*****
Джебом дает себе слово выпить не более трех стаканов виски за весь сегодняшний вечер. Потому что нужно хотя бы попытаться контролировать количество выпитого у остальных. А еще потому что Джинен. Джинен дает себе слово выпить столько, чтобы максимально опьянеть, но так, чтобы не умирать завтра. Потому что ему сейчас очень хочется отпустить себя. А еще потому что Джебом. Через пару часов нескончаемой болтовни обо всем на свете, беспричинного дурачества младших и бесконечно воркующего с Марком Джексона, оба – и Джебом и Джинен – понимают, что провалились. Первый – пьян, но продолжает пить уже шестой стакан. Вроде как шестой. Да и какая разница, если все равно уже поздно подсчитывать. Второй – трезв, и растягивает всего вторую порцию джина с тоником. Похоже, внутренний азарт от бесповоротности принятого – принятого ли? – решения, бьет в голову похлеще любого алкоголя. Джинен сразу по прибытию занял место рядом с Джебомом, который в ту же секунду понял, что бороться просто бесполезно, легче не реагировать. Но как, черт возьми, можно не реагировать, если Джинен делает буквально все, чтобы вывести его из себя? На первом стакане Джинен сидит почти спокойно, мило беседует с остальными – хотя мило общаться с мемберами у него всегда выходило паршиво. В этот раз тоже. Но он смеется, подтрунивает, и сохраняет хоть и мизерную, но дистанцию. Джебом даже подумал, что пронесло, пока младший не зашептал ему какой-то нелепый комментарий насчет… Джебом не знает насчет чего, потому что остальные говорят слишком громко. Хотя, скорее, причина в другом: Джинен слегка прижался носом к кромке уха, а губами перебирает по мочке. А еще он незаметно проскользнул рукой старшему за спину и начал бродить пальцами у линии заниженных джинс, ощутимо надавливая – он прекрасно знал, как Джебомово тело на это реагирует. На втором стакане Джинен сократил дистанцию и теперь сидит вплотную, а во время смеха то и дело утыкается носом Джебому то в ключицы, то куда-то в изгиб шеи. В один из таких моментов он нагло провел языком за ухом, прикрывая рот ладонью – все знают его эту привычку, так что никто не обратит внимания. А Джебом только и может, что залпом допить остатки янтарной жидкости. На третьем стакане Джинен все так же слишком близко. А еще он не расслышал, что ему говорит Джексон, поэтому перегибается через Джебома, буквально распластавшись на нем, чтобы дотянуться к такому же распластанному по Марку Джексону. Они переговариваются на уровне пупка ни в чем неповинного Югема. И все бы почти ничего, но Джинен лежит на своей же руке, которую оперативно успел разместить на внутренней части бедра старшего. Он сдавливает и ведет выше – медленно-мучительно. Джебом сжимает челюсть, а заодно и вроде как случайно давит локтем Джинену на позвоночник. Но этот – Джебом не может подобрать ни одного цензурного эпитета для младшего сейчас – он просто игнорирует и подбирается пальцами к паху. Он прикоснулся едва, пробежавшись снизу-вверх, и тут же начал возвращаться на место – диалог с Ваном, видимо, окончен. Но Джинен сползать не торопиться, и когда Джебом опускает глаза, то видит голову младшего аккурат в районе своей ширинки. Джинен слегка поворачивается, бросая мимолетный взгляд на пах, потом на на лицо старшего и откровенно облизывается – и все это в какие-то доли секунды. – Сука, – яростно шепчет Джебом сквозь зубы, в то время как Джинен уже удобненько сидел на прежнем месте. На четвертом стакане, по возвращению из туалета, Джебом обнаруживает младшего на своем месте рядом с Югемом – Джинен просто кивает ему, чтобы сел рядом. Джебом и садится, поскольку больше некуда. Хотя хочется просто смыться отсюда. Или выебать кого-то. Желательно Джинена. Джебом трясет головой и опять выпивает залпом. На пятом стакане отлучается Джинен, но старший к макнэ обратно не садится – он просто меланхолично пьет свой алкоголь, проклиная все человечество в целом и одного конкретного человека в частности. Когда Джинен протискивается между столом и Джебомом к своему месту, то “ненароком” усаживается пятой точкой ровно куда и планировал. – Ой, прости, – оборачивается, слегка вращает задницей и ухмыляется, напоследок проехавшись всей ладонью по уже ощутимому стояку Джебома. На вроде как шестом стакане Джебом пьян, дико возбужден и не менее дико зол. А поскольку все достаточно выпили, то уделяющий внимание старшему Джинен никого не напрягал. Ведь что такого в том, что Джинен обнимает Джебома или смеётся ему в плечо, или куда-то ниже. Это же Джебом и Джинен. И никто не видит, куда Джинен кладет свои руки или не просто кладет. Никто не смотрит на то, что он делает, когда прикрывает рот ладонью. Никто не слышит, что и как он шепчет. Всем наплевать. А Джебому с трудом удается сдерживать ярость. И желание. Он отпихивает Джинена, который в очередной раз повис на нем, и облокачивается на стол, пытаясь сконцентрироваться на рассказе Бэма о концепции фильма, который он хотел бы снять. Это немного отвлекает. На пару минут, пока Джинен не зеркалит рядом его позу. Правда не в точности: руку он размещает на чужой ноге, водя по ней пальцами в такт рассказа Бэма. Джебом сдвигает свои ноги, удерживая руку младшего, что оказалась между ними. Но толку ноль. – Провальная тактика, хён, – шепчет Джинен и хоть и с трудом, но продвигает руку, сжимая член старшего, а заодно и прикусывая мочку его уха, все также прикрываясь ладошкой. – Да ну блять! – вышло слишком громко. – Что такое? – Бэм смотрит непонимающе, ведь он вроде ничего такого не сказал, – Хён? – А? Я… ничего, извини. Продолжай, – Джебом улыбается одними уголками губ и косится на Джинена, что довольно ухмыляется рядом, и уже тихо адресует ему, – Убери нахрен руку! – Не хочу, – Джинен ведет вверх, пробираясь пальцами под кофту, невесомо пробегаясь подушечками по прессу, отчего старший тяжело выдыхает, – Как хорошо, что ты без ремня, – Джебом даже не успевает понять к чему этот комментарий, как младший молниеносно расстегивает пуговицу и проникает ладонью сразу под белье. Это не очень удобно, но для Джинена сейчас существовало мало преград – по крайней мере, тесность чужих штанов и не самая комфортная поза его точно не остановят. Он надавливает большим пальцем на головку, размазывая естественную смазку по всей длине ладонью. Джебом же опускает голову на руки, сжатые в кулаки. Он без понятия как это остановить, поскольку знает, что не притормозит Джинена, если начнет сопротивляться здесь и сейчас, а только привлечет всеобщее внимание. Чтобы не взорваться при всех, он пытается сосредоточиться на каком-то одном чувстве. Первое: ему впервые с подросткового возраста хотелось кого-то избить. Второе: ему впервые с момента, как он вышел из своей затянувшейся депрессии ужасно хотелось обдолбаться и проораться. Третье: ему впервые с “той ночи”, как он сам для себя ее окрестил, хотелось выебать Джинена до потери пульса – до потери Джиненова пульса. Он крепче сжимает кулаки, поворачивает голову и почти рычит: – Как же ты меня заебал за сегодня! – А ты меня нет. Буквально. В этом, возможно, и проблема, как считаешь? – он подмигивает и начинает двигать рукой немного увереннее. Джинен думает, что если бы люди могли испепелять взглядом, то сейчас бы от него точно осталась жалкая горстка пепла. Но это только больше его распаляло, что в какой-то степени пугало. Или, по крайней мере, испугает завтра, когда он трезво обо всем подумает. Поскольку… Неужели он вот такой человек? – Мне нужно в туалет, убери руку, – голос Джебома максимально равнодушный, хотя далось ему это с огромным трудом. “Первое – нельзя. Третье – нельзя. Значит…” – Да конечно, не пизди, – Джинен нагнулся к столу, чтобы посмотреть Джебому в глаза и понять, какого приговора он для себя добился всем этим. Но веки старшего прикрыты. – Джинен-а, мне правда нужно в туалет. И позвонить. Просто отпусти. Пожалуйста, – он вдыхает через нос и выдыхает через рот пытаясь контролировать себя. Джинен вытаскивает руку и пожимает плечами, кивая в сторону выхода. Джебом тут же подскакивает и вылетает из их вип-комнаты, не фиксируя промелькнувшую мысль о слишком быстрой капитуляции младшего.*****
Джебом сполоснул лицо и затылок холодной водой, и застыл над раковиной, наблюдая за ползущими по фаянсу каплями, что падали с его волос. Никакого вменяемого решения он так и не нашел, поскольку был может и не вдребезги пьян, но зол настолько, что это с лихвой заменяло недостающее количество алкоголя в крови до полной потери самообладания. Он с размаху бьет ногой об вычурную тумбу под раковинами. Мысль обдолбаться и проораться казалась с каждой секундой все привлекательнее. Он посмотрел на часы – половина двенадцатого. Еще не поздно, чтобы позвонить Джанни или кому-нибудь другому. Он проверяет один ли находится в туалете и достает телефон. – Привет, чувак, слушай, хотел спросить… – Джебом не договаривает, поскольку в помещение кто-то заходит. Он видит, как Джинен осматривает кабинки, потом опять скрывается за углом. Он слышит, как щелкает дверной замок. И он не слышит, что ему говорят в трубку, поскольку просто сбрасывает. Джинен замирает рядом и свысока – во всех смыслах – смотрит на старшего, который опять склонился над раковиной, чтобы плеснуть в лицо еще воды, будто это и правда поможет остыть. Когда он поворачивает голову и встречается с этим вот взглядом младшего, то у него тут же снова просыпается желание избить кого-то. Поскольку смотрит Джинен так, будто он король этого сраного мира и Джебом просто обязан исполнять все его прихоти. А прихоти у него вполне конкретные, но идущие вразрез со здравым смыслом. И какого черта у него эти самые прихоти появились, еще и в таком садистском формате, Джебом абсолютно не понимает. Избить кого-то хочется в разы сильнее. – Нет, – коротко, но уверенно бросает старший, собираясь уйти. Джинен усмехается хитро, тут же оказываясь напротив и зажимая Джебома руками с двух сторон, не давая сдвинуться. Он приближается к лицу, на котором угрожающе горят черным пламенем глаза. И понимает, почему он ведет себя так по-идиотски: он готов миллионы раз сгореть под этим взглядом, если он направлен на него. И это тоже должно бы пугать, но тоже подождет до завтра. – Уверен? – Он впивается в губы, не закрывая глаз, чтобы видеть это пламя. Чтобы превратиться в пепел как можно быстрее. Джебом своих тоже не закрывает, по другим причинам: он не намерен делать того, что хочет младший. Он не отвечает на поцелуй и хочет отпихнуть от себя, но Джинен почему-то всегда оказывается сильнее в такие моменты. Младший хмыкает в чужой рот, наваливается всем телом, зажимая руку Джебома между ними. Он крепко сдавливает старшему бедро, прижимая к раковине, которая болезненно давит на поясницу, из-за чего Джебом приоткрывает рот, непроизвольно впуская чужой язык. Джинен целуется с таким напором, что снова появляется желание выебать его до потери его же пульса. Младший забирается рукой под кофту, ведя по спине, давит на каждый позвонок, вжимается сильнее и сам же еле слышно стонет. Он уже давно закрыл глаза и почему-то уверен, что Джебом тоже. И Джебом, стремительно теряющий контроль, действительно тоже. Выебать Джинена хочется в разы сильнее. У Джебома в голове образуется какая-то бессвязная каша под аккомпанемент из отборных матов: “почему я не могу сопротивляться?”, ”какого черта происходит?”, “лучше бы обкурился”, “как же я хочу кончить”. Последний тезис остается единственным. Он хватает Джинена за воротник рубашки, прижимает еще ближе и теперь ведет сам, из-за чего и так лишенный нежности поцелуй превращается и вовсе в животный. И будь Джебом хоть чуточку трезвее, он бы сто процентов подумал, что это не здорово. Но он пьян, и у него отобрали любые другие возможности избавиться от ярости. И желания. Почему-то в памяти всплывает снимок Джинена. Тот, где он нагло смотрит и давит пальцем на нижнюю губу. Это заставляет тут же укусить младшего за эту самую губу. – Ауч, – Джинен отстраняется, прикасается к месту укуса и смотрит на каплю крови, что остается на пальце. А Джебом вдруг думает, что он практически получает три в одном. Эта кровь на Джиненовой губе приносит почти такое же удовлетворение, как если бы он он врезал кому-то по лицу. От поцелуя ощущения почти как от нескольких затяжек марихуаной – в голове образовалась своеобразная вата, заполненная ярким калейдоскопом фантазий разного характера. И он хочет кончить до такой степени, что выебать Джинена больше не кажется такой уж и проблемой. Джинену эта кровь почему-то тоже приносит своеобразное удовлетворение. И будь он в менее возбужденном состоянии, и не только физически, он бы тоже подумал о не здоровости происходящего. Но его чуть ли не трясет – а может и трясет, он не очень чувствовал свое тело сейчас – его буквально разрывает изнутри желание гореть под старшим. И чтобы пальцами до синяков и собственным стонами до хрипоты. И никак по-другому. Потому что это Джебом. И потому что Джиненово сердце окрасилось агрессией, под давлением чужих рук. А может оно всегда таким было, а он просто не знал. – Все еще нет? – насмешливо спрашивает, видя, что Джебом сдался окончательно, ведь держит его крепко и смотрит с такой властной жаждой, что Джинену и в самых грязных снах не снилась. Джебом смотрит еще с секунду и берет Джинена за подбородок, притягивая ближе. – Я не собираюсь нести за это ответственность. Я не буду чувствовать за это вину. Если тебе будет больно – это не мои проблемы. Если ты будешь чувствовать себя хреново после этого – также не мои проблемы. Ясно? – Предельно, – Джинен усмехается, слизывая опять проступившую кровь на губе. Джебом внимательно следит за этим движением и скользит взглядом ниже, к ключицам изящным, но вспоминает то фото, где капли по шее, и впивается в ту точку, куда так хотел: в выпирающую косточку, чуть ниже мочки уха. Он целует жадно, спускаясь ниже, расстегивая пуговицы на рубашке младшего, сдавливая до боли сосок. Слышит, как младший начинает дышать тяжелее. Чувствует, как он сжимает его плечо. Джебом с силой сминает младшему задницу и оставляет отметину за отметиной на его теле. Джинен обхватывает его одной ногой, вжимая в себя, отчего последующая отметина выходит скорее зубами, чем губами. Джинен издает тихое “блять” и зарывается в волосы, с силой оттягивая назад, заставляя старшего прекратить. Джебом поднимает голову, сталкиваясь с каким-то наркотическим блеском в глазах младшего. – Если ты вдруг передумал – это тоже не мои проблемы. Поздно, детка, – у Джинена от этого подернутого хрипотцой “детка” почему-то подгибаются колени. – Нет. Вот, – он засовывает руку в карман и протягивает старшему квадратики презерватива и смазки, – Держи. – Кто бы сомневался, – хмыкает старший, забирая упаковки. Он ведет почти лениво ладонью по ноге, что все еще обхватывает его поясницу. На это слишком неторопливое, в контексте сложившейся ситуации, движение, Джинен удивленно выгибает бровь. Джебом ухмыляется, в его глазах помимо жажды все еще виднеется ярость. Он в одно движение убирает чужую ногу и резко поворачивает младшего к себе спиной, грубо прижимая разгоряченной кожей к ледяному фаянсу. – Как я уже говорил, – слишком горячим воздухом в шею четко проговаривает старший, – Если тебе будет больно – твои проблемы. Ты сам это затеял, – он быстро расправляется с ремнем на брюках младшего и так же быстро спускает их вместе с бельем, – Ты бы знал, насколько вывел меня... – Джинен слышит, как старший вскрывает обе упаковки, – Поэтому… – Джинен чувствует, как холодная смазка неприятно стекает между ягодицами, – Мне… – Джинена пронзает сначала болью, – Абсолютно… – А потом затапливает эйфорией, когда старший делает толчок, – Поебать, что ты чувствуешь, – заканчивает свою мысль Джебом и начинает довольно быстро двигаться, давя рукой на позвоночник, вжимая тем самым Джинена в мраморную столешницу. Джебом с упоением переходит на еще более быстрый темп, выпуская всю злость и желание, что накопилось за сегодняшний день. Он смотрит на прижатого Джинена, лежащего на груди возле раковины: приоткрытые губы блестят влажностью, сквозь учащенное дыхание то и дело прорываются низкие стоны, под прикрытыми ресницами виднеются белки закатившихся глаз. Джебому этого совсем недостаточно. Он нагибается и немного хрипло: – Так не пойдет. – Что? – Джинен не расслышал, потому что ему наконец-то все так, как хочется, но его хватают за волосы и тянут назад, – Блять. – Ты? – Джебом надавливает на ранку на губе и мажет выступившей кровью по чужому рту, – Глаза открой, – Джинен слушается, осматривает их обоих и замирает под гипнотическим взглядом, переполненного тем самым пламенем, от которого хочется гореть вечно, – Ты красивый, – Джебом обхватывает пальцами Джиненово горло, – Если бы еще не был такой сукой иногда, – он смыкает пальцы и снова ускоряется, заставляя младшего вскрикнуть. Джебому абсолютно по-барабану, что чувствует Джинен – он все еще зол и просто хочет кончить… нет, не просто – так, чтобы именно Джинен стонал под ним. Стонал громко, умоляя о большем. И Джинен стонет – звонко и надрывно, выдыхая его имя: "Джебом-а" Джебом впивается сильнее в бедра, трахает насколько вообще возможно быстрее и жёстче – только бы кончить, только бы Джинен стонал ещё громче его именем и выгибался ещё немыслимее под его давлением. А Джинен и выгибается, и хватается руками за чужие пальцы на собственном горле, поскольку он и так задыхался. У него получается отцепить Джебомову руку и он стонет оглушительно, переходя в тихий хрип и только ловит все тот же взгляд на себе, когда падает на эту долбанную холоднющую столешницу, поскольку рука старшего его, оказывается, удерживала. Он впивается пальцами в гладкую поверхность и пытается держаться хотя бы за нее, поскольку ноги ослабели, а приближающийся оргазм, пронизывал тело таким напряжением, что стоять кажется просто невозможным. Он чувствует, как начинает съезжать, но Джебом тут же сильнее сдавливает бедра, спасая от падения, и Джинен – захлебываясь его именем – кончает: ярко-красными языками пламени перед глазами и привкусом железа во рту. Джебома начинает трясти следом, он упираетися рукой в край тумбы, чтобы удержать равновесие и сжимает другую руку в кулак на бедре младшего. Джебом тяжело дышит Джинену в затылок, пот с его лица стекает младшему за шиворот, отчего того пробирает ознобом, что немного проясняет сознание. – Встань с меня, пожалуйста, – Джинен не понимает, что все еще держится только благодаря старшему, поэтому когда тот отстраняется и выходит из него, то Джинен неожиданно для себя валится на колени. У него перед глазами потеки его же спермы на кичевой тумбе. И его вдруг оглушает тишина в собственной голове, которая тут же начинается заполнятся кучей каких-то мыслей, ни одну из которых он не может, да и не хочет сейчас фиксировать. Он хватается рукой за столешницу и поднимается, тянется за салфетками, вытирается, надевает брюки, стараясь не смотреть в отражение. Когда он заканчивает и переходит к застегиванию рубашки, то все же поднимает голову и видит в зеркале свое тело в засосах, а потом и Джебома, который умывается рядом. “Вот теперь бы напиться” – думается Джинену, когда старший смотрит на него: там больше нет ярости, но пламя никуда не делось. И Джинен не знает, что это значит для него. Для них обоих. Но точно знает, насколько сильно хотел этого. Если хотел, то значит все правильно? Джинен застегивает последнюю пуговицу и снова заглядывает в лицо старшего, который все еще не проронил ни слова. Но если все правильно, то почему кроме сладостного, ноющего по всему телу удовлетворения, он чувствует… боль? “Наверное потому что для меня это значит так много, в то время как для него так мало” – Умойся, и на вот, – Джебом протягивает ему пластырь. Джинен тупо пялится на полосочку в руке старшего, – Господи ж ты, – выдыхает Джебом, – Умойся, ага? – Ага, – Джинен отрывает взгляд от пластыря и делает, что сказали. Джебом разворачивает его к себе, промакивает лицо бумажным полотенцем, аккуратно вытирая влагу с ранки на губе. Отрывает защитную пленку пластыря и нежно, едва касаясь приклеивает. Джинен вздрагивает, но не от неприятных ощущений, а от какого-то слишком трепетного жеста, которого он совсем не ожидал. – Теперь порядок, правда хрен знает, как ты остальным это объяснишь. – Я? – Ну, блять, не я же. – Ну… скажу им, что ты меня ударил? – Ты больной, Джинен-а, – но сказано это таким мягким тоном, что Джинен смеется вдруг, потому что это… мило? Потому что он без понятия, что скажет. Потому что он без понятия, что чувствует. И потому что он без понятия, как теперь вообще сможет перестать хотеть его только для себя.