в дом! — Вальдемар пронёсся обратно в каминную залу и вышел уже с какой-то папкой. — Ещё у меня в потайных ящиках какие-то ублюдки не копались!
— Почему какие-то? — Диаваль тут же привлёк его внимание. Он видел, как Вальдемар пытается успокоиться, чтобы не сорваться на него. Скрываться смысла он больше не видел, потому что если он не раскроется, то невинные люди могут пострадать. Он вытащил фото с запиской из внутреннего кармана и выставил вперёд. — Это потерял?
— Какого. Чёрта. Это у тебя, — Вальдемар начал медленно подниматься по лестнице. От его взгляда стало страшно, но Диаваль постарался как можно более спокойно посмотреть ему в глаза.
— Может, потому, что это мои вещи?
— Верни, — Ди почувствовал, что срочно нужно что-то сказать, чтобы охладить медленно надвигающегося на него Вальдемара, потому что у того на лице читалось бешенство. Даже Беладонна его боялась в такие моменты.
— А то что? Палец вместе с кольцом отрубишь если не отдам? — Диаваль выставил фото и записку в сторону, за парапет балкона и нахмурился. — Ну давай, отрубай, мистеру Ру потом сам будешь объяснять, зачем его труд похерил, — то ли он уже настолько выучил Вальдемара, то ли просто случайно, но он попал в точку. Вальдемар тут же изменился в лице, словно пришёл в себя. Даже глаза стали светлее. По его лицу было видно, что он не в восторге от самого себя и того, что сказал Ди.
— Глупость. Какого чёрта тебе понадобилось в моих ящиках?
— Не притворяйся, — Диаваль сам шагнул к нему поближе и протянул фотокарточку. — Или ты думаешь я не понял, что в том ящике забыла моя фотография? — взгляд Вальдемара забегал по сторонам. В холле наступила оглушительная тишина, было только слышно, как прерывисто, как будто на грани истерики, дышит Вальд. — Скажи мне, эти письма. Они были… Мне? — тишина. Голос Ди упал до сдавленного сипа, он надеялся, что его хотя бы услышат. Вальдемар опустил лицо, пряча глаза. Диаваль почувствовал, что внутри как будто взорвался вулкан, ему перестало хватать воздуха, а перед глазами начало темнеть, горло сжало ещё сильнее. — Та идиотка, из-за которой ты, идиот, пытался себя убить несколько раз — это я? — Диаваль чувствовал, как закипает. Ему казалось, что он сейчас и вовсе ударит Вальдемара, настолько его разозлило всё это. Он понимал его неловкость, принимал её, но не попытки самоубийства! Он делал всё, чтобы спасти Вальдемара, чтобы быть рядом, быть полезным хоть в чём-то, не отталкивал, принимал. А этот дурак решил лишить его даже шанса быть рядом с собой. — Говори. Говори сейчас же! И это так ты хотел меня защитить? Лишив последней поддержки и защиты всю партию, всю страну и меня лично?! Какой же ты дурак, господи!
— Да! — снова тишина. И все смотрят на них. Успевшая прибежать Жизель с несколькими слугами тоже. Диаваль испуганно окинул взглядом толпу и понял, что дурак тут только он. Заставлять Вальдемара признаться в порочной любви при людях… Вот уж молодец, а ведь он знал слухи, уже успел понять, что Вальдемар никогда и ни к кому не выражал интереса, ни с кем не встречался, не переписывался и вообще слыл чёрствым, как недельный хлеб. И если для Вальда он и вправду первое романтическое чувство, то это было жестоко. — Да, это ты. Всё? — Вальдемар вскинул на него лицо, не выражающее ничего, вырвал из руки фотографию с запиской и пошёл к выходу из дома. Диаваль тут же кинулся за ним, но он у двери обернулся и хмыкнул. — Я не убивать себя, не беспокойся, я в городской дом. Избавлю всех от своего присутствия.
Хлопнула дверь, тишину разбила Белла, которая тут же с шипением разъярённой кошки принялась разгонять слуг. Кто-то опустил руку Ди на плечо и тот едва смог поднять взгляд. На ступеньку выше стоял брат и грустно улыбался. Вся семья знала о том, какой он, и принимала таким. Но это ему повезло, а Вальдемар? Он спас Стивена, он не понаслышке знает, как относятся к открытым геям в этой дурацкой стране и ведь и его семья могла относиться подобным образом. А если он сжигал письма потому, что отрицает эту любовь как грех? Диаваль только сейчас понял, что его собственные мысли затмили разум, доводы рассудка. Не разобравшись, вот так в открытую, выставив Вальдемара непонятно кем, не наедине, а перед толпой людей. Насильно вытащил его за руку из шкафа.
Вывернувшись из-под руки Мишема, он кинулся к подъезду, но там никого не было. Наверняка поедет без экипажа, просто верхом. Он уже кинулся к конюшням, как увидел Вальдемара и несколько всадников, которые уже мчались к воротам. Не успел, ничего не успел… Диавалю показалось, что он сделал нечто по-настоящему отвратительное. Оторвал бутон прекрасного цветка, зверски и некрасиво. К горлу подступил комок. А что, если поехать за ним? Нет, он сейчас не захочет говорить, Диаваль бы не захотел, слишком больно, слишком остро. Он чувствовал, что ему в спину смотрит множество глаз, и если он привык к такому, то Вальдемар наверняка нет. Прерывисто вздохнув, он прижал руку к горлу, чтобы хоть как-то избавить себя от мучительного спазма.
Диаваль вышел из своих комнат только поздно вечером, когда солнце начало садиться. Опустив глаза в пол, стараясь не смотреть на тех, кто прошёл мимо, он вышел через второе крыльцо на площадку над рекой и присел на холодную мраморную лавочку. Беладонна попыталась с ним поговорить, но Ди даже не впустил её в комнату. Убегать ото всех — не самое умное решение, но ему было жизненно необходимо собраться с мыслями, обдумать всё. Сгоряча-то он уже много дел натворил, сам не рад. Он услышал сзади чьи-то шаги и только тяжело вздохнул. Только бы это была мать или Мишема. Они знали, что ему не нужны слова в такие моменты, ему нужны только молчание и тёплая рука на плече.
— Ди, встань, пожалуйста, — нет, не угадал, это Стивен. Он накинул на лавку тёплый плед, вручил Диавалю свой шерстяной закрытый пиджак и сел рядом. — Не стоит на улице сидеть в таком виде, именно из-за такой беспечности сейчас легко простудиться, — Диаваль молча надел пиджак и засунул руки в карманы. Он не очень об этом думал, когда сбегал из дома. — Если совсем честно, я не удивлён произошедшему… — Стивен поёрзал на лавочке и поправил тёплый жакет. Апрельское солнце садилось в холодное море, превращая реку в жидкое золото. Красота, которой можно восхищаться бесконечно. Но не Диавалю сейчас. Он кисло хмыкнул и опустил голову.
— Не удивлён моей жестокости? Я сделал ему больно…
— Я не об этом. Знаешь, те, кто его плохо знают или же предпочитают не лезть слишком глубоко не заметили бы того, что я заметил тогда. Когда я подошёл к вам, он так приобнял тебя… Он как будто хотел, чтобы мы с тобой не знакомились. И когда я предложил уехать ко мне, мне показалось, что он скажет «нет», он знал, что я падок на мужчин. И когда он просто взял и позволил… Я подумал, что, наверное, несколько лет вдали от него слишком исказили мои воспоминания о нём. Но я оказался прав. Он всё это время так на тебя смотрел, так прикасался… Только к тебе, ни к кому больше, — стивен положил руку ему на колено и заглянул в глаза. — Он никогда ни в кого не влюблялся, я не помню ни одного случая, ни одного намёка в письме, и тут такое…
— И я всё растоптал. Я был слишком груб, он наверняка подумал, что я один из того общества, которое истязало его за мнимую связь с тобой… — Диаваль закрыл глаза ладонью чтобы скрыть выступившие глупые слёзы. И зачем они? Не поздновато ли? Надо было плакать на лестнице, хватать Вальдемара за руку и не отпускать. А он дал ему уехать… Он вспоминал свои слова и не мог вспомнить ни одного, которым бы не обвинял Вальдемара, в котором бы говорил о взаимности. Нет.
— Любовь, конечно, чувство тонкое, но я уверен, если не терять времени, если успеть с ним объясниться, всё будет хорошо. Всё важно вовремя, — Стивен обнял его. Вальдемар обнимал совсем не так и Ди наконец понимал, о чём была речь. — Поверь, даже если он обижен, оскорблён и ему больно, он ждёт, мечтает о том, что ты ему признаешься в ответных чувствах. Чтобы он знал, что это даже если и неправильно и ужасно, то хотя бы вместе с человеком, который нужен. Поверь, я знаю, о чём говорю, я живу так уже несколько лет.
Погладив Ди по волосам, Стивен отстранился и окинул взглядом пейзаж. Солнце медленно скрывалось в воде, погружая всё в холодные сумерки. Хлопнув себя по коленям, он встал, поднял Диаваля и повёл на кухню. Сейчас бы бокал вина, а лучше три. А может, и больше, чтобы не сдохнуть от осознания вины за ночь. Завтра им ехать в парламент, а туда Вальдемар приедет точно, быть может, получится с ним поговорить уже по-человечески.