Инкубаториум Киборгвилля

      Все замолчали. Казалось, что Бей Олденвуд Грей поставил шах и мат, причём в буквальном смысле этого устойчивого выражения. Ни его друзья, ни я не знали что сказать. Даже Эй, чья история до сих пор не нашла своего логического завершения в повествовании, споткнулась, упала навзничь!.. и пока что не спешила подняться на ноги, замерев в ожидании единственного подходящего для этого момента!.. наблюдать за этим было очень интересно. В моём сознании даже начались небольшие споры и попытки сделать ставки о том, кто же прервёт молчание. В итоге, все голоса и их доводы сошлись в том, что молчание должен нарушить виновник и так, собственно и произошло. Со слов: «Ну вот и прекрасно! Вот мы и разобрались в вопросе вашей персональной эмпатии к силиконовым представителям, что стали людьми» — после чего он попросил Тарли продолжить свой рассказ.       — Слушай! Ну вот что вы заостряете внимание на человечности? Неужели вы не понимаете, что таким образом становитесь похожими на тех, кто начал тот самый конфликт? То есть, вы становитесь похожими на людей! Вы не находите, что это самое глупое, что можно только сделать двум старым уважаемым джентльменам? — хмыкнул дедушка. — Вы уже давно должны были пережить все эти предрассудки и прочее! Особенно ты, Тарли! Учитывая имплант! И, кстати, продолжай, пожалуйста, рассказ своей истории, — сказал он. — Нам же с Неоном интересно узнать то, что ты конкретно хочешь рассказать! — старик хмыкнул и жестом подкрепил свои слова. Его друзья по несколько раз моргнули, словно стараясь прочистить поверхность глаз от тонких плёночек сна или забвения. Затем, обнаружив, что это не помогло, Тарли умылся воздухом, а Эй большим и указательным помассировал глаза.       — Мдя… сказал, так сказал! Ничего не скажешь… тавтология, достойная твоих слов! — хмыкнул Эй. — Ладно, допустим, твоя вот эта вот, не опасна. В любом случае, я продолжу наблюдать за ней… хочешь — обижайся, хочешь — нет… но пока что я буду следить за твоей спутницей, — он сделал акцентирование на последнее слово так, чтобы экспериментатор знал о том, что лучше бы девушке держать себя в руках… можно сказать, что это был своеобразный намек от старого друга экспериментатора. Достаточно грубый прямолинейный… с другой стороны, чего еще можно было ожидать от старого друга, который в принципе не привык долго ходить обходными путями, особенно, если этого вовсе не требовалось.       — Хорошо, — экспериментатор улыбнулся. — Не волнуйся об этом и можешь поверить, наша Вандая куда больший человек, чем многие и многие люди в нашем мире, — сказал он. — Так что… эм… давайте вернемся к первоначальной теме. Рассказывай, Тарли, что там у тебя с рукой было после внедрения, подключения и прочего-прочего, — старик смотрел на своих друзей с радостью. Кажется, никогда прежде я не видел его таким счастливым. Словно мужчина вспомнил то, о чем давным-давно забыл и теперь предавался приятной ностальгии, наслаждаясь каждым мгновением таковой.       — Эм… моя рука… да-а-а… — протянул старый друг, соединение или шов, или что-то там такое на плече которого сильно контрастировало на фоне несколько белесой кожи. — Да-а-а… нам пришлось привыкать друг к другу, — сказал он. — Буквально нам обоим потребовалось это привыкание! Вот представь… и я был в шоке когда такое впервые случилось… лежу я такой, лежу себе ночью, никого не трогаю, ни о чем не думаю и тут, моя новая конечность начинает лезть в драку! Причем, натурально начинает драться со мной. А удары, хочу тебе сказать, не такие уж и легкие, учитывая стальную составляющую… и вот, я пытаюсь её удержать, она старается расколошматить мне голову и это продолжается в течении минуты, пока моя супруженька не начинает понимать что это «ж-ж-ж» не с проста! Что я не прикидываюсь и не прикалываюсь. Как оказалось позже, вот эта девочка подхватила все тот же вирус и заимела некоторую эмпатию… а если быть придельной точным, то антипатию по отношению к человеку, а поскольку мы стали частью друг друга, то началось «смутное время» поиска способа примирения, — сказал Тарли, после чего кинул взгляд сначала на Эя, затем на Вандаю и после на свою руку. — Я до сих пор страшусь того времени… — сказал он, будучи совершенно искренним.