12 лет спустя

У Джинена был первый свободный вечер за неделю. Постоянная подготовка к камбэку и съемки в новой дораме не давали продохнуть. Квон-хен просил его встретиться сегодня, но так хотелось расслабиться в одиночестве. Попить чаю под одеялом, почитать книгу, поучить сценарий… Побыть со своими мыслями. Вот только мысли все время возвращались к Джебому. Да, он оставил свои чувства в прошлом и был уверен, что сделал верный выбор, ведь теплая симпатия к хёну лучше, чем безнадежная, затянувшаяся и какая-то нездоровая любовь к Джебому. Но лидер последнее время явно был не в себе, а Джинен не знал как помочь, ведь тот не хотел признавать, что не в порядке. Не хотел раскрываться. Не хотел делиться. А состояние его явно с каждым днем усугублялось. Джинен не хотел навязываться, ведь старший не позволит вмешиваться, даже если он предложит. А сейчас и подавно. В этом весь Джебом — он ни за что не свалит на Джинена свои проблемы, особенно после того, что случилось. Особенно, если Джинен строит отношения, а старший чувствует вину. Да даже если бы не чувствовал… Чужое счастье ему всегда было важнее собственного. Иногда Джинен это просто ненавидел. Почти всегда, если быть честным с собой. "Может набрать его? Может к себе пригласить? — Джинен ежится, он не знает, как быть со старшим наедине, сейчас это сложно, — Нет, к себе не надо, но… Может Марка попросить? Хотя толку? Марк не менее бесполезен в этой ситуации, чем я. Но надо же что-то сделать…" Джинен возвращался к этому внутреннему монологу снова и снова, не заметив, что время подобралось уже к 11 вечера. Он хотел пораньше лечь и выспаться нормально, поэтому подготовил постель и пошел в душ. А потом сделал последнюю чашку чая, намереваясь еще полчаса почитать, но не успел он умоститься на кухне, как раздался звонок в дверь. Джинен посмотрел в дверной глазок и его буквально замутило от дежавю: за дверью мялся Джебом. В прошлый раз все закончилось плохо. Просто ужасно. Джинену даже подумалось не открывать дверь, его же вполне могло не быть дома… Но ведь они все прояснили, да и Джинен хотел разобраться, что со старшим такое. И вот он собственной персоной здесь. Джинен со вздохом открывает дверь и без слов пропускает старшего внутрь. — Зачем пришел? — спрашивает, пока Им разуваются, и сканирует: одежда памятная и пропахла сигаретами, движения неловкие, но пьяным старший не выглядит, да и алкоголем не воняет. Уже хорошо. — Не знаю. Просто? — Джебом оборачивается и как-то совсем по-детски улыбается. Прямо как раньше, когда они были значительно ближе, чем сейчас. — В смысле – просто? — В прямом, — сказать о том, что его новоиспеченный друг Джанни предложил какие-то легкие таблетки, чтобы хоть на вечер избавиться от депрессии, он конечно не мог, — Мы же, вроде, все еще друзья. Или я не могу так заявляться к тебе? Я помешал? — Джебом виновато заглядывает в глаза. — Нет, ты можешь, хотя лучше бы предупредил. Но что ты конкретно хочешь? Поговорить? Выпить? Чаю попить? Фильм посмотреть? — Сколько вопросов. Я правда, блин, не знаю. Что хочешь, то и будем делать, — Джебом направился на кухню и поставил чайник. После слов младшего резко захотелось чая. Причем именно такого, как пьет Джинен — с ромашкой и колокольчиком. — Что-то случилось? — младший садится за стол и внимательно следит за Джебомом. — Эм… нет? — не говорить же, что его все заколебало и он просто не знал куда еще пойти. — Врешь, — Джинен строго смотрит, надеясь, что старший сдастся и расскажет, наконец, что его гложет. — Ох, да отвали, Джинен. Просто ты первый пришел в голову – вот я и пришел. — Первый пришел в голову после чего? — После ничего, — Джебом заваривает себе чай и чувствует, как в голове начинает образовываться пустота, а тело приятно расслабляется, — Был с друзьями, а домой потом не захотелось, вот и приехал. Извини, что не предупредил, — Он садится напротив и, в отличие от младшего, абсолютно не улавливает схожести ситуаций. Для него это просто еще один вечер с Джиненом. Сколько их было, таких вечеров… Чувствуется уют и что-то еще такое знакомое, чему старший сейчас не может дать точного определения, — Обожаю твой чай, — задорно улыбается и с упоением отпивает из чашки. — Это, конечно, замечательно, но пришел ты не ради чая, — Джинен ощущал всю странность ситуации и не мог понять почему старший выглядит так безмятежно. — Может и ради чая, — Джебом пожимает плечами, — А может и нет. Я просто пришел к другу, чего ты пристал? — Даже вот не знаю, — скептически хмыкает младший, — Может потому что ты впервые за несколько месяцев вспомнил, что мы друзья? Или может потому что твое понятие дружбы почему-то не предполагает, что это должно работать в обе стороны? — Мм? О чем ты? И я не впервые вспомнил, эй! Я просто не хотел тебя напрягать своим обществом, пока ты налаживаешь отношения с Квон-хёном. — Во-первых, если мы друзья, то почему ты должен меня напрягать? Во-вторых, если мы друзья, то почему ты не говоришь что с тобой происходит? — А что со мной происходит? Ничего со мной не происходит, — бормочет старший весьма неуверенно, стараясь избегать прямого зрительного контакта. Ему сейчас было настолько легко и спокойно, что абсолютно не хотелось обсуждать какие-то серьезные темы. — Неужели я такой херовый друг, что ты не можешь поделиться со мной своими проблемами? — Блять, Джинен, ну что за чепуха? Мы можем просто поболтать? О книгах там, например, или о дораме твоей? — То есть не расскажешь? — Джинен сверлит старшего выжидающе-осуждающим взглядом, но тот не поддается, — Ну твою ж мать, — он беспомощно разводит руками и встает, чтобы сполоснуть свою чашку. — И мою помой, — старший становиться сзади и протягивает в руки Джинену чашку. Младший непроизвольно дергается и бьет Джебома локтем по ребрам. — Хэй! Больно вообще-то! — старший хватается за бок и притворно кривится, — Не любишь ты меня, Пак Джинен, — вздыхает театрально. — А ты идиот, Им Джебом, я же не жалуюсь, — хмыкает младший. Он хотел еще что-то добавить, но отвлекается на телефонный звонок, поэтому отпихивает Джебома и берет со стола телефон, прикладывает к уху и облокачивается на столешницу. Джебом же делает вид, что задет до глубины души словами друга, прикладывает руку к сердцу и показывает язык. Джинен прыскает в кулак и делает знак, чтоб старший отвалил. — Да, хён, извини, что ты сказал? — младший сосредотачивается на разговоре. А Джебом… Джебом ни на чем не сосредотачивается. Таблетки определенно начали действовать: тело полностью расслабилось, все проблемы будто испарились, а тараканы из головы забились по норам. Хотелось дурачиться или закутаться в пуховое одеяло и смотреть идиотский фильм. Или пойти с Джиненом на улицу и валяться в снегу, делая ангелов, как в детстве. И снежками побросаться. И выпить горячего какао. И посбивать сосульки с крыш. И… И много чего ещё такого же банального и бесполезного. От разыгравшейся фантазии Джебом растянулся в дурацкой улыбке, пока не уловил свое имя в чужом разговоре. — Нет, спать пока не собираюсь, ко мне тут Джебом-хён пришел, — Джинен пялится в пол и внимательно слушает, — Нет, просто пришел… — его собеседник явно недоволен, судя по нахмуренному лицу младшего, — Да ничего такого, хён, успокойся. Я же говорил, что мы с ним всегда будем близкими друзьями… — складка между бровей становилась все глубже, — Да. Да, я знаю, что тебе это не нравится, но это мое дело, я уже говорил. Тебе не о чем переживать, окей? — Джинен помассировал висок и вздохнул, — Хорошо, я позвоню тебе утром. И давай больше не будем об этом, ладно? — плечи расслабились и складка пропала. Видимо, острые углы разговора сгладились, — Хорошо, хён, спасибо, что заботишься. До завтра, — Джинен улыбнулся и сбросил звонок. Когда он поднял голову, то столкнулся с каким-то странным выражением лица Джебома, который смотрел на него в упор, — Что? — Я тут что подумал… Я знаю, что ты просил этого не делать, но позволь ещё раз извиниться перед тобой… — он не заканчивает, так как младший грубо перебивает. — Так, нет. Я даже обсуждать этого не буду. — Но, Джинен, послушай, — младший цокает и хочет прервать, но Джебому почему-то очень важно становиться сказать то, о чем он подумал сейчас. Будь он в трезвом уме, то точно не стал бы поднимать эту тему, но в его голове сейчас было настолько все сумбурно, а ощущения настолько обострились, что очень хотелось высказаться, — Пожалуйста, — Джинен как-то обреченно машет рукой, мол "валяй", — Я… Я знаю, что мы проехали эту тему, но мне вот сейчас прям нужно что-то сказать. Я чувствую, что все еще виноват перед тобой… — Джебом-а, ну пожалуйста, — Джинен не хочет опять этого слушать. Не теперь, когда все только начало налаживаться. — Я не совсем о том. Слушай. У меня ощущение, что я… я мешаю тебе, понимаешь? Что я вроде и не при чем, но очень мешаю тебе. А я не хочу быть таким человеком. И как бы я не пытался, я только доставляю тебе неудобства. Будто это твой крест — дружба со мной. Будто ты не можешь избавиться от меня. И я все время мешаю. Постоянно. И вот сейчас тоже. Я же слышал разговор. Джинен, мне так жаль, — Джебом склонил голову, борясь с нахлынувшим потоком чувства беспомощности. — Что… О чем ты вообще? — Джинен был немного шокирован, поскольку из этого потока сознания старшего понял только, что Джебом винит себя. И Джинен не понимает почему. Они же разобрались со всем. Он разобрался со всем. Тогда что это за бред вообще? — Прости меня, Джинен… И тут старший делает то, чего Джинен вообще не ожидал — подходит и становится на колени. Джебом почти вплотную к чужим ногам стал и низко опустил голову. — Прости… — едва различимо, так, что Джинен скорее угадывает, что старший говорит, чем действительно слышит. — Джебом, да что с тобой? — Джинену становиться совсем не по себе. Таким старшего он за всю жизнь не помнит, а ведь тот даже не пьян, ведь нет? — Эй, встань. Джебом, да хоть посмотри на меня! Джебом поднимает голову и тут же отворачивается. — Что с тобой? — повторяет младший и за подбородок разворачивает чужое лицо, чтобы найти ответ хотя бы там. И находит. Только совсем не тот на который рассчитывал: у Джебома абсолютно черные глаза, радужки как таковой и нет, она полностью скрылась за расширенными зрачками. Джинен сначала паникует, а потом тут же начинает злиться, — Какого хрена?! — старший ничего не отвечает и только бессмысленно пялиться глазами-дырами. Джинен же заводиться еще больше и сжимает пальцы, — Что ты сожрал уже?! И зачем? Вот зачем?! — Я просто хотел расслабиться. Не кричи, а? — Джебом словно и не чувствует стальной хватки. Он будто сам умостил лицо в чужую руку, как кот, требующий ласки, даже голос был мурчащий какой-то. — Ты… — Джинен выравнивает дыхание и изо всех сил старается не сорваться на крик, — Неужели нельзя было выбрать другой способ? Любой другой? — Да ладно, я же не ЛСД наелся, не разводи панику, Нён-а. — А чего? — Честно? — взглядом застекленным, но полным невысказанного и застрявшего, — Я понятия не имею. Но знаю, что это легкое что-то. Никаких последствий. — Ты ебанулся окончательно или как? — Ну прости, — Джебом вдруг приваливается головой чуть выше колена младшего и повторяет уже оттуда, — Прости, ладно? — Меня сейчас реально тошнит от твоих извинений… — Знаю, но ты все равно извини, — дыхание пробирается горячим потоком насквозь. Джинену неприятно и даже страшно. — Прекрати и вставай. Тебе нужно выпить воды побольше и спать пойти, — он опускает руку на макушку старшего, стараясь привлечь его внимание, — Джебом, пожалуйста...— он сам не совсем понимает, что конкретно значит это "пожалуйста", но тут чужое пронизывающее дыхание начало двигаться выше. Медленно, выжигая каждый нерв на пути. Джинена же будто обвязало крепкими канатами по всему телу и сковало грузом по рукам и ногам — не пошевелиться и не вздохнуть нормально. Он сам превратился в натянутый канат. Между собой и пропастью — горящий рот уже проделал путь, подобравшись ко шву кармана. Между "никогда больше" и всегда — руки по обеим сторонам ползут, накидывая по тонне на Джиненовы конечности. Между совестью и "хочу" — лоб упирается в пах, слышится глухой полу-вздох. И на скорости с обрыва — штаны вниз куда-то к щиколоткам падают и доступ к совести, как и к кислороду перекрывается одним точным движением чужих губ. Джебом влажно причмокивая языком обводит каждую венку, самозабвенно ласкает губами, уверенно помогая руками. Джинен ненавидит свое малодушие и разливающююся по телу эйфорию, что заставляют произнести: — Глубже… Джебом втягивает член вместе с воздухом — к самому горлу. Джинен лишь дышит рвано и сжимает столешницу до побелевших костяшек. Хочется сорваться и выебать старшего до хотя бы тысячной доли той боли, что разрывала изнутри, но выходила наружу отвратительными стонами от наслаждения. Джебом только крепче удерживает за бедра и ускоряется, не переставая вертеть языком от основания и до готовой взорваться головки. Джинен наконец отрывает тяжелую руку от стола, крепко хватает за загривок, чтобы старший не отстранился ни на миллиметр и судорожно заставляет глотать свой оргазм до последней капли. Он слышит, как после старший облизывает губы. Чувствует, как тот оседает на пол и возвращает голову на то самое место — чуть выше колена. И сделать больше ничего нельзя. И сказать совершенно нечего. Джинен злобно отталкивает Джебома ногой, надевает штаны и уходит в ванную. Когда он возвращается, то находит старшего в том же положении. Джинен швыряет в него полотенцем. — Сходи в душ. Я постелю на диване. Поговорим завтра, — и уходит. Потому что сам виноват. Потому что сделать ничего нельзя. Джебом действительно идет в душ. Ему по-прежнему легко. И ощущения вины — нет. И вообще ничего нет. Вода не смывает оцепенения от таблеток, но убаюкивает. Он отключается сразу же, как ложится.

***

Джинен вот уже пол часа просто пялится в окно. Когда он проснулся на часах было шесть утра. Он слышал шаги по собственной квартире и боролся с желанием выброситься в это самое окно. Когда он выползает на кухню, то обнаруживает Джебома, мирно попивающего кофе, и вторую дымящуюся чашку напротив. — Только не говори, что не помнишь вчерашний вечер, — Джинен не очень понимал, что именно сейчас происходило. — Помню я все, — Джебом отпивает очередной глоток и спокойно смотрит на младшего. — И? — Не знаю. Эти таблетки — крайне странная хуйня. — Это ты — крайне странная хуйня, Джебом! — Резонно, — старший еще и кивает, будто абсурдности этого разговора не достаточно. — Зачем, Джебом? — Джинен не знал, что хотел услышать в ответ. Он не знал, как вообще это можно было оправдать. — Честно? Конкретно в тот момент мне почему-то показалось это идеальным способом попросить прощения. Джинен давиться кофе, закашливается и следом лишь выдавливает: — Прости, что?! — Джинен, я знаю, как это звучит, ладно? И знаю, что это просто пиздец. — Да, Джебом, это пиздец. Это, блять… — Джинен не понимает этих мотивов, все наркотики мира не убедили бы его, — Ты… что тогда за херня, что ты ничего не чувствуешь ко мне? — М? Я и не… — Джебом останавливается на секунду, чтобы сообразить, как лучше ответить. Но варианта "лучше" просто нет, — Я и не чувствую. Ну, в том плане, в котором ты имеешь ввиду. Я вот думаю, что может это мое подсознание таким образом доказывала мне и тебе, что я просто кусок дерьма? — У него получилось, — гневно выплевывает Джинен в ответ. — Хоть со второго раза вышло, — Джебом улыбается совсем не весело и безнадежно продолжает, — Это конец, да? — Да. Это конец. Джинен встает из-за стола, собираясь пойти в душ и ожидая, что старший уберется к чертовой матери из его квартиры, а заодно и из самого Джинена. Он доходит до двери, считает до пяти, глубоко вздыхает и возвращается. — Нет, не конец. Джебом удивленно распахивает глаза и смотрит на него, как на сумасшедшего. Джинен же садиться обратно, давит на виски и сосредоточенно думает. Ведь по сути это опять было виной обоих. Да, эти долбанные таблетки — это непростительно. Но и Джиненовское бездействие — непростительно. Да, старший опять выпотрошил его наизнанку. Но Джинен сам на это пошел. Добровольно. Джебом в глубокой депрессии и под наркотиками пришел к нему, к человеку, которого считал другом. То есть, он хотел здесь быть. И, наверное, он хотел открыться. Но вместо этого случилось то, что случилось. И кто больше виноват — не совсем понятно. Так Джинену это все виделось. Единственный, кто не заслужил всего этого дерьма — Квон-хен. И это тоже вина Джинена. Только его. — Значит так, — наконец произносит младший, — Ничего из этого больше никогда… никогда не должно повториться. Ни таблеток, ни… ничего другого. Ясно? — Да, но… — Я не закончил. Если ты еще хоть раз выкинешь что-то подобное, то просто угробишь меня, ты понимаешь? — Да, — едва слышно отвечает Джебом. — Об этом всем никто и никогда не должен узнать. — Хорошо. — И ты расскажешь мне, что с тобой происходит. — Что? Я не… я не могу. Это же не важно совсем, — Джебому не то, что говорить, ему думать сложно. — Это важно. Но сейчас я этого слушать не хочу. Мне нужно пару дней. Потом мы поговорим. Идет? — Наверное. Да. У меня все равно нет выбора. — Ты прав, нету. А теперь собирай свои манатки и пошел вон.