На Полпути/Half Way Across

— Ты навестишь меня, — Говорит Джокер. Слова плюхнулись в тишину, словно булыжник, натягивая атмосферу, что до сих пор была, и без того, гнетущей. Брюс смог никак не реагировать на слова, но все мышцы в его теле были всё также напряжены; И всегда будут при каждом звуке голоса Джокера. Он в этом уверен. Особенно после сегодняшней ночи. — Что? — Спрашивает он, не спуская глаз с дороги. — В Аркхаме. Я хочу, чтобы ты регулярно меня навещал. Хотя бы раз в неделю. Если мы собираемся сделать это, то я хочу, чтобы ты выполнил свою часть сделки. Мысли Брюса застопорились; Его кожа истекает горячим потом прямо под кевларом. Сердце бьётся, как бешеное и его биение отдаёт в шею. Уэйн пытается совместить эту мысль с тем, что произошло не один час назад на ярмарке и концепция этого внезапно стала такой большой, такой невозможной для того, чтобы уложить это в своей голове, прямо как кусочек пазла, что пытаются силой втиснуть не в ту часть картины. Он почти не разрешает себе спрашивать что-либо, на случай, что это просто очередная шутка, но также — неправильно давать теплиться надежде. — Итак, ты говоришь… — Да, — Отвечает Джокер. Быстро, будто ненавидит себя за это, будто думает, что совершает большую ошибку, но одновременно не может себя остановить. — Да, я пойду на это. Окей? Я...Я попытаюсь. С тобой. Но ты должен пообещать, что навестишь меня. Брюс молчит. Кусочек пазла всё также не хочет собираться, не после всего, что случилось, и он должно быть полный дурак, раз думал, что получится. Только сейчас, несмотря на всё то, что Джокер сказал тогда, на ярмарке, он обещает попробовать и сделать это. Последствия этого решения слишком важны и не могут долго рассматриваться.  — Ладно, — Брюс заставляет себя сказать это, в то время как в мыслях проносится «О боже». Затем там же — Джим. А потом Барбара. Простите. Но это стоит того. Просто сделать этот шаг, даже зная, что он может ничего и не принести… Это стоит того, и если Джокер хочет попытаться, даже если только сейчас, может однажды Брюс сможет найти те слова, чтобы объяснить, почему это так важно и, возможно однажды, Гордоны перестанут его ненавидеть. Джокер тихо сидел на пассажирском сидении, обездвиженный наручниками, глядя из окна на красный и синий от сигналок полицейских машин в отражениях луж. Дождь стучит по стёклам и размазывает яркие цвета в странное месиво. С его волос капает вода прямо на грязный костюм, вниз по впадинам белого лица и устремлённым вниз углам рта. Он выглядел разбитым, яркие цвета стирались в ничто на фоне сине-красных вспышек снаружи. Брюс взглянул в сторону и снова сосредоточился на дороге.  — Не выключай фонарик для меня, Бэтс, — Тихо сказал Джокер, намного, намного позже, когда чёрные шпили Аркхама заострились на фоне неба. Брюс чувствует напряжение в челюсти. Пальцы сжимают руль. — Не выключу. *** Брюс держит своё слово и навещает Джокера раз в неделю. В первый раз — Джокер отказывается говорить с ним и они проводят пятнадцать минут, пялясь друг на друга. Также Брюс пытается выпытать, с огромным провалом, зачем тот согласился на сделку. Во второй раз — Джокер поёт. Это была песня о любви. Всё время, что он пел, он смотрел на Брюса и его губы были устремлены в усмешку, которая была слишком растянута, даже для него. Он отказывался останавливаться. Брюс ушёл через три минуты. В третий раз — Брюс приносит карты. Похоже — это срабатывает; Джокер довольно охотно принимается за игру. Они играют в тишине около десяти минут, до того как Джокер спрашивает, — И как поживает милая мисс Гордон в такие дни? Я полагаю, операция стоила бешеных денег. А тут ещё и вдобавок две ноги… (В предпоследнем предложении в оригинале была фраза «cost an arm and a leg», что буквально переводится, как «стоит руки и ноги». Это идиома, которая означает то, как я перевела «стоит бешеных денег», значит — очень дорого. В итоге у нас получается что — то вроде шутки «Стоит руки и ноги. Но в нашем случае это было две ноги, но там зависит от обстоятельств») Бэтмен резко откидывает стул назад, открывает карты и хлопает дверью. Джокер смеётся над ним. Смех такой же злобный, как и сам Брюс. Именно гнев заставляет Брюса возвращаться обратно, даже больше, чем данное им обещание. Когда он видит его проблески под всей театральностью Джокера, надежда бьётся в его груди, какой бы крошечной она ни была, что возможно, это взаправду, потому как гнев означает, что Джокеру не всё равно. Это означает, что он обижается на Бэтмена за то, что тот отказался от всего того, что делает его им. Это причиняет ему боль и он хочет также причинить её Брюсу, но ему больно как раз из-за того что, по крайней мере — Бэтмен держит своё слово. Пока. И Брюс может принять этот гнев. Он готов к нему. Всё это и не должно было быть простым. Кроме того, всё это всё ещё может оказаться чем-то немного большим, чем просто другой игрой. И Брюс учитывает это каждый раз, как он пересекает холодные коридоры Аркхама. Он знает о рисках и о том, с кем имеет дело. Он осторожен и не открывает Джокеру больше, чем надо, каждый раз представляя — с учётом, что это правда не игра — что именно сегодня будет тот самый день, когда Джокер сдастся и вернёт эту сделку обратно, выплюнув всё прямо Брюсу в лицо. Иногда, в редкие часы, когда ночь начинает стекать с неба, Брюс задаётся вопросом, а не надеется ли он на это на подсознательном уровне. В каком-то смысле, это было бы проще. Но даже так, он продолжает приходить и всё также приносит с собой карты. И иногда им даже удаётся закончить партию без своих эмоциональных взрывов в середине. —Ты ждёшь, что я наконец сломаюсь, — Джокер говорит однажды вечером, после двух месяцев пребывания в этой новой и шаткой для них системе. Он внимательно смотрит на свои карты, не на Брюса; его голос старается звучать беззаботно, но в нём чувствуется холодная сталь. Брюс не видит причин лгать. Он соглашается. Рот Джокера изгибается в ухмылке. Он выкладывает свои карты на стол. Там выигрышная комбинация. — Как хорошо, что я неплох в неожиданностях. Брюс собирает карты и уходит. Он не ждёт целую неделю, чтобы снова навестить Клоуна, тот не единственный, кому есть, что доказать. *** Докторам в Аркхаме это не нравится. Они говорят - это безнадёжно; говорят, что нет никаких доказательств того, что Джокер хочет измениться; пытаются отговорить Брюса от этого, на благо города. Альфред делает тоже самое. Барбара не отвечает на звонки, а Джим не включает бэт-сигнал уже три месяца, несмотря на то, что он отказался взять отпуск, чтобы поправиться и приглядывать за дочерью. Он не винит никого из них и не пытается самостоятельно установить связь с Джимом. Сейчас оправдания будут лишними. Им обоим нужно время. Тем временем, он продолжает свои визиты в психушку. Если получается выделить время, приходит дважды в неделю, никогда в один и тот же день. Приносит карты, а также сладости, если прошлый визит прошёл хорошо. — В попытках задобрить меня, Бэтси? — Спрашивает Джокер, хитро и счастливо, засунув в рот дорогой шоколадный трюфель. Брюс посмотрел на него, — Возможно.  — Превосходно. В следующий раз я хочу лимонный ганаш. Терпеть не могу вишню. Бельгийское молоко тоже пойдёт. Брюс наблюдает, как тот, проглотив трюфель, потянулся к следующему. Он спрашивает, — Я могу убедить Аркхама возобновить твоё лечение. Хочешь, чтобы я это сделал? Джокер остановился. Трюфель тоже, не дойдя полпути прямо ко рту и пачкая белые пальцы в коричневые. Он ищет лицо Брюса. — Ты будешь продолжать визиты? — Да. — Тогда мне плевать, чем они занимаются. Иди и устраивай хоть целые парады из белых лабораторных халатов, — если ты думаешь, что это сработает — столько времени, сколько я буду видеть твоё милое личико. Брюс, как обычно, проигнорировал провокацию, но как только он ушёл, то сразу же направился прямо в офис Аркхама. Как и следовало ожидать, доктор не был в восторге. — Мы испробовали все формы терапии до этого, — пробормотал он, прижимая руки ко лбу, будто пытаясь избавиться от головной боли. — В этот раз буду вовлечён я. Аркхам фыркнул. — Конечно, чувствуйте себя, как дома. Мы уже нарушили все правила, что позволяет вам свободно передвигаться по больнице, также мы можем назначить вас почетным доктором и сразу покончить с этим. Хотите, принесу очки, чтобы это было более официально? Планшет? Белый халат? Брюс не меняется в лице. — Я не ношу белое. — Да, я об этом не подумал. — Глаза Аркхама направлены прямо на Брюса, на его лбу пульсирует вена. — Вы рискуете слишком многим, также подвергая риску весь город. Даже вы не можете гарантировать положительный исход. — Не могу. — Брюс быстро согласился. — Интуиция — всё, что у меня есть. — И что же ваша интуиция вам говорит? Руки сжались в кулаки. — Что это сработает. Он не может объяснить это доктору, как и кому бы то ни было ещё. Он может ошибаться. Но он так не думает, не в этот раз, не с тем, что он прочёл в движениях Джокера, если не в его словах. Это сработает. *** После пяти месяцев обновлённой терапии, Джокер сбегает. Брюс находит его прямо возле ворот Убежища, сидящим на траве, в комбинезоне, покрытым грязью. Он хихикает, когда замечает Брюса, вышедшего из тени, но звук тихий. Он не сделал ни единого действия, чтобы встать. — Привет, любимый, — говорит он. — Я забираю тебя обратно. — Ладушки. Бэтмен шагает вперёд. Джокер наблюдает за ним, выглядя уставшим. — Просто держу тебя в тонусе, Бэтс, — говорит он, когда Брюс, всё же, подаёт ему руку, чтобы помочь подняться. — Никогда нельзя быть слишком самоуверенным, не так ли? — Он захихикал и на это, но сейчас — смех звучал горько. — Там усилили охрану. Они не могут дать мне новый вызов, а потом просто надеяться, что я его не приму. — Скольких ты покалечил? — Спрашивает Брюс. Джокер пожимает плечами и позволяет вывести себя из-под дерева к дороге. — Думаю, троих. Никто из них не умрёт и, если повезёт, возможно, даже шрамов не будет. Считай — это подарок, от меня тебе. Рука Брюса сжалась в большой кулак, которым возможно сделать очень больно, если захотеть. — Если ты не воспринимаешь это всё всерьёз... Джокер глядит на него. Улыбка всё ещё присутствует на его лице, но глаза пустые, холодные. — Ты серьезно так считаешь? — прошипел он. — Ты думаешь, я бы сидел здесь, на холоде и ждал, пока ты меня не подберёшь, если бы это было не так? Я мог бы заняться более важными вещами, чем гнить здесь, накачанным наркотиками до полусмерти и сходящим с ума от скуки. Я мог бы устроить вечеринку. Навестить друга. Танцевать… — Его улыбка стала шире. Брюс подталкивает того и думает о Барбаре, ревущей на больничной койке. — Мы не танцуем, — говорит он Джокеру. Тот вздохнул. — Больше нет. Брюс решает ничего не отвечать. Он убрал свою руку с плеча Клоуна к его руке. — Давай.  — Ты знаешь, Бэтси, в мире существует больше видов танцев. — Прошептал Джокер, когда Бэтмен ожидает его около ворот. Голос был пропитан надеждой. Ему нужно что-то, чем можно было бы заменить то, от чего он согласился отказаться, и Брюс не может остановить себя, говоря, — Да. В мире есть другие виды танцев. И он не может не чувствовать, что прямо сейчас он снова согласился взять Джокера за руку. Только в этот раз Джокер не знает шагов. Он просит вести Брюса. И Брюс также не уверен, что знает их, но они оба уверены, что он сделает всё возможное, чтобы узнать и, возможно, пока этого достаточно. *** Брюс инвестирует больше денег в Убежище Аркхам, сначала анонимно, а затем — как публичный рекламный ход. Одна из важнейших составляющих обновлённой терапии Джокера — новое медикаментозное лечение. Они начинают процесс разработки лекарств по требованию Брюса, и он стремится лично участвовать в исследованиях как Бэтмен. Это долгие разочаровывающие месяцы проб и ошибок, когда они сидят с лучшими врачами Аркхама в современных лаборатория до тех пор, пока небо снаружи не окрашивается в розовый, и всё чаще Брюс застаёт себя за размышлениями об этом, даже когда он сидит на крышах или пытается уснуть. Пока, наконец, им не удаётся сдвинуться с мёртвой точки и придумать начальную дозу антипсихотиков, антидепрессантов, супрессантов и стабилизаторов настроения, и Брюс ждёт, пока Джокер не примет их впервые. Из-за новых таблеток визиты становятся неустойчивее. Уродливее. Джокер всё ещё сосредоточен на нём, но, кажется, меньше, чем в половине случаев, и когда это так, то он либо просто молчит, либо притворяется, что бредит, изо всех сил стараясь заставить Брюса почувствовать вину. Брюс этого не делает. Он наблюдает, контролирует, и хотя в эти дни они играют только половину времени всех визитов, он всё ещё приносит карты и сладости. И когда он считает, что Джокер достаточно в здравом уме, то начинает задавать вопросы, на которые, он знает, ответов не будет. Тем временем он пытается покончить с электрошоковой терапией. Сотрудники борются с ним из-за этого. Они утверждают, что это неотъемлемая часть лечения, и он не имеет никаких законных полномочий опровергать это. Он и так уже слишком много вмешивается, и доктор Аркхам угрожает запретом на посещение пациента, если он не отступит. — Мы многим рискуем, просто впуская вас сюда, — говорит он. — Если мир прознает, что вы вовлечены в создание медикаментов, это место закроют быстрее, чем вы скажете «Мышь». Я не потерплю от вас рассказов о том, как мне или моим сотрудникам выполнять нашу работу. — Лекарства действуют, — напоминает Брюс ему. — Мы пока этого не знаем. Пока ещё слишком рано об этом говорить. За исключением того, что это не так. Брюс уже видит влияние. Джокер меньше смеётся, он спокойнее, глаза его не такие маниакальные, мышцы лица не такие напряжённые. Пальцы не такие нервные. Улыбки больше не такие неестественно широкие, большую часть времени, углы губ кажутся более мягкими, а голос стал тише. Эти изменения невелики, и Брюс может заметить их только тогда, когда Джокер не находится в несознанке под действием препаратов, дозы всё время корректируются. Но эти изменения есть. Впервые лечение оказывает влияние, и надежда скребётся, пытаясь вырваться наружу из-под замка самоконтроля Брюса, независимо от того, как сильно он пытается её в себе подавить. Затем Джокер сбегает снова и в этот раз он дерётся, грызя ногти и кусается, воя — «Нет нет нет пожалуйста нет» и «Я хочу вернуть всё так, как было», и «Мне не нравится этот танец», и «Просто оставь меня». Они нашли непереваренные таблетки недельной давности, что валялись на полу, засунутыми в щели, под его кроватью. Он орёт, когда Брюс несёт его обратно в камеру. Эти бессловесные вопли и крики у Брюса в голове ещё очень долгое время после того, даже, когда они силой ввели Джокеру транквилизаторы. После этого никаких инцидентов не было. Как бы там ни было, именно это в конечно итоге управляет Брюсом в соответствии с той мыслью, что зарождалась и сформировывалась ещё с первого побега Джокера, и когда он возвращается в пещеру той ночью — он делится своими мыслями с Альфредом. — Это очень глупо, — говорит Альфред после затянувшегося молчания, — и очень смело. Именно так должна называться ваша биография, сэр, если вы когда-нибудь почувствуете необходимость в ней. Брюс может сказать, что он потрясён. Его душа болит за этого человека. Но прямо сейчас он настроен решительно. — Мы сможем это устроить, — говорит он. —  Я об этом позабочусь. Я не позволю ему причинить тебе боль. — А что мастер Джейсон? Брюс заскрипел зубами. — Пока что он с Диком и Титанами. Я расскажу ему о плане…в своё время. — То есть, если перевести вашу фразу, то вы планируете скрывать от него это, пока всё не уладится. — Голос Альфреда явственно выражал неодобрение. Брюс выглянул в окно. — Он не поймёт. Это к лучшему, Альфред. Он будет бороться со мной из-за этого… — Вполне возможно, что на то есть веская причина. —…Дело в том, что я просто знаю, что это сработает. Подумай обо всех тех жизнях, которые мы спасём, если всё получится. — Да, сэр,если, — указывает Альфред. — Не кажется ли вам, что мастеру Джейсону стоит знать, что происходит в его же собственном доме? Конечно, он прав. Как всегда. — Я позвоню ему. Я сделаю это сам, — говорит Брюс, потому что, хоть он и очень сильно беспокоится о Джейсоне, он знает свой долг, и его интуиция подсказывает ему, что это он и есть. Альфред вздохнул. Он не сразу смотрит Брюсу в глаза. — Вас не отговорить от этого, не так ли? — Нет. — Понятно. — Плечи его не падают окончательно, но они всё же, на дюйм, но опустились, и Брюсу пришлось проглотить волну угрызения совести, нахлынувшую на него. — Он не сделает тебе больно, — говорит он. Альфред взглянул на него. — Я не о себе беспокоюсь. Брюс притворяется, что не имеет понятия, о чём тот говорит. *** Джим Гордон курил, стоя в стороне от горящего бэт-сигнала. Брюс ждёт, пока тот не докурит, прежде чем прыгнуть прямо перед ним, где комиссар сможет его увидеть. Это важно. — Джим, — говорит он тихо. Тот смотрит на него, ничего не говоря, и размазывая затухающий окурок по крыше ногой. — У меня был любопытный разговор с Уэйном на днях, — говорит он. Брюс кивнул. — Да. — Он сказал, это была твоя идея. — Это так. — Я не обязан говорить тебе, что она мне не нравится. — Нет. Джим глядит прямо в прорези маски, а Брюс смотрит в ответ. Должно быть, это длилось целую минуту. Затем Джим вздохнул и повернулся к нему спиной. — Я слышал, ты его навещал, — говорит он тихо, глядя в горизонт Готэма, и хотя он пытается это скрыть, но Брюс всё ещё может заметить горькие ноты в его голосе. — Какой-то новый вид терапии, говорят они. И он подыгрывает. Итак, в этом твоём плане, ты думаешь, что это должно быть следующим шагом? — Да, — честно ответил Брюс. — А если ты ошибаешься, и всё закончится тем, что он убьёт Уэйна и сбежит? — Я могу заверить, что этого не произойдёт. Я работаю над надлежащими мерами безопасности. — Он делал невозможное и раньше. — Да, — Брюс признаёт это, — Но это было раньше. Как ты сказал, сейчас он сотрудничает. — И как долго, ты думаешь, это продлится? Брюс ничего не отвечает. На этот счёт не было никаких обещаний, и они оба это знают. Он ждёт. — У меня нет лишних людей, — через некоторое время говорит Джим. — Мы и так на пределе. Уэйну придётся сильно раскошелиться на собственную безопасность. — Это может быть организовано. — Я хочу доступ к системам безопасности, уверен, ты установишь камеры наблюдения? — Да. — Хорошо. Также я хочу, чтобы меня проконсультировали насчёт систем безопасности. Это всё ещё тюрьма. Брюс кивнул. — Конечно. — Ладно, я обязан спросить, — говорит Джим, поворачиваясь к нему, — Как Уэйн рассчитывает сдержать это в тайне? Это просочится. Нет варианта, что нет. И в итоге — целый город с пылающими факелами и вилами на пороге его дома. Брюс это обдумал. Он говорит, — У меня есть гарантии, что ничего не протечёт, по крайней мере, определённое время. Джим разворачивается, чтобы посмотреть на него. Кажется, он не убежден. — Ты собираешься лично запугать каждого журналиста и сотрудника Аркхама в этом городе? — Если понадобится. — Я не могу поверить, что мы даже рассматриваем это, — бормочет Джим, его пальцы дёргаются, будто он снова хочет закурить. — Это нездорово. Он нездоров. И я тоже, когда просто думаю об этом. Брюс прочистил своё горло. — Я знаю, как это, должно быть, трудно для тебя— — Знаешь? — Джим смотрит прямо на него, и таких холодных глаз у него Брюс ещё никогда не видел. Он ждёт минуту, а затем продолжает: — Но я пытаюсь всё изменить. Так что, то, что случилось с тобой…и Барбарой…ни с кем больше такого не произойдёт. Джим окаменел. Его рука спрятана в карман пальто, и Брюс знает, что она теребит пистолет. Он всё ещё стоит и наблюдает, Готэм живёт своей жизнью. — Это на тебе, — говорит Джим, в конечно итоге. — Что бы он ни сделал? Это на тебе. Брюс кивает. Он понимал это с самого начала. *** Два месяца спустя, в четыре утра, ворота имения Уэйнов были открыты, чтобы пропустить внутрь один чёрный фургон без каких-либо опознавательных знаков, кроме номерного. Брюс в костюме Бэтмена ждёт, когда машина припаркуется у Восточного Крыла. — Где Уэйн? — спрашивает Аркхам, выбираясь из фургона. — Он предпочёл провести ночь в другом месте. Скорее всего, он не хочет быть здесь из-за пациента. — Так значит, у этого человека присутствует хоть какой-то разум, — пробурчал Аркхам. Брюс сжал челюсти. — Это была моя идея, — говорит он, — я обсудил это с Уэйном. Я буду тем, кто покажет Джокеру его новый дом. Аркхам пожимает плечами, как и полицейские, которых он привёл с собой. Врачи смотрят неодобрительно. Одна из них, тонкая белокурая девушка, что выглядит не старше двадцати, признаётся, что хотела бы поговорить с мистером Уэйном о часах посещения и возможности продолжения терапии. Брюс обещает ей, что она сможет потом назначить встречу. Она вроде успокоилась, но всё также боязливо и крепко прижимала планшет к своей груди, когда они наконец решают вытащить пациента. Джокер под успокоительными и выглядит либо спящим, либо, будто без сознания. Они всё ещё чувствовали потребность в смирительной рубашке и цепи. Брюс не комментирует это и молча ведёт их в усадьбу через боковой вход, взявшись за инвалидную коляску Джокера, чтобы вести её самому. На третьем этаже он спокойно объясняет все предосторожности о мерах безопасности. Третий этаж Восточного Крыла теперь крепость. Хотя и не похож на неё, лазеры и камеры наблюдения были замаскированы яркими цветами и удобной мебелью. Джокеру дают три комнаты в личное пользование: спальню, ванную комнату, гостиную и тренажёрный зал. Везде пуленепробиваемые стёкла на окнах, сами они большие и широкие, чтобы пропускать много солнечного света, также они выходят в сад и на вид Готэма горизонтом, так как он знает, что Джокеру это нужно, чтобы чувствовать себя комфортно, как и ему самому. Комнаты просторны и светлы, полностью мебелированные, с небольшой библиотекой, письменным столом и шкафом с новой одеждой, изготовленной на заказ в соответствии с инструкциями Брюса. Также там установлен кухонный лифт, так что Альфреду не придётся приближаться к Джокеру, ведь желоб слишком мал, чтобы Клоун смог в него пролезть (и даже тогда — сработает сигнализация). — Всё это очень…щедро, — неохотно признается доктор Аркхам, осматривая место. — Мне бы хотелось увидеться с Уэйном для обсуждения некоторых деталей с ним лично. — Он передал, что навестит вас завтра, — говорит Брюс. — Хмм. — Аркхам проводит рукой по лакированному дереву письменного стола, затем сжимает пальцы, нахмурившись. — Это намного больше, чем ублюдок заслуживает. Джокер сидит в кресле тихо и неподвижно, склонив голову в таком же положении, в котором она была ещё тогда, когда его вытащили из фургона. Брюс ничего не говорит.  — Но это всё ещё тюрьма, — замечает молодой белокурый доктор. Она также нахмурилась, её глаза были прикованы к Джокеру и Брюсу, словно она боролась с желанием встать между ними. Брюс думает, что ему придётся не спускать с неё глаз. — Это так, — соглашается он. — Я помогал проектировать системы безопасности. Уэйн знает о рисках. — И всё же он пригласил подонка в свой дом, — бормочет Аркхам. Брюс ничего не говорит. — Позвольте мне вывести вас отсюда, — говорит Альфред из дверного проёма. — Я покажу вам диспетчерскую, и мы обсудим детали с охраной, пока наш…гость не расположится. Таким образом.  — Я не думаю, что следует оставлять их наедине, — протестует молодой доктор. Аркхам закатывает глаза и хватает её за руку. — Давай, Бэтмен большой мальчик. Я уверен, он может справиться с накачанным наркотиками в смирительной рубашке. Она выдирает руку. — Это не то, что я —  — Доктор Квинзель, — гавкнул Аркхам. — Мы уходим. Она заскрипела зубами. Её глаза, когда она смотрела на Брюса, жестки от предупреждения, и он почти тронут тем, что кто-то чувствует себя защитником Джокера. Почти. Она так молода, а Джокер умеет убеждать людей. У него будет разговор с Аркхамом об этом. Альфред провожает группу врачей и полицейских, пристально наблюдая за Брюсом. Двери закрываются. Армированная дверь окончательно запирается. Вскоре все системы будут подключены к сети, и… И всё. Назад пути больше не будет. Не то, чтобы Брюс рассматривал этот вариант. — Они все ушли, — тихо говорит он через мгновение. — Камеры не будут подключены ещё около пятнадцати минут. Сейчас ты можешь не притворяться.  — Миленько тут у тебя, Бэтс, — шепчет Джокер. Его голос с трудом прорезался, он поднял голову только на несколько дюймов. Его глаза, когда он их открывает, выглядят мутными, не сфокусированными. Но зрачки всё ещё сосредоточены на Брюсе, когда тот встает перед инвалидной коляской, и уголок бесцветных губ Джокера поднимается. — Брюс держит лицо пустым. — Это не мой— — О, ладно, тогда твоей дневной маски. Да ладно, Бэтси, я думаю, мы уже можем пройти эту стадию. Ты предложил мне переехать к тебе. Новый танец, помнишь? Брюс всматривается в его лицо, изучая. У него были подозрения, но… — Если это новый танец, — всё-таки говорит он, — и ты думаешь, что знаешь моё имя, почему бы тебе не сказать мне своё? — Ты знаешь моё имя. — Твоё настоящее имя. — Моё имя и есть настоящее, Бэтс. Ты знаешь, как это работает. Брюс не хочет спорить. Он не уверен, что смог бы. Вместо этого он указывает, — Даже если так, у меня всё ещё есть другое имя, к которому я возвращаюсь, когда ночь кончается. — Эй, мне всё равно, что там плавает на твоей бэт-лодке. Лично мне никогда это не было интересно. — В конечном итоге тебе будет, если мы продолжим сделку. Нашей целью является возвращение тебя в мир. Тебе понадобится имя. Джокер воспроизводит звук, что не вздох, но также и не смех. — Давай пересечём этот мост, если мы там окажемся, ок? Брюс принимает к сведению, что Джокер сказал если, и он знает, что Джокер это знает. Его лицо неподвижно. — Ладно. Как ты хочешь, чтобы я звал тебя в ближайшее время? — Просто продолжай называть меня по имени. Это не должно быть проблемой для тебя. Они смотрят друг другу в глаза ровно минуту. Затем Джокер моргает, будто держать глаза открытыми — это вызов, и его подбородок падает на грудь. Либо он теряет сознание, либо притворяется. Брюс решает, что, видимо, пришло время столкнуться с неизбежным. — Я собираюсь отнести тебя в кровать, — говорит он громко, чтобы сконцентрировать внимание Джокера на нём. — Я освобожу тебя от смирительной рубашки. Ты сможешь свободно передвигаться по комнатам и балкону при условии, что ты не попытаешься проникнуть в другие части дома. Можешь ли ты— Брюс подходит к инвалидному креслу. — Джокер. Ты меня слышишь? — Да, да, дорогой, любимый, — бормочет Джокер, улыбка в его голосе пробивается сквозь дымку наркотиков. — Иди вперёд, снеси меня с ног. Ничтожная часть Брюса хочет закатить на это глаза. Он подавляет это, потому что даже сейчас, человек, что сидит прямо перед ним, опасен, а он собирается подойти к нему слишком близко. Как только он обернул руки вокруг Джокера, он начинает говорить, чтобы отвлечь себя или, возможно, их обоих. — За тобой будет наблюдать охрана из специальной комнаты. У камер нет слепых зон. Стены и окна укреплены. Тебе не разрешено обращаться с химикатами, острыми предметами или с чем-либо ещё, что может быть использовано как оружие.  — Ты хорошо пахнешь, — сонно проговорил Джокер. Брюс напряг свои мышцы и поднял Джокера на ноги. — Ты — нет. — пробурчал он. Джокер захихикал и опустил голову Брюсу на плечу.  — У тебя будет трёхразовое питание. Если что, ты всегда можешь попросить ещё через камеры. Персоналу передадут. В своё время, если будешь хорошо себя вести, мы сможем выйти погулять в сад, но пока что — тебе будет достаточно и балкона. Он окружён силовым полем, на случай — если ты захочешь выпрыгнуть. Также — присутствуют сигнализации, которые предупредят, что ты покинул комнату. Если будешь создавать проблемы — у меня не будет причин и дальше держать тебя здесь. Книги в гостиной. Телевизор будет включён только для сеансов видеотерапии, но если мы решим, что лечение действует, мы можем и пересмотреть это правило. Кудрявые волосы Джокера щекочат лицо Брюса. Они немного жестковаты, но мягче, чем должны были быть после химикатов, также — они пахли больничным мылом, будто были недавно вымыты. От смирительной рубашки разило старым потом и нафталином, а тело казалось лёгким, хрупким и жилистым. Похоже, что большую часть веса брали на себя кандалы. Джокер в основном хромает, когда Брюс отводит его в спальню, но когда он пытается прижаться ещё ближе к груди, Брюсу не получается это игнорировать. — Твоё лечение продолжится, — произносит он. — Как я говорил, сессии будут проводиться через видео. И будет сигнализация, что напомнит тебе принять лекарства. — А если я откажусь? — Спросил Джокер, как только Брюс опустил его на кровать. — Если так, мы узнаем, — сказал он строго, — и тогда придётся кормить тебя ими внутривенно. — Как захватывающе. Ты будешь тем, кто сделает это? — Улыбка была жадна. — Возможно. В любом случае, ты будешь без сознания, поэтому будет лучше, если ты не попытаешься это выяснить. — Зануда. — Ты сам пошёл на это, — напоминает Брюс ему. — Это единственная причина, почему ты здесь. Я знаю, что если ты попытаешься, то, вероятно, сможешь обойти большинство мер безопасности, и я к этому готов. Но ты здесь по собственному желанию, так что я не собираюсь следовать нашей сделке, если ты не будешь. Но мне хотелось бы, чтобы ты знал. — Брюс наклонился ближе, прямо напротив глаз Джокера. — В тот момент, как ты выкинешь что-либо… в момент, как я подумаю, что ты взялся за старое… момент, что кто-либо под моей крышей боится за свою безопасность… Ты возвращаешься в Аркхам. Сделка отменяется. Больше никаких визитов, никакого нянченья, никаких… танцев. Ты понял? Джокер не сводит с него глаз. Улыбка, всё ещё уставшая, превратилась во что-то насмехающееся, что-то жестокое. Тем не менее, он кивает, затем поворачивается на бок, чтобы глянуть в окно, где рассвет заливает всё небо в яркие розовые и оранжевые цвета. — Это о доверии, — говорит Брюс, наблюдая за игрой света на тощем лице, — Ты здесь, чтобы вылечиться, а также — убедить меня, что ты этого хочешь. Новые условия должны облегчить задачу. Если ты серьезно настроен, ты не упустишь этот шанс. — Here comes the sun, doo doo doo doo… here comes the sun, — тихо запел Джокер.— And I say, it’s all right… it’s all right. Брюс подождал секунду. Он перевёл взгляд на рассвет, затем обратно на лицо Джокера. — Я собираюсь снять с тебя смирительную рубашку. — Little Batsy, it’s been a cold lonely winter, — бормочет Джокер. — Little Batsy, it feels like years since it’s been here. Брюс наклонился, чтобы осторожно снять повязки. Джокер продолжает мурлыкать, голос становится всё мягче и мягче, даже тогда, когда Брюс уже закончил и тот был полностью свободен. — О доверии, — повторяет он. — Помни об этом. — Little Batsy, I feel that ice is slowly melting. Little Batsy, it seems like years since it’s been clear… — Я вернусь завтра ночью. — Here comes the sun, doo doo doo doo. Брюс наблюдает за ним ещё немного, пока голос Джокера не затихает, и его глаза не закрываются. Дыхание его, в данный момент беспорядочное, постепенно выравнивается. В этот момент Брюс надевает на запястье того тонкий металлический браслет и защёлкивает замок. Сигнал на нём мигает зелёным, активируясь. Только когда это происходит, Брюс разворачивается, чтобы уйти. Только доверие сможет сдвинуть это всё с мёртвой точки.