Соловей

      Стоял сухой солнечный день, один из таких, в которые легче обычного удавалось отдаться соблазнительной лени, прочно приковывающей тело к мягкой постели ранним утром. В такие моменты за окном мило щебетали небольшие птицы, в доме пахло свежеиспечёнными булочками с повидлом, когда сквозь неплотно закрытые занавески пробивался тонкий лучик света, падающий прямо на сонное лицо… Не нужно было даже открывать глаза, чтобы представить свою комнату, кухню, вид булочек и их вкус, добродушное лицо матери, которая очень часто любила наблюдать за своим чадом во время трапезы, ведь все это было уже настолько родным и привычным… Но к сожалению, сейчас — таким же далёким и неестественным. Теперь подобное могло лишь сниться в те моменты, когда все же удавалось закрыть глаза больше, чем на полчаса: умиротворяющие зеленые пейзажи медленно сменялись плывущими из-за жары видами, свежесть и цветочный аромат — запахом пота, а постоянная бодрость и жизнерадостность — изрядной усталостью и абсолютным равнодушием, когда среди мыслей о ненависти пробивалось всего одно желание: «Вот бы все это уже поскорее закончилось…».       Пустынный воздух противно обжигал местами обгоревшую на солнце кожу, в то время как свет слепил глаза, а на ногах едва получалось стоять: два дня в тесной деревянной повозке, когда приходилось находиться в постоянной духоте, слишком сильно сказались на общем состоянии тела — в железных браслетах, связанных цепью, любые движения удавалось делать с ещё бо́льшим трудом. Горячие доски начинали впиваться острыми иглами в стертые в кровь пятки, а на языке постоянно образовывался неприятный привкус грязи и сухого песка: воды за все это время удалось ухватить всего лишь пару незначительных глотков, так как все остальное выпивали сами извозчики, расслабленно сидящие во главе повозки.       «Только бы не упасть…», — и только эта мысль каким-то образом позволяя опираться на себя как на спасительную трость, чтобы под гнетом палящего солнца не пасть вниз плашмя лицом — с губ сорвался вымученный стон.       Люди толпились вокруг со вздохами заинтересованности, с восторженным шепотом, кидая быстрые взгляды на человека в свободных одеждах, стоящего на деревянном постаменте. Он что-то говорил тем, кто завороженно, даже открыв рот, смотрел тому в глаза, теснясь в этой потной куче людей; но слова отчего-то пролетали мимо ушей находящихся за его спиной: возможно, из-за того, что жара заставляла картинки медленно проплывать мимо глаз по кругу, а усталость мягко подкашивала ноги, заставляя буквально валиться на землю без осознания всего происходящего.       «Нужно всего лишь продержаться. Только не падать», — упорно крутилось в голове. — «Продержаться еще десять минут от силы, и все закончиться… Ещё чуть-чуть…», — кричала еще не до конца сломленная сила духа в одно ухо. — «Ну или просто скиньте уже мое тело куда-нибудь в канаву», — в то же время шептала усталость в другое.       Но внезапно вернуться в реальность заставили звонкие голоса, перебивающие один другого, которые выкрикивали одни цифры: пять, семь, пятнадцать и далее по нарастающей — иначе говоря, начинались торги за жизни людей, закованных в жесткие кандалы.       — …Ну же, всего лишь десять золотых! Неужели, вы уступите эту девушку кому-то за такие деньги? По-моему, она стоит гораздо больше!       Человек в свободных одеждах светлых тонов активно участвовал в любимом для него процессе, с азартной улыбкой отслеживая каждого, кто предлагал цену гораздо выше предыдущей: это был своего рода бизнес, который в этой стране, являющейся одной из немногих, был еще разрешен — продажа в рабство. Потому промышлять подобным удавалось только здесь: покупка человека в этом месте ценилась окружающими гораздо больше, чем новое очаровательное платье красивой госпожи, которых и без того, казалось, было слишком много на фоне нужной и такой недостающей рабочей силы.       — …И эта очаровательная девчушка уходит к прекрасному джентльмену за пятьдесят семь золотых! Поздравляю!       Раб являлся признаком роскоши, а возможно, и состоятельности дома, к которому он принадлежал, потому чем большим количеством слуг обладала знать, тем значимее она была в глазах всех остальных. Содержание одного раба считалось уже неплохим достижением, двух — таких господ, по счастливой случайности, начинали замечать. А как только слуг прибывало пять и более — владельцев такого богатства, так и быть, впускали в двери высшего света. К подобной цели стремились все уважающие себя дворянины, а потому с нетерпением ждали следующего приезда загадочного человека в белых одеждах, который, как ни странно, мог предоставить им эту возможность за хорошую плату.       — …Пятьдесят шесть! Шестьдесят! Нет, семьдесят пять! Кто предложит больше за этого юношу? Никто? Тогда продан за семьдесят пять золотых!       «Люди… Сплошные деньги и статус…», — это была последняя мысль перед тем, как сильно дернули за руку, вынуждая сделать несколько быстрых шагов вперед для удержания равновесия.       Хотя все равно кто-то с силой надавил на плечи, заставляя упасть отбитыми коленями на горячую плитку главной площади — пришлось сжать зубы, чтобы не взвыть от быстро проникающей в тело боли: за это можно было в очередной раз, как и во все предыдущие, получить по голове от работорговца, все еще стоявшего совсем рядом. Поэтому оставалось только смириться, для собственного успокоения ненадолго закрыв глаза; хотя сквозь крепко сжатые зубы все же вырвалось протяжное и такое же болезненное шипение, что очень, судя по всему, позабавило стоящего рядом.       «Ну да, смешно», — пробурчал в мыслях слуга и прерывисто вздохнул, когда почувствовал резкую боль: работорговец, даже не думая церемониться, схатился за темные волосы парня у самых корней и одним движением склонил того к земле.       — Если ты не знал, то новым господам нужно кланяться, — прошипел человек в белых одеждах совсем рядом с ухом. — Не плошай, зараза, — бросил он и отпустил, снова возвращаясь на деревянный постамент для продолжения увлекательных торгов — слуга тихо и совсем неразборчиво выругался.       После этого парню потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя, а затем первым, что привлекло его внимание, стали кожаные сапоги человека, стоящего чуть поодаль (хотя если быть точным, то находящегося прямо перед только что купленным слугой). Возможно, из-за того, что раб несколько засмотрелся на обувь мужчины, а может, просто потому, что усталость достигла своего пика в эту секунду, парень от слова совсем не заметил, как с рук и ног свалились натирающие и до ужаса тяжелые оковы. Тело в тот же момент ощутило давно забытое чувство легкости и относительного комфорта, но мозг, который, скорее всего, уже медленно начинал плавиться от жары, отчего-то не мог связать одно с другим напрямую (а конкретно то, что те же извозчики подошли и сняли их с хрупких суставов раба). Если же говорить короче, то он вообще отказывался хоть как-то думать — одинокой мыслью, скользившей мимо единственного желания поскорее бы скончаться на месте (настолько все казалось ужасным), была мизерная надежда на лучшее:       «Неужели, все это закончилось?.. Все это действительно закончилось?»       Спустя пару мгновений мутный взгляд сощуренных из-за света глаз мельком скользнул наверх, прямо на лицо незнакомца, с неким интересом наблюдающего за пареньком: половину скрывала черная челка на одну сторону, отчего разглядеть выражение господина становилось гораздо сложнее. Теплый ветер слегка раздувал длинные волосы, собранные в высокий хвост; с немного потрескавшихся розоватых губ слетал еле различимый шепот, заглушаемый невозможным гвалтом толпы, а темные глаза смотрели как-то чересчур надменно сверху вниз — от этого нескрываемого презрения хотелось сбежать… Вот только ноги уже совсем перестали слушаться, поэтому сил хватило лишь на то, чтобы только подняться.       «Хотя, наверное, лучше сдохнуть…», — подумалось рабу, когда в голове появилась прекрасная картина его каждодневной рутины, а именно тот момент, в котором данный человек приветствовал парня по утрам взглядом а-ля «привет говно». — «Определенно».       Правда, если говорить в общем, то мужчина выглядел вполне благородно: тщательно выглаженные светлые штаны сминались в небольшие складки на его худых длинных ногах, а поверх белой легкой кофты был надет темно-синий жилет, застегнутый на животе позолоченными пуговицами. Правое ухо, виднеющееся за черной челкой, было проколото небольшой серебряной серьгой со своеобразным гербом, на котором виднелся соловей, закованный в клетку — выбор такого рисунка пареньку показался довольно странным, да и не особо интересным. Но теперь же, к сожалению, свое мнение приходилось засовывать глубоко в себя, чтобы лишний раз не нарваться — год в подобных условиях, когда тебя могли избить даже просто за то, что ты не так на кого-то посмотрел, как ни странно, научил держать свой язык за зубами…       Руки незнакомец держал сцепленными за спиной и все это время с каким-то любопытством рассматривал это «подобие человека», как мог бы себя назвать попавший в рабство парень. Впрочем, слуга тоже не отказывал себе в удовольствии насладиться видом симпатичного молодого человека, на которого смотреть было действительно приятно, а потому эта своеобразная игра в «молчанку» продолжалась довольно-таки долго, правда, не настолько, чтобы кто-то из них успел вдруг заскучать.       — Тебя как зовут? — подойдя почти вплотную, спросил мужчина, тут же нависнув сверху в силу немаленького роста.       — М… Меня зовут… — попытался выдавить из себя паренек, почему-то растерявшись, как тут же осекся, когда незнакомец одним движением руки зачесал спутавшиеся темные волосы раба назад, оставив теплую ладонь на обжигающей макушке. — Дороро…       — Прекрасно, — тихо выдохнул собеседник. — Теперь, дорогой Дороро, ты всего лишь раб, слуга, человек без будущего. Считай, как хочешь, ничего от этого не изменится. Главное, что теперь ты служишь дому госпожи Беатрис.       Тогда мужчина тяжело вздохнул, заметив некую панику в потускневших глазах слуги, и слегка потрепал того по голове.       — Ладно, просто запомни эту мысль, — выдавил незнакомец сквозь зубы, на секунду обернувшись назад. — Надо бы поторапливаться. Когда приедем, расскажу все по порядку, что да как, — бросил он, разворачиваясь на пятках и хватая за локоть раба перед тем, как двинуться в каком-то направлении.       — Хорошо… — смиренно выдавил слуга и молча пошел вслед за мужчиной.       В следующий момент они уже ехали в экипаже, слегка подскакивая из-за небольшой тряски на дорогах. Слуга, безусловно, мог сбежать в ту же секунду, когда с него сняли оковы, но он не особо понимал, куда ему нужно бежать, если не становиться рабом; что нужно делать, чтобы выжить за пределами чьего-либо дома. Иначе говоря, у него не было выбора, кроме того, чтобы следовать за незнакомцем, в последствии работая за бесплатно на пока абсолютно неизвестного ему человека. У парня также появилась мысль о том, что «хозяин» мог действительно оказаться не сильно приятной личностью с отвратительным характером, странными привычками и манерами; хотя это было всяко лучше голодной жизни на улице, если посмотреть с этой точки зрения.       «Ради крыши над головой и куска хлеба можно потерпеть», — подумал темноволосый; хотя и мысль о «манящей канаве» тоже казалась «ничего такой» перспективой.       Ведь всё-таки пока слуга мог делать выбор, он хотел стремиться туда, где существовать будет гораздо легче и комфортнее, и его можно было понять. Правда, когда ему в очередной раз приходилось представлять все последующие трудовые будни, в которых, безусловно, жить будет довольно тяжело, вариант с канавой ему начинал нравится гораздо больше. Но выбор все же был уже сделан.       Дороро чуть слышно зевнул: из-за размеренного покачивания из стороны в сторону слуга чувствовал, как медленно закрывались его глаза, как усталость делала тело слишком тяжелым, когда мелькающие за окном деревья выполняли роль своеобразного гипноза, заставляя погружаться в долгожданный сон. Парень лишь мельком еще раз глянул в сторону длинноволосого мужчины, смотрящего все это время в небольшое окно экипажа, и, опершись на боковую стенку, попытался отключиться хотя бы на несколько минут, как он это обычно делал, находясь во все той же тесной повозке со множеством других рабов…       Дороро открыл глаза из-за того, что черноволосый господин торопливо начал завязывать его темные волосы в короткий пучок на затылке, что-то попутно приговаривая самому себе. Слова звучали глухо, движения получались рваными, а экипаж постепенно начинал останавливаться, притормаживая возле крупного готического особняка, выложенного из серого камня — Дороро боязливо сглотнул. Строение само по себе казалось массивным, даже отчасти таинственным и загадочным, а потому крепкие, огромных размеров стражники, находящиеся у самых ворот, виделись и вовсе какими-то хрупкими по сравнению с тем, что они охраняли — это был целый замок, никак иначе.       Многочисленные остроконечные башенки стремились куда-то к верху, заканчиваясь короткими шпилями, когда у основания строения красовалась широкая каменная лестница с витиеватыми перилами; по идеально гладким стенам тянулись зеленые ветки дикого винограда, оплетая некоторые витражные окна длинными жгутами; а из-за временами непропорционально вытянутых форм оконных рам, каких-то колонн и все тех же небольших башен здание казалось величественным, мистическим и неимоверно завораживающим…       Незнакомец пихнул парня в бок, и Дороро устремил взгляд перед собой: его внимание снова привлекли люди в одинаково серых одеждах, опустившие руки вдоль туловища. Их было немного, всего четверо, но все они, казалось, будто специально подбирались по росту и телосложению, у каждого из которых на поясах висели тяжелые мечи. Стражники стояли с идеально прямой спиной, высоко подняв голову, а на лицах сияло каменное выражение: взгляд устремлялся куда-то очень далеко за горизонт. Да даже когда экипаж со слугами вдруг остановился, что также сопровождалось недовольным фырканьем изнуренных жарой лошадей, люди, стоящие возле ворот, даже не посмотрели в сторону приезжих: им это было просто запрещено.       — Вылезай, — рыкнул незнакомец, открывая дверь экипажа, пока напуганные, но полные интереса глаза паренька прожигали дыры в телах «окаменевших людей». — Прямо сейчас. И нечего на них глазеть. Потом насмотришься.       Дороро тяжело вздохнул.       Слуга тут же спрыгнул босыми ногами на сухую землю и торопливо побежал вслед за длинноволосым господином, который, кивнув головой в сторону входа на территорию особняка, быстрым шагом направился прямо туда. Стук от его небольших каблучков кожаных сапог эхом распространялся по всему небольшому саду, располагавшемуся сразу же за воротами: различные звуки отскакивали от каменного витиеватого фонтана с ажурными соловьями, от толстой коры высоких яблонь и от симпатичных цветочных клумб, возвращаясь обратно заливистым пением птиц — все это создавало атмосферу некой сказки. Дороро даже, кажется, видел небольшую скамейку, объятую теплыми лучами утреннего солнца, когда над ней нависала усыпанная плодами зеленеющая ветка, с которой так и хотелось сорвать налившееся легким румянцем яблоко. Но все это довольно быстро сменилось темными каменными коридорами самого́ особняка, поэтому на некоторое время показалось, будто Дороро ослеп.       Парень, пока шел вслед за длинноволосым господином, постоянно крутил головой в разные стороны: вот тут на стене висели портреты очаровательной светловолосой дамы, смотрящей на зрителя, словно мать на любимого ребенка, а здесь сквозь тщательно вымытые окна пробивался мягкий свет в холодный коридор. Вот навстречу шла служанка в черном платье до колена, поверх которого был надет неброский фартук — она с неким сочувствием глянула на идущего впереди мужчину; а вот тут в глаза бросилась небольшая винтовая лестница с массивными перилами из темного дерева, застеленная красным ковром, которая по спирали уходила куда-то вверх на второй этаж (по ней активно бегали девушки и женщины всех возрастов, о чем-то неслышно переговариваясь и что-то передавая друг другу из рук в руки). Но большего, к сожалению, рассмотреть не удалось, так как Дороро резко втащили за локоть в какую-то комнату, тут же закрыв за собой дверь — парень растерянно заметался взглядом по помещению небольших размеров, в которой стояло порядка трёх кроватей по всему периметру, а у каждой из них — по небольшому сундуку, видимо, для личных вещей, как посчитал слуга. Вероятно, это была чья-то спальня или же, иначе говоря, комната для отдыха, свет в которую кое-как просачивался сквозь небольшое окно с одиноким витражом в самом верху — скорее всего, именно поэтому здесь было так темно.       — Эту комнату ты будешь делить с еще двумя людьми, — снова сцепив руки за спиной, выдохнул мужчина, стоя возле двери. — Правила здесь довольно жёсткие, как может показаться на первый взгляд, а любое нарушение карается десятью, как минимум, ударами плетью по спине. Запомни, это важно, — слегка повысил голос собеседник, когда Дороро осталось лишь торопливо закивать головой в качестве ответа. — Но если выполнять все, как надо, то проблем не будет, — поджав губы, быстро проговорил тот. — В общем, здесь строгий дресс-код: ботинки и форма лежат у тебя вон в том сундуке, которые ты будешь обязан носить на постоянной основе, — мужчина указал в сторону кровати, стоявшей у самого окна. — Там же лежат еще две рубашки — их ты будешь стирать в конце каждого дня. Иначе говоря, пока одна сохнет, вторую ты носишь…       — А форму стираю каждую неделю? — тихо уточнил темноволосый, на что получил утвердительный кивок.       — Именно так, — как-то хрипло протянул господин. — Что же касается самой работы, все узнаешь через час — тебе просто нужно будет пройти ко входу в особняк, где я буду тебя ждать. Часы вон там на стене, до назначенного времени можешь делать, что хочешь. Но ко входу уже одетый и чистый должен прийти без опозданий, — сведя брови к переносице, строго произнес брюнет. — Тебе ясно, я надеюсь?       И снова последовал торопливый кивок несколько отсутствующего в реальности раба: темноволосый еще пытался осознать, где он находился и что ему нужно будет сделать (что являлось важным только для данного паренька), а тут уже начинали грузить какой-то информацией того, кто еще до сих пор плохо соображал. Оставалось только пытаться запоминать хотя бы основные моменты, которые проговорил брюнет, потому что обрабатывать и как-то осмыслять все вышесказанное Дороро будет точно не сейчас и, возможно, вообще не в ближайшее время…       — Отлично, — выдохнул собеседник, медленно разворачиваясь к выходу из комнаты. — Сейчас пойдешь направо, и в конце коридора — в последнюю дверь, там сможешь вымыться. Полотенце тоже в сундуке.       Мужчина уже коснулся пальцами ручки двери, чтобы покинуть это помещение, как тут же встрепенулся, будет что-то неожиданно вспомнив, вслед за чем тяжело вздохнул.       — И да, меня зовут Хяккимару, можешь обращаться по любым вопросам: с этой секунды я за тебя отвечаю, как и за всех слуг, работающих в этом доме.       И бросив перед самым уходом какое-то невнятное «Буду ждать тебя через час», Хяккимару вышел из комнаты, оставляя паренька в полной тишине — слуга ещё несколько секунд молча смотрел в одну точку перед собой, пытаясь осознать всю ситуацию, которая казалась ему очень странной. А когда голову все же посетила мысль, с небольшим опозданием озаряя тугодума-слугу, он слегка нахмурился и тяжело вздохнул:       — И всё-таки… С каких пор я стала парнем?..