***
— Какая красота, — тихо шепчу я, рассматривая колбу с жидкостью тёмно-красного цвета, — на кровь похоже. — Не забудь записать, что есть остаток, — улыбается Окуда, ловко делая записи. Да, она опыты вперёд нас уже сделала. — Точно. Химия – единственный предмет, который нравится мне не из гуманитарных наук. Например, в физике для меня слишком много каких-то формул, биология просто скучная. Хотя от анатомии я в восторге. Математика и вовсе тьма. Конечно, я разбираюсь в ней, но только ежедневным трудом и повторением изученного материала. А вот химия в этом потоке – бальзам на раненую душу. Даже не знаю, почему именно она. Там тоже есть формулы, задачи, много учить, но до чего же интересно. А как мы опыты проводим, я чувствую себя, точно в другой вселенной. — Маааагия, — тихо, с улыбкой говорю я, на что Окуда не выдерживает и смеётся. — Ты же сама формулу расписала, какая магия? — Ну Манами-чан! Ты посмотри: цвет поменяло. А помнишь, мы кристалл выращивали? Ма-ги-я! — Хорошо рассчитанная формула и осторожность в опыте, — остаётся непреклонна одноклассница, поправляя очки. — В химии твоему упрямству нет границ, — закатываю глаза. Она тут же смущается, сжимаясь, что косички падают вперёд. Не сдерживаю улыбки. — Да я любя. Это здорово, что ты так горишь за своё дело. — Думаешь? — робко улыбается она. — Знаю. И не сомневаюсь, что в будущем великого химика Окуду Манами будут знать все! — Ты преувеличиваешь, — смеётся она, — вряд ли я смогу совершить нечто настолько невероятное в химии. — А ты не сомневайся. Шаг за шагом ещё придёшь к своему великому открытию. — Осталось десять минут! — оглашает Коро. — Упс... — возвращаюсь к своей колбе. — Помочь? — Я знаю, как дальше, спасибо. Хотя всё равно заболталась. Но свои 100 баллов за практическую работу в классе получила. Отлично! Сладко потягиваюсь. Хороший выдался денёк. — Эй, Бетс, — поднимается со своего места Карма, закидывая руку с сумкой на плечо, — не будем задерживаться. — Мм? — Ты же не забыла? — усмехается он, выгибая бровь. Забыла... Ой, чёрт... Сегодня же встреча с отцом... Как Карма не рассмеялся, пока до меня доходило, не знаю, но нервы снова дали о себе знать. Хотя совет Исогай-куна и поддержка Маэхара-куна и Кармы дают мне сил. Только об этом и думаю, глубоко вдыхая и стараясь держать себя в руках. Честно говоря, даже не знаю, как будет проходить этот ужин. Я, отец и Карма. Всё это как-то... неловко. Мы зашли к Карасума-сенсею, где ещё раз обговорили всё с ним, да учителями Коро и Ириной. Уточнили детали с мобильной Рицу. В остальном всё просто. Никто никуда не вмешивается: просто я говорю с отцом, дай Бог, прихожу к взаимопониманию, а если что-то совсем не так пойдёт, то со мной двое отличных убийц Е-класса. Такие вот дела. — Карма... — привлекаю внимание парня. Мы уже покинули территорию школы и идём к метро. Он переводит на меня взгляд, чуть наклоняя голову. — Можно взять тебя за руку? Смущаться такого, когда и целовались уже, странно, но в своём состоянии об этом как-то не задумываюсь. Карма же молча, улыбнувшись, притягивает меня к себе, мягко закидывая руку на плечи, и я опускаю ладонь на его, сжимая. С ним спокойно. Может, банально от того, что я знаю, что он не даст меня в обиду, а может, и потому, что я очень его люблю. — Не переживай, Бетс, — поднимаю взгляд, сталкиваясь с его лёгкой улыбкой и серьёзными глазами, — мы с тобой никому не дадимся без боя. — Верно, — не сдерживаю смешка, — я не позволю отцу вновь так легко поднять на меня руку. — А я за этим прослежу, — тише, с едва слышимой угрозой, добавляет Акабанэ. Улыбаюсь. Да. Я не одна. Возможно, в этом и свои недостатки, всё-таки одна я, боюсь, чувствовала бы себя при отце совсем слабой, однако это только начало. Пусть я пока полагаюсь на присутствие Кармы и его силу, чувствуя себя донельзя беззащитной одна, но я и учусь, глядя на него. Пусть даже маленькими шажочками, но я справлюсь. В конце концов, с чего-то всегда надо начинать. Сидя перед разложенными на кровати вещами, я серьёзно размышляю над тем, что надеть. Всё-таки я лишь часть вещей из дома похватала. Школьную форму, домашнюю одежду, да несколько повседневных вещей. Всего два платья. Подойдут ли к ресторану... Это вряд ли. По колено, с рисунками сакуры. Не слишком официально. Тогда второе и надену. Должно подойти. Беру бежевое в клетку, отмеченную коричневыми линиями, платье чуть ниже колена с кожаным коричневым поясом, обхватывающим талию с одной стороны и ближе к бедру с другой. Неглубокий круглый вырез, открывающий вид только на ключицы, декоративные пуговицы с левой стороны. Надеваю ещё капроновые бежевые колготки и из обуви бежевые ботинки на невысоком каблуке. Выхожу из комнаты и залетаю в ванную, где делаю пируэт перед зеркалом. Теперь макияж. Ох, давно не красилась. Хорошо, что купила вчера тональник и тушь. Замазав уже почти незаметные следы засосов Кармы и нанеся лёгкий слой на лицо, несильно крашу ресницы, чисто придавая им объёма, а после мажу губы гигиенической помадой. Без лишнего блеска, зато не сохнут и не трескаются. Улыбнувшись своему отражению, расправляю плечи. Волосы просто расчёсываю. Хорошо с волнистыми: всегда готов к выходу. К тому же, уход за собой помог собраться. Странно, но нанося макияж, чувствуешь, как набираешься уверенности. Красивые девушки должны достойно держаться. Глубоко вдохнув и выдохнув, выхожу из ванной, сталкиваясь с Кармой и чуть приоткрытая рот от удивления. Тёмно-синие штаны, белая рубашка, всё также расстёгнутая на верхние пуговицы, и синий пиджак, застёгнутый на одну вторую сверху пуговицу. Никакого галстука и всё те же бандитски нотки, но на мой вкус... ему более чем идут костюмы. — Тебе идёт, — улыбаюсь, на что он хмыкает. — Тебе тоже, — и притягивает меня к себе, наклоняясь к ключице и проводя по ней носом. — Дурак, не сейчас, — упираюсь ладонями ему в плечи, — с минуты на минуту за нами заедут. — Но минута-то ещё есть~ — А тебе больше и не надо? — закатываю глаза. — Не знаю, что ты имеешь в виду, но звучит как-то обидно, — отстранившись, кидает он на меня саркастичный взгляд. О чём он? Ох, наверное, сама фраза грубо звучит... — Прости. Я не видела отца с того дня и сейчас... Нервничаю немного. Акабанэ лишь усмехается, приближаясь к моему лицу и невесомо касаясь губами. Даже на поцелуй не похоже – именно лёгкое, нежное прикосновение, которое не длится дольше нескольких секунд. Даже кажется, что этого мало, и я инстинктивно тянусь ближе к Карме, когда он отстраняется. Он прижимает верхнюю и нижнюю губу друг к другу несколько раз, и я вспоминаю, что только нанесла гигиеничку на губы. Чуть улыбаюсь, несколько умиляясь с этого. Слышу сигнал телефона. Точно. Забыла. Забегаю в комнату, хватая тёмно-коричневую небольшую сумку через плечо, после чего подхватываю с кровати телефон. Отец пишет выходить. — Готова? — поднимаю взгляд. — Думаю, да, — он кивает и достаёт из кармана свой телефон. — Рицу? — Я тут, Карма-сан, — мило улыбается мобильная артиллерия. — Мы выходим. Всё по плану. — Так точно! Операция "Семья Цуки" начинается! Мы обмениваемся улыбками, после чего собираемся с духом, спускаемся вниз и выходим. Операция "семьи луны" звучит громко, но значение нашей фамилии – полнолуние, так что мы решили, что такое название достаточно забавное и каламбурное. Спасибо, Коро-сенсей. Теперь фамилия моей семьи сама по себе траурный такой каламбур. На улице у меня отбивает оставшиеся нотки веселья, так как перед нами предстают те самые бугаи, которых мы побили. Серьёзно? Отец же в курсе, как мы с ними обошлись? У наёмников же минимум гордость задета, чем он думал? Карма явно думает о том же, чуть подаваясь вперёд в готовности начать бой. — Успокойтесь, — кидает на землю и затаптывает сигарету первый, более спокойный наёмник, — мы вас просто сопроводим. — В тихий уголок? — усмехается рядом Карма. Второй бугай усмехается в ответ, после чего подходит к нам. Я напрягаюсь всем естеством, но.. Он спокойно протягивает Карме руку. — Для своих лет ты чертовски силён, Акабанэ-сан. Респект, как любит говорить молодёжь, — я глуповато хлопаю глазами, пока Карма невозмутимо пожимает руку наёмнику. — Да и вы достаточно хороши. Я бы сразился ещё. — Обязательно, — мужчина кидает взгляд на меня, — хотя вы оба, должен признать, совсем не обычные детки. — Хватит уже болтать, — вздыхает первый, — садитесь, Мотидзуки-сама просил не опаздывать. Всё ещё сомневаясь, кидаю взгляд на Карму, но он лишь с улыбкой пожимает плечами, мол, а что такого, и мы садимся на задние сидения. Машина начинает ехать, а я замечаю время от времени, что на нас поочерёдно кидают взгляды наёмники, что останавливает меня от того, чтобы прижаться к Карме. Если бы я ехала в этой машине одна, точно тронулась умом от нервов... Смотрю в окно, чувствуя, как дрожат пальцы, но упорно держу руки на коленях, чтобы ни одним жестом не показать своего страха. Что будет, когда мы увидимся с отцом? Что он об этом думает? Что он думает о нашей жизни на протяжении этих лет? Стараюсь тихо, но глубоко дышать. Тут вздрагиваю от того, что на мою руку опускается ладонь Кармы. Перевожу на него взгляд, пока он притягивает мою руку на сидение, благодаря чему даже в стекло заднего вида будет казаться, будто бы мы просто опираемся о сидения. Сам же Карма смотрит в окно, не поворачиваясь. Ясно. Уголок губ дёргается в улыбке, и я вновь смотрю в окно, переплетая свои пальцы с его. Тёплые.. у него руки. Буквально ещё минут десять-пятнадцать спустя мы подъезжаем. Карма отпускает мою ладонь как раз тогда, когда к нам поворачивается первый: — Мы на месте. Карма выходит первым и протягивает мне руку, точно настоящий джентльмен, и я даже не сдерживаю иронично вскинутой брови. Опа. Пока вкладываю свою ладонь в его, вылезая из машины, второй бугай стоит за ним, а потому не видит, как Акабанэ показывает мне свой телефон, где Рицу показывает знак о’кей. Ха! Первый остаётся в машине, пока второй сопровождает нас к шикарному ресторану со швейцарами, красной дорожкой, огромными люстрами, и у меня вопрос: отец места попроще выбрать не мог? Так как месту соответствует, я взяла Карму под руку, он в ответ, по всем правилам манер, согнул руку, благодаря чему мы смотримся вместе в лучших традициях богатых парочек из фильмов. — Включайте камеры, осьминожка заплачет от восторга, — шепчет красноволосый нахал, усмехаясь. — И не говори. Ты в костюме, а ещё ведёшь себя, как самый серьёзный взрослый человек. — Какая скука~ — Учитель пожалеет, что пропускает подобное. — Ты уверена? — непонимающе смотрю на Карму, как он легонько кивает в сторону. Что? Веду взгляд в указанном направлении. Бровь дёрнулась. Замаскированный монстр сидит за дальним столиком. Карма машет рукой, не высоко, но достаточно, чтобы Коро заметил, и тот резко прячется за меню, на что Карма не сдерживает тихого смеха, привлекая косой взгляд бугая. — Конечно, чтобы он – и не проконтролировал своих дорогих учеников... — шепчу себе под нос, что уверена, и Карма с трудом услышал. — Ну.. Он же настоящий учитель. Мы встречаемся взглядами. От Кармы в сторону Коро.. это очень высокая похвала. Чуть сильнее прижимаюсь грудью к руке Кармы, когда понимаю, что нас ведут в VIP-комнаты. Хотела я, значит, чтобы люди вокруг были. Как же... Хотя.. для таких серьёзных разговоров, наверное, лучше и правда место более уединённого типа. Когда нас, наконец, подводят к одной из комнат, немного отстраняюсь от Кармы и делаю глубокий вздох. Я справлюсь. Наёмник пару раз стучит в дверь. — Можете заходить. Голос собранный и серьёзный. Обычный, иными словами. Бугай открывает дверь, пропуская нас. Карма отпускает меня и легонько подталкивает в спину. Да, хорошо. Захожу, встречаясь взглядом с отцом. И пусть его взгляд поразительно спокоен, но внимателен, меня пробирает до судорожного вздоха. Точно в силу привычки, хочу замереть, ожидая его вопроса или слова в целом, но Карма проходит следом, мимоходом касаясь ладонью моей. — Здравствуйте, Мотидзуки-сан, — улыбается он, встречаясь уверенным взглядом с отцом. Тот поднимается. — Здравствуй, Акабанэ-кун, — и мы вновь пересекаемся взглядами, но я нахожу в себе силы взять себя в руки. Наклонив голову и сложив руки перед собой, к едва заметно нахмуренному взгляду Кармы и интересу отца, чётко говорю: — Прошу прощения, что сбежала из дома. Я не должна была поступать так беспечно. — Хорошо, что понимаешь это, Беатрис, — спокойно отвечает отец, однако тут же следуют слова Кармы. Он принимает моё решение начать так, что понятно по его не менее спокойному тону: — Впрочем, вы должны понимать, почему выбора у неё особо не было. — И я не осуждаю этот поступок, хотя и считаю, что он опрометчив, — выпрямляюсь, вскидывая подбородок и встречаясь прямым взглядом с отцом, — присаживайтесь. Пока что.. всё хорошо. Я сажусь напротив Иуоо, Карма справа на свободное место. Изначально я думала, что отец сразу захочет перейти к делу, но нам выносят еду, что меня немного сбивает с толку. Вообще.. логично. Но тишина буквально давит на плечи. И я вспоминаю.. почему почти никогда не ем перед отцом. Беру палочки, но в горле буквально встаёт ком. Мне неуютно. Еда всегда кажется пресной, потому что я слишком нервничаю и мне становится очень жарко. В такие моменты еду мне приходится буквально впихивать в себя, прожёвывая через силу. — Итадакимас, — сухо говорит отец, от чьего голоса я чуть вздрагиваю. — Итадакимас, — бодрый голос Кармы привлекает моё внимание. Он, пока отец не видит, закатывает глаза, чуть крутя палочками, мол, до чего же всё муторно. И я не сдерживаю улыбки, вспоминая все наши завтраки и ужины вместе. — Итадакимас, — спокойно повторяю, замечая, как отец кидает на меня внимательный взгляд. Мне всё ещё неуютно, но стараюсь думать о Карме. Он рядом. И всё хорошо и будет хорошо. Беру палочками кусочек мяса с рисом. Вкусно.. Идеальная прожарка, рис рассыпчатый, соус, которым всё полили, с лёгкой остринкой. Я не гурман, но это безумно вкусно. Отец так.. извиняется? Всё-таки он довольно редко ест вне дома. Забавно, что я думаю о таких мелочах. Хотя.. именно они составляют нашу жизнь. End POV – Беатрис Иуоо краем глаза смотрел на дочь, чувствуя, что она изменилась. Он вдруг задумался, когда в последний раз она смотрела прямо ему в глаза. Всегда покорно опущенная голова. Он даже на секунду замер, когда она только зашла, когда он только встретился с насыщенными зелёными глазами Мальвины. Но это глаза Беатрис. И в них мелькнул страх. Он.. хотел как лучше? Но поощрила ли бы это сама Мальвина. Она всегда любила дочь, даже слишком сильно, на его взгляд. Болела, едва справлялась, так не упускала возможности пройтись с дочерью до магазина или поиграть с ней, когда лучше бы лишний раз отлежалась. Маленький ребёнок отбирал у матери слишком много сил. Это злило Иуоо. Он хотел, чтобы Беатрис была самостоятельной, чтобы заботилась о слабой матери. Но было поздно. Мать умерла. А дочь так и осталась слабым ребёнком, который не мог ничего, кроме как плакать. Может, это и нормально для детей. Но Иуоо не желал, чтобы от детской бесхребетности, которая могла остаться с ней и во взрослой жизни, пострадал кто-то ещё. Он в том числе. И он бил её, ведь не сомневался и не сомневается до сих пор, что боль – лучший учитель. Через неё человек лучше всего всё запоминает и во избежание её усерднее работает. Так что же плохого, если он просто хотел сделать свою дочь сильной? Сильной настолько, чтобы никто не мог сломать её, как когда-то сломалась его жена. Ведь всё идёт, в первую очередь, от душевной слабости. Но почему-то.. Именно сейчас он видит, что Беатрис идёт в верном направлении. Смотрит ему в глаза, держится увереннее. И это.. не его влияние. Иуоо кидает короткий взгляд на Акабанэ Карму. Ученик Кунугигаока, причём по рейтингу занимает 2 место. В конечный класс же попал за жестокое поведение. Иуоо это не отталкивает, напротив, именно такие люди и выживают в жестоком мире, где всегда есть сильные и слабые. Повлиял ли на Беатрис этот парень, сложно сказать наверняка. Но одно не даёт Иуоо чёткой картины относительно Акабанэ: при своей жестокости он считал правильным защитить девушку, когда она сама сделать этого не могла. Но разве это не жалко? Не она ли сама должна защищать себя? А не ждать, пока это сделает кто-то? И ему самому так не кажется? Если же он считает, что она тоже может быть сильной, то что делает здесь? Странный парень. А ещё для своих лет слишком наглый и решительный. Хотя.. наглостью-то никого не удивишь, а вот решимость и сила.. это впечатляет. Когда они доедают и остаются только напитки, Иуоо заговаривает, внимательно следя за выражением лица дочери: — Хочу извиниться за своих людей, — Беатрис чуть нахмурилась, а вот Акабанэ с кривой улыбкой выгнул бровь, ясно давая понять своё отношение к ситуации, — я сказал им передать, что хочу видеть тебя, и попросил привезти. Поняли они меня превратно. — Это точно, — улыбается Карма, хотя Иуоо прекрасно слышит эту саркастичную интонацию, — встретили нас с шокерами. Интересный способ общения, не находите? — Я уже говорил Беатрис: у этих людей обычно другая работа. Впрочем, для вас это не стало проблемой. Они сказали, что вы оба дали поразительно сильный отпор. — И это вас удивляет? — усмехается Карма, так как считает, что нет ничего удивительного в борьбе человека за себя. Иуоо, к удивлению парочки, в ответ сухо улыбается: — Не с твоей стороны, Акабанэ-кун. Твой удар достаточно силён, — говоря это, Иуоо касается, слегка приглаживая, левой скулы, напоминая об ударе Кармы. Красноволосый нахал лишь усмехнулся, а вот Беатрис стало немного неуютно. Её отец.. реагирует на это как-то странно спокойно. — А вот узнать, что ты дала бой... Это действительно удивило меня. Отец с дочерью встретились взглядами. В этот миг Беатрис впервые почувствовала, что может с уверенностью смотреть в глаза Иуоо. Она вспомнила, как хвалил её знания Коро, физические навыки Карасума и как учит преодолевать комплексы Ирина. Ведь отец... столько лет причинял ей боль, считая её и глупой, и слабой и не понимая, что можно уничтожить человека и одним насилием. Физические удары не только на её теле оставляли следы, но и на психике. Он уничтожал её веру в себя, унижал за слёзы и ошибки, развил в ней комплексы и чувство абсолютной беспомощности. И ни одно боевое искусство, ни одно оружие не могло это изменить, пока находилось в руках бесхребетной, забитой девчонки. У неё и друзей-то не было, потому что Иуоо не верит ни в дружбу, ни в безвозмездные отношения. Он не был против только её общения с Гакушу и его отцом, даже сам одно время мог называть Гакухо своим другом. Но когда это изменилось, Иуоо лишь утвердился в своих взглядах, что не могло не сказаться на его отношении к дочери. Вырастая в этом, как Беатрис могла хоть в чём-то себя проявить? Лишь бесконтрольная жажда крови, которую она срывала в тренировках до изнеможения. Лишь оружие, которое она крепко держала и с которым отрабатывала движения, давало ей веры в себя. Сила на кончике лезвия или в уверенном нажатии на курок. Но даже эта сила блекла на фоне её страха и смирения перед отцом. Все эти воспоминания пролетают перед глазами Беатрис, заставляя её с силой сжать кулаки. — Я не такая слабая, какой вы считаете меня, отец. Да, у меня нет ста баллов по всем предметам. Да, я иногда лью слёзы и не могу успокоиться. И да, я могу по-другому смотреть на вещи. Конечно, я никогда не решалась высказать вам всё, что думаю... Но теперь всё по-другому! — прижав ладонь к груди, Беатрис с пламенем в глазах посмотрела на застывшего от удивления отца. — Я дала себе слово, что больше не опущу рук. Вот почему сейчас я готова вам сказать, что вы были не правы! — Беатрис... — Иуоо хмурится, сжимая ладони, что Беатрис чувствует, как от волны ужаса начинают подрагивать ладони, но она понимает, что если отступит сейчас, пропасть между ними станет только больше. — Люди тоже могут меняться. Ошибаться, падать и отчаиваться... Но это не повод принижать их! Ошибки – это бесценный опыт, приняв который мы можем стать сильнее. И эта сила влияет и на самих людей, и на тех, кто рядом с ними. Вы всегда говорили мне, что нет ничего глупее доверия... Но на самом деле это самое бесценное, что мы можем дать другому человеку. Если мы искренне доверяем кому-то, мы можем показать свои страхи и слабости, и близкие поддержат нас. Но вы никогда не слышали меня, отец. Поэтому и не могли знать, что я могу, если постараюсь. Вы же... — опустив взгляд и вздохнув, Беатрис прошептала. — Всегда стремились.. к только вам и известным идеалам. Повисла тишина. Беатрис вновь хочет посмотреть на отца, но замечает, как он чуть-чуть вздёргивает правым плечом. Реакция, наверное, напугала обоих мужчин, ведь Беатрис тут же подрывается, что стул откидывается назад, и с распахнутыми глазами пристально уставляется на руку отца. Карма поднимается следом, опуская ладонь ей на плечо и осознавая, что она сейчас.. всё так же ждёт удара, а потому подсознательно считывает любые микро-жесты своего отца. Иуоо же застыл. Осознание неприятно, и даже болезненно кольнуло его. Ведь он и правда инстинктивно хотел дать ей пощёчину за дерзкие и.. совершенно, на его взгляд, нелепые слова. И она это заметила. Желая сделать её сильной, он сам надломил в ней что-то. Она даже не задумывается, но чувствует, что её реакция отточена побоями. Не нужно полноценного движения, чтобы она поняла, чего ждать. Достаточно малейшего намёка на жест, едва заметного микро-движения. Возможно, в этом своя сила. Но точно не похвала её отцу. — Ты настолько боишься меня? — сквозь зубы спрашивает Иуоо. Беатрис вздрагивает, поджимая губы, а вот Карма вздёргивает подбородок, глядя на её отца сверху вниз: — А чего вы ждали? Что она со счастливой улыбкой бросится в ваши объятья после всех надругательств, которые пережила? Да никто после подобного спокойно спать не будет. — Я обучал её, — чуть повысил голос Иуоо, отчего дочь чуть вздрогнула, а Акабанэ нахмурился, если что готовый и отвечать. Заметив реакцию подростков, Иуоо потёр лоб, вздыхая. — Что вы вообще можете знать о жизни... В учёбе, в такой школе, как Кунугигаока, вы должны были узнать, какова реальная жизнь. Сильные всегда будут впереди слабых. И только сильные могут хоть на что-то претендовать в жизни. Слабым же место только гнить в чужой тени до конца своих дней. Если бы я не смог научить этому Беатрис сейчас, потом могло быть поздно. — Отец... — Беатрис слушает внимательно, помня совет Исогая. Пытается понять Иуоо, хотя и понимает, что другие верно говорят: на подобное глаза не закрывают. Не на насилие. И всё же... — Вы не виноваты в смерти мамы... — Карма скашивает взгляд на Беатрис, после чего смотрит на вмиг нахмурившегося Мотидзуки, что сжимает от этих слов кулаки, определённо не желая это обсуждать, но Беатрис продолжает. — Вы заботились о ней и делали для неё всё. Если я и забирала много её сил и времени... — Здесь вообще ничьей вины нет, — отрезает Акабанэ, запуская руку в волосы, — конечно, я мало знаю о матери Беатрис-чан, — на секунду младшая Мотидзуки отвлекается, не понимая, почему Карма вернулся к формальностям, но предполагает, что он так поступает из-за Иуоо, как следующие слова Кармы пробирают её до костей, — но неужели вы думаете, что она сама не знала, чего ждать? Судя по всему, это была сильная женщина, и вряд ли ей требовалась чья-то указка. Она получше вашего знала о своей болезни, верно? Если она хотела отведённое ей время посвятить вам и своей дочери... — тут Карма криво усмехается, окидывая Иуоо насмешливым взглядом. — Сами не думаете, что это был сознательный выбор? — Ты ничего не знаешь, чтобы говорить подобное, Акабанэ, — цедит Иуоо, а Беатрис вздрагивает, не сомневаясь, что отец винит её в смерти матери. От этого сейчас... ещё более горько, чем раньше. — Ну.. Я знаю одно, — опустив ладони в карманы, Карма натягивает на губы улыбку, глядя прямо в мрачные глаза Иуоо, — человек, которому нечего терять, способен расставить для себя приоритеты. И я уважаю мать Беатрис-чан, зная, что приоритетом для неё была семья. Не все люди так ценят своих близких, знаете ли. Глаза Беатрис чуть слезятся, пока она в упор смотрит на улыбающегося Карму. Она тоже винила себя в смерти матери, никогда не задумываясь о том, что это действительно был её выбор, её желание. Что любовь к своей семье вовсе не добивала её, а делала счастливой до самого последнего мига. Беатрис резко отвернулась, вскидывая взгляд кверху и часто моргая, переживая ещё, что не дай бог сейчас тушь потечёт, вообще картина маслом будет. А Иуоо... чувствует, будто бы его сбили на огромной скорости. Не сидел бы он, сейчас бы осел. В словах мальчишки то, о чём Иуоо не то не задумывался, не то не позволял себе задуматься. Всегда было просто обвинить себя в том, что не хватило в своё время жёсткости, обвинить дочь в несамостоятельности и слабости, сгубившей мать. Всегда было проще винить болезнь в том, что всё пошло прахом. Что можно сделать с неизлечимой болезнью? Ведь принять то, что, чем лишний раз посетить врача, Мальвина хотела как можно больше времени провести с ними – её выбор... значит признать, что винить некого. Что вместо того, чтобы просто быть со своей семьёй, привыкая быть отцом, он гонялся за какими-то лекарствами, везде водя за собой и Мальвину. Страх потерять её не позволил ему услышать её. Пока он гонялся за призраком, она просто хотела быть счастливой. Хотела, чтобы их семья хоть немного была идеальной. И признать, что ничьей вины в смерти Мальвины нет, значит признать и то, что Иуоо собственноручно уничтожил всё, что хотела оставить после себя его жена. Он считал, что делал для неё всё. Но он делал то, чего хотел его страх – стоящий за ним эгоизм, возможно, – а вовсе не она. Ведь его нежная и мягкая жена.. всегда беззаветно любила и его, и их дочь, от которой ему было проще отвернуться. Если бы Иуоо кто-то сказал, что в свои года его удивят слова наглого мальчишки-подростка, он бы тут же приказал своим людям выпроводить подальше этого придурка. А тут его не то что удивили слова Акабанэ... Они всё перевернули. Это был новый, ещё более неподъёмный груз, который осознанием свалился на плечи Иуоо, вызывая у него желание сесть в тишине и подумать. Отложить все дела и просто подумать. Позволить себе вытащить на свет воспоминания о последних годах жизни любимой женщины. Найти в себе силы осознать, что в этом были не только её болезненная бледность, порой бесконтрольный кашель и частые головокружения, а ещё мягкая улыбка, задорный смех на проказы активной дочери, попытки также активничать, даря ребёнку чувство защищённости и беззаботности. Принять то, что ты лишь омрачал жизнь дорогого тебе человека и разрушил то, что этот человек хотел создать... слишком сложно. Всё естество Иуоо протестует против этого, и ему хочется позвать своих людей, чтобы они выпроводили к чёрту слишком много на себя взявшего мальчишку, а ещё заперли дома дочь, но Иуоо подавляет это желание. Позже, возможно, он заставит себя переосмыслить большую часть своей жизни.. Сейчас же... Разбирать нужно последствия его же выбора. Иуоо махнул на стулья. Карма чуть выгнул бровь, но когда Беатрис подняла свой стул, садясь, тоже сел на место. Честно говоря, ему не верилось, что этот непреклонный человек, много лет избивавший собственную дочь, сейчас так спокойно отнёсся к его, несомненно, резким словам. Несмотря на то, что это в первую очередь важно для Беатрис, Карма не мог не провоцировать Иуоо. Слишком его выводит из себя мысль, сколько этот человек взвалил на чужие плечи. Не только ответственность за смерть жены, но и свои же комплексы. И ведь даже сейчас не стесняется вкладывать то же в свои слова. — Завтра у меня конференция, поэтому сейчас давайте решим насущные вопросы, остальное... — Иуоо хочет сказать, что не имеет значения, но поднимает взгляд, ловя робкий взгляд дочери. В насыщенных зелёных глазах Беатрис... теплится надежда. Надежда, что и он услышал Карму и задумался обо всём, что было в их жизни. — К остальному вернёмся в другой раз. Беатрис, ты живёшь у Акабанэ-куна? — она кивает, теребя подол платья. Иуоо кидает взгляд на Акабанэ, что сейчас даже без улыбки, из под чёлки смотрит на него. — Может, это и не столь важно, но я хочу знать: какие отношения связывают вас? — Беатрис вздрагивает, не зная, как правильно ответить на этот вопрос, но вот Карма с ответом находится вмиг: — Беатрис-чан мой близкий друг, Мотидзуки-сан, — чуть ухмыльнувшись, Карма наклоняет набок голову, — вопреки вашему мнению, уверен, для нас это не вопрос. Беатрис косится на Карму, не уверенная, как относится к такому ответу. С одной стороны, и правда не время и ситуация, чтобы их отношения афишировать, с другой стороны, странно, что бессовестный парень, которого чужое мнение особо не заботит, скрывает их отношения от её отца. Иуоо, конечно, бросает взгляд на дочь, но сейчас его больше заботит всё больше закипающее раздражение. Сейчас уже Акабанэ кажется ему парнем мерзким. Наглая улыбка, этот тон и насмешливый, и дерзкий, прямой провоцирующий взгляд, поза, выражающая крайнюю непринуждённость... Умеет он людей раздражать, в этом сомневаться не приходится. Уважение к старшим, конечно, зашкаливает вместе с манерами. Тихо вздохнув, говоря себе, что вновь сорваться на парне, как при их первой встрече, будет совсем жалко, Иуоо берёт себя в руки. — Я хочу, чтобы ты вернулась домой, Беатрис. Беатрис чуть вздрагивает, заметно хмуря лоб. Встречается с прямым взглядом отца, хочет опустить голову, но держится, пытаясь понять, что он вкладывает в свои слова. Карма рядом тоже чуть хмурится и переводит взгляд на Беатрис. Ему совершенно не нравится идея, что она может вернуться в дом, где переживала насилие, да и доверия к её отцу пока особо не прибавилось, но его вмешательство сейчас смотрелось бы крайне нелепо, так что ему остаётся лишь ждать её ответа. Самой же Беатрис аж худо становится. Горло пересыхает, и она косится на напиток, но просто боится подавиться. Слишком сильно нервничает, точно чувствуя, что от дальнейшего решения зависит её жизнь. На самом деле было бы правильно вернуться домой. Она несовершеннолетняя, да и жить у Кармы на его ответственности... Он же такой же подросток, как и она. Это слишком... В то же время Беатрис понимает, что сам Карма на такие заявления лишь фыркнул бы. И сейчас она чувствует его взгляд. Сжав подол платья до боли в пальцах, Беатрис хрипло говорит: — Я не уверена, что готова вернуться... — не выдержав взгляда отца, Беатрис опускает свой. Иуоо поджимает губы, потирает лоб кончиками пальцев, точно не давая себе нахмуриться, после чего отвечает: — Я ничего не могу обещать, если ты не находишься под моим присмотром, — судорожно вздохнув и найдя под столом ладонь Кармы, Беатрис крепко сжимает её, привлекая внимание и как бы полагаясь на его присутствие, но этим находя силы: — Отец.. Можете ли вы дать мне время? — Время на что? — чётко выговаривает каждое слово Иуоо. "Коро-сенсей сказал, что мой ответ отцу должен быть подкреплён моими взглядами и принципами. Карасума-сенсей сказал, что нужно уметь брать на себя ответственность. Bitch-сенсей сказала, что только я сама могу создать себя. Я многого в жизни не знаю, а ещё во многом полагаюсь на Карму и учителей, но... Мне кажется, я знаю, чего хочу. Я всё ещё хочу, чтобы мой отец мною гордился. Потому что.. я люблю его. Или любила маленькой... Не знаю." Беатрис медленно поднимает взгляд. И Иуоо хмурится. Он никогда не видел у дочери такого взгляда и сейчас не может дать ему ни названия, ни определения. Отпустив ладонь Кармы и сложив ладони одну на одну на столе, Беатрис чуть подаётся вперёд. Она шепчет, потому что боится произносить такие слова громко. Она заглядывает так отцу в глаза впервые, отчего чувствует дрожь на кончиках пальцев, а ещё боится, как бы эта реакция на её слова не оказалась... концом любых попыток понять друг друга. Иуоо медленно облокачивается на спинку стула, не находя в себе сил смотреть на дочь. Он молча взмахивает рукой в жесте "уходите". Беатрис растерянно смотрит на отца, не зная, правда ли уходить или нужно хоть что-то сделать, но Акабанэ молча берёт её за предплечье, вынуждая встать и покинуть ресторан. Они садятся в машину и всё те же двое наёмников отца везут их к дому Акабанэ. Беатрис молча смотрит в окно, снова и снова прокручивая в голове то, что сказала отцу: "Я не хочу бояться вас, отец. Я хочу полюбить вас".***
Карма то и дело кидает взгляды на Беатрис. Разговор с её отцом прошёл не то чтобы хорошо, но и не плохо. Можно было бы даже сказать, что они пришли к взаимопониманию, если бы не последние слова Беатрис. И Карма их не понимает. У неё нет искажённого представления о домашнем насилии, как это иногда бывает у выросших в таком людей: она не считает это нормой, не принимает и желает изменить свою жизнь. Но. Как после подобного она может хотеть полюбить того, кто избивал её много лет. Как она может оправдывать его. На её месте он бы вряд ли стал такое сносить. Конечно, говорить, не будучи в такой ситуации, легко. Его родителям на него просто плевать. Они финансовые трейдеры, находятся в постоянных разъездах, а, даже когда возвращаются, Карме уделяют не шибко много времени, а если и уделяют, то это нередко заканчивается конфликтами. Просто ему это не нужно. Не нужно это показательное беспокойство. Не нужны советы "умных взрослых". Он уже давно предоставлен сам себе. С Беатрис иначе. Точнее, совсем наоборот. Она всегда была под жёстким контролем своего отца, который то и дело бил её за проступки или неподобающее поведение. И ведь нельзя сказать, что она не могла за себя постоять. Могла. Но не находила сил. Да, судить легко. А вот понять... Карма снова хмурится. Как можно.. быть такой. Доброй? Наивной? Глупой? Желать простить, понять и полюбить того, кто измывался над тобой. Глупо. Наивно. Странно. Непонятно. Акабанэ закрывает на ключ дверь, когда резко разворачивается, слыша судорожный вздох Беатрис. Она обхватила себя руками и упала на колени. Присев на одно колено, уже думая встряхнуть Беатрис, красноволосый замирает, слыша её негромкий голос: — Я сглупила, да? — запустив руку в волосы, Карма пожимает плечами, как-то не задумываясь, что она этого жеста не видит. — Я знаю, как звучали мои слова... Но я так чувствую. "Чувствует?" — Акабанэ усмехается. Всегда такая внимательная и осторожная, но так оно и есть. Она доверяет своей интуиции, слушает сердце, а ещё всегда идёт на поводу у чувств. И пусть головой она понимает, что это нелепо или даже глупо, но она доверяет сердцу. — Раз так, то нечего теперь об этом думать, — с усмешкой говорит Карма, приобнимая Беатрис и притягивая её к себе, на что она охотно обнимает его за плечи, — ты хорошо продержалась. — А теперь на ногах стоять не могу... — тихо фыркает она ему в плечо, вызывая нахальную улыбку на лице Кармы. — Даже так... — Мм? Одна его рука скользит вниз, и Карма наклоняется к уху Беатрис, прикусывая. Она резко выдыхает, приподнимаясь, но он не спешит отпускать её, наклоняется к шее и проводит по ней губами. В следующий миг он чуть морщится и отстраняется, поднимая взгляд на покрасневшее лицо Беатрис. — Смой это. — Что... — она приоткрывает глаза, глядя на нахмуренное лицо Кармы. — Тональник. Зачем он на шее? — Дурак! — смутившись, бьёт его по плечу Мотидзуки. — Если он будет только на лице, тон неровным получится. — Тогда не наноси его. Я хочу тебя касаться без лишнего слоя крема, — не ведя и бровью, говорит Акабанэ с усмешкой. Чуть смутившись, Беатрис заправляет прядь волос за ухо, после чего коротко целует Карму в губы и поднимается, юркая в ванную. Ухмыльнувшись, он тоже встаёт и приваливается к стене, доставая телефон. — Рицу. — Да, Карма-сан? — загорается на телефоне розововолосая девушка. — Ты связывалась с Карасума-сенсеем или Коро-сенсеем? — Да. Коро-сенсей сам следил за вами до самого дома, но сейчас он в школе. Карасуме-сенсею же я сразу сообщила, что всё прошло успешно и вы едете домой. — Он что-то спрашивал? — Нет, но завтра вас спросит, — указывая пальцем на Карму, улыбнулась мобильная артиллерия. — К тому же, как ты и просил, по окончанию я сразу стёрла из своей памяти запись вашего с Мотидзуки-саном разговора. — Да, спасибо, — усмехнувшись, кивает Акабанэ. — Никаких проблем! Хотя я всё ещё не понимаю, зачем. — Ну.. — бросив взгляд на дверь, за которой скрылась Беатрис, он чуть мягче улыбнулся. — Видишь ли, Рицу, некоторым вещам лучше оставаться в пределах своих стен. — Значит, это твой способ прикрыть Беатрис-сан? — Ты точно всё стёрла? — выгибает с усмешкой бровь Акабанэ. — Просто я и вас двоих слышала, — изображая рукой выстрел из пистолета, подмигивает парню Рицу. — Ха! Сделай одолжение, не включайся, если мы тебя не зовём. — Так уж и быть, — смеётся в ладошку она. — Карма, ты говоришь с кем-то? — открывает дверь Мотидзуки. Он убирает телефон в карман. — Уже нет. — Да? А стоишь тут чего? — с улыбкой подходит она. Карма придирчиво проходится взглядом по лицу Беатрис, довольно отмечая, что всю краску с лица она смыла. Притянув её к себе, Карма медленно ведёт ладонью вверх по её спине, шепча на ухо: — Хорошая девочка... — В-всё равно бы смывать пришлось... — обвивает шею Кармы Беатрис. — Конечно-конечно, — усмехается он в ответ. Беатрис дует губы, с лёгким недовольным прищуром глядя на Карму, но он в ответ лишь усмехается, медленно облизывая губы. И хотя она думает ещё поиграть в обиженную и всю такую задетую, Карме это вообще погоды не делает. Раз уворачивается от поцелуя... Хмыкнув, красноволосый нахал медленно тянет змейку платья вниз, отчего Беатрис вздрагивает, резко обхватывая себя руками и не давая платью упасть с плеч. — Д-дурак!.. Ты что делаешь? — Карма вмиг прижимает Беатрис к стенке, пользуясь тем, что руки у неё заняты своим платьем. — Наказываю за плохое поведение. — Это какое?! — возмущение так и пылает в глазах Беатрис, но она чувствует себя даже слишком беззащитной в расстёгнутом платье и в капкане Акабанэ, которого явно эта картина забавляет. — Поясняю, — наклонившись к губам Беатрис, Карма переходит на шёпот, — я целую тебя тогда, когда захочу. И он прижимается к ней губами, плавно опуская руки на плечи и снимая с них платье. Нежные поцелуи сменяются властными и страстными, а руки Кармы медленно проходятся вдоль лямок лифчика вниз, а потом вверх по ключицам. По спине Беатрис так и побежали мурашки. Но в следующий миг в окно комнаты, в которой живёт Беатрис, раздаётся стук. Подростки замирают, вскидывая головы. А в дверь постучаться никак? Или надо хвастаться своими способностями и висеть на окне второго этажа? — Ребятки, вы дома, выходите или учитель будет вынужден войти сам! — У этой осьминожки, что, нюх на моменты, которые испортить надо... — мрачно усмехается Карма, кидая взгляд на закрасневшую в помидор от осознания, что учитель здесь, Беатрис. — Застегни, пожалуйста, платье. Чуть прищурившись, так и желая ещё помучить Беатрис, Карма неохотно застёгивает платье, точно зная, что прибьёт наглого учителя рано или поздно. А если он продолжит мешать ему совращать его же девушку, то он убьёт его куда быстрее, чем тот думает. Беатрис же тихонько благодарила учителя. Риск того, что её хрупкое сердечко такого не выдержит, возрастал с каждым прикосновением Кармы. А ещё.. оттенок страха от чужих прикосновений невесомо, но преследовал её.