Хроники Арли. Книга первая. Где Я?

      Каменная лестница уходила вниз. Один пролёт вел к мудрости и знаниям, а другой – к боли, грязи и в конечном итоге – смерти. К счастью, сегодня мне не сюда.       Неверный свет факела, который держал над головой мой неизменный сопровождающий, слишком слабо освещал падающие вниз ступени и едва разгонял тьму. Она слабо колыхалась тяжёлой портьерой уже в двух-трёх шагах от инквизитора и опускалась сразу за моей спиной. Пахло сыростью, плесенью и мышами. Камень стен, за который приходилось цепляться в отсутствие перил, был влажным и скользким, как и узкие ступеньки под ногами. И холод, от стен явственно шел холод. Ноги, обутые в тоненькие кожаные мокасины, замёрзли практически сразу. Неужели тут кто-то живёт? Или того хуже, работает?       Проектировщику ступенек двойка! Кто их выдумал, такие узкие и высокие? Если бы я шел первым, давно свернул себе шею, а так время от времени утыкался носом в железную спину инквизитора, слыша в ответ недовольное ворчание.       Да сколько же можно? Это же не съемки фильма «Путешествие к центру земли». Мы идём уже целую вечность, а лестница и не думает заканчиваться.       – Долго ещё? – я постучал в широкую спину. Тени разбежались в разные стороны, у самого лица прошипела пылающая головка факела.       - Я здесь был ровно столько же, сколько и ты, – с раздражением сказал Оррик, обернувшись.       – Ещё немного и мы пройдём землю насквозь, – выругался я, чем заработал ещё один взгляд инквизитора, на этот раз весьма задумчивый, если не сказать настороженный. Вот черт! А вдруг здесь ещё не в курсе, что земля круглая? Надо держать язык за зубами, а не болтать почем зря.       По моим прикидкам, мы спустились уже к самому подножию холма, на котором расположился Рогон. К сожалению, мне не пришло в голову считать ступени с самого начала, так можно было прикинуть глубину, на которую мы забрались. Сейчас это делать бесполезно: оставалось лишь рассчитывать приблизительно.       – Почему библиотека так глубоко? – спросил я в мерно покачивающуюся спину. – Неужели монахи ходят сюда читать книги? Это же форменное издевательство. Пока доберёшься…       – Никто сюда ничего читать не ходит, – не поворачиваясь, сказал Оррик. – Да и в большинстве своём они и читать-то не умеют. Мы идем в хранилище, а брат Маркус с некоторых пор тут хозяин.       – А нам что делать в хранилище? – совсем запутался я. – Долго ещё?       – Вот ты нетерпеливый, – Оррик посветил факелом под ноги. – Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в подземных ходах, то нам осталось совсем немного.       Пришлось воспользоваться недвусмысленным предложением заткнуться. Не беда, терпение – именно та добродетель, которую вбивали мне в голову на протяжении всего пребывания здесь. Что мне какие-то несколько ступенек?       И действительно, не прошло и минуты, как стенки шахты раздвинулись, враз потерявшись во тьме. Впрочем, сейчас темнота волновала меня меньше всего. Мы остановились на пороге чего-то огромного. Громадная пещера, носившая следы человеческих рук. Не сами же здесь, у входа, появились квадратные колонны, вершинами уходившие во тьму, клубившуюся над нашими головами.       Оррик осторожно ступил на ровную поверхность пола. Видно, и в душе опытного воина поскрипывала нотка неуверенности перед такими масштабами.       Представьте себе парадные залы Зимнего дворца, которые освещены только редкими островками огоньков в абсолютной тьме. Все линии, которые удавалось выхватить глазу, выходили из темноты и в ней же и растворялись. Формы, подернутые мраком, детали, размытые подрагивающим, словно умирающим, светом – все это давило и размазывало по полу, нашептывая прямо в мозг, что мне здесь не место.        Подойдя поближе, я увидел, что горит какая-то жидкость, налитая в глубокие чаши. В первом зале чадило всего три светильника, лишь слегка разгоняя мрак в центре. Свет нигде не добирался до стен, отчего казалось, будто здесь их вообще нет. От такой расстановки светильников в груди заскребся червячок страха.       – И кто все это построил? – я поежился.       – Гномы, – инквизитор опять выглядел невозмутимо. – Пошли, уже недалеко. Вопросы потом, – предвосхитил меня Оррик.       Несколько минут мы молча шли по огненной дорожке. Инквизитор уверенно выбирал направление, даже если следующая веха пряталась за поворотом. И этот человек утверждает, что внизу первый раз. А что случилось бы со мной, если не дали сопровождающего?       Коридоры, по которым мы шли, могли многое рассказать о прежних обитателях. Свет от факела выхватывал из тьмы фрагменты настенных фресок со странными рисунками. Кое-где под ними чернели каракули: то ли гномий язык, то ли кто-то баловался, так сразу и не разберёшь.       Светильники стояли только на перекрёстках, причём там, где требовалось свернуть в сторону. Если мы шли прямо, то дорогу освещал факел Оррика. Все мысли давно убежали из головы, все, кроме одной: если я умудрюсь потерять инквизитора, местные пещеры обзаведутся ещё одним привидением. Один я отсюда не выберусь ни при каких обстоятельствах.       – Пришли! – Оррик остановился перед высокими дверями, наглухо перекрывавшими дальнейший путь. При свете факела я разглядел грубо нанесённый на верхнюю часть дверного полотна знак из трёх перекрещивающихся колец. Знак Церкви.       Оррик громыхнул кулаком в дверь. С потолка посыпалась пыль.       Долгое время ничего не происходило. Дверь смотрелась настолько массивной, что вряд ли за ней можно услышать чьи-то шаги. В такую нужно стучать кулаками Оррика, тогда есть шанс, что когда-нибудь достучишься.       Вопреки моим ожиданиям, звук сдвигаемого засова различался более чем отчётливо.       – А зачем такие сложности с закрыванием? – удивился я. – От кого тут прятаться?       Оррик пожал плечами.       – Сейчас уже не от кого.       Вот тебе и на. Сейчас! А раньше, значит, было от кого. Кому досталось наследство от гномов? Оркам? Кобольдам? А вообще есть ли тут такие?       Одна створка приоткрылась ровно для того, чтобы в щель просунуть глаз.       – Кто вы и чего надо? – последовал вопрос довольно привлекательным, глубоким голосом, словно за дверью стоял диктор с телевидения, впрочем, манера говорить сказала мне, что диктор не в духе.       Мы с Орриком переглянулись. Он хмыкнул и, ни слова не говоря, сунул в щель свою фибулу. Те же три кольца только с тремя мечами. За дверью недоумевающе кашлянули, завозились, и загремела тяжелая цепь. Створка беззвучно поползла дальше, ровно настолько, чтобы мы по отдельности могли протиснуться внутрь.       Едва мы оказались по другую сторону, невидимый пока страж с силой захлопнул дверь. Я решил, что именно с таким звуком должны закрываться створки Мордора. Ну или где-то рядом выстрелили из танковой пушки. Я как-то раз вместе с отцом побывал на полигоне – ощущения в принципе схожи. Если в темноте бродят отродья зла, им только что сообщили, что пришло время славного перекуса: люди с поверхности, которые ещё не успели отощать и превратиться в ходячие, живые скелеты.       Оррик поднял факел повыше, свет разбежался вокруг, отплясывая танец на наших лицах. Из темноты вынырнуло тело стража.       Где тощая, сухопарая фигура старца? Где седые патлы и борода клоками? Про мятую рясу я вообще промолчу, брат одевался с иголочки, и приличных размеров талия только подчеркивала это.       И тут мне было чему завидовать: страж был одет практически по моде старушки Земли: плотные штаны, наподобие джинсов, свободного покроя рубашка с завернутыми рукавами, ботинки правда, подкачали – все те же мокасины на тоненькой подошве. В общем, настоящий франт. Не очень понятно, что он делает здесь.       Человек вышел на свет. И его гладко выбритое лицо с глубоко сидящими недобрыми глазами требовательно обратилось к Оррику.       – Ну и что здесь забыл инквизитор? – он перевел взгляд на меня. – И попугай без роду без племени?       Я почувствовал, как у меня запылали уши. Никогда не краснел, а тут хватило одной проклятой фразы! И хренов епископ ни словом не обмолвился о личности хранителя. Но, может, мы повстречали кого-то другого? Должен же кто-то охранять мудреца, пока он думает свои умные мысли?       Пока я перебирал слова для достойного ответа, человек узрел в моих руках свёрток, из которого, словно два больших пальца, сложенных вместе, дерзко высовывались горлышки от бутылок.       – Давай сюда! – радостно воскликнул он. – Надеюсь, это не такая же кислятина, как в прошлый раз? Беда с этими монахами, совсем не разбираются в вине.       С этими словами у меня отобрали свёрток.       – А вы не могли бы позвать сюда брата Маркуса? – промямлил я неожиданно для себя самого.       Теперь на мне скрестились сразу два взгляда. Один изумленный, а другой жалостливый.       – С каких это пор инквизиция начала приглядывать за юродивыми? – теперь уже Оррику достался сочувственный взгляд. – Еретики все повывелись? Или магов не хватает?       – Следи за языком! – прорычал Оррик, зацепившись правой рукой за меч. – Ты слишком много себе позволяешь!       Но грозный вид моего спутника на брата Маркуса никак не подействовал. Он насмешливо переводил взгляд с меня на инквизитора и обратно.       – Остынь, Совет сам засунул меня в эту дыру, сам знаешь, зачем. А если не знаешь, спроси у тех, кто постарше, – в голосе брата Маркуса пропали весёлые нотки, и теперь им можно было резать металл. – Работая здесь, я накопал на десять костров, пять четвертований и три виселицы, так что тебе нечем меня напугать, здоровяк.       Брат Маркус опять расплылся в улыбке и хлопнул Оррика по плечу, которое легко было спутать с валуном. Из-за невысокого роста монаха жест получился комичным. Как будто Моська попросила слона не нервничать.       – Ну что так и будем на входе мериться длиной меча или все-таки отведаете, чего послали мне боги?              Бог или боги к брату Маркусу были весьма благосклонны. Стол, больше напоминающий аэродром, не ломился от яств, но для одного-единственного представителя человеческого рода явно страдал изобилием. Мясо разных видов, жареные овощи, свежие овощи, птица в собственном соку, мелкая птица, которую я для порядка назвал перепелками, даже рыба – на столе присутствовало все, чего угодно душе человека, страдающего чревоугодием.       Как поведал словоохотливый монах, хотя монахом я теперь назвал бы его с очень большой натяжкой, все это спускается к нему по специальному ходу на верёвке, но братья, видимо, не очень пеклись о его духовном начале, потому как присылали лишь самое простое вино.       – Кислятина и несусветная гадость, – сообщил брат Маркус, запихивая перепела в рот целиком. – Как у них только руки поднимаются покупать такое для, – он помахал в воздухе рукой, видимо, помогая мысли родиться, – для своего брата. Это же форменное издевательство! Может, кому-нибудь пожаловаться?       Насколько я понял, собеседник брату Маркусу нужен был только в виде муляжа или, на худой конец, фотографии. Главное, чтобы он чувствовал внимание, остальное его не особенно волновало. Оррик почти сразу оставил попытки впихнуть в монолог хозяина пещер хотя бы слово. А раз говорить не нужно, следует все силы отдать борьбе с многочисленными блюдами, который вызывающе на тебя смотрят. Тут уж инквизитор сам мог дать фору кому угодно, чем заработал уважительный взгляд хозяина.       Что касается меня, то я терял очки примерно с той же скоростью, с которой Оррик их набирал. Столько съесть за один присест, сколько помещалось в желудке любого из сотрапезников, я не смог бы даже если еда, как у верблюда вода, хранилась в моем горбу. Да, даже если бы у меня отрос ещё один, все равно бы не влезло.       Когда все насытились, брат Маркус, отвалившись от стола, сыто поцокал языком и добродушно посмотрел на меня.       – Ну и какое дело привело в мою скромную обитель столь почтенного брата инквизитора и его, гм, спутника, – оговорился монах специально, чтобы выделить вопиющее, на его взгляд, безобразие. – Говорить не умеет, думать не хочет, а ест так и вовсе, – брат Маркус рукой покачал в воздухе, показывая, что он думает о людях, которые так плохо едят, в общем, и обо мне в частности.       Оррик с блаженной улыбкой погладил раздувшийся живот и немного ослабил ремень.       – Пивка бы ещё, – мечтательно сказал он. – Для полного счастья.       – Если для полного, – ухмыльнулся брат Маркус, – то в кладовой ещё осталась пара кувшинов.       Инквизитор оживился на секунду, но тут же досадливо поморщился.       – Пожалуй, сегодня обойдемся сытным обедом, – он стряхнул с себя сонную одурь, подобравшись как тигр перед броском. – Как вы правильно заметили, брат Маркус, мы здесь по делу, – инквизитор особо выделил последнее слово.       – Вот как, – изобразил неподдельное внимание монах. – Всем, чем могу, так сказать, помогу. Но что может понадобиться от скромного книжного червя столь прославленному хранителю устоев Богов?       Выспренняя речь в устах брата Маркуса вовсе не казалась напыщенной. Велик талант этого монаха, велик и многогранен. Да и монах ли он вообще? И, кстати, последние слова он произнёс об Оррике или о ком-то повыше? Епископе, например.       – Информация, конечно же, – удивлённо ответил мой спутник. – Что ещё нам может понадобиться?       И это боевик-инквизитор? Вот уж теперь ни в жизнь не поверю, что им платят только за меч. Оба служителя церкви сейчас напоминали маститых футболистов. Сделали на пробу пару финтов в начале, показали невзначай свое мастерство, а затем принялись лениво перекатывать мяч друг другу.       – Расскажите про двухтысячелетний цикл, – рубанул без всяких предисловий я. Мне до смерти надоело сидеть без дела, наблюдая, как другие занимаются своим делом, не обращая на меня внимания. Так к чему эти бесполезные разговоры про погоду?       Есть все-таки высшая справедливость, есть! Я был разом вознагражден и за прошлые не самые приятные высказывания заносчивого монаха, и за все будущие. Брат Маркус захлебнулся вином и сейчас отчаянно пытался откашляться, чтобы восстановить дыхание. Я мстительно наблюдал за тем, что он ловит воздух, как рыба, выброшенная на лёд, а заодно безуспешно пытается со светлой рубашки стряхнуть капли вина.       Между прочим, хитрый монах выставил на стол отнюдь не то вино, которое мы захватили с поверхности. По деревянным кубкам разлили то самое пойло, о котором с такой брезгливостью нам поведали. Наши две бутылочки брат Маркус решил оставить для лучшей компании, то есть, видимо, для своей.       Бросив короткий взгляд на Оррика, я подметил, что мелкая пакость, подстроенная ближнему, и в несусветной дали от дома вызывает удовлетворение у большинства свидетелей. Тем более, что может быть приятнее, чем досадить сопернику.Особенно из соседнего ведомства. То, что они из разных ведомств или хотя бы имеют двух разных хозяев, я уже догадался.       Держать удар брат Маркус точно умел. Он достаточно быстро взял себя в руки и посмотрел на нас совсем другими глазами. При этом мне достались львиная доля внимания и колючий, пронизывающий взгляд. Такое впечатление, будто ты заглянул в колодец, ожидая увидеть воду, а на тебя наставили крупнокалиберный пулемёт. Над монахом потихоньку вспухал светло-фиолетовый пузырь с синевато-черными прожилками, нервно подергивающийся и с резкими, колючими очертаниями. Такого цвета мне пока встречать не приходилось. Так что и определиться точно, с какими чувствами ко мне подбираются, не получилось – слишком много всего оказалось намешано: любопытство, раздражение, злость и много чего ещё. Что ж, подождём, пока горизонт прояснится.       Чтобы не показывать нервное напряжение, я ухватился за кубок, быстро ополовинив содержимое. Надо же, вкус оказался гораздо лучше, когда сидишь на иголках.       – Откуда ты знаешь о циклах? – рявкнул брат Маркус, и мне показалось, что сейчас на меня бросятся с кулаками. Или прирежут по-тихому. – Он не из ваших, – утвердительно сказал монах, кивая Оррику на меня.       – Не стоит так волноваться, – успокоил его Оррик. – Это просьба епископа.       Но брат Маркус и не подумал расслабляться. Складывалось впечатление, будто гончая напала на след, и он готов броситься в погоню. Уж не за мной ли?       – Мне плевать на вашего епископа, даже если это сам отец Тук, – проговорил монах категорично. – Мне нужно подтверждение ваших полномочий.       Сам отец Тук? Я мысленно разинул рот и присвистнул от удивления. Кто же такой этот маленький старикан? Не о каждом говорят в подобном ключе: «сам». И второе, не менее любопытное: похоже, брат Маркус не подозревал, кто нас послал. Ну и третье, что меня изрядно порадовало: мой словарик продолжал набухать, через несколько секунд пополнившись заковыристым словом «полномочия».       Реакцию Оррика предугадать оказалось не трудно: здоровяк схватился за бока и заухал, как заправский филин. Я тоже не смог сдержать улыбки, чувствуя комичность ситуации. И только брат Маркус был не в курсе происходящего. Он подозрительно посматривал на нас обоих, но пока не знал, как ему реагировать.       Отсмеявшись, Оррик потянулся к моему кубку, отхлебнул пару глотков, посмотрел на опустевшее дно и растянул рот до ушей.       – Так это он и есть. Сам, так сказать.       Спустя мгновение ржали уже оба, Оррик держался за живот и все твердил, что больше не может, а брат Маркус смеялся раскатистым, заразительным смехом, наполняя небольшое пространство столовой мощными волнами своего голоса.       – Серьёзно? – утирая слезы, наконец выдохнул брат Маркус. – Старина Тук здесь? – он ткнул пальцем в потолок.       Оррик лишь кивнул в ответ, отдуваясь.       – Чудные дела творятся вокруг, – брат Маркус покачал головой. – Вот уж не думал, что его забросит в такое захолустье. Слушай, что он здесь забыл? Нужны очень веские основания, чтобы заслать личного помощника главы Конгрегации в эту дыру.       Оррик в ответ лишь пожал плечами, мол, неисповедимы пути начальства, нас, простых тружеников в такие дела не посвящают.       – Ладно, смех смехом, а мне действительно нужно подтверждение ваших полномочий, – развел руками монах.       – А что в этом вопросе такого секретного? – поинтересовался я, разглядывая рисунки на стенах.       Брат Маркус выбрался из-за стола, животом отодвинув от себя столешницу. Прошёлся туда-обратно и резко повернулся ко мне.       – Знаешь, парень, секретность – это про голодные бунты на севере и юге. Может быть, про восстания магов и рост количества последователей Великой Бездны, наверняка о смуте, которую сеют эмиссары эльфов и прорывы тварей Тьмы. Ещё секретность – это вечное недовольство светских властей и их недоделанные интриги против Совета кардиналов, – брат Маркус потер виски. – Все эти явления имеют место быть, и о них знают те, кому об этом следует знать. Остальные догадываются, но для них молва, что где-то кто-то помер от голода, не более, чем слухи и возможность почесать языком в трактире под кружку холодного пива.       Он вперил в меня холодный пронзительный взгляд, словно воткнул кинжал.       – А двухтысячелетнего цикла вообще никогда не было. Это миф, страшилка для детей, которую даже матери не рассказывают малышам, чтобы они побыстрее заснули. Парень, даже знание о том, что это не сказка, является одной из самых охраняемых тайн на Арли. Поэтому мне очень хотелось бы узнать, с какой стати Инквизиция, которой положено присматривать за магами и еретиками, сует нос не в свое дело. И почему епископ, который, по идее, и знать все это не должен, рассказывает об этом каким-то проходимцам, вроде вас, – закончил брат Маркус, уставившись на нас обоих холодным, оценивающим взором.       Затем он повернулся к Оррику.       – Инквизитор, спрашиваю в последний раз. У тебя есть разрешение?       Оррик тоже поднялся со стула и вытащил откуда-то из-за пазухи свернутый в трубочку документ. Монах сломал печать на ленте, которой тот был перевязан и углубился в чтение. По тому, как бегали его глаза, я понял, что грамота для него привычное дело. Лист мелко исписанной бумаги он пробежал очень быстро. Значит, действительно библиотекарь, пусть и слегка специфический.       – Тут написано про него, – брат Маркус ткнул в меня пергаментом, – но нет ни слова про тебя. Извини, но тебе придётся подождать здесь.       Оррик отмахнулся.       – Не больно-то и хотелось, – он засунул пергамент обратно, – все-таки покажи, где пиво, а я уж как-нибудь переживу без ваших тайн.              Брат Маркус оказался настолько любезен, что лично принес кувшин ледяного напитка для Оррика. На пузатых глиняных боках стекали капли конденсата. Инквизитор довольно осклабился.       – Можете не торопиться! – крикнул он нам в спину, пододвигая к себе кувшин.       Брат Маркус ответил жестом, что-то вроде «будь как дома и ни в чём себе не отказывай». Мне он велел следовать за ним.              Коридоры, по которым мы шли, довольно сильно отличались от главных пещер, прорытых гномами. В тех потолок терялся во тьме, стены обильно расписаны сценами из жизни и сражений. Очень часто встречались гномы, изображенные в полной боевой броне. Здесь потолки ощутимо давили на голову, по моим прикидкам не превышая высоту в два метра, а стены блестели девственной пустотой. Ни следа фресок, иероглифов и прочих украшательств, которые попадались на каждом шагу у главного входа.       Кроме того, вдоль всего коридора на меня пялились тёмные пятна дверей. Рядом с почерневшим от времени деревом я чувствовал себя неуютно. Как будто кто-то подглядывал из-за закрытых наглухо дыр в преисподнюю.        Раньше я не придавал значения своим ощущениям, а сейчас меня кольнула искра озарения: двери стояли под наклоном, будто передо мной люки в камеры, вырубленные в скальном массиве. Для чего их расположили именно так? У всего на свете есть смысл. Если есть дверь, да к тому же она запирается на ключ, значит непременно имеется то, что хотели бы скрыть от любопытных глаз. Или защитить. Выбирайте любую версию или обе сразу.       – Люди здесь обосновались недавно, – заметив мое любопытство, сказал монах. – Городу от силы лет пятьдесят, а хранилищу и того меньше.       – А почему гномы отдали подземелья людям? – мне было интересно, как так получилось, что до сих пор я не встретил ни одного гнома. Даже наверху в городе. Как и представителя любой другой расы. Эльфы, конечно, не в счет.       – А они и не отдавали, – сказал брат Маркус. – Однажды просто ушли отсюда. В книгах говорится, Исход состоялся три эпохи назад, – он повернулся ко мне. – Я не знаю, с какой стати епископ решил приоткрыть юродивому недорослю кусочек истории, которой по официальной версии никогда не существовало, но, поверь мне, я это выясню. А ещё об этом вопиющем случае обязательно узнает кардинал Эдуардо Кардальо. И ему это точно придётся не по вкусу.       А я что мог поделать? Ну скажет и скажет. Имя кардинала для меня сейчас пустой звук. Как ни назови, итог один. Так что, если брат Маркус и рассчитывал меня напугать, у него не слишком-то получилось. К тому же я и сам не против узнать ответ на его вопрос.       Монах надулся, как мышь на крупу, и резко развернулся. Ого! Обиделся что ли?       Мы продолжили путь. Пока все вокруг меня говорили одними полунамёками. А при отсутствии информации, каким бы ты ни был великим сыщиком, все равно сколько-нибудь правдоподобной версии не составишь.       Одно понятно, встреча с самого начала не задалась. Церковники оказались из разных ведомств, а с этим явлением мне пришлось столкнуться еще на Земле. И, если там они старались держаться, не преступая определенные рамки, то здесь ещё не доросли до вывода о неприкосновенности человеческой жизни. Главы служб могли лишь слегка кривиться при встрече друг с другом, а рядовым исполнителям, кроме неудовольствия коллег, могла достаться и отточенная сталь.       И ещё одно. Если хочу, чтобы рассказ монаха не ограничился лишь теми самыми сказками двухтысячелетней давности, нужно наводить мосты. Мне придётся так или иначе добиться его расположения. Чтобы принимать правильные решения, информации нужно как можно больше. И все-таки, почему отец Тук не сделал этого сам, вряд ли, зная название, он не владел и более глубоким описанием предмета.       Коридор тем временем извивался, словно змея, все меньше напоминая прямые, как проспекты, гномьи парадные залы. Потолок оплыл восковой свечой, под ногами то и дело попадались ямы и нагромождение камней. Обходить опасные участки помогала цепочка огней, вмонтированных в стены и дающая бледный, немигающий свет. Глаза безуспешно пытались отыскать следы проводов, но природа света отличалась от всего известного мне. Магия? Химия?       – На гномов не похоже, – неуверенно заметил я, стараясь не отставать от бодро перебирающего ногами монаха.       – Не похоже, – не поворачивая головы ответил тот. – Почти пришли.       Я про себя усмехнулся. Ну не дает мне судьба покоя. С самого начала куда-то иду, спешу, от кого-то убегаю. Ни одной спокойной минуты. Всегда начеку, приходится следить за каждым словом и контролировать каждый жест. Из-за этого сам себе стал казаться нерешительным рохлей.       Того не обидеть, этому не наговорить лишнего, постоянно смотреть за языком – это черты человека, которым я никогда не был. Конечно, если того требуют обстоятельства, я мог договариваться, но всегда старался держаться сильной позиции. Постоять за себя? Нет ничего проще! А тут? Мало того, что я сам ничего из себя не представляю, так ещё и в глазах других я – молокосос, которому к тому же сильно не повезло с наследственностью. Мой удел – выкрикивать оскорбления за спинами других.       Печальные мысли, но что поделаешь? Там, где другой человек мог разрубить узел, мне придётся возиться с его распутыванием. Ситуация усугубляется тем, что меня не воспринимают всерьёз. Самая муторная характеристика – авторитет: растёт медленно, потерять проще простого и непонятно, в каких местах добывать.       От дальнейшего самокопания меня отвлек смачный хруст проворачивающегося ключа. Замок, которому, судя по виду, было сто лет в обед, отчаянно сопротивлялся, не желая открывать перед нами своих тайн. Впрочем, ему все равно пришлось капитулировать – брат Маркус оказался слишком настойчив.       – Давненько сюда не забредали, – брат Маркус распахнул дверь с душераздирающим скрипом.       – Именно здесь хранятся самые-самые секреты? – я заглянул через плечо монаху, поднявшись на цыпочках, и был сильно разочарован. Обстановка в крохотной комнате пугала своей простотой: посреди комнаты стояли два стула и самый обыкновенный стол. Больше ничего. Ни стеллажей, ни полок, ни даже простых сундуков.       – Здесь мы сможем поговорить без свидетелей, – сказал брат Маркус. Он впустил меня внутрь и с видимым усилием захлопнул дверь. – Я кое-что слышал о твоем спутнике. В Академии его прозвали Оррик-Арсенал. Причём, прозвище своё он получил не только из-за любви к оружию.       – А почему ещё? – на автомате вырвалось у меня.       – Узнай у него, – хмыкнул священник, – он с удовольствием тебе расскажет.       Сомневаюсь, что Оррик окажется настолько словоохотлив. Подозреваю, мало мне не покажется уже после вопроса, произнесенного вслух. Так что, думаю, стоит повременить с расспросами.       Брат Маркус сделал приглашающий жест, указывая на стул. Я в это время лихорадочно соображал, что делать. С одной стороны, вот она превосходная возможность раскрутить знакомство, с другой, я не тешил себя надеждой о намерениях монаха. Он, как и другие, собирается меня использовать в своих целях. Возможно, мне попытаются сделать предложение, от которого я не смогу отказаться. Или предложат двойную игру. Но против отца Тука выступать как-то не хочется. Не просто может, а обязательно выйдет боком.       – А епископу повезло с прозвищем? – уточнил я, принимая приглашение.       Брат Маркус понимающе усмехнулся.       – Дедушка Тук не отличался оригинальностью. Свой сан он заработал, по ночам расписывая подвиги однокурсников. Ректор прямо зачитывался его сочинениями. Злопамятный, завистливый, жадный садист, – закончил брат Маркус, складывая руки на коленях. – Это если вкратце.       – И зачем вы мне все это рассказываете? – удивился я. – Вы же понимаете, что я буду вынужден передать ему содержимое нашей беседы.       – Передавай на здоровье, – весело отмахнулся брат Маркус. – Он и так в курсе, что про него говорят.       – Предлагаете умолчать об эпитетах?       – Ни в коем случае! – искренне возмутился монах. – Тогда они будут думать, что ты от них что-то скрываешь.       – А мне придётся? – хмыкнул я.       – Ну это уж тебе виднее, – улыбнулся брат Маркус. – Поговорим, как цивилизованные люди, а там, глядишь, о чем-то и договоримся.       Знать бы ещё, о чем с ним договариваться. Нет, не так: знать бы вообще хоть что-нибудь, чтобы о чем-то договариваться. Сейчас меня прощупают на предмет сговорчивости. Попробуют выяснить, обладаю ли я ценными сведениями, а потом постараются купить. Или убрать, чего не хотелось бы. Надо, в свою очередь, попытаться вытянуть из этого монаха, как можно больше. А отца Тука кидать себе дороже. Как я уже говорил, такие люди не прощают, а ему достаточно посмотреть в мою сторону, как желающие угодить бросятся исполнять его желание.       – Так ты хочешь узнать о двухтысячелетнем цикле? – уточнил брат Маркус, складывая руки в замок.       – Не особенно, но меня попросили это сделать, – извиняющимся тоном ответил я, чтобы продемонстрировать, что я человек подневольный. Но думал я по-другому: если судьба решила забросить меня в тело подростка, так почему бы этим ни воспользоваться? Юный, туповатый, любопытный – так меня видят. И пусть так продолжается. Я вам не соперник, во всяком случае, пока. Я безобидный идиот, который по какой-то причине приглянулся епископу. Причину, ребята, додумывайте сами, воображение – лучший друг в фильмах ужасов. А с теми, кто не представляет угрозы, и ведут себя соответствующе.       – И что конкретно ты хочешь знать? – вкрадчиво спросил брат Маркус, рассматривал меня с нехорошим прищуром, словно через оптический прицел.       Я вспомнил про свою способность, и почувствовал, как сердце сжимается от ощущения угрозы, досады и сомнения – все это чужие мысли, придавившие меня к стулу, настолько яркими и тяжёлыми они представлялись. Над самим братом Маркусом покачивалось иссиня-черное покрывало – он был вне себя от злости.       – Да все, – я пожал плечами, продолжая играть свою роль. – Отец Тук сказал, что вы лучший знаток по истории, – как-то звучит не очень убедительно. Глупый пацан едва ли владеет таким лексиконом. К тому же я опять перешёл на свою версию языка. Слишком много сложных слов. Впрочем, может, оно и к лучшему, для новичка звучит так, будто и в самом деле разговаривает деревенщина, нахватавшись разных мудреных слов.       Брат Маркус с деланным любопытством прислушивался к моим издевательствам над языком. Дослушав до конца, он хмыкнул, покачав головой, но больше никак на это не отреагировал.       – Все, значит, все, – он откинулся на спинку стула, ничуть не изменив своего отношения ко мне, – приготовься, история длинная.       Рассказывал брат Маркус мастерски. Если бы мне так преподавали литературу в школе, я бы точно пошел на филолога или выбрал что-то похожее – так владеть голосом нужно уметь. Монах явно умел и к тому же прекрасно об этом знал.       Первыми сюда нагрянули эльфы. Первородные, чего с них взять? Им и принадлежит честь названия мира. Арле, или Арли, странное название для планеты, но на тот момент не было никого, кто мог бы оспорить или предложить другое. Все они пришли много позже: орки, гномы, кобольды, огры и люди. Последними гостями оказались именно мы, люди. И самыми неугомонными.       По словам тех же эльфов, до нашего появления войны велись вяло и как бы нехотя. То есть дрались, конечно, пух и перья летели во все стороны, но делали это без огонька и в основном за место. Там гора повыше, здесь трава посочнее, а вон там лес такой, что грех за него не схлестнуться.       Конечно, ещё тогда, в самом начале, эльфы взирали на всех свысока, заносчиво задирая нос. Гномы тянули себе все, что плохо лежит, и не знали меры своей жадности. Орки, тем бы подраться, позадирать соседей, распороть брюхо врагу, обобрать поверженного, завладеть его женами, лошадьми и прочим имуществом. Ограм лишь бы пожрать побольше, понежиться на солнце, да подергаться в ритуальном танце под хруст черепов поверженных счастливчиков, забредших в их негостеприимные края, ну и так далее – у всех свои, так сказать, недостатки.       Люди пришли в Арли с самым страшным оружием – идеологией. Они же прихватили с собой трех богов. Тыр, бог войны, доблести, оружия и всего-всего, что связано со смертоубийством, подозрительно смахивал на Тора, известного широкой публике по голливудским фильмам. Айне, богиня любви, жизни и плодородия, которая, кстати при малейшем подозрении на измену может зарядить похлеще предыдущего сурового по всем меркам мужчины. И последний в списке, но далеко не последний в очереди, – Аид. Да-да, вы не ослышались. Тот самый бог смерти, мертвых, властелин подземных богатств и почему-то ответственный за плодородие и урожаи.       По словам брата Маркуса, боги обжились на новом месте достаточно быстро. Так как время и здесь – понятие субъективное, «быстро» измерялось исключительно в тысячах лет, так что точную дату не помнили даже истинные дети этого мира – эльфы.       Удивительно другое, эти педанты среди нелюдей и заносчивые до невозможности типы, все, как один подались под крыло человеческому богу. Двум другим небожителям оставалось только завидовать Айне, радующейся такой благородной пастве.       Гномы гурьбой присягнули богу, заведующему их подземным хозяйством, за что Аид наделил своих подопечных настолько весомыми навыками, что они ни на секунду не усомнились в своем выборе.       Орки, естественно, выбрали бога войны, да у них и вариантов, по сути, не было. Кому еще им отдавать свои мечи и дубины? Не богине жизни же? Да и орки ей не сильно нужны: большие, сильные, злобные, своенравные.       Ну а люди отличились и тут. Нашим соплеменникам показалось мало иметь одного бога. Зачем нам один, если можно получить сразу троих? Сказано – сделано! Так люди обрели тройную поддержку, связав все три божества в один Круг, впоследствии ставший сначала великим, а потом и святым. А Святой Круг привёл к образованию Истинного Учения и Церкви Святого Круга. Церкви, история которой на сегодняшний день насчитывала семь тысяч пятьсот тридцать один год. А если быть уж совсем точным, на дворе шел март, самая его середина.       – Я вижу, – с легким презрением заметил брат Маркус, – история не слишком сильная твоя сторона. Так зачем епископу, человеку, влияние которого сложно переоценить, такой, как ты? Благотворительностью он никогда не отличался. Мстительностью – да, жестокостью – да, расчетливостью – сто раз да. Приютить нищего щенка – настолько на него не похоже, что я теряюсь в догадках, – если это вопрос, я предпочел его не заметить, а на мысли вслух и вовсе обращать внимание не стоит. – Может, ты меня просветишь? Что ему от тебя потребовалось такого, что он приставил к тебе своего личного телохранителя?       Слава богу, меня все ещё воспринимали как безмозглого юнца, малолетку, который забрался на первую ступеньку пьедестала, не догадываясь, что людей тут нет. Змеи, волки, гиены – основные обитатели этого уровня. И это только первые шаги. Что же будет дальше? Лезть в пещеру, полную змей? Хочу ли я этого? Пока я не мог ответить на этот вопрос даже себе самому. Сначала нужно пережить эти пять дней.       А что мне ответить на вопрос монаха? Вон как он зыркает, аж язык высунул. Обойдётся! Я глупый мальчик, им и останусь на ближайшее время.       – Не знаю, – пожал плечами я. – Он подобрал меня на дороге, ведущей в город. Мне сказали, я умирал от голода. Последнее, что помню, у меня украли одежду, когда я пытался смыть грязь в небольшом пруду. Говорят, это совсем недалеко от города.       Тут у меня хватило ума опять присмотреться к ауре брата Маркуса. Что за детский сад? У меня под рукой гаубица, а я строчу из пулемёта по танкам. Ведь даже мне, никогда не связанному с политикой, должно быть понятно, что мне попался далеко не самый простой монах. Он не боится гнева епископа и плевать хотел на то, что он узнает о его далеко не самых почтительных высказываниях. Без малейших колебаний вспомнил о кардинале, значит, вполне может знать его лично. Куда мне с таким тягаться? Только моя тяжёлая артиллерия позволит хотя бы сравняться с ним.       С некоторых пор моя способность перестала работать автоматически. Если раньше мне достаточно было просто посмотреть на человека, и его аура возникала над его над головой, то сейчас просмотр мультиков требовал определённых усилий. Естественно, я периодически забывал об этом, допуская иной раз непростительные оплошности. Как сейчас, например.       – Странно, – недоверчиво заключил брат Маркус, мысли обо мне или, скорее о предмете, который он никак не может понять, не давали ему покоя. – Раньше за епископом не замечали сентиментальных поступков. И уж тем более легкомысленных.       Это он, несомненно, про цикл. Прав, конечно, но я и сам ничего не знаю, поэтому не придётся врать. Почему-то мне казалось, что этот книжный червь раскусит меня на раз.       – Это мне неведомо, – удрученно вздохнул я, с тщательно скрываемым изумлением рассматривая ауру монаха.       Первое, что приходило на ум при виде его эмоций, была клякса. Такая смачная, жирная, разноцветная. Ух, каких цветов там только не было! Словно собрались все цвета радуги, кроме двух: отсутствовали красный и все оттенки зелёного. Усики раздражения, злости, любопытства тянулись ко мне прямо через стол. Я едва не скатился со стула при виде этой картины. Что меня немного успокоило, это вкрапления страха у немыслимой на вид конструкции. Несмотря ни на что, монаха настораживало мое поведение, хоть он и не мог понять, что именно его пугает. Судя по ауре, Маркус со скоростью пулемёта перебирает разные версии происходящего, но ситуация слишком для него непонятная, так что вряд ли он остановится на чем-то одном.       – Может, с годами старикан и размяк, – неуверенно сказал брат Маркус, потерев глаз. Видно, что-то у него все-таки в голове не клеилось. Некоторое время он задумчиво смотрел сквозь меня, затем встрепенулся. – Продолжим, начинается самое интересное.              Самое интересное началось не сейчас, а около четырёх тысяч лет назад. Мир в одночасье сошёл с ума. Согласно дошедших до нынешних дней обрывков летописей, вялотекущие конфликты обострились до точки кипения. Разрушались многовековые связи. Народы, ещё недавно вместе дающие отпор любому врагу, разворачивали мечи друг против друга. Да и внутри спокойных до недавнего времени государств принялись разрастаться доселе невиданные по масштабу и мощи течения. Все многовековые болота бурлили, выделяя газ – непременное горючее для мирового пожара.       И этот пожар вспыхнул. Словно кто-то бросил спичку в пороховой погреб. На земле разверзлись врата ада. Принцип «моя хата с краю» сгорел вместе с желающими остаться в стороне. Даже Церковь, на тот момент набравшая немалую силу и вес, не устояла – пылали монастыри, горели святыни. Брат шёл на брата, а муж выступил против жены.       Кровь лилась рекой, и даже бывалых инквизиторов бросало в дрожь от увиденного. Святые отцы повсеместно откладывали в сторону символ Святого Круга и брали в руки мечи. Брат Маркус, не моргнув глазом, описывал, как озверевшие от безнаказанности толпы вырезали целые города, потому что их некому было оборонять.       От картин, искусно нарисованных священником, даже у меня, существа, взращённого на голливудских блокбастерах, волосы вставали дыбом. То, что творили во время той бойни, невозможно описать словами и остаться со светлым рассудком.       Как и всякая буря, неистовый кровавый смерч, разоривший некогда богатые земли Арли, тоже потихоньку стал утихать. Потерянные и опустошенные, люди возвращались домой к вытоптанным полям, сожженным домам и погибшим родным. Вой и плач стоял в каждом городе, каждой деревне, каждом доме. Наверное, не осталось семей, которых не затронуло бы ненастье. Стояли разрушенными города, некоторые страны присылали гонцов к соседям, чтобы узнать, не могут ли они взять их под свое крыло, потому что все их население теперь состоит почти из одних крестьян.       У нелюдей дела обстояли не лучше. Гномов осталось чуть меньше половины, и они раскололись на две ветви, эльфы потеряли гораздо меньше, но у них каждый соплеменник шел на вес золота. Рождение эльфа – целое событие и праздник не на один год, а смерть…       Орков же, гоблинов, огров и прочие расы вообще никто никогда не считал и относился к ним как расходному материалу. Особенно после появления на Арли людей.       Когда выжившие немного пришли в себя, следующей волной, которую не ждали вовсе, пришли мор и эпидемии. Земли словно вымерли. Люди боялись выходить из землянок и шалашей, куда загнала их кровавая напасть. Болезнь добивала их поодиночке, проникая через щели с воздухом или заливаясь внутрь с водой. Итогом стали вчистую опустевшие города, гниющие заживо деревни. Урожай, не вытоптанный врагами, выросший без присмотра под палящим солнцем и проливным дождём, оказалось некому собирать.       Третьим всадником апокалипсиса, окончательно втоптавшим цивилизацию в пыль, пришёл голод. Единственное, что могло спасти человеческий род от полного вымирания, – это тотальный контроль и железная рука. И такая рука нашлась. Поскольку границы, как и большинство государств, практически перестали существовать, власть в свои руки взяла Церковь.       Мародеры, бандиты, дезертиры и прочее отребье ощутили на себе стальной кулак воли. Любое проявление неповиновения пресекалось, инакомыслие каралось. Инквизиторы стали всем: они ловили бандитов, вершили справедливость, раздавали остатки продовольствия. Они стали именно тем, ради чего создавалась церковь, – поводырем в беспросветной тьме.       Очагами восстановления человеческого племени стали монастыри, в большинстве своем выжившие и давшие надежду оставшимся в живых. Именно из их запасов кормили умирающих с голоду. Оттуда же пришёл жёсткий приказ о контроле за рождаемостью. Теперь каждая женщина детородного возраста обязана была выходить не менее трех детей. Не выполнявших план наказывали, перевыполнявших – особым образом поощряли и ставили в пример.       С голодом боролись с помощью создания коммун, в которые сгонялся и стар, и млад. Люди пахали, сеяли под надзором церковников, но никто не роптал, суровые времена – суровые решения.       Каким образом выживали нелюди, никто не знал, потому что на тот момент между расами контакты практически прекратились. Не до беды соседа, когда горит твой дом. Тем более что отношения, подстегнутые войной, были далеки от приятельских.       Человечество выстояло. Чтобы восполнить потери населения, законы о рождаемости не отменяли целых сто лет. Люди работали на износ. Церковь на это время приняла на себя всю тяжесть ответственности за человечество, выхаживая его, словно больного ребёнка.       – Постепенно, далеко не сразу, – сказал брат Маркус, – церковь стала все больше уходить в тень. Мы не светские власти. Священников никто не готовил к управлению государством. У тех людей не было ни опыта, ни знаний. Знания, полученные опытным путем далеко не всегда вели к верным решениям. Да и люди, какие бы ни были у организации возвышенные цели, не всегда могут устоять перед соблазнами. Испытание медными трубами не самое страшное, гораздо сложнее остаться человеком, будучи обремененным властью.       Когда Кардиналы приняли решение добровольно сложить с себя полномочия, Церковь оказалась на грани раскола. Не всем пришлось по душе предложение передать управление жизнью общества светским властям.       Но и эту страницу истории человечеству удалось перевернуть. В основном за счет появления внешних врагов. Нелюди тоже долго не могли оправиться от удара стихии. Но в отличие от людей, ее источником они посчитали не божественный промысел, а каверзы со стороны самой молодой расы. Кто еще виноват в том, что их постигла такая участь?       Гномы, орки и эльфы выступили единым фронтом в надежде раз и навсегда решить проблему самой короткоживущей расы. Результатом войны на истребление стало заключение договора о ненападении. Люди отказывались от всяческих гонений по отношению к старым расам Арли, а эльфы, гномы и орки обязались пустить к себе эмиссаров истиной веры. Во всех их городах, согласно договору, теперь находился монастырь или церковь Святого Круга. Запрещалось препятствовать появлению неофитов из числа старых рас.       История умалчивает причины столь кабальных условий. Но не в этом суть. Основным итогом договора стало подписание особого соглашения, в котором владыки эльфов, гномов, орков и людей поклялись на веки вечные самой страшной из своих клятв, что приложат все усилия, чтобы не допустить повторения случившегося. Речь, конечно, не о последней войне, а о бойне, которая стала ей причиной.       Высокие договаривающиеся стороны обязались передавать соседям любые сведения, которые могли бы касаться случившегося. Даже намек на намек должен был быть известен остальным, чтобы у всех оставалась возможность принять меры по предупреждению смуты. Предусмотрели все мыслимые и немыслимые варианты, все были готовы дуть на воду, лишь бы избежать новой катастрофы.       Ровно через две тысячи лет история повторилась вновь.       – Мир снова сошёл с ума, – брат Маркус хрипло откашлялся. – Не помогли никакие приготовления и договоренности. Опять горела земля, плавился камень, а человек шел против человека без всяких причин. Цикл вновь повторился, несмотря на любые ухищрения. И теперь прошло ровно два тысячелетия со дня последнего хаоса. Блажен тот, кто ничего не ведает. Замерли в ожидании те, кто помнят. Роют землю и ищут любые намеки те, кто знает. Церковь наготове, но никому не известно, откуда грянет гром.       – А почему бы ни рассказать все населению? – удивился я.       Брат Маркус посмотрел на меня как на умалишенного.       – Начнется паника. Те, кто должен отслеживать признаки, искать необычное, с большой вероятностью пропустят знаки приближающейся беды. И мы получим еще один кризис. Человечество уже оказывалось на грани, нам не всегда будет улыбаться удача.       Я и сам понимал правоту монаха, но с точки зрения поддержания имиджа вопрос, лучше не придумаешь. В меру глупый, в меру наивный, в самый раз для человека в семнадцать лет, паренька, которого нашли на обочине. Одним глазом я не забывал поглядывать на ауру собеседника, чтобы избежать разных неожиданностей. Но тут все оставалось стабильно: не облако, а лоскутное одеяло. Разве что темных цветов поубавилось, видимо, в качестве соперника меня уже не воспринимали, да и кляксы больше не было.       Сама форма ауры, меня занимала больше всего, но и других вопросов накопилось порядком. Меня пытались прощупать? Чем и для чего? А моя аура, она какая на вид? Что делают усики кляксы? Есть ли ещё кто-то в этом мире, кто видит то, что вижу я? Но все эти вопросы можно было отложить на более поздний срок. Сейчас нужно понять, почему епископ связал меня с этими циклами. Определенно, степень информированности представителя церковной верхушки гораздо существеннее, чем того же библиотекаря. Хотя и имеющего определенные и достаточно серьёзные полномочия. Отец Тук знает больше. Самое смешное, что брат Маркус тоже не вчера родился и понимает, что проигрывает епископу. При этом ему ничто не мешает пустить в ход более тяжёлую артиллерию. И он определённо воспользуется этим шансом. Как быть в этом случае мне? Вопросов все больше, а ответа ни одного. Все как обычно.       – Ты узнал все, что хотел? – вяло поинтересовался брат Маркус. Видимо, на рассказ у него ушло много сил.       – Наверное, – я пожал плечами. – Спасибо за уделенное время. Вы очень хороший рассказчик!       Последнее было сказано искренне.       – Ну а ты-то зачем нужен епископу? – вопрос влетел мне в спину, разбившись на тысячу блестящих осколков. Что ж ты не угомонишься-то?! Понятно, что все неизвестное не дает ему ни капли покоя, но зачем быть таким занудой?       – Не знаю, – я повернулся, чтобы встретить холодный расчетливый взгляд. Да они все тут убийцы по совместительству что ли? – Мне не сказали.       – Не ври мне, мальчик, – в голосе монаха прозвучала нешуточная угроза.       Тут я пожалел, что Оррик остался где-то там с пивом. История повторяется – здесь он бы мне очень пригодился. И почему так всегда происходит? Сейчас братец возьмёт да и достанет из широких штанин… Я как в воду глядел, монах отодвинул стул и, порывшись за спиной, извлек оттуда узкое, тонкое лезвие. Но мне-то и такого достаточно.       – Советую все рассказать, – улыбнулся брат Маркус, нож он держал лезвием вниз, но не думаю, что это как-то ему помешает.       – Все, что знал, я сказал, – мне тоже не резон сидеть дожидаться, пока меня порежут на ломтики. К тому же не думаю, что этот карапуз осмелится меня убить, но мне-то не хотелось, чтобы меня вообще касались. Надо же, от уголовников ушел, а в церкви сплоховал.       Бросив стул монаху под ноги, я дождался, пока он об него споткнется и встал так, чтобы нас снова разделял стол. К счастью, конструкция этого предмета интерьера не предполагала частые переносы. На глазок, деревянные фасады выглядели настолько массивными, что вряд ли его перемещением можно было заниматься меньше, чем вчетвером.       Монах наконец прекратил бороться с ножками стула и бодро вскочил. Я с удовлетворением заметил, как он потирает ушибленный бок. Значит, на сей раз мне попался не опытный боевик, а человек с инициативой. Уже проще. Как же мне выпутаться из ситуации?       И тут я вспомнил. Еще после первой встречи с бандитствующими элементами Оррик отозвал меня в сторону и, оглядевшись по сторонам, вложил мне в руку знак, в точности повторяющий фибулу у него на плече. Три пересекающихся круга с тремя мечами, перекрещенными в центре – знак Инквизитора.       – Вот что, парень, – сказал он, – по головке меня за это не погладят, но с твоей способностью влипать в скверные ситуации этот знак может однажды спасти тебе жизнь. Девяносто восемь из ста сочтут за лучшее оставить тебя в покое, если ты покажешь им это. С инквизитором не будут связываться. Но в двух случаях знак лишь усугубит твое положение. Во-первых, если ты будешь один, и о твоей смерти никто не узнает, а во-вторых, если они специально ищут смерти инквизитора. Правда, советую воспользоваться им только в крайнем случае, когда других способов не останется.       Интересно, может текущий момент считаться тем самым крайним случаем? Ну а какой тогда? Я полез в кошелёк, куда убрал знак, как только мне его вручили. Сейчас мы посмотрим на страшную силу этого амулета.       Брат Маркус тем временем полностью пришёл в себя и, облокотившись на стол, злобно на меня позыркивал, прикидывая способы поскорее до меня добраться.       – Тебе не жить, парень, – выплюнул он. – Тебя четвертуют или сожгут, уж я об этом позабочусь. Тебя…       Очередную угрозу монаха прервал громкий стук в дверь.       – Есть кто живой? – взревел за стенкой голос Оррика, и я с радостью завопил в ответ.       – Я тут! – не дожидаясь реакции брата Маркуса, я бросился к дверям. – Не заперто!       К моему счастью, то ли двери изнутри не запирались, то ли монах посчитал излишним закрываться на ключ. За стеной молодецки хекнуло, и дверь распахнулась настежь, открывтеперь уже моему телохранителю всю картину разом. Надо отдать ему должное, он мгновенно сообразил, что происходит, и от него повеяло ощутимой угрозой. Брат Маркус как будто уменьшился в размерах – надо же, как повернулось дело, доброго инквизитора мы не боимся, а с разъяренным связываться не желаем.       – Беседуем, значит, – ласково произнёс Оррик, обгладывая округлую фигуру монаха взглядом. Тот вздрогнул и совершенно безумными глазами уставился на нож в своей руке, как будто тот превратился в ядовитую змею.       Все, на что его хватило, оказался слабый кивок.       – И как? – с веселой злостью поинтересовался у меня Оррик. – Ты узнал все, что нужно?       – Практически, – до меня наконец-то добралось понимание того, что все благополучно закончилось. Ноги стали ватные, в голове зашумело. На подгибающихся ногах я вышел из помещения с глупой улыбкой на лице, но мне было все равно.       Оррик отсутствовал минут пятнадцать, стоять я толком не мог, поэтому изображал временную подпорку стены. О чём уж там они говорили, не было слышно, дверь инквизитор предусмотрительно прикрыл, остановив меня взглядом.       Толстые деревянные створки не пропускали никаких звуков. Нужно обладать пудовыми кулаками Оррика и его голосом, чтобы вот так играючи пробиться сквозь эту преграду.       По идее, сейчас бы обдумать рассказ монаха, но мысли разбежались, как тараканы. Хотелось посидеть в покое, тем более впечатления от рассказа никуда не пропали, несмотря на все пережитое.       Наконец появился Оррик. Был он мрачен, и на мой глупый мальчишеский вопрос: «ну как?» ничего не ответил. Видимо, и бывалому инквизитору дали отпор. Игра шла не в одни ворота.       – Надо выбираться, – он разлепил губы и довольно быстро принялся осуществлять сказанное. Мне с моими кривыми ножками за ним точно не поспеть. Я могу долго ходить, уже убедился в этом, но темп передвижения оставляет желать лучшего. Наконец, инквизитор, пыхтевший, как паровоз, впереди и сам заметил, что ушёл далеко вперёд. Хорошо ещё, что тут дорога подсвечивалась, иначе где-нибудь обязательно не там свернешь, и поминай, как звали.       – Чего так медленно? – рыкнул он, дождавшись пока я до него доковыляю.       – Ну извини, – выдохнул я, опираясь рукой на стену. – Здоровьем не вышел.       Оррик некоторое время мрачно смотрел, как я пытаюсь проглотить ещё один кусочек воздуха. Наконец он вздохнул и отвернулся.       – Не отставай, – бросил он, но теперь двигался гораздо медленнее и то и дело оглядывался.              К моему немалому облегчению, нарезать немыслимое количество ступенек вверх оказалось не обязательно. Мы свернули где-то в самом конце пути, так и не добравшись до той, самой первой двери, отсекающей архив людей от остального гномьего царства.       Кстати, за все время пребывания мне на глаза так и не попалось ни одной книги или рукописи. Даже пустых стеллажей не было видно. Секретность или невезение? Мне так хотелось подержать в руках древние фолианты, осторожно переворачивая ветхие от времени листы книг. Есть ли в них картинки? Какой шрифт? Впрочем, про шрифт я, конечно, загнул. Все, что я до сих пор знаю, – это одна буква и цифры, как они были изображены на часах Оррика. Не факт, что мне было бы под силу разобрать их в книге.       Надо учить грамоту! Если наука обращения с мечом не светит, магического во мне ни на грамм, остаётся работать головой. Как это ни банально звучит.       Оставив основной путь, мы снова оказались в темноте. Только я упросил Оррика сделать факел и мне. Никогда не думал, что страх перед темнотой будет настолько выбивать меня из равновесия. Хотя одна темнота, возможно, и не пугала мня настолько, однако вкупе с замкнутым пространством и отсутствием знания обратной дороги поднимала в глубине души такие страхи, что я был готов на что угодно, лишь бы добыть себе хоть чуточку света.       Оррик хмыкнул, но послушно зажег ещё один факел.               Видимо, мне настолько сильно хотелось поскорее оказаться как можно дальше от мрачных, темных подземных залов, созданных в незапамятные времена гномами, что обратный путь я совсем не запомнил. Какие-то коридоры, какие-то повороты, я держался за инквизитором, как старая собака за своим хозяином на прогулке.       И даже мое появление на свет почти не запомнилось. Сначала мы оказались в крохотном помещении прямоугольной формы, затем Оррик что-то сделал с выступом справа от проема и каменная дверь, сопровождаемая звуками льющейся за стеной воды, медленно поползла вверх. С каждым сантиметром светлой полосы снизу мой организм оживал все больше. Когда створка поднялась сантиметров на сорок, я, не раздумывая, метнулся вниз, чтобы как можно скорее оказаться за пределами подземного мира.       – Ты куда?! Стой! – донесся до меня запоздалый крик Оррика, но меня было не остановить. Моя душа рвалась наружу.       Рыбкой юркнув в открывшуюся щель, я перекатом ушел в сторону, сильно ударившись спиной во время исполнения последнего трюка. Подзабыл я уже про свою горе-анатомию. Боль немного привела меня в чувство, но зеленый ковер перед глазами по чудодейственности не мог сравниться ни с чем.       Охая больше для порядка, я приподнялся на одно колено. В полутора метрах от моего лица замерли инквизиторские ноги, обутые в так нелюбимые мной мокасины, а секунду спустя присел он сам.       – Чудак-человек, – Оррик покачал головой, наблюдая, как плита толщиной сантиметров сорок взбирается по направляющим все выше. – Подождать не мог? А если бы…       С гулким бум-м-м, от которого вздрогнула земля под ногами, многотонная дверь захлопнулась, обдав меня каменным крошевом и целой тучей пыли. Несколько секунд я ошалело сидел, уткнувшись лицом в каменную плиту, рухнувшую в нескольких сантиметрах от моего носа, а затем повалился на землю от хохота.       Меня скрутило, я схватился руками за живот, сотрясаясь в приступах смеха. В конце концов мне стало нечем дышать, но волны веселья накатывали снова и снова. Едва успокоившись, я начинал смеяться снова, правда, уже без слез и всхлипов.       Оррик остался внутри, а я снаружи. И никаких тебе тысячи ступеней Шаолиня. Если у кого-то и было желание снова прогуляться по бесконечной спирали, закручивающейся до гномьего убежища, то точно не у меня. А инквизитору прогулка наверх пойдёт на пользу. Выпустит пар, нагуляет аппетит. Представляю, как он изрыгает проклятья и дёргает снова и снова за злосчастный рычаг. Скала даже и не думала двигаться с места, а разъяренного инквизитора даже с его трубным голосом с легкостью останавливала полуметровая каменная перегородка.       В какой-то мере происшествие может даже пойти на пользу. Не думаю, что подземный ход увел нас совсем далеко от города. Скорее всего, выход где-то у подножия холма, на котором стоит Рогон. И, если одним краем черта города сползает с холма, то я сейчас с противоположной стороны. Полчаса до ворот быстрым шагом, даже если учитывать мой, урезанный аллюр. Нужно ли торопиться, чтобы успеть к их закрытию или уже как повезёт?       С одной стороны, солнце почти садится. Вон как стемнело. Хотя отправились вниз мы едва минуло полдень. Это же сколько мы торчали под землёй? С другой, и бог с ними, с воротами, что я в поле не переночую? Тем более не голышом, а при параде. Ночи здесь теплые, дождя вроде не ожидается, так что не проблема. Нет больше того городского парня Александра, а остался Иан, которого и пытали, и гоняли, и убивали. Что ему переночевать под открытым небом?       Вопрос в другом. Если со мной носятся, как с писаной торбой, то, стоит Оррику выбраться из подземного города одному, поднимется нешуточный переполох. И моему спутнику, с которым у меня только-только начали налаживаться отношения, опять влетит по первое число. И накажут его из-за меня, а это уже становится традицией. А кому охота получать шишки за других? Значит, непременно нужно оказаться в городе до его появления.       Прикинуть, сколько у него займёт времени на обратную дорогу, не так уж сложно. Зная его характер и обидчивую натуру, можно предположить, что минут пятнадцать инквизитор точно провозится со сломанным механизмом. Или пока не оторвет его окончательно. Затем те же пятнадцать минут на возвращение к центральному ходу подземного хранилища. Еще столько же, чтобы найти брата Маркуса. А вдруг есть ещё один выход? Никому неохота совершать восхождение на Эльбрус, даже по ступенькам! Тридцать минут, положим, они будут договариваться. Естественно, на повышенных тонах и используя ненормативную лексику. Куда же деваться? Оба только что избавились от ненавистных собеседников, и на тебе! Кому понравится повторная встреча, если при первой успели наговорить друг другу кучу любезностей. А если не успели, то обязательно восполнят пробелы. Формально обоим торопиться-то некуда.       Если другой дороги нет, а, я полагаю, что, даже если и есть, инквизитору ее не видать, как своих ушей, Оррику придётся потратить ещё минимум минут десять на путь до лестницы. А там уж все зависит от его кондиций и желания поскорее до меня добраться.       Дальше я пока не придумал, но на круг выходило никак не меньше часа, в котором тут было аж целых сто минут. Вот тоже, как привыкнуть к новым измерениям времени? Да у нас с молоком матери впиталось, что час – это шестьдесят минут, а тут приходится останавливаться, думать, сколько же это по-местному? А, к примеру, про минуту Оррик внятно мне рассказать так и не смог. И как ее измерить? До скольких сосчитать?       Местного часа не хватит, чтобы добежать до канадской границы, но вот пораскинуть мозгами мне этого времени должно хватить. Тем более думать и шагать можно одновременно.       С этими мыслями, я подхватился с земли, и, кое-как приведя свой наряд в божеский вид, отправился на поиски ворот. Выход из подземелья был спрятан среди нагромождения полузаросших травой громадных камней, делающих проезд через них на любом транспорте практически непреодолимой задачей. Думаю, строители специально оставили эту преграду, чтобы в один прекрасный момент здесь не проложили дорогу. Поэтому какое-то время я пробирался через заросли кустарника, которые, как я думаю, обычно и обживают подобные места.       Метров через двести я получил наглядное подтверждение, выбравшись на довольно неплохую грунтовую дорогу, которая огибала непроходимое место, делая изрядную петлю. На этот раз прятаться не имело смысла, а прибавить скорость утоптанная земля помогла изрядно. К тому же теперь можно было включать автопилот и подумать, что делать дальше.       Что я узнал от мудреца, который на деле оказался тем еще лиходеем? Фактически я стал обладателем красивой легенды о доисторических событиях, которые происходили так давно, что об этом никто не помнит. Скажем так, почти никто. Их держат в уме церковники, потому что кто-то особенно мнительный подметил загадочное совпадение явлений. Но так ли это на самом деле, никто не знает. Вряд ли события, происходившие четыре тысячи лет назад, задокументированы и запротоколированы настолько, что этим сведениям стоит доверять.       Между тем именно те люди, которые, по идее, должны бороться с легендами и суевериями, относятся к сказкам более чем серьёзно. Взять хотя бы того же отца Тука. Серьёзный дедушка, не моргнув глазом, может отправить на костер ребёнка. Епископ. Инквизитор, которого, по слухам, абы куда не посылают, явно придает особое значение сказкам о событиях, которые якобы повторяются каждые две тысячи лет. И хочется назвать теорию бредом, да чувство самосохранения не велит.       И что прикажете делать? Сказать деду морозу, что его не существует? Что переселения душ нет, потому что я в них не верю? Сильно мне это помогло месяца три-четыре назад. Почему бы ни предположить, что каждый мир живёт по своим законам? Тогда вроде как все встает на свои места. И почему бы среди нагромождения прочих невероятных для меня вещей не быть и подобному циклу.       Если же пойти дальше и предположить, что катастрофа мало того, что вполне реальна, так ещё и вот-вот случится, становится не по себе. Угодить прямиком в гражданскую войну со всеми ее прелестями – такую перспективу врагу не пожелаешь. А какие шансы пережить подобное у недочеловека, подобного тому, кем я сейчас являюсь? Мизерные! Микроскопические! Ну и что, что я неожиданно для себя выдерживаю пытки? Обалденная перспектива!       Значит, нужно обрастать тем, что повысит степень выживаемости, даст шанс пережить испытания.       Бог или кто-то другой дал мне инструмент для реализации моего плана. И пусть пока никакого плана ещё нет, мне нужно максимально сконцентрироваться на развитии имеющихся навыков. А насчёт возможности выживания все просто – ещё мой отец любил повторять: один в поле не воин. Так что, существует реальная опасность повторения событий двухтысячелетней давности или нет, моя первоочередная задача – встретить ее не в одиночку.              Дорога – замечательное изобретение древних, когда тебе не нужно прятаться или убегать от погони. Прятаться на дороге бессмысленно, а убегать не всегда получается – в любом фильме вам расскажут: у тех, кто догоняет, транспорт быстрее по умолчанию. А если ты честный человек и тебе нечего скрывать, иди и иди себе на здоровье, да раскланивайся со всеми встречными. Во всяком случае я так и делал, правда, ограничившись вежливыми наклонами головы. Эх-х, была бы у меня шляпа! Представьте: идешь ты по улице и слегка приподнимаешь полу шляпы в знак приветствия. Красота!       Хорошее настроение дало ощутимый сбой, когда из ворот, до которых оставалось рукой подать, выметнулся Оррик на здоровенном белом коне. Вслед ему неслись проклятия стражников, которые едва успели разбежаться с его дороги. Несколько возниц, ожидающих своей очереди для проезда в город, проводили удивленными взглядами бешено настегивающего своего коня инквизитора.       Я как раз стоял у обочины и думал, окликнуть ли мне Оррика или не стоит, как тот белым сполохом проскочил мимо, обдав меня конским духом. Мне удалось только помахать ему в спину, как будто у коня есть зеркало заднего вида. Несколько секунд спустя ничего не происходило, а потом жизнь вернулась в прежнее русло. Возницы ругались на лошадей, крестьяне, толпившиеся у ворот, – друг на друга, а взбаламученная стража на всех сразу. Откуда-то из города чья-то луженая глотка возвещала о скором закрытии врат и требовала от всех, чтобы они пошевеливались.       Я стоял и смотрел вслед исчезнувшему за поворотом Оррику и не знал, что мне делать. Идти за ним? Или подождать здесь? А может, сразу наведаться в трактир и ждать с комфортом? Нет, так делать точно не стоит. Нужно идти, так, глядишь, и не обидится вовсе.       Стоило мне сделать всего один шаг обратно, как из-за поворота раздался дробный стук копыт. Спустя несколько секунд следом за звуком показался и сам всадник. Оррик, а это был он, на слегка гарцующем коне подъехал ко мне и, словно акробат, ловко соскочил с седла.       – Скажи мне, остолоп, – меня встряхнули, словно половую тряпку, – каким образом у тебя так получается?! – зубы ещё раз клацнули, мир пошел полосками, я почувствовал, что сейчас уйду в гиперпрыжок. – Всем известно, что механизмы гномов не ломаются!       Мне кажется, что при желании Оррик без всяких усилий мог потрясти и своего коня. Чего уж говорить про меня?       – Оррик! – завопил наконец я. Его лицо замерло напротив моего.       – Чего? – меня поставили на место. Краем глаза я заметил, что движение у ворот снова застопорилось. Крестьяне, извозчики и даже стража высыпали за ворота, чтобы понаблюдать за бесплатным представлением. Из-за полузакрытых ворот стоял крик и слышались призывы к порядку.       – Давай не здесь, а? – теперь и Оррик заметил, что мы привлекаем слишком много внимания.       Он отодвинул меня в сторону и сделал шаг вперёд, поправляя фибулу на плече. Это простое действие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Телеги опять заскрипели, крестьяне разбежались, будто их и не было. Стража, возбужденно покрикивая, растаскивала образовавшуюся пробку.       – Пива? – шепнул я. – Заодно и выскажешь мне свои претензии.       – Да уж выскажу, – Оррик потрепал коня по холке. – От Бешеной Берты неприятностей было меньше.              Инструкции инструкциями, а стражи порядка так и не решились закрыть ворота перед нашим носом. Оррик не стал качать права, и в город мы попали одними из последних, отстояв очередь. Да остальных и пропустили только потому, что за ними с недовольной миной топтался бугай-инквизитор. Охрана ворот почти не смотрела на крестьян, лишь бы как можно быстрее избавиться от неприятных гостей. Хотя какие же мы гости?       – Какой сегодня выдался насыщенный день, – пробормотал я, наблюдая, как инквизитор размахивает руками перед лицом монаха, опирающегося на копье. Ребята из монастыря оказались гораздо щепетильнее обычных городских стражников, и Оррик уже минут десять препирался с одним из монахов, требуя пропустить его на территорию. Впрочем, монах оказался не лыком шит, и лишь крепче держался за древко.       Нешуточные баталии были прерваны появлением еще одного монаха. Подкрепление успело вовремя, и теперь уже Оррику пришлось несладко. Двое в рясах наседали на инквизитора, как два бойцовых петуха на циркового медведя: вроде и делов-то одной лапой махнуть, да нельзя – свои!        Но вот они втроём все-таки до чего-то договорились. Первый монах принял поводья коня и увел его внутрь, а второй в это время что-то строго выговаривал понурившемуся здоровяку. Прямо-таки картина про двойку. Но всему хорошему приходит конец, и нравоучения для Оррика тоже закончились. Он что-то смиренно ответил монаху и направился в мою сторону.       – Что, – ехидно заметил я, – гулять не пускают?       – Отец Троби – зануда и буквоед, – отмахнулся Оррик. – Его любимое занятие – делать из мухи слона. Подумаешь, пару раз опоздал к закрытию врат. Что я нарочно что ли?       В итоге у Оррика забрали коня, а нас обоих выставили за дверь. Впрочем, сейчас нас это вполне устраивало. Дальнейшая беседа шла уже под прохладительные напитки и соответствующую закуску.       – Как ты стал инквизитором? – я время от времени бросал взгляды на ауру Оррика, зеленую, как столетний английский газон, и прекрасно понимал, что его настроение связано только с времяпрепровождением. Интересно, а можно с помощью моего дара определить, когда обыкновенная взаимная приязнь станет дружбой? И как это сделать: по цвету, по форме или ещё каким образом?       Мое любопытство мгновенно отразилось на ауре, зелёный цвет немедленно потемнел и ушел в коричнево-серый фон, Оррик враз помрачнел и уставился в глиняную чашку, в которой мог бы утонуть даже дядя Гена, известный в моей семье любитель хмельного напитка. Очевидно, мой собеседник не слишком любит вспоминать эту историю.       – Я сам родом из Гронга, северной его части, – Оррик сделал большой глоток и с грохотом поставил пиво на стол. – Мой отец был кузнецом в селе. Уважаемый человек, дом чуть меньше, чем у старосты. Но нам не завидовали, отец никогда не отказывал в помощи.       Было заметно, что инквизитор с трудом подбирает слова. Вряд ли события произошли недавно, но есть вещи, которые не перестают кровоточить.       – Кузню отец отстраивал на самом краю села – не всем приходится по душе работа с металлом, – взгляд Оррика затуманился, как бывает, когда пытаешься вспомнить события давних лет. – Там мы и стучали дни напролёт. Мать с младшей сестрой частенько бегали к нам с обедом, – он вздохнул, приподнялся, подзывая мальчишку, который периодически бегал ему за пивом. – Слухи о нашествии оборотней на наше село застали меня в городе. Отец уже не ездил за ломом сам, доверял это дело мне. От инквизиторов, возвращавшихся после стычки, я узнал, что селу повезло. Часть стаи оказалась совсем неопытной, они упустили девочку, которая видела стаю, а в наших краях даже ребёнок знает, что делать в таких случаях. Первый натиск отбили, а там уже наш брат подоспел с подмогой и не постеснялся ударить нечисти в спину. Мало кто ушел. Перебили почти всю стаю. Сгорела только кузня на отшибе и чей-то сарай, – Оррик помолчал, перед тем как опорожнить кружку. – Поговаривали, отец с матерью отбивались до последнего, защищая собой маленькую девочку.       – Сестра спаслась? – спросил я, видя, что Оррик не хочет говорить дальше.       Инквизитор поднял на меня взгляд, и я поежился – столько ненависти и боли выплеснулось оттуда.       – Они не убивают детей, а превращают в себе подобных, – глухо произнес он. – Илли потом вернулась в село, и ей пришлось отрубить голову, потому что она едва не убила троих, пока ее ловили, – он посмотрел мне в глаза. – Я сам это сделал, а потом ушёл записываться в инквизицию.       Я покачал головой и похлопал Оррика по руке. А что говорить? Иной раз жесты гораздо выразительнее слов.       Мы помолчали.       – А как же кузница, дом?       – Средненький братец всегда лучше меня чувствовал металл, а сестрицы, те и подавно своего не упустят, – Оррик крякнул, недовольно оглядывая зал. – Ну, где этот сорванец? Фрод хоть и прижимистая сволочь, но не оставлял гостей с засыхающим горлом.       Невеселая история, ничего не скажешь, но типичная для подобных поступков. Месть гораздо чаще направляет нашу дорогу, чем дружба или любовь. Не скажу такого о своем прежнем мире, но здесь, где все не так перепутано, наверное, такие вещи – обыденность.       Оррик хмуро проводил мальчика взглядом, тот с робкой улыбкой нес ему пиво. На мой взгляд, Оррик слегка преувеличивал. Трактир в вечернее время не пустовал, и, хоть для нас тут же нашлись лучшие места, для прочих желающих промочить горло ожидание свободной скамейки затягивалось. Нам, помимо целого стола на четверых, хозяин с барского плеча выделил отдельного паренька, который прислуживал только нам двоим и еще паре столов. Если быть точным, он занимался челночным бегом от нашего стола и до стойки с пивом, едва справляясь с производительностью инквизитора.       – Ну а ты? – брякнул вдруг Оррик, к которому возвращалось благодушное настроение. – Какими ветрами у нас?       Чтобы не показывать растерянность, я уткнулся в свою кружку. Хорошего вина в забегаловке не было, как в общем и плохого, а отвратительное пить не хотелось. Но дело-то в другом: что мне ему ответить? Правду? Соврать? Врать тоже надо уметь, а в прошлой жизни мне врать доводилось не часто. По-мелочи, конечно, сплошь и рядом, но так делают все: я тебе позвоню; сегодня не могу, давай встретимся позже; я замолвлю за тебя словечко. Конечно, кто-то даже звонит или поднимает одно место и принимает участие в жизни другого. Но в абсолютном большинстве случаев тебя так вежливо посылают. И ты это понимаешь, и посылающие это понимают. И приличия вроде как соблюдены.       А целенаправленная ложь – не мой конек. Вот промолчать или не заметить – это ко мне. Каюсь, мог себе позволить. А тут? Что сказать Оррику? Или промолчать?       К счастью, как и большинство людей, Оррик за время моих раздумий успел сам себе все объяснить.       – Не хочешь, не говори, – хлопнул он меня по плечу. – Среди нас таких много: все, что было до трех мечей, никого не касается! Если ты не насильник и не черный колдун, – задумчиво протянул инквизитор, окинув меня профессиональным взглядом. Аура пошла кругами, как будто в озеро бросили камень, но очень скоро все затянуло легкой зеленью, я заметил, что мой собеседник довольно отходчивый человек, хоть и молчун, когда под рукой нет кружки с пивом.       – К епископу надумал идти? – перевел тему Оррик. – Мне Харальд все уши прожужжал.       Тоже хороший вопрос. По идее, все, что хотел, я уже услышал. Да и мой переводчик больше не вышибало при появлении большого количества специфических слов. То ли донастроился, то ли перешел на следующий уровень. К тому же и с речью у меня теперь более-менее – на филолога не поступить, но спросить, как пройти в библиотеку, я смогу. Нужно ли ждать ещё два дня, если от ожидания не будет толку?       – Если честно, пока не решил.