Не целься мне в сердце

Его дни на Рускаине были похожи один на другой и при том — кардинально отличались. Подъём на рассвете, тренировки, поиски еды и попытки договориться с местной фауной. Здесь была безумная, даже по меркам Гранд Лайн, погода — сорок восемь сезонов! — растения, готовые сожрать тебя в любую минуту, вулканы и всевозможные чудовища, в общем, здесь было всё, что нужно, чтобы точно не соскучиться. Но, кроме обычных дней, были и другие — выходные, точнее, дни, когда Хэнкок срывалась с места, прихватив целый воз еды, и падала, как снег, им на головы. Рейли-сан ворчал, что она срывает им тренировку, Хэнкок орала на него, что сама могла бы проводить тренировки куда эффективнее. Луффи же предпочитал пользоваться случаем и как следует пожрать — готовить он умел, но без изысков, а Хэнкок каждый раз норовила превзойти саму себя. Видимо, верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а не грудную клетку. Откуда только такие странные выверты анатомии? Это было печально: что бы он ни делал, как бы себя ни вёл, ничего не помогало. Будто бы она видела и слышала что-то своё, а не то, что происходило в действительности! Луффи жрал: хватал еду руками, заталкивал в рот, говорил, не прожевав, и даже рыгал. Ничего не помогало, Хэнкок по-прежнему глядела на него влюблёнными глазами. Ужасно! Вот как можно не смотреть, когда она так смотрит? Как можно вообще быть такой, когда у него вот прямо сейчас не на что отвлечься? Разве что тренировки, но утренние закончились, а вечерние не начались. Луффи всегда отдавался любому делу целиком и полностью, не распыляясь на мелочи, только последовательно: сначала одно, потом — другое. Это его и спасло, по всей видимости: слишком волновался сначала за свою команду, потом и за Эйса, вот и все старания Хэнкок не возымели эффекта. Луффи смотрел на неё, но не видел толком, думал ведь о другом. Теперь всё было иначе, хорошо хоть мясо есть, можно смотреть жадно на него, а не на её грудь. — Тебе нравится, как я готовлю? — умильно спросила Хэнкок, прижав ладони к щекам. Пока она так кривляется, тоже немного проще, хотя сиськи, едва не вываливающиеся из глубокого выреза рубашки, упорно притягивали к себе внимание. — Ах, как бы я хотела, чтобы тебе нравилось! Чтобы ты сказал, что… Чего Луффи не любил, так это чувствовать себя говнюком. Жизнь доказывала ему, долго и упорно, что идиотом выглядеть удобно — что с придурка взять? С самого детства, когда они только-только всерьёз взялись за контрабанду, возраст играл на их стороне. Если Эйс в те времена был хмурым и подозрительным, а значит, и сам вызывал подозрения, Луффи улыбался во весь рот, хлопал глазами, и никто не мог даже подумать на него. Что очень многое было сказано не по простоте душевной, а с умыслом. Стащил на рынке корзинку с яйцами или дорогущую вырезку? Да, в это поверят с лёгкостью. Но ничего более сложного, разумеется, он ведь идиот! Никаких проблем, пусть считают его глупым. Это и в последний год помогало: пока их команду не воспринимали всерьёз, пока их недооценивали… это дало им шанс выжить и пройти до самого конца первую половину Гранд Лайн. Дальше будет хуже, дальше уже репутация не спасёт. Пусть все знают, что он идиот, но также знают, что он — сильный идиот, который не остановится ни перед чем. Стоило ли прекратить? Но маска уже приросла к лицу и дарила столько возможностей хорошенько посмеяться! И вот теперь он чувствовал себя говнюком, потому что даже идиот не может не понимать, чего Хэнкок от него хочет, так ведь? Жестоко и некрасиво замалчивать и пускать на самотёк. Она ведь помогла ему. Без неё он не смог бы сделать даже этой малости. Эйс не был казнён. Он умер не в кандалах, он умер свободным и сам выбрал этот путь. Больно, невыносимо больно, и никогда не перестанет болеть, но… Но он сам сказал, что ни о чём не жалеет, как они и обещали друг другу в детстве. Луффи тоже не хочет жалеть, особенно — об упущенных возможностях! Особенно когда они так смотрят — серьёзно, кто бы устоял? Только слишком ярки воспоминания о Маринфорде и громогласное объявление о матери Эйса. Так подставить Хэнкок — последнее дело. — Я не женюсь на тебе, — сказал он. Без улыбки, так серьёзно, как только смог, даже жевать прекратил. — Не женюсь. Прости. Хэнкок оборвала свой щебет на полуслове, прикусила губу, а потом вдруг усмехнулась. Села чуть иначе, и вот уже перед ним не женщина-соблазнительница, а уставшая пиратка. Самое поганое, что так она ему ещё больше нравилась. — Стоило ожидать, наверное, — сказала она. — Когда столько лет все вокруг в полном восторге от тебя, и тут вдруг кого-то не берут ни внешность, ни способности. Заставляет задуматься и присмотреться. Увидеть личность за ворохом масок, влюбиться… Только вот это не меняет того, что я тебе никогда не нравилась, да? Поэтому на тебя и не действует моя сила. Закономерно. — Если бы ты чаще присматривалась, давно нашла бы кого-нибудь… — попытался отшутиться Луффи, но, раз уж начал честно, какой смысл останавливаться? — Да нет, тебе не нужен «кто-нибудь», тебе же не интересно, когда реагируют, ты не станешь присматриваться. Не станешь интересоваться тем, кто слабее тебя. — Выходит, замкнутый круг, да? Мне не интересны те, кому интересна я, нужно непременно влюбиться в того, кто равнодушен. Что это, плата за силу? Или судьба мстит за то, что я сама к стольким равнодушна? Луффи прикрыл глаза и сосредоточился. За прошедшие полгода он успел многому научиться, так, что сейчас нащупал сознанием голос Рэйли, чтобы лишний раз убедиться — тот оставил их наедине, сам — на другом конце острова. Поблизости было лишь несколько животных да волновалась команда Хэнкок на борту её корабля. Никто не мог их увидеть или услышать, а значит, можно было не кривляться и не строить из себя всякое, привычное, но совсем неуместное сейчас. — Это плата за амбиции, — признался Луффи. — Мои, а не твои, так что не принимай на свой счёт. — Пояснишь? — спросила Хэнкок после долгого молчания. — Ты мне очень помогла, я считаю тебя своим другом, — постарался объяснить Луффи. — А подставлять друга — гадство. Не мне говорить о морали, конечно, но… у каждого свой предел и свои понятия о правильном. О справедливости, если хочешь. — И свой набор дежурных масок, — согласилась Хэнкок. Взяла с блюда фрукт, названия которого Луффи не помнил, впилась в него зубами, забрызгивая всё вокруг соком. Никакой безупречности, выверенной грации и игры на публику. Она уничтожала фрукты с яростным остервенением, почти так же, как Луффи жрал своё мясо. — Хорошо, — мрачно сказала она, облизала пальцы и продолжила: — Ты в меня не влюблён. Жениться на мне ты не будешь, и я поняла твою мысль — это может стоить мне статуса Шичибукай, что подвергает опасности весь остров. Но потрахаться-то мы можем? Хорошо, что он в этот момент ничего не жевал, а то непременно поперхнулся бы. Боа Хэнкок, Императрица Пиратов и правительница Амазон Лили предлагает просто потрахаться? Ни за что бы не поверил, если бы не услышал сам. — Знаешь, ты не очень похожа на девицу лёгкого поведения, — заметил он. — В смысле, на таких, как ты, сначала надо жениться, а потом тащить в койку! Хэнкок выглядела до странного удивлённой его словами. Сначала удивлённой, потом — расстроенной, затем её губы скривила горечь. — Не беспокойся о моей поруганной чести, — сказала она. — Над ней слишком давно надругались, чтобы это стоило внимания. Ты же видел клеймо на моей спине, знаешь, что оно означает! Не думаешь же ты, что мне позволили сохранить невинность? Она так сильно сжала яблоко в руке, что оно треснуло, залив всё соком. Ошмётки мякоти разлетелись в стороны, но в основном досталось самой Хэнкок, а она даже не заметила. — Я ненавидела всех мужчин скопом, — продолжила она. — И сейчас ненавижу, никому не позволю даже прикоснуться… Но ты — другое дело, с тобой мне хочется узнать, каким может быть секс, если заниматься им добровольно. Это ведь должно быть приятно? Иначе зачем свободные женщины делают это? Зачем соглашаются выходить замуж или заводят любовников? Луффи молчал долго, а потом выдохнул сквозь сжатые зубы: — Как же я ненавижу тенрюбито! — И дело тут явно не во мне, — горько усмехнулась Хэнкок. — Я их с детства ненавижу, и с каждой новой гадостью, что я узнаю о них, это чувство только крепнет, — признаваться в этом было неприятно. Ненависть — не то чувство, которое Луффи нравилось испытывать. Он всегда искал другие пути, но тенрюбито не оставляли ему выбора. — Так что насчёт секса? — напомнила она. И выглядела при этом явно не так уверенно, как хотела бы. Хорошего выхода из этой ситуации не существовало. Согласиться — так себе вариант, потому что держать себя в руках всё сложнее и сложнее, вот-вот совсем башку снесёт, похерив все предыдущие заявления и рассуждения. Как к этому отнесется Хэнкок, вообще непонятно: или вцепится насмерть и придётся жениться или, наоборот, охладеет, видя, что он ничем от других мужиков не отличается. Отказаться? Обидеть её и уверить в собственной непривлекательности. Что делать-то? Может, сказать ей, что он гей? Извини, мол, встаёт у меня только на мускулистых здоровяков, чтоб щетина на лице и задница такая накачанная, что под пальцами не проминается. Ага, и она примется качать задницу, вот сто пудов! Тщательно вытерев руки и лицо салфеткой, Луффи допил последний глоток вина из своего кубка и как можно убедительнее сказал: — Ты только не подумай лишнего, Хэнкок. Щёки у неё пылали, и явно не от вина или острых специй, которыми она щедро приправила мясо. Липкие и сладкие, все в фруктовом соке. Луффи для надёжности закрыл глаза и губами вёл уже на ощупь, от скулы ко рту, слишком плотно сжатому для женщины, которая сама предложила потрахаться. Он держал её лицо в руках, стараясь действовать как можно осторожнее, ласковее, чтобы успеть остановиться, если она передумает. Как вообще заниматься сексом с женщиной, не знавшей ничего, кроме насилия? Но именно эта мысль стала главной причиной, по которой он согласился: слишком несправедливо, если плотская любовь так и останется для неё одной лишь болью. Он целовал её медленно, и она расслаблялась; не сразу, но напряжение уходило из неё, и вот уже губы не плотно сжаты, а даже слегка приоткрыты. Она сама обняла его за плечи, едва-едва касаясь, невесомо и чуточку щекотно, из-за того, что кончики пальцев у неё подрагивали. Вдруг Хэнкок стиснула его плечи, заставив вспомнить, что ногти у неё длинные, острые. Но, вместо того чтобы отстранить, притянула ближе, задышала часто и немного судорожно, прижавшись всем телом. Особенно грудью — как она у неё из декольте не вываливается в драке? Какая-то особая женская магия? Поцеловав её в висок, Луффи снова потянулся к губам, скользнул языком в приоткрытый рот. Фрукты, вино, слабый отголосок пряного мяса, тяжёлое дыхание и ни малейшей попытки ответить на поцелуй. Хэнкок прижималась к нему, стискивала плечи и ничего больше не делала. Она что, ещё и не целовалась никогда? В какой-то момент Луффи думал, что она, ненавидя мужчин, вполне довольна женщинами, но стала бы тогда просить его? Нет, и вела бы себя иначе. Ненависть и нежность грозили затопить с головой, лишить разума окончательно, пришлось замереть ненадолго, сосредоточиться на Воле Наблюдения — что там сейчас делает Рэйли-сан? Не вздумает ли прервать их в самый неподходящий момент? — но это помогло лишь отчасти. Отпустив её губы, он вновь неторопливо целовал лицо: щёки, скулы, прикрытые веки, щекочущие ресницами, висок. Добравшись до уха, тихо сказал: — Просто делай, как я. И снова поцеловал по-настоящему. В этот раз Хэнкок постаралась ответить, с каждым движением их языков она действовала всё смелей и смелей, остановившись, лишь когда у них обоих закончился воздух. — Это… здорово, — сказала она, пытаясь отдышаться. — Люблю целоваться, — кивнул Луффи и притянул её к себе снова, зарылся пальцами в волосы. Он не врал, он вообще старался как можно меньше врать. Недоговаривать, вводить в заблуждение, заставлять делать неправильные выводы — это всегда пожалуйста, а вот прямого вранья старался не допускать. Извращённая мораль человека, не способного даже примерно посчитать, скольких людей убил. Не самые уместные мысли перед сексом с красивой женщиной, но вполне подходящие, чтобы отвлечься и не потерять голову. Луффи действительно любил целоваться так, что в голове шумело, а весь мир переставал иметь значение, и вот именно этого допустить сейчас было нельзя. Впрочем, чтобы не начать болтать лишнего, можно просто занять рот другим делом. Поцеловав Хэнкок в шею, Луффи хотел было наклониться ниже, но, вместо того, чтобы опереться о землю, влез рукой в плошку с фруктами, жалобно хряпнувшую и попытавшуюся поцарапать ладонь осколками. Пока он чертыхался и убирал осколки подальше, Хэнкок откинулась назад, почти легла на покрывала, только локтями упиралась. Грудь от этого выглядела ещё больше и притягательнее, выставленная вперёд и вздымающаяся от частого дыхания. Хэнкок смотрела на него так жадно и голодно, как не смотрела ни одна женщина до этого. Не то чтобы у Луффи их было много и, чаще всего, их ласки были щедро оплачены, но всё-таки. Отодвинув все кувшины и тарелки, что оказались слишком близко, он снова вернулся к её губам, уложил на покрывало полностью, влажно обцеловал подбородок, шею, ключицы и только после этого зарылся лицом в ложбинку между грудей. Пока это было единственное мягкое место, которое он смог нащупать в Хэнкок. Её плечи и руки, её спина под тонкой тканью блузки были твёрдыми, и не только потому что Хэнкок не могла расслабиться полностью. Она была воином, сильным, тренированным, и тело её — обветренная кожа и стальные мышцы. И много, много цветочного масла, которым она защищала лицо от морского ветра. Робин пользовалась таким же или похожим — Луффи узнал запах. Нами предпочитала густой и жирный крем — однажды дала ему подзатыльник сразу после того, как намазала руки, так волосы слиплись и повисли сосульками. Он провёл руками вниз по бокам Хэнкок, потом вверх, чтобы подхватить грудь снизу, чуть сжать, расстегнуть пуговицы и распахнуть блузку. Она не дёрнулась, но напряглась. Подняв взгляд, Луффи увидел, что она закусила губу. Одной рукой всё ещё обнимала его за плечи, но кончики пальцев снова подрагивали. Другой — комкала покрывало, на котором они лежали. — Я могу прекратить, — сказал он. Не сразу, только когда смог быть уверен, что голос не дрогнет. — Нет, — коротко и жёстко ответила Хэнкок. И эта жёсткость была адресована не ему, а себе самой. Луффи сидел верхом на её бёдрах, а она лежала под ним, распростёртая, почти обнажённая. Он старался не трогать её, пока она не успокоится, но не смотреть было выше его сил. Она дышала медленно, скорее всего, считала про себя, глаза зажмурила. Но вот постепенно щекотная дрожь пальцев сменилась уверенной хваткой. Такая сильная — и такая беззащитная! Желание убивать, которое Луффи всегда так тщательно заталкивал куда подальше, снова дало о себе знать. Дьявол Морской побери этих тенрюбито! Он ведь думал, что уже справился с этим. Убийство — не выход, точнее, неправильный выход. Нужно не убивать, а заставить понять, в чём ошибки! С Кроки же получилось? Он хотел верить, что это так. Он хотел верить в мир, где справедливость — не просто красивое слово, но с каждым годом всё больше уверялся в собственной глупой наивности. — Продолжай, — попросила Хэнкок. Он положил руки ей на живот, чуть повыше пупка, но она тут же напряглась, даже раньше, чем он успел коснуться её кожи. И снова никакой мягкости под пальцами, лишь туго натянутые мышцы. Они не проступали чётким контуром, как бывает у тех, кто специально тренируется — она выглядела нежной и женственной, только на ощупь была, как камень, разве что не так холодна. К своему удивлению, Луффи понял, что это возбуждает даже больше, чем красота, видимая глазами. «Если она сильная, значит, можно не сдерживаться?» — подумал он, но тут же задавил эту мысль. Нет, так нельзя, не с ней, наоборот, он должен быть нежен, как никогда. Должен показать ей удовольствие! Неторопливо склонившись, поцеловал её в живот, снова повёл руками вверх, медленно-медленно, чутко прислушиваясь к реакциям тела. Подхватил её грудь снизу и ощутил, как она дышит — коротко, часто, поверхностно, — почувствовал пальцами, как колотится её сердце. Он целовал каждый дюйм гладкой кожи, медленно продвигаясь вверх, попытался обхватить груди ладонями, но они оказались слишком большими. Луффи хихикнул и чуть растянул пальцы, чтобы было удобнее. Кто бы мог подумать, что однажды фрукт пригодится ему во время секса? Он целовал её грудь, сначала одну, потом вторую, облизывал и посасывал соски, теребил их пальцами. Только грудь Хэнкок была мягкой, и всё же… У любой другой женщины грудь такого размера наверняка растеклась бы и распласталась, у неё же — продолжала держать форму, гордо глядя на него напрягшимися сосками. Женщина, прочная, как закалённый клинок! И так же, как клинок, рождённая в огне и боли. Несправедливо, но разве этот мир справедлив хоть к кому-то? Оторваться от её груди было почти невозможно, но Луффи справился, вернулся вниз, к её животу, тонкой талии, которую, казалось, можно обнять одними только ладонями, ещё ниже. Он замер у самого пояса юбки, руками сполз на бёдра, сжал пальцы. Что-что он там насочинял про мужиков? Специально качать задницу Хэнкок не имело смысла — кожа под пальцами не проминалась. Возможно, стисни он руки сильнее, что-то и вышло бы, но зачем? Он не собирался делать ей больно, совсем наоборот. Сжимая пальцы, он лишь хотел ощутить её в своих руках. Статую он разгорячить пытался, нежную, тёплую, гладкую, но всё равно — каменную. Может, это из-за её фрукта? Хэнкок дышала часто, сама попыталась ноги раздвинуть — Луффи тут же слез и устроился между ними. Она цеплялась за его плечи, путалась пальцами в волосах, только он всё равно чуял испуг, хотя и желание — тоже. Задирая на ней юбку, Луффи старался действовать как можно осторожнее, не спеша, только бы не пугать ещё сильнее. Она не противилась и не замирала больше, можно было считать это маленькой победой. Добравшись до края разреза на юбке, он нырнул в него лицом, заскользил губами по тонкой, нежной с изнанки коже. Вздрогнула Хэнкок, только когда он добрался пальцами до белья, вцепилась в его волосы и сжала бёдра, отчего только сильнее стиснув его голову у себя между ног. Он потёрся носом о её лобок, поцеловал сквозь тонкую ткань и замер, дожидаясь, когда она снова расслабится — насколько уж она вообще могла расслабиться. Кажется, в этот раз ей понадобилось больше времени, а может быть, это у Луффи почти не осталось терпения. Бёдра отпустили его из захвата, когда он уже подумывал вывернуться сам и отстраниться. Но Хэнкок расслабилась, раскрылась перед ним полностью, и Луффи узнал, что мягкая у неё не только грудь. На лобке у неё были коротко стриженные жёсткие волосы, они немного кололи пальцы и лицо, когда он сдвинул бельё в сторону, а ниже — сладкая ягодка между набухших губ, самое чувствительное место большинства женщин. Сама она уже истекала соками, желала его в самом деле! Это было восхитительно, и он с удовольствием лизнул её. Пальцами пользоваться не стоило, да и незачем, он вполне справится языком, а у Хэнкок будет как можно меньше плохих ассоциаций. Идеальный вариант! Он забирался вовнутрь языком как можно дальше, а потом дальше, чем было возможно — полезный всё-таки фрукт, не только в драке! Чувствовал, как Хэнкок вновь цепляется за его плечи и волосы, прижимая к себе, снова сжимает бёдрами, но уже не для того, чтобы остановить, слышал её хриплое дыхание, постепенно перешедшее в сдерживаемые стоны. Наслаждался её удовольствием, стискивал пальцами и задницу, вылизывал все её нежные складочки и снова засовывал язык поглубже, пока Хэнкок не выгнулась дугой, вскрикнула, а затем плавно обмякла. Оторвался он от неё с трудом, отполз немного и сунул руку в штаны. Член требовал своё, и Луффи принялся дрочить, быстро и сильно сжимая пальцы. Смотрел он на Хэнкок, лежащую рядом, на её бесконечные ноги и тёмный треугольник между ними, на вздымающуюся от частого дыхания грудь — эти сиськи точно были созданы Дьяволом, чтобы сводить с ума! — и раскрасневшееся лицо. — Подожди, — попросила она. Луффи послушно замер, хотя чувствовал себя чертовски глупо с членом в кулаке. Не об этом же она говорила? Хэнкок медленно села, подобрала под себя ноги, а потом почти рухнула на него сверху. В глазах её плескалась одержимость, даже хуже, чем прежняя влюблённая пелена. Ткнулась ему в губы, едва не промазав, почти вслепую, вцепилась в ноющие уже от её хватки плечи и поцеловала. Её всё ещё била дрожь, но это точно был не страх, что-то другое. — Ты не собираешься? — спросила она с трудом. — Оральный секс — тоже секс, — выговорил Луффи. Язык почему-то заплетался. Перенапряг он его, что ли? — Точно, — кивнула Хэнкок и тоже сунула руку ему в штаны, обхватив член поверх его собственных пальцев. — Дай мне. Руку Луффи убрал, сам до конца не понимая, почему вообще слушается её. И когда Хэнкок наклонилась и взяла в рот, только волосы её от лица убирал, чтобы лучше видно было. Сосать она умела. Надо ж такому быть: целоваться не умеет, а сосать — пожалуйста! Почти уже отступивший гнев снова затопил сознание, но вокруг некого было убивать. Только он и Хэнкок, её сосредоточенное лицо, припухшие губы, не мягкие, но и не твёрдые, держащие его в плену, надёжнее любых цепей. Она двигала головой вверх-вниз, брала глубоко и прижимала языком к нёбу, так что много времени и не потребовалось. Луффи попытался отстранить её, когда понял, что вот-вот кончит, но она не далась, а применять силу всерьёз было бы неправильно. Хэнкок проглотила всё, села перед ним, вытерла рот запястьем — почти как он сам обычно утирался, заляпавшись мясным соком. Не глядя, Луффи вытянул руку, раза в два раза дальше, чем была её настоящая длина, схватил горлышко бутылки и с хлопком вернул руку на место. Кубки искать было лень, да и к чему вообще пытаться изображать пристойное застолье? Он выдернул пробку и протянул бутылку Хэнкок, та сделала несколько жадных глотков и вернула вино обратно. Луффи тоже отпил, отдышался и спросил: — Зачем? — Чтобы было честно? — предположила Хэнкок. — Скорее, это мне надо спрашивать, почему ты меня не трахнул. — Как это нет? — удивился Луффи. Немного демонстративно, но лишь самую малость. — А что я, по-твоему, делал языком? Она покраснела резко, не успел он даже договорить, отвела взгляд в сторону. Луффи подождал пару минут, но так и не услышал ответа. — Вообще-то, были причины, — признался он. — Самая важная — от такого секса точно не будет последствий. В смысле, если ты забеременеешь, это будет пиздец почище нашей свадьбы. А я не готов рисковать тобой и детьми. — Есть же способы… — пробормотала Хэнкок. Судя по выражению её лица, о последствиях она вообще не думала. Странно и совершенно на неё не похоже — Луффи был уверен, что она из тех, кто всё планирует заранее. Он ожидал, что она скажет, будто уже приняла все должные меры безопасности. — Вытащить до… э-э-э… конца? — предположил Луффи. — Не слишком надёжный способ, а других не знаю. Ты уж извини за прямоту, но девицы в борделях принимают что-то, чтобы обезопасить себя от последствий, но я никогда не интересовался, что именно. — Я что-нибудь придумаю, — всё ещё не глядя на него, пообещала Хэнкок. Повернулась заторможенно и добавила: — Но ты сказал «причины», значит, возможная беременность — не единственная. Говорить об этом Луффи не хотелось. Может ли быть на свете хоть что-то более неловкое? — Хотел, чтобы было непохоже… на то, что с тобой делали раньше, — он с трудом подбирал слова, не зная, как точно сформулировать всю ту бурю, что полыхала в нём. — Но тебе и это было тяжело. Просто позволить, чтобы кто-то на тебя смотрел, трогал… Тебе этого уже много. Ты всё ещё помнишь, что прикосновения означают боль. — И хотела от этого избавиться, — кивнула она. — Чтобы вспоминать тебя, а не… И, раз ты делал другое, ничего толком не изменилось. А я просила секс! — Оральный секс — тоже секс, — повторил Луффи. Вечно так, хочешь сделать, как лучше, а потом оказываешься самым виноватым. — Рэйли возвращается, — перевела тему Хэнкок. Привычно надменно выпрямилась и принялась застёгивать блузку, быстро и деловито. — Не хотелось бы, чтобы он лез не в своё дело. «Не говори ему», — понял Луффи. Он и не собирался, да только Рэйли-сан и без того наверняка прекрасно знает, чем они тут занимались. Но какая разница? Не говорить, значит, не говорить, он и так о стольком молчит, что одной вещью больше, одной меньше — уже неважно. Кивнул, отсел обратно, вцепился зубами в один из последних оставшихся кусков мяса. Собрав покрывало и смотав его кульком, Хэнкок посмотрела на него больным, тоскливым взглядом, но тут же вскинула подбородок, скривила губы в презрительной гримасе и стала ну вот совершенно некрасивой. — Уже уходишь? — добродушно спросил Рэйли-сан, выходя на поляну. Луффи чувствовал его появление, хотя тот шёл по джунглям абсолютно бесшумно. Сейчас всей спиной он ощущал, как тот стоит на шаг позади. — Не желаю проводить время в твоём обществе, — пояснила Хэнкок, встряхнула волосами и ушла к берегу, ни разу не обернувшись. Закончив с одним куском, Луффи схватил второй. Оставалось ещё немного фруктов и полбутылки вина, но в голове и без него шумело. — Нет никого опаснее влюблённой женщины, — заметил Рэйли-сан, садясь напротив. — Но и прекраснее — тоже. — Понятия не имею, о чём ты, — усмехнулся Луффи и запихнул в рот яблоко целиком. Кажется, этот раунд он всё-таки проиграл.