The Patron Saint of Lost Causes/Cвятой покровитель безнадежных случаев

На то, чтобы со всем разобраться, понадобился всего месяц, и честно сказать, Хакс был удивлен, что все случилось так быстро. Когда вы отрываете детей от матерей, личная информация имеет обыкновение теряться. Орден вел безукоризненные заметки о поведении и способностях детей, но ничего — о местах их рождения. Тех, кто был из известных семей, было легко отправить домой, но разобраться с другими оказалось намного сложнее. Была ли у них вообще семья, к которой можно было вернуться? И, если уж говорить, оставалась ли у них еще планета? Ему нужно было утвердить каждый перевод, просмотреть каждый личный файл, узнать каждого в лицо, каждую жизнь, которую он изменил. Это был очередной проект Новой Республики, специально для него. Роуз прекрасно знала о всем том огромном объеме разрушений, которые ему нужно было пересмотреть, и предложила ему помочь, но Хакс вежливо отказался. Он мог быть убийцей, предателем, бешеным псом — но он никогда не увиливал от обязанностей. В конце концов, это все было результатом его действий. Это было его, и только лишь его обязанностью. Конечно, пришлось признать, что это было тяжело. Но сожалел ли он? Хакс все еще не был в этом уверен. Естественно, он что-то чувствовал, но пока что не мог определить, какая это была эмоция. И все же, Роуз гордилась им, и если он мог что-то доказать одному единственному человеку во всей хаотичной бесконечности вселенной, и этим человеком была Роуз, — тогда это стоило того. Файл за файлом, он подписывал, кому из детей суждено было воссоединиться с семьей, а кому предстояло влиться в Новую Республику — в место, которое уже больше напоминало приют, чем базу миротворцев. Ему быстро стало ясно, что уничтожение обитаемых планет вышло ему боком. Ненавистная Республика могла быть жалким, неэффективным бардаком, но у нее оставалась хоть какая-то инфраструктура, пусть и плохо организованная. Сейчас ему приходилось восстанавливать все практически с нуля, находясь при этом под домашним арестом планетарного масштаба. К его глубокому стыду, Хакс начинал чувствовать, что в итоге от Старкиллера было больше вреда, чем пользы. Вскоре после окончания распределения, Хакс занялся опустошением оставшихся закромов Первого Ордена, счетов, к которым не смог подобраться даже Прайд. Средства ушли на строительство общежитий и прилегающих зданий для перемещенных кадетов. Поначалу Совет отнесся к этому настороженно, но в итоге допустили до реализации, так как все еще подыскивали источники потенциальных миротворцев. Теперь у кадетов был кров и пища, но… Хакс не мог просто оставить их на произвол судьбы. Так что, естественно, самым логическим курсом действий было разработать учебный план. — Школа! — радостно ахнула Роуз, когда он сказал ей об этой идее. Она была рада. В то время, как сам он вздрогнул от одной лишь мысли об этом. Решение открыть Академию в первый миг сопровождалось волной тошноты; вихрем воспоминаний. Краснолицые коменданты, безэмоциональные дроиды-няни, нечаянно выплывшее из воспоминаний эхо теплого, медового смеха. С течением лет он пытался загнать эти вещи на периферию памяти, потому что они причиняли боль. Но возможность в последний раз плюнуть на могилу Брендола, передав все то знание, что Первый Орден скопил за декады, оказалось слишком сильным. Возможно, это был самый большой дар, который могла преподнести ему судьба. Делая наброски планов, он включил основные необходимые модули: математику, естественные науки, изучение галактики, языки. По выпуску им будет предоставлен выбор: присоединиться к миротворцам, получить комиссию или искать другой карьеры. — Ты кое-что упустил, — указала Роуз, когда он показал ей свой вариант. Хакс ощетинился. — Думаю, нет. — А как насчет веселья? Искусства? Дипломатии? Если ты хочешь дать им образование, тебе не кажется, что оно должно быть разносторонним? Хакс мрачно заворчал в ответ, но, несмотря на свой первичный импульс отмахнуться от предложения, изменил план, до того, как предоставил его Совету. Совет одобрил, полностью — к его бесконечному изумлению и неприкрытой радости Роуз. Хакс взглянул через стол на дисплей рядом с входной дверью, на котором высвечивались дата и время. Через несколько часов Роуз должна была вернуться в новый космопорт Лиры, ближе к вечеру, из очередной поездки за запчастями на Аджан Клосс. Он хотел убедиться, что успеет ее встретить, но у него еще было время. Он вернул свое внимание к голофото над столом и к планшету, на котором делал заметки. Он был в процессе перевода голонета Первого Ордена на сервера Новой республики, стирая в процессе некоторые большие файлы и копируя их на свой личный диск. То, о чем Новая Республика не знала, не могло ей навредить, и Хакс предпочитал, чтобы некоторые его концепты оружия концептами и оставались. Хакс постучал стилусом по инфопланшету; его мысли были такими же рассеянными, как и взгляд. Он размышлял о деле, глядя на небольшую квартирку. Даже за то короткое время, что они были на планете, Роуз умудрилась оставить свой отпечаток почти на каждой поверхности. Она протащила на планету одно из мягких кресел из офицерской каюты, установив его у стены, ближайшей ко входу. — Я бы предпочла диван, — призналась она, — но решила, что он не влезет. Позади кресла было высокое тропическое растение, посаженное в бывшую мусорную корзину, его широкие листья были веером яркой зелени; сувенир с времени, проведенного на базе Сопротивления. Хакс долго ворчал по поводу инвазивных видов, но она лишь отмахнулась. — Я же не собираюсь выводить его на прогулку, — оправдывалась она, крутя растение во все стороны, пока не нашла самый красивый вид. В их жилище внезапно появлялись и другие приобретения: набор кухонных принадлежностей и посуды, утянутый с бортовой кухни разрушителя; совершенно новая звуковая бритва, несколько комплектов офицерской униформы, белья — и это было лишь началом перечисления. Хакс ни разу не спросил, получила она дозволение Совета, или попросту стянула все это во время своих обязанностей квартирмейстера. Но, если быть честным, он и не хотел знать. Мысль о том, что она могла просто контрабандой протащить это под носами Совета, была как раз тем типом риска, которого он и ожидал от повстанцев — и, что ж, он находил это довольно привлекательным, хоть и знал, что не должен, и это лишь еще больше подстегивало преступную радость. Хакс вернулся к работе, улыбнувшись этой мысли. Вскоре после этого, к своему удивлению, он услышал звук открывающейся двери. Он взглянул вверх и увидел, как дверь скользнула в сторону, и Роуз шагнула через порог, держа в руках что-то, что было похоже на покрытую одеялом посылку; через ее плечо висела туго набитая сумка. — Роуз… Он вытащил ноги из-под стола и встал, когда она вошла; взгляд скользнул к хронометру, чтобы проверить время. — О, я знаю, что вернулась раньше, — сказала Роуз, осторожно поставив прикрытый ящик на пол и подходя к Хаксу. — Как прошло путешествие? — спросил он, обнимая ее, когда она шагнула вперед. — Скучно, — ответила девушка, уткнувшись в его черный китель. — Если не считать того, что По вновь пытался уговорить меня стать представителем Сопротивления. Опять. Хакс фыркнул, снял с ее плеча тяжелую сумку и поставил ее на скамью у кухонного стола. — Дэмерону не хватает его главного инженера, — поддел ее Хакс, с мрачным удовлетворением от того, что выделывающийся пилот теперь был лишен возможности постоянно пользоваться умом и сообразительностью Роуз. — Ох, прекрати, — она отстранилась и ткнула пальцем в его щеку, в ответ на ухмылку. — Он в хорошем смысле. Если честно, я не чувствую, что приношу здесь пользу, так что это было заманчивым предложением… — она вздохнула. По уже не первый раз пытался заставить Роуз вновь связаться с Сопротивлением, предлагая что-то, что сохранило бы ей звание и при этом позволило остаться на Лире. Но даже небольшая роль, делегата или эмиссара, все равно бы заставила ее дольше быть вне планеты, и на это она пойти не могла. Для Роуз, ее место было рядом с ним. Хакс все же нахмурился в ответ на ее разочарование, смотря, как она роется в сумке. — Не приносишь пользы? — спросил он. — Абсурд. Она помогала ему во многом, помогала координировать молодых кадетов, занимаясь каталогизированием всей техники, что они сняли с разрушителя; она превратила их квартиру в настоящий дом. И эта последняя мысль согревала сердце Хакса. Он положил ладонь поверх ее руки, пока она продолжала доставать из сумки вещи; всякую всячину из ее общежития, различные инструменты, про которые он точно знал, что такие у них уже есть. В ответ на его прикосновение Роуз остановилась и взглянула на него. Его лоб прорезали морщины. Она вздохнула и сгорбилась. — Знаю. Я драматизирую. Я просто чувствую себя так, словно плаваю вокруг и помогаю со всякими мелочами. Мне нужно что-то, во что нужно вонзить зубы, понимаешь? На его губах появилась слабая улыбка. — Возможно, у меня есть идея, как это исправить, — пробормотал он, вновь притягивая ее ближе. Лицо Роуз осветилось любопытством. — Ах так? Хакс освободил ее от куртки, чувствуя легкую гордость, когда она расслабилась в его руках. — Я тут подумал, — сказал он, скользнув взглядом по ее лицу: по слегка растрепанным волосам, раскрасневшимся щекам. — Если мне придется открыть здесь Академию, для кадетов… — Бывших кадетов, — поправила она, позволяя ему увлечь ее за собой. Хакс сел за стол, Роуз же — на его колени, лицом к нему. — Бывших кадетов, — уступил генерал, наслаждаясь ее близостью и тем, что в этой позе он мог смотреть в ее прекрасное лицо. Он легонько, как перышком, прикоснулся к ее затылку, вытаскивая из ее прически шпильки, пока говорил. — Это замечательно, разработать научный план, — сказал он. Его глаза потемнели, когда волосы Роуз рассыпались по его пальцам, — но будет жаль отказывать им в шансе получить правильное образование в некоторых… инженерных аспектах. Женщина в его объятиях покраснела от удивления и радости. Она почти дрожала от ликования. Она еле слышно прошептала: — Хакс… ты предлагаешь мне работу? Учить? — Ты захочешь? — спросил он, садясь чуть прямее и запуская руки в ее волосы; они сидели нос к носу. — Это всего лишь запрос, — уступил он, убеждаясь, что не заставляет ее принять идею. — Тебе решать, конечно. Роуз сверкнула улыбкой и схватила его за плечи. — Да! Звезды, да! Я могу написать собственные инструкции. Мы можем работать на частях разрушителя. Я могу обучить их всем этим продвинутым технологиям! Хакс! Генерал смотрел, как она радуется, с полуулыбкой на губах, удивляясь тому, как Роуз всегда заставляла его чувствовать такую легкость, ощущать себя таким счастливым — лишь оттого, что она присутствует рядом. Внезапно она снова надулась, и он шарахнулся от ее такого внезапного перепада настроения. — Ты как всегда! — фыркнула она. Хакс был удивлен. — П-простите? Роуз выдвинула вперед нижнюю губу. — У меня тоже был сюрприз, и тебе просто надо было украсть момент! — на самом деле она не злилась. Более того, в ее выражении лица читалось обожание. Хакс рассмеялся, слегка и почти неслышно. — Сюрприз? Роуз вновь встала, на прощанье потеревшись о него бедрами; сладкое наказание, от которого он простонал, пусть она и вырвалась из его объятий. Она тихо прокралась к закрытой тряпкой посылке, которую поставила на пол, вернувшись домой, и присела перед ней. Взглянув через плечо, она поманила пальцем Хакса, показывая ему, чтобы он подошел ближе. Генерал наклонил голову и сузил глаза; встал, пошел к ней. — И что ты купила на этот раз? — ровно сказал он, явно поддразнивая ее, когда сел на корточки рядом, балансируя на пятках. Роуз радостно захихикала. — О, к такому ты не готов, — пробормотала она. — Мне понадобилась вечность, чтобы его найти. — Он? Сердце Хакса забилось, когда Роуз подняла тряпку с клетки и показала маленький темный комочек внутри. — Я думаю, он спит, — прошептала она, но ее голос прозвучал так, словно доносился издалека, потому что все, на чем Хакс мог сфокусироваться — это крохотный черный котенок, свернувшийся в переноске. Пораженный, Хакс опустился на колени. Котенок, должно быть, их услышал. Он потянулся, пискнул, зевая, вытянул ноги и моргнул широкими желтыми глазами, насторожив уши на новые звуки. — Ну? Что думаешь? Армитаж? Он сосредоточенно нахмурился и открыл рот, но ничего не смог ответить. Эмоции комом застряли в горле, когда крохотное создание поднялось на ноги, выгнуло спину и издало новый тихий звук, царапая подстилку и медленно моргая. — Ох, Хакс, — Роуз потянулась и погладила генерала по спине, когда увидела его остекленевшие глаза. Он трясущимися пальцами потянулся, чтобы открыть клетку; крохотный котенок сонно мяукнул, проскользнув в дверцу, и ткнулся в протянутую руку Хакса. Армитаж задушенно выдохнул, согнув пальцы под крохотной мордочкой; маленькое животное довольно прикрыло желтые глаза, потираясь о его запястье. — Ты права, — прошептал он, борясь со словами сквозь комок в горле, — этот сюрприз лучше. Спасибо, Роуз. Девушка усмехнулась. — Его ящик и еду все еще разгружают, но скоро привезут. Как ты хочешь его назвать? Хакс позволил котенку царапнуть лапой его брючину, все еще не слишком веря в то, что видит. — Думаю, «майор Тико» не пойдет, — сказал он с немалым удивлением. Роуз рассмеялась и поднялась, чтобы распаковать сумку, позволяя котенку и Хаксу познакомиться. — Тогда, может, просто Майор? — Майор, — отозвался Хакс, почти неслышно, осторожно поглаживая пальцем позвоночник котенка. Майор выгнул спину в ответ на прикосновение: ему явно нравилось это внимание. Внезапное тактильное воспоминание о Миллисент, теплой и живой под его рукой, было таким сильным, что у Хакса перехватило дыхание. Пальцы другой руки медленно сжались в кулак, рядом с бедром, напрягшимся от эмоций. Роуз тепло смотрела на них обоих. Она подумала, что он выглядит таким красивым, сейчас, с этим редким выражением удивления и радости. Ничто не могло заменить Миллисент, она это знала. И ничто не могло заменить ей Пейдж. Ни любовь Хакса, ни дружба Рей, ничего. Казалось, что это было вечность назад, когда он сидел, разбитый, на полу камеры, и она сказала ему эту правду. Потеря была потерей. Она понимала. Хакс не знал, как ее отблагодарить за это, так что попросту придвинулся ближе, обнял ее, прижавшись лбом к ее лбу; закрыл глаза, наслаждаясь тем, как она заставляла его кровь петь. В тишине этого момента, в легком звуке их дыхания, Майор прыгнул ему на ботинки, приземлившись черной мурлыкающей лужицей на носок. После всего этого они готовили обед, простую трапезу из жареного мяса и местных овощей, приготовленных в их небольшой звуковой печи. Пока Роуз резала продукты на куски, Хакс тушил на конфорке толстый шмат мраморного мяса. Роуз напевала, пока готовила, и Майор вился вокруг их ног; она была настолько сосредоточена на деле, что не услышала, как сзади подошел Хакс. Он наклонился через ее плечо, чтобы взять склянку с приправами со встроенной полки, и Роуз почувствовала его тепло, когда он прижался к ней сзади; контакт оказался слишком ощутимым, чтобы быть случайным. Девушка улыбнулась и двинула бедрами. Она могла слышать дьявольскую усмешку Хакса, пусть и не видела ее. Несмотря на его опасения, она настояла на том, чтобы приготовить один из пайков, который привезла с собой с базы Сопротивления, смешав коричневатую муку с теплой водой из-под крана. — Как ты можешь это есть… — пробормотал Хакс, проверяя внутреннюю температуру вырезки. — В основном, это ностальгия, — призналась Роуз, смотря, как порошок быстро впитывает воду, и состав поднимается, как тесто. — Но все равно, — добавила она, — это не так уж плохо. Она засунула получившийся результат в духовку, чтобы поджарилась корочка. Хакс скривился в ответ на ее слова, но позднее она заметила, что он отрезал себе небольшой кусочек; как раз достаточно, чтобы собрать подливку из-под вырезки. — Ну, не так уж ужасно? — поддразнила она. — Должно быть, дело в мастерстве пекаря, — выдавил он с набитым ртом, краснея. Когда они поели, Роуз настояла на том, чтобы принести праздничную бутыль. Они все еще не открыли их подарок на новоселье, но Роуз думала, что сейчас это как раз отличный выбор. — Хорошо, что у тебя есть я, — пробормотал Хакс ей в ухо, когда потянулся выше, чем она могла достать, и снял бутылку кореллианского виски с верхней полки над холодильником. Роуз показала ему язык, схватила их стаканы и села на скамейку. — За вашу новую работу, профессор, — сказал Хакс с другого края стола; его глаза сияли в вечернем полумраке, и бледный лунный свет начал просачиваться сквозь окно кухни. — За новые приобретения, — тихо добавила Роуз, смотря, как взгляд Хакса остановился на котенке, сонно свернувшемся на кресле. Она подняла стакан, и янтарная жидкость слегка качнулась внутри. Хакс повторил ее движение; их стаканы поцеловались с тихим звоном, и Хакс спрятал улыбку, когда Роуз скривилась после глотка. — Ко вкусу нужно привыкнуть, — признал он, смакуя вкус, до того, как опустить стакан. Роуз сверкнула улыбкой и встала на колени на сиденье, чтобы через стол наклониться к нему. — Что ж, я кое-что знаю о том, как привыкают ко вкусу, не так ли? — сказала она, смотря на него оценивающим взглядом. — Кажется, у меня противная привычка желать те вещи, о которых некоторым кажется, что… с ними сложно справиться. Он поднял брови и наклонился вперед, чтобы медленно и нежно ее поцеловать. Он подался вперед, стремясь углубить контакт, но Роуз внезапно широко зевнула. — Ох! — она подалась назад, прикрыв рот рукой и зажмурившись. Хакс попытался выглядеть раздраженным, но на нее невозможно было злиться. — Отнести вас в кровать, мисс Тико? — тихим голосом спросил он. — Мммм, — отозвалась Роуз и зевнула снова, позволяя ему отвести себя к освежителю. У Хакса были свои планы на этот вечер, но к тому моменту, когда он убрался и переоделся, она уже сопела в их кровати, завернувшись в простыни, которые едва прикрывали ее наготу. Генерал тряхнул головой, усмехнулся про себя, проверил воду и еду Майора, затем выключил и без того уже приглушенный свет и скользнул в кровать к ней. Она инстинктивно прижалась ближе, заключая его в теплые объятия, такая же внимательная во сне, как и наяву. — Ты единственное, что было хорошим, — прошептал он ей в волосы; когда она спала, он не чувствовал стеснения, поверяя ей свои затаенные чувства. — Единственное, что я не смог отбросить… потому что ты не позволила мне этого. Сдаться ей… в итоге это ощущалось победой. Он притянул ее ближе, боясь, что она исчезнет, если он не будет осторожен; если он не будет напоминать себе, как ему повезло. Вскоре он заснул в ее объятиях; ее присутствие было сладким, целительным бальзамом, который держал на расстоянии даже его упрямую бессонницу — как и темнейшие из его кошмаров. На следующее утро Роуз проснулась первой, и прохладный утренний ветерок проник сквозь щель в окне их спальни. Она задрожала, прижавшись ближе к мужчине рядом, и наградила его ленивым поцелуем в плечо, влажным, не способным ему понравиться. Обычно генерал просыпался первым, так что она не собиралась терять этот редкий шанс. Отползая назад, Роуз повернулась на бок и посмотрела на Хакса; он спал рядом, уснув в итоге на животе и обнимая руками подушку, и голова была повернута к ней. Роуз улыбнулась, проведя взглядом от его ровной, гладкой щеки, где виднелась лишь тень утренней щетины, до его мягких полуоткрытых губ; он тихо дышал во сне. Он выглядел так мирно, подумала она; все линии заботы и тревоги исчезли с его лба. Он выглядел молодым, как будто за всю свою жизнь не видел ни дня войны. Роуз приподнялась на локте. Подпирая голову ладонью, она стянула простыню со спины Хакса, открывая взгляду его гладкую бледную кожу. Там тоже были шрамы, такие же, как и на его груди. Она уже знала их все, отыскав и пальцами, и губами; каждый удар ножа, от которого не удалось в полной мере увернуться, каждый ожог в наказание. Сначала он стеснялся, стыдился их, но Роуз они казались доказательством того, как далеко он зашел, что вынес; того, как он выжил. Наклонившись еще ближе, Роуз нежно провела пальцами по его позвоночнику; медленными осторожными шагами, ведущими вниз, под простыню. Они оба спали обнаженными, если не считать подвески Роуз; и это было их общей чертой. Роуз наслаждалась контактом кожи к коже, чувствуя, что перегревается под лишними покровами. У Хакса же была своя причина. Его прошлые кошмары были настолько яркими, что создавалось ощущение, будто одежда его душит. Вскоре кошмары утихли, а вот привычка осталась. Наконец, когда блуждающие касания пальцев достигли манящего изгиба его ягодиц, Хакс, должно быть, проснулся. Роуз услышала, как он что-то пробормотал, хриплым с утра голосом, и почти неосознанно повернулся к ней, пробуждаясь. Роуз усмехнулась, проводя рукой ниже, по открывшемуся взору животу. Пальцы прочертили косую линию, вдоль выступающих мышц, и коснулись кромки волос. Девушка рискнула взглянуть Хаксу в лицо. Он определенно проснулся — и смотрел на нее, открыв один зеленый глаз и слегка хмурясь. — Утро, — нежно сказала она, надеясь, что это прозвучало достаточно нежно, и он не будет злиться на то, что его разбудили подобным манером. Хакс фыркнул без особого веселья и вновь закрыл глаза — хоть и позволил ей толкнуть его в бедро и перевернуть на спину. Роуз придвинулась и свернулась клубком рядом. — Не хотела тебя будить, — прошептала она; ее голова была на уровне его груди, которую она начала покрывать поцелуями. — Разбудила, — пробормотал он, прикрыв глаза рукой, чтобы защитить от света; Роуз вновь скользнула ниже, дорожкой поцелуев следуя к низу его живота. Она почувствовала, как он вздрогнул, когда она коснулась чувствительного места у его бедра, но не задержалась там долго, опустившись дальше, чтобы ткнуться носом в мягкую кожу ниже пупка. Ее рука опустилась еще ниже, нежно лаская его по всей длине, уже наполовину отвердевшей, затем наклонила голову и поцеловала бархатную верхушку. Когда же она полностью обхватила его ртом, Хакс издал слабый звук, нечто среднее между стоном и ворчанием, и резко вдохнул. Он все еще был слегка мягким, еще не пробудившимся полностью. Роуз обводила его языком и наслаждалась от ощущения растущей под её ласками твердости, отражающей нарастающее возбуждение. Проведя губами вдоль всей его длины и обратно, довольно отметив, как он дернулся у ее губ, она отстранилась, с тихим звуком, и с удовлетворением заметила, что ей вполне удалось привести его в твердое и требующее внимания состояние. Роуз издала довольный звук, вытирая рот, и взглянула на генерала. Хакс смотрел на нее из-под руки, и его зеленые глаза потемнели от желания, в то время, как шея порозовела от неловкости. — Я могла бы тебя так и оставить, — поддразнила она, нежно, несмотря на угрожающий смысл слов; несмотря на то, как она села и перекинула ноги, чтобы оседлать его. — Не посмеешь, — вызывающе бросил он, подняв руки, чтобы схватить ее за бедра, поглаживая их, пока она извивалась сверху. Он слегка прищурился на свету, и это подчеркнуло цвет его глаз, как будто свет проник сквозь прозрачное, зеленое бутылочное стекло. Этот взгляд заставил его выглядеть больше разочарованным и злым, чем возбужденным. Роуз закусила губу. Это было чертовски мило. Она склонилась над ним, положив ладони на его грудь, и его руки скользнули на ее ягодицы, сжимая. — Я не посмею, да? Хочешь проверить эту теорию? — Я вынужден сказать «да», но, если быть честным, лишь в защиту своей гордости, — проворчал он; она поднялась на колени, оттолкнувшись от его груди. — Пф. Я не настолько вредная, и ты это знаешь. Он резко вдохнул, когда она вновь потянулась и взяла его в руку, уверенно держа; она подобралась ближе, нависая над ним. С этого ракурса он мог видеть блеск влаги между ее ног. Неужели то, что она делала с ним, настолько ее возбудило? Мысль об этом и ее вид вызывали голодный жар у него внутри. Его руки напряглись на ее бедрах, когда она опустилась на него, дюйм за дюймом; он смотрел, как она закрывает глаза и закусывает нижнюю губу, слегка приподнимается и вновь опускается, небольшими движениями, медленно и постепенно принимая его. Пока он полностью не оказался в ней, а она не замерла у него на коленях. Хакс откинул голову на подушку и сцепил зубы, чувствуя, как она сжимается вокруг него. Роуз фыркнула, наконец-то остановившись, чтобы перевести дыхание. — Ну, и как тебе такая вредность? Она смотрела, как он двинул подбородком, наслаждаясь тем, как рассвет заставлял его растрепанные волосы сиять и блестеть на серых простынях. — Твоя благосклонность была отмечена, — смог выдавить он через пару секунд. Роуз все еще не расслабила ноги, не позволяя себе опуститься на него полностью. Это было бы слишком глубоко, слишком быстро, а она хотела растянуть удовольствие по нарастающей: пока желание не станет настолько сильным и нестерпимым, что она прижмется плотнее, кожа к коже. Подстегнутая выражением мучительного удовольствия, исказившем лицо Хакса, Роуз качнула бедрами, поднимаясь и опускаясь на него в контролируемом ритме, чувствуя силу в том, как он едва сдерживался от того, чтобы не поддаться за ней вверх, в желании удержать более тесный контакт. Внезапно его бедра все же приподнялись, встретив ее на полпути вниз, и место, которое он задел внутри, послало вспышку концентрированного удовольствия по всему ее телу, заставив еле слышно ахнуть от неожиданности; она издала смешок, который тут же перешел в стон, когда Хакс повторил маневр. Его глаза сощурились, когда он пристально взглянул на нее. Его рот был открыт, и Роуз слышала, как Хакс тяжело дышал, пока они двигались в унисон; не спеша, в уверенном ритме. Его вид и этот звук заставил Роуз скользнуть рукой вниз и вперед, коснувшись своего тела; она позволила себе чуть сильнее упасть на него, лаская себя, пока Армитаж потянулся вперед, чтобы обхватить ее грудь, потерев сосок между большим и указательным пальцами. Это застало ее врасплох, вызвав довольное слабое «ох». Само ощущение от тесного жара наполняющего ее Хакса, мурашки удовольствие от ее собственных пальцев, сладкая боль, когда он вновь сжал ее сосок — это все заставляло ее прижиматься к его бедрам, позволяя входить глубже. — Ох, как хорошо, — ахнула она, пытаясь дотянуться и уцепиться за него свободной рукой, пока наслаждение становилось все сильнее. Хакс видел, как она откидывает голову назад, как ее дыхание становится резче и на октаву выше, а ее тело дрожит, сжимаясь в предвкушении. Он мог почувствовать, как напрягаются его собственные бедра и живот, когда он тоже подступил ближе к финальной точке. Он двинул бедрами с напряженным выдохом, почти грубо. Он хотел дать ей больше, дать все; заставить ее разрываться от наслаждения, пока он держит ее своих руках и в своем сердце. Когда ее накрыло оргазмом, вызвав дрожь во всем теле, Роуз не смогла полностью удержать сорвавшегося с губ всхлипа. Хакс подтянул ее бедра к себе и удерживал так, пока не достиг пика, несколькими секундами позже; от места их соприкосновения волнами расходилось наслаждение, и каждая пульсация отдавалась дрожью в его теле. В этот момент она владела им полностью. Но вот, Хакс был вырван из своего приятного состояния, когда ему на грудь, тяжело дыша, рухнула Роуз; она была теплой и тяжелой. Его руки инстинктивно обвились вокруг нее, прижимая ближе. — Ты мой, Армитаж, — вздохнула она рядом, ее голос был полон затухающего экстаза. Она легонько укусила его ключицу и плечо. — И я вся твоя. Хакс тяжело сглотнул, дернул руками; ее слова затопили его сердце. — Я люблю тебя, Роуз, — сказал он, и голос дрогнул. Смешно. После того, как он сказал ей эти слова к комнате, полной врагов и возможных союзников, они прозвучали почти легко. Роуз улыбнулась, совершенно удовлетворенная. — Я тоже тебя люблю. Для него было странным проспать столько, сколько сегодня, но сейчас Хакс вообще не хотел вставать. Он развлек себя мыслью удержать ее здесь, в кровати с ним, на весь день. В уютном молчании, которое последовало за этим, Роуз чуть не уснула снова, положив голову ему на грудь, но их внезапно разбудило жалобное тихое мяуканье, за которым последовал звук крохотных коготков, дерущих простыню, которая соскользнула набок. Лежа головой на груди Хакса, Роуз услышала его смешок. Вибрации его голоса, вместе с громким стуком сердца, заставили Роуз практически задохнуться от внезапных эмоций. Живы, сказало ей биение его сердца. Живы, несмотря на всю войну, и ненависть, и отчаянье. Они выжили, несмотря на все это, и даже нашли принадлежность, и сейчас, соединенные в объятиях, они никогда не собирались друг друга отпускать. Потому что для мужчины, который притянул ее к себе, лениво целуя, Роуз была первым шансом на мир; чем-то, чему он сам выбрал отдаться по своей воле. Ее сердце пело от радости, которую она и не думала когда-либо ощутить. Не из-за него уж точно. Если быть честной, до того, как он потерпел крушение на ее глазах, Роуз вполне смогла бы понять, почему некоторые на ее месте, просто махнули бы на Хакса рукой. Ей тоже поначалу этого хотелось, но она обнаружила, что просто не может. Гордость заставила ее попытаться — потому что никто другой не пытался; потому что это был единственный способ его спасти, потому что он не был безнадежным случаем, навсегда обреченным на темноту. Никто не был. От песчаной крысы до генерала Первого Ордена, от дочери шахтера до сына Сенатора — они все заслужили шанс достичь, вырасти, научиться и полюбить. И если отдаваться всем сердцем, всегда можно найти надежду. Конец.