Мне достаточно просто быть рядом

      — Рequeña.       — С возвращением, — приветствует Адай и тут же пытается подавить смешок с того, как Ойкава запинается в дверном проёме.       Он скидывает спортивную сумку на полпути к ней, прежде чем рухнуть в её объятия, прижимая теснее к себе за талию. Кейго пытается устоять на ногах, игнорируя тяжёлый вес мужчины, мягко массируя шоколадные волосы.       — Тяжёлый день?       — Ты даже не представляешь, — бурчит Ойкава ей в шею, сопровождая это самым усталым вздохом за всю историю человечества. Ей щекотно, и она недовольно жмётся, параллельно стягивая с него олимпийку. — Давай сразу ляжем спать.       — Может, сначала поужинаешь? Тебе стоит восполнить энергию, — меж словами целует его в щёку, и хмурится, заметив тёмные круги под глазами. — Ты хорошо спишь?       — Не парься об этом, — коротко и напряжённо отвечает Ойкава; Кейго не может перестать думать о его настроении. — Давай лучше быстрее поужинаем, чтобы я уже мог лечь спать.       Ойкава опять вздыхает — Адай чувствует нотки раздражения — и плетётся на кухню с видом, будто делает великое одолжение.       — Я испекла молочный хлеб! — Адай заставила себя смягчится. Она совсем недавно его приготовила и уверена, что он получился вкусным — она так старалась над ним! — хлеб должен быть ещё тёплым, что сделает приём пищи по-особенному приятным.       Но Тоору не разделил её воодушевления, пробубнив «Спасибо», будто его заставляют.       Адай понимает, что её мужчина жутко устал на тренировке, и всё равно её внутренний ребёнок дуется, что Ойкава отреагировал не так, как она хотела. Он неотрывно скролит ленту мессенджера, и она замирает на месте, желая, чтобы он увидел вызванную вспышку боли.       Адай знала, что у Тоору начался новый игровой сезон, у него впереди серьёзные матчи, поэтому она старательно игнорировала ожидаемые, бытовые недочёты, которые не могли её устроить, и к которым она не могла привыкнуть. Они не были весомыми для отдельного разговора, но постепенно накапливались как снежный ком в большую тему. Игнорировала, потому что не хотела доставлять лишних неприятностей в важный для него период. Она не знает, почему вспомнила это именно сейчас, но наверное, её мозг искал оправдание для обиды на него.       Не проронив ни слова, Кейго нарезает молочный хлеб и накладывает пасту с курицей на тарелку; ставит перед ним и случайно останавливает взгляд на экране.       — Это запись матча с вашими следующими соперниками?       — Господи…       Пренебрежение заполняет его лицо, Тоору кидает на неё раздражённый взгляд из-за того, что она заглянула в экран его телефона.       Адай остолбенела, когда широкое плечо Ойкавы резко задевает её руку. Тарелка с ещё горячей едой выскальзывает из пальцев, падая ему на бедро.       Кейго похолодела, застыв от накатившегося на неё ужаса. Она быстро хватает первое попавшееся полотенце, а также стакан, наполняя его ледяной водой. Краснеющий ожог напрягает не так сильно, как пугающе тихий Ойкава. Он смотрит на еду на своей ноге, и что-то в этот момент внутри него ломается.       — Какого чёрта ты ничего не можешь сделать правильно?       У него тихий голос, Адай пугается опасности, которую он сейчас источает. Радужка глаз потемнела от злости, он пронзительно смотрит на неё сверху вниз, невесело усмехаясь. Ей часто некомфортно из-за его роста, и в этот момент она проклинает сто девяносто сантиметров. С ощущением ожога, подогревающего его злость, он повышает голос.       — Серьёзно, Адай! В чём твоя проблема? Мне что, наглядно показать, — он выхватывает стакан у неё из рук и с треском ставит на стол, — как ставить чёртову посуду? — Кейго крупно вздрагивает и жмурится.       Тоору тихо ахнул, когда сдавленный всхлип вырывается из её горла, жжение на бедре и окровавленной руке внезапно становится незаметным, когда он осознаёт, как далеко зашел в этой незначительной перепалке. Адай проглатывает комок в горле и медленно опускается на колени, чтобы собрать осколки.       Всхлипывает громче, порезавшись о стекло, ей хочется не показывать свою физическую боль, потому что она не сравнится с душевной.       — Адай, не надо… — он тянется к её руке, чтобы остановить, и его тон тут же смягчается.       — Не трогай меня, — Тоору вздрогнул, сколько яда было в этой тихой фразе. Она резко отдёргивает руку — он, наконец, заметил взаимное пренебрежение и её боль — она поднимается на ноги; кровь стекает по пальцам. — Несмотря на то, что я в спешке закончила сюжетную линию, у меня ещё остались овы и дела с редакцией. По расписанию я освобождаюсь раньше тебя всего на полчаса, и всё равно я постаралась сделать всё, чтобы приготовить твою любимую еду, потому что знаю, что у тебя сейчас тяжёлый период. Я никогда это не обесценивала, я никогда не приносила эмоции, касающиеся работы, в наши отношения.       Тоору вздрагивает, когда она повышает тон, и он хочет, чтобы она покричала на него ещё больше, потому что он это заслужил.       — Я делаю это, потому что люблю тебя, дурак! — слёзы свободно текут по щекам, её голос впервые надломляется. Чувство вины сжигает грудь Тоору; он смотрит на всю приготовленную еду позади неё. — Ты же не можешь притворяться, что ты единственный, кто устал и у кого сложные дни, и использовать это как предлог, чтобы так со мной обращаться. Я тоже чертовски устала, и разве я действительно заслуживаю этого дерьма? — она горячо вздыхает; у неё дрожит дыхание. — Извини, что обожгла.       Мускул на его лице не дрогнул, когда Кейго, зажимая окровавленную руку, пронеслась в ванную. Ему паршиво, Тоору очень паршиво чувствует себя, и считает это нечестным, потому что Адай сейчас куда хуже. Через секунду замок щёлкает, и Ойкава зажимает рот ладонью, приглушая рыдания, позволяя слезам капать на окровавленные костяшки. Она боится его.       Ойкава делает глубокий вдох, у него горечь застряла во рту. Надежда вспыхивает, когда он слышит звук открывающейся двери, но она тут же захлопывается. Переступая через осколки, он шагает к ней, думает, что сказать, но новые слёзы подступают к глазам с рвущими горло всхлипами. Он поднимает мазь от ожогов с перекисью и лейкопластырями; опирается спиной о дверь ванной, пока не опускается на пол, свесив голову между колен.       Даже в ссоре она заботится о нём. Единственное спасение, как целое убежище, и то он рушит его, позволив негативу победить.       — Адай, — хрипит Тоору, сжимая мазь, — пожалуйста, прости меня. Я чёртов идиот, я знаю, извини меня, — с горьким томлением он ждал ответа, но не получил более тишины. — Я в норме, но как ты?       Он вздыхает с небольшим облегчением, когда слышит, как она скользит вниз по двери. Тоору эгоистично хочет увидеть её.       — Адай? Скажи мне, что ты в порядке…       Кейго прокусывает губу, слёзы беззвучно падают на перебинтованную ладонь. Она не сможет рисовать какое-то время, ей тошно от этого, но единственное, что она сейчас хочет — обнять его.       — Адай, пожалуйста, скажи, что ты в порядке… Что мы будет в порядке…       — Я боюсь… — её голос опускается до шёпота, но эти два слова были подобно выстрелу; Ойкава понурил голову ещё ниже, размышляя, судорожно перебирая варианты, как можно всё исправить.       — Если ты хочешь расстаться, скажи о…       Он не успел договорить, как замок щёлкает, её руки двигаются быстрее, прежде чем она успела обдумать действие. Адай обнимает его со спины, в наказание ущипнув бицепс:       — Да как ты можешь такое говорить?! Я недосказала! Я боюсь, что такие бытовые ссоры могут повлиять на наше расставание. Серьёзно! Мы так долго шли к этому. Внезапное пренебрежение или типа того… Я не уверена, но ведь это часть отношений. Как этап, где главное не слиться. Мы должны говорить друг другу обо всём, чтобы это не копилось, понимаешь?       Он кивает. Кейго сжимает его крепче в спасательных объятиях. Её сердце трепещет от мысли, что Тоору — такой сильный, мощный и надёжный мужчина — дрожит в её руках. Он шмыгает носом, охотно поворачиваясь к ней лицом, чтобы разглядеть её ладонь.       — Дай глянуть, — она тянется к его ладони, второй рукой прихватив перекись с бинтом.       — Я тебя не заслуживаю.       — А я думаю, что мы оба друг друга стоим, — он невесело усмехается. Она права. — Потерпи, будет немного больно, — дезинфицируя рану, Кейго находит эти слова ироничными: боли от тренировок сомнительно сравниваются с небольшим порезом, как и сейчас с душевной.       Покончив с маленькой перевязкой и обработкой бедра, Тоору прижимает её к себе, положив голову ей на плечо. Адай с нежностью обнимает его и трёт спину, притворяясь, что не замечает слёз, стекающих ей на футболку.       — Не бойся меня. Не вздрагивай от меня, пожалуйста. Мне так жаль, Адай…       — Тоору, — он немного боится отпускать её даже на секунду, когда она отстраняется, обхватывая ладонями его лицо. Ему стыдно, что она видит его таким жалким и слабым, но здесь Адай — единственный человек, перед кем он может открыться. — Мы справимся с этим.       Кейго чувствует, как его губы изгибаются в слабой улыбке, когда он целует её в висок, горячо выдыхая, вместе с этим отпуская обуревавшие эмоции.       — Мы можем… Поужинать, как приберёмся?       — Да, конечно. Но твой молочный хлеб, наверное, остыл.