Медвяная роса

      - Привет, Никодим!       - Привет, Никодор!       Никодор вечно ощущал некую неполноценность, украдкой сравнивая себя с Никодимом: вроде и по полям не шарахался, и в ферзи метил, да что-то вот всё не то... И имя его красной волнистой линией подчёркивалось, не то что у Никодима. "Я существую!" - хотелось кричать ему, но каждый раз, когда крик вот-вот грозился сорваться с его уст, он вдруг замолкал и сконфуженно тупил взор - а точно ли существует, дескать?       Вот Никодим точно существовал. Ходил всюду, грибы собирал, Лукомникова читал - сомнений быть не может. А Никодор? Уж не пародия ли он? Может, просто в весёлую минуту некий ненадёжный рассказчик, заработавшись над совсем другим рассказом, сочинил его в пару Никодиму, чтобы тому было, от кого вожделенный "привет" слышать?       В такие минуты Никодора охватывала какая-то невнятная тоска. Квас пить не хотелось, гроссмейстер поникал взглядом, "прозевав" ненароком фигуру, а собранные в городе впечатления рассыпались, как яблоки, выпавшие из корзины с прогнившим дном.       В такие минуты Никодору хотелось вести самый обычный образ жизни. Обосноваться в мытищинской многоэтажке, пить там просто-напросто чай с чабрецом, окна иметь хоть на берёзовую рощу, чёрт бы её побрал. Ходить по субботам через речку в поле, писать на заборе чушь всякую, смотреть, прищурившись, и чувствовать прилив гордости.       Но мост через Яузу он так и не нашёл. Не было его для Никодора, вестимо. Монотонно текла река, не ведая преград, равнодушно виляла руслом, ограждая всегда вечерний город от пытливого взгляда, и все, видя её, впадали в уныние - и даже чёрт, посерев и скукожившись в своём скучном панельном аду, никакую берёзовую рощу уже не хотел побирать. Лишь неугомонный ценитель заборной прозы ежедневно залихватски прибегал в поле и штамповал озорную чушь на удивление всё редеющей, но по-прежнему восхищённой публике.       Никодим-то забор избегал. Рядом с ним землянику топтали, да и грибы там попросту не росли. Он больше по березняку ходить любил, читал вслух Лукомникова - вдохновенно, нараспев, как настоящий декламатор. Все грибы заведомо принадлежали ему и из кожи вон лезли, лишь бы назваться груздями и один за другим полезть в его кузовок.       - Я существую! - не удержавшись, крикнул-таки ему вослед Никодор однажды утром.       - Э нет! - послышалось тому в ответ. - Существовать - это тебе не текст форматировать, тут сноровка нужна. И воля к жизни. Вот походи ещё, помыкайся у квасной лавки - может, и засуществуешь однажды.       Кто это ответил? Вряд ли Никодим. Может, рассказчик этот, ненадёжный? Или мытищинец, оторвавшись от чая с чабрецом, вылез-выкарабкался из Никодоровых мечтаний и надменно возразил ему? Может, гуляка заборный, что чушь писать любит?       Кто в него не верит? Кто считает, что нет у него ни сноровки, ни воли к жизни? Так это ж он сам, Никодор! Никто ему не нужен, чтобы в себя не верить.       - И как такой весёлый и незатейливый рассказ таким печальным обернулся? - вздыхал он. - Неужто из-за меня? Так меня даже не существует толком, я это так, пара Никодиму, с приветом. Менять нужно что-то в жизни, форматировать её, родимую. Но как? Тут сноровка нужна...       Да и что уже менять? Затянулся рассказ, одни и те же образы всё всплывают да всплывают - наскучили, вестимо. Точку пора ставить давно. Эх, пока, Никодим!       Где ответ? Кто скажет столь привычную фразу?..       - Пока, Никодор!..