пожиратели солнца коулуна

В письме таинственного посланника значилось места и время. Зашифровано. Человек, написавший его, определенно знал слишком даже много о том, кем был Рюки, а потому зашифровал все так, чтобы лишь он понял, что именно там значилось. Это выводило из себя — то, что кому-то было известно так много о нем, хотя сам Рюки ощущал пустоту в голове. Словно у него украли слишком много. Забрали самое ценное, сокровенное... Даже самого себя. Это ловушка, кричал разум. Ты пойдешь туда и сгинешь. Плевать на это, выло что-то внутри ядовито. Ты спасешь Когу. А все остальное не имело значения. Место, которое было указано в письме, находилось вне Изнанки. На далеком холодном Хоккайдо. Где никто бы не стал искать «Червя» так далеко, потому что никто и не догадался бы, что их сети протянулись до столь крайних земель. Ресурсы с турнира позволяли Рюки купить билеты туда и обратно в бизнес-классе, но он, страшно улыбаясь, купил лишь один — на Хоккайдо. Это была самоубийственная миссия. В одну сторону. Может, он не вернется. А если так, то не было смысла беспокоиться о будущем. Он прибыл туда. Бункер, оставшийся с военных времен. Провонявший ржавчиной, пылью и историей. Медленно ступая по его коридорам, Рюки ощущал, как с каждым шагом покидает его благоразумие. Он вторгся единолично в логово противника, на пути убивал каждого, кого видел — так, чтобы никто более не прознал о его присутствии тут. Нужно было действовать куда более осторожно, но, оставляя за собой кровавый след, Рюки понимал, что все это лишь оттянуло бы момент бойни на жалкие несколько минут. Запах хлорки, глаза щипало. Рюки шел дальше. Он чувствовал, что Кога где-то тут — не как тогда, в комнате с ритуалом. По-настоящему. Мониторы, старые записи, мигающее освещение. Матовые стекла, в которых он видел свое отражение. Лицо Токиты Омы, сменявшееся на Кирью Сэцуну. Единственным свежим тут была лишь кровь, которой Рюки щедро облагораживал стены и двери. Затем, Рюки дошел до смотровой. Она напоминала подземную черную комнату, ее отличал лишь белый ровный свет и стекло вокруг, полукругом. Через него наблюдали за тем, что творилось внизу, на пустой крохотной арене, и, подойдя ближе, Рюки медленно прикоснулся к нему. Вот так смотрели на своих подопытных крыс люди из «Червя». Тот, кто называл себя Ся Джи, человек-персик... Он ощутил жуткую ярость, после чего медленно взглянул вниз. И жгучая злость сменилась холодным страхом. Рюки стрелой метнулся вниз, пока в его голове в безумной пляске сливались паника и странная радость. Он видел, видел!.. Внизу, там!.. Несколько пустых лабораторных столов. Холодных, стальных. Пустых. Кроме одного, на котором... Бледный, тощий. Кожа синюшная, воняющая медикаментами. Пальцы — тонкие, покрасневшие, ногти поломаны. И шрамы, куча шрамов. Старые, свежие, белые и розоватые. Голова — бритая, не было больше осветленных волос. Рюки не мог быть уверен, что это точно он, лицо было сокрыто за маской, такой же, как и та, которую обследовал Кензо, но он нутром чувствовал — точно. Кога. Интуиция говорила. — Рюки. — Кога. — Я знал, что ты придешь. Знал... Голос — его, слабый, разбитый. По рукам и ногам он был прикован к этой холодной стальной поверхности, и Рюки мгновенно вырвал крепления с болтами. Впервые в жизни он ощущал такую силу, сейчас, ему казалось, он был бы способен одолеть даже Куроки Генсая. Глупости какие, пронеслась мысль в его голове, и Рюки слабо улыбнулся. Постоянно ему мерещится что-то нереальное. Всю жизнь с головой было не в порядке. Сил поднять руку у Коги тоже не было, но он схватился за рукав Рюки и сжал крепко. Кожа у него была холодная, влажная, он был нагим на этой мерзкой железной постели. К взбухшей синей вене была подключена игла с той дрянью, как Кензо называл ее... Шлак, точно. Резким движением Рюки вырвал ее и швырнул на пол, после чего сжал место, куда она была воткнута. Они молчали, оба, но Кога подал голос в тот момент, когда дрожащими пальцами Рюки медленно коснулся маски на его лице. Только сейчас он осознал, что она была не просто надета, а едва ли не привинчена к голове. Слабо, но если выдирать... — Сейчас будет очень больно, — холодным тоном проговорил Рюки, закатывая рукава. Он оторвал от футболки кусок ткани и, обмотав ее вокруг большого пальца, попытался было заставить Когу сжать зубами это, но тот, вяло отодвинув его руку прочь, пробормотал: — Я верил, что ты... — Кога. Помолчи, пожалуйста. Медленно, аккуратно, Рюки в ужасе уставился на конструкцию, к которой крепилась маска позади. Помимо чертовых болтов, еще и та дрянь, которая была встроена в шею у вскрытого Ханафусой трупа. Шрам на затылке был розовым, свежим, проступала сукровица. Рюки казалось, что сейчас он запаникует и не поймет, как поступать дальше, но он ощутил лишь мрачную пугающую уверенность в своих действиях. И, поджав губы, он наклонился ближе, после чего прошептал: — Я сниму эту дрянь. Кусай палец. — Рюки. Рюки, я... — Молчи, пожалуйста. После чего, вцепившись пальцами, вырвал первый болт. И Кога закричал — впервые, на его памяти, после дня их знакомства. Тогда, обознавшись, Рюки едва не сломал ему обе руки. Стиль Коэй был отменным умением. Старик здорово помог ему, и впервые Рюки был благодарен ему искренне — и вовсе не потому, что этим умением он лишил кого-то жизни. Он на мгновение замер, увидев, как из-под маски сочится что-то прозрачное. После чего, дрожащей рукой, вырвал второй. Это было невыносимо для них двоих. — Прости, прости, прости, прости, пожалуйста... — Рюки. Следующий болт. Затем, когда эта пытка закончилась, Рюки сорвал металлическую конструкцию и швырнул ее на пол. Та с тихим звоном упала на каменный пол и прокатилась несколько метров, но внимание Рюки было приковано вовсе не к этому — а к тому, что он увидел под маской. Медленно он обхватил руками лицо Коги, после чего нервно улыбнулся. Оба глаза — на месте. Соврали. Как хорошо, что соврали... — Я ждал, Рюки... — Я тоже. Помолчи секундочку. Лицо у Коги было бледным, практически белым, и единственным ярким пятном на нем был нездоровый лихорадочный румянец. Глаза у него слезились, и, часто-часто моргая, он слепо уставился на Рюки, словно не в силах рассмотреть его. Но все это было абсолютно неважно, потому что он, пусть и в таком состоянии, едва в сознании, с кровью и слезами, смешавшимися воедино, он был тут. Живой. Его Кога. Они заулыбались друг другу, и Рюки слабым голосом пробормотал: — Смотри, как расплакался. Придурок. — Да ты тоже не лучше. — О чем ты? Коснувшись своих глаз, Рюки тихо рассмеялся — и правда, расплакался. Глупость-то какая.. — Я так скучал, — пробормотал он, после чего наклонился ближе. — Я так рад, что ты жив. И не утратил рассудок. — Они пытались... Все делали... Но я не сдавался... Не став дослушивать его, Рюки уткнулся носом ему в плечо и стиснул в объятиях — но так, чтобы старые раны не разболелись. Раньше Кога пах иначе, теплом, клубничной газировкой, теперь же ничего, кроме химии и медикаментов он не чувствовал. Мерзкий искусственный запах, от которого становилось тошно. Такой же, чем пропахло все вокруг. Как только мы вернемся, подумалось Рюки, я куплю ему этой сладкой клубничной мерзости столько, чтобы только ею от него и пахло. Но, даже с таким запахом, это все еще был Кога. Его, угловатый, больной, но его. — Прости, что наговорил тебе тогда всякого... Можешь убивать этих мразей сколько хочешь, я больше не буду тебя осуждать. Только его. — Мне самому... пришлось... Тогда, под мостом... И в яме... Я не хотел, правда, но мне пришлось... Я так виноват... В голове у Коги слышались слезы, и Рюки, сжав его крепче, проговорил тихо: — Ты не виноват. Это не люди, а твари. Ты все сделал правильно. — Я так не хотел умирать и... — Все хорошо. Не плачь. — Даже в этой яме заперли. Там ни еды, ни воды... Думал, помру там с голоду... Но потом понял, что там же было, чем... Они ждали, пока не сделал, то не выпустили бы... Прости, очень тошно. — Все в порядке. Я понимаю. Они просидели так несколько минут. Затем, Рюки быстро стянул с себя куртку и помог Коге надеть ее. Смотрелся он, конечно, очень глупо, но лучше так. Потом, когда они выберутся, когда Рюки перережет глотки всем тварям вокруг, он найдет Коге нормальную одежду, и они отправятся домой. Где все будет хорошо. И никто им не помешает. Сил стоять у Коги не было, и Рюки подхватил его на руки — легкий, почти невесомый. Тот обвил его шею руками и, едва слышно, прошептал на ухо: — Какой прекрасный сон... Едва слышно: — Разбуди меня, когда он закончится.