Бытовуха Божественной Лисы

Ёдзора почувствовала себя плохо… Что-то липкое, вязкое, чёрное обволокло её душу, сдавило так, что стало трудно ей дышать, почти потеряла она сознание... В глазах потемнело, и стало очень одиноко, страшно, даже безнадёжно как-то. Кицунэ с четырьмя хвостами закачалась и чуть не упала под крону вечноцветущей сакуры, где она и всем нам знакомая уже божественная лисица, Сэнко-сан, пили в лучах заходящего солнца свежезаваренный чаёк. Ёдзора смогла вернуть контроль над своим разумом и телом, отогнать от своего сердца эту убивающую черноту подальше, чтобы та не нагнетала так сильно её. Сэнко-сан схватилась вновь за свою, но не выпирающую, как у Ёдзоры грудь, в районе сердца. У неё закружилась голова, тоска и непроглядная темень, паника и отчаяние, вселенская боль внутри вновь поглотили её и без того ослабевшую после всех терзаний душу, которую она так бережно исцеляла весь остаток этого дня. Но больше всего чувствовался титанический страх… Он был, словно расплавленный свинец, который вылили на деревянную статуэтку, в следствие чего она разлагалась и одновременно плавилась, сгорала дотла. Но страх чего это мог быть? Тем временем Ёдзора пыталась успокоить себя, докопаться до сути такого странного и резкого перепада ауры во вселенной, в их душах, убить в себе то, с чем было сейчас сложнее справиться Сэнко… «Что же это могло быть? Хм… Неужели случиться теперь какой-то большой беде? Но что это может быть? Ведь и Сэн резко поплохело. А это значит, что беда связана и с нею тоже. Ну а кто или что это может быть? Думай же, Сора, думай… О нет! Только не это!.. Кажется я поняла с кем приключилась беда. Надо срочно сказать об этом Сэн… Я вижу, чувствую, что нить жизни кое-кого вот-вот оборвётся!!! О боже, неужели он настолько безнадёжен, почему с ним всё так плохо практически во всех аспектах его жизни?..» — лихорадочно думала госпожа Сора, божественная начальница Сэнко-сан, пытаясь отдышаться, что было крайне сложно после такого приступа шока. Она сделала глубокий вдох и обратилась к своей подопечной кицунэ… — Ты почувствовала это, дорогая моя? Нечто ужасное вот-вот свершится… Ох… Еле отошла от такого выплеска негативной ауры. Знаешь ли, когда врасплох застигает тьма, что копиться в душах людских днями, и месяцами, и годами, то причинить она тебе такой вред может, что потом долго придётся в себя приходить, можно даже погибнуть от такого выплеска энергии… Как ты, дорогая моя Сэн, оклемалась уже слегка, или ещё действует на тебя эта чернота?.. — Уяян!.. Госпожа Сора, я чуть не умерла вновь как тогда, когда узнала о похотливых тёмных секретах моего любимого Курото-куна. Вся моя душа снова наполнилась в эти секунды тьмой, которую я пыталась убрать из себя весь этот день, хоть было и сложно, но я с этим до этого момента справилась, а теперь мне очень страшно, очень… Всё вокруг вселяет ужас и пугает… Так пугает, что пошевелить хвостом своим я не в силах!.. Уяян… Всплеск был сильным. С кем-то точно приключилась беда, а может только готовится наступить. Не знаю я. Страх мой, этот ужасный и тягучий, эти уныние и горе не дают мне разглядеть сквозь сию тёмною пелену, с кем случилось беда… Вы совершенно правы, Сора-доно, что такие муки души сложно будет вынести. Думаю, не только кицунэ, как мы с вами, да человеку и подавно будет не по силам такое испытание. Вот и моё сердечко было готово лопнуть и разлететься на тысячу осколков, словно только что вылепленный глиняный графин для саке, что затвердевал в печи, да только его могли там передержать так, что готов он был взорваться с треском. У меня есть несколько вопросов к Вам: почему нам обеим стало плохо резко и одновременно, причём, что такое ужасное, в конце концов, произошло и с кем?.. — Сэн, дорогая Сэн! Ну же, успокойся. Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело, но не стоит так переживать, пока мы точно не узнаем, кто и что это. Надо отбросить от себя эту тьму подальше, ведь мутит она не только душу твою, да и сознание тоже. Держи его чистым, не отравленным. Ведь яд сей тьмы от сердца может и навредить твоему разуму. Послушай меня уже. Ты в панике, но надо успокоиться, покопаться в себе и в последних событиях ещё раз, ты не можешь понять так быстро, что происходит, пока не отключишь чувства, что мешают тебе сейчас взять всё под свой контроль. Поняла меня? Попробуй подумать ещё раз. — Да, госпожа Сора… Я должна успокоиться. Уяян! Неужели у меня не получится сделать это несмотря на то, что столько усилий мною было приложено до сего события? Разве так всё легко рушится, моя душа настолько слаба после нанесённого удара от Курото мне?.. У Вас есть догадки, госпожа Сора, почему так произошло? У Вас такой вид, будто уже всё сами поняли и не хотите со мной поделиться. Одно я точно предположу: это связано с тем, кого мы оба знаем? — Сэн, у меня есть догадки на этот счёт по поводу случившегося, но пока я не хочу делиться ими с тобой. Попробуй сама сначала разобраться в себе, в этом вихре тёмной ауры, что вновь тебя закружил в своём водовороте, как цветок сакуры, который плывёт в бурном потоке весеннего ручья… — Но почему, госпожа Сора?! Почему вы не хотите мне сейчас сказать?.. Зачем и Вам так же, как и Широ-тян нужно терзать мою душу тайной, ещё и такой мрачной и причиняющей мне страдания? Уяян!!! — воскликнула Сэнко таким звонким голосом, полным отчаяния и страха, который уже становился больше похожим на плач… — Будет тебе, дорогая моя! Успокойся для начала как-то уже. Мы ходим по кругу, из которого сможешь выбраться на свет, к истине и решению проблемы только ты сама. Если же я тебе сейчас скажу всё, что у меня назрело в голове, то мои мысли, догадки скорее даже сделают тебе только хуже. Ты вообще не сможешь собраться с силами, станет тебе ещё хуже. Возможно, тогда тьма нанесёт твоему сердцу и душе ещё больший урон, чем сейчас, да такой, что погибнешь ты на месте. Не сможешь себя собрать по кусочкам… Разрушится твоя пагода храма Инари в твоей душе, как та, что рядом с этой сакурой стоит, останется только пыль да память о твоём существовании на небесах и на земле людской. Хотя это ещё надо подумать, кто будет помнить о нас, кицунэ, когда мы окончательно исчезнем… — Да… Я попробую. Может это займёт много времени (зависит сие от меня, я понимаю), но есть одно «но»: вдруг беда точно случится, пока я буду в себе копаться, ведь неясно мне до сих пор, что происходит и насколько быстро… Что Вы скажете на это, госпожа Сора? — Есть такая вероятность… Я до последнего надеюсь на тебя, милая моя Сэн, что ты сможешь догадаться. Скорее всего, подсознательно ты укрываешься от этих мыслей, чтобы не нанести ими себе ещё больший ущерб. Сложно сказать, что причинит боль сильнее: моя правда или твоя, к которой ты придёшь… Теперь и я не знаю, если честно, как быть нам с тобою… Я тоже вся напугана этим, по секрету скажу тебе. Я растеряна очень. Не знаю, что и делать… Надеюсь, что Широ меня не видит такой сейчас с небес, хотя мир для просмотра этот ей закрыт. Хм… Не знаю я… Давай я тебе дам тогда догадку. Прислушайся к себе. Как ты думаешь, с чем связан твой страх?.. — Этот страх?.. Он очень сильный и удушающий могу я сказать точно Вам… Уяян! Его сложно с чем-то спутать или как-то подробно описать. Он сеет уныние, общую отрешённость от хода жизни и её законов, неизбежность конца всего, горе, может гнев, ещё и смятение души, её оледенение тьмою. Такое знакомое чувство для любого… смертного… Так это получается страх… Страх… Подождите, госпожа Сора, дайте отдышаться, мне не по себе… Страх смерти!.. О препушистый хвост кицунэ! Моя душа, сердечко моё точно сейчас не выдержат таких терзаний, переживаний. Не может быть! Неужели он? Он решил пойти на такое… После всего, что было между нами, после того, как нежила я его, давала ему заботу свою, согревала его душу в трудную минуту, заставляла его улыбнуться, смотреть на мир в ярких жизнерадостных тонах, была для него женой и матерью, по крайней мере, пыталась, хотела во что бы то ни стало отплатить долг перед его родом, он хочет оборвать свою жизнь, думая, что она уже не имеет цены, что ничего не вернёшь назад, что так будет лучше для нас двоих. Да, он, сам того не ведая, поступил мерзко и подло по отношению ко мне, обманув меня и пойдя против небес, дал своей похоти усилить тьму в нём, отравить свою душу. Он хочет убить себя… Бедный и глупый мой Курото-кун. Я сейчас расплачусь от отчаяния и жалости к нему, к себе, в конце концов… Прервав, свою жизнь он лишь осквернит себя ещё больше, так как он надругается не только над божественным величием кицунэ и Инари, которых он, в том числе меня и Вас с Широ, оскорбил своим поведением в туалете этим утром, но и над смыслом самой жизни, над даром небес, который даётся каждое мгновение каждому из смертных… Я не позволю этому случится! Я, Сэнко, божественная лисица, клянусь своей честью, небесной благодатью и величием своей покровительницы, Инари, своим священным символом, пушистым и сияющим, как заря, хвостом кицунэ, который является спутником моей жизни на протяжении 8 веков, моей гордостью и усладой сердца моего, что я разорву петлю, что хочет Курото Накано, грешный и смертный обитатель поднебесного мира, затянуть у себя на горле, оборвать нить своей жизни, осквернить память о себе и о своём роде, сам того не ведая: я не дам этому случиться, выведу его на свет, к истине, позволю искупить свои прегрешения передо мною, Вами, госпожа Сора, Инари… Я должна это сделать. Если не справлюсь, то значит недостойна я быть после такого божественным посланником, предам свои идеалы, предам Курото и его род, не смогу быть после этого честной сама с собой и другими, кто мне дорог и мною любим. Я согрею его душу вновь, не позволю ошибкам недавнего прошлого случиться опять с нами, что повлекли эту беду, окутаю его всего светом, он сможет жить дальше, покажу ему это, заставлю убедиться… Да, непросто будет сие мне сделать, но жизнь трудна наша и полна боли, хоть и прекрасна и удивительна, полна любви и других светлых чувств, несмотря на пороки и тьму. Но пока я не попробую сама это сделать, то не узнаю истины, которая скрыта пока от меня, не смогу понять его ещё лучше, помочь и простить… Я всё сказала, Сора-доно. С вашего позволения, я поспешу обратно в мир людей, на помощь к своему любимому, приступлю к битве за его душу, свет, что остался ещё в нём, который пока не угас, но ведь может случиться обратное… Уяян!!! У Ёдзоры отвисла буквально челюсть после услышанной тирады Сэнко-сан. Она почувствовала, что тьма, которая недавно причинила им столько страданий, которая навела на них страх, погрузила их души во мрак, немного отступила назад. Дышать стало как-то сразу легче, в голове прояснилось, души их осветила надежда и временное спокойствие. Она будто бы увидела, как Сэнко засияла вся так, что было тяжело смотреть ей в лицо. Это был лисий огонь, что во время её речи зажегся ярко и неожиданно, сделав фигуру 800-летней кицунэ более божественной, величественной, загадочной, чем когда-либо. Лицо Сэнко было теперь полно решимости, лёгкая и всегда свойственная ей улыбка, полная положительной ауры, чего-то доброго и благожелательного, блистала, словно пушистый золотистый и белый мех её лисьего хвоста и ушек, она выглядела спокойной, уверенной в себе и своих силах, что чувствовала теперь и Ёдзора на все 100 процентов. Слова Сэнко, будто удар молнии, развеяли страхи, сомнения и смятение её начальницы, разбили их на бессчётное количество маленьких осколков, словно стеклянный витраж. Ёдзора была удивлена, что её подопечная справилась лучше её самой в этом вопросе. Хотя она и была близка к истине, была во многом до её рассуждений с ней согласна, что стало понятно во время речи Сэнко-сан, но она явно не ожидала, что младшая кицунэ будет в силах рассуждать об этом, так горячо, с чувством, не дав своим страхам и комплексам полностью завладеть собой. Это лишь доказывало то, что душа Сэнко несмотря на то, что была изранена и отравлена ядом похоти Курото, горечью и стыдом, всё ещё могла сиять и дарить тепло всему вокруг, кицунэ горячо и преданно любит опекаемого ею человека, даже если он опустился в моральном плане до самых низов, до начала ада, она готова ему помочь встать на путь истинный, осветить ему душу и согреть её, дать возможность им двоим вновь пробовать жить дальше, радоваться и смеяться, горевать и плакать, делить чувства и недопонимания, кров и трапезу в течение дня. Сэнко не даст Накано оступиться, совершить самую глупую и ужасную, непоправимую ошибку всей его жизни, которая будет ещё хуже той, что он сделал рано утром тем летом, в то злосчастное воскресенье. Вот что поняла Ёдзора после слов Сэнко-сан, следом за ней… — Сэнко-сан, дорогая ты моя… Не знаю, что после такого мне и думать, и говорить. Хотя я и близка была к догадке сей мрачной и отравляющей сердце, затемняющей душу истины, но вряд ли бы справилась сама с круговоротом чувств и мыслей так сразу. Видно, помогла тебе твоя безграничная и яркая, как солнце восходящее, всепрощающая и нежная любовь к простому смертному, то есть к Курото Накано… Таким образом, я могу точно сказать, что пора отправляться тебе к нему на помощь, так как философствовать мы будем с тобой ещё очень долго, так как в этом я мастерица, а беда не перестанет существовать от того, что мы захотим порассуждать с тобой, милая моя, о пороках людского мира и бытие, о тьме, что поглощает их души каждый раз, и о том свете и тепле, которые кицунэ, вроде нас с тобой, Сэн, могут дать человеку, сделать его жизнь лучше, спокойнее и счастливее. Ну, оставим эти размышления для одной меня, миленькая моя умничка, что так быстро всё поняла, разобралась в себе. Ты большая молодец просто: сделала всё, как надо, даже больше, чем ожидала я. Благословляю тебя именем Инари на сей подвиг. Подвиг спасения души человеческой, души заблудшей и отравленной скверной! Да будет так, воистину!!! Сэнко-сан, слушала свою начальницу, наклонив голову набок слегка, задумчиво глядя прямо в её глаза внимательно, выжидая пока та закончит. К концу своей тирады Ёдзора заметила, что её собеседница опустила подбородок вниз, чтобы прядь её золотистых, как летний закат, волос прикрыла её глаза. По щеке пошла слеза. Она была словно жемчужина, словно бусинка из слоновой кости, кругленькая полупрозрачная… Оставив след на щеке Сэнко-сан, капелька упала на рукав кимоно кицунэ, после чего растворилась, очевидно, в переплетениях красных да белых ниток ткани одежд… Ёдзора с беспокойством глянула на свою подопечную, что не медлила вставать со своих колен. Сэнко усиленно теребила свои маленькие, на вид хрупкие, но очень сильные пальчики, потом стала разминать свои ладони. Видно, что руки её дрожали слегка, дыхание было сбивчивым и учащённым. Она явно нервничала, но пыталась из-за всех сил своих последних подавить беспокойство, панику в себе, сосредоточиться на проблеме, что легла черной полосой перед ней. Сэнко-сан, словно путник, что ищет место для переправы, чтобы перейти горный ручей вброд, собиралась с мыслями, наполнялась медленно, но верно, решимости, чтобы двигаться дальше, на свет, начать свою великую спасительную миссию. Ёдзора решила прервать молчание, которое слишком долго затянулось, надо было привести Сэнко в чувство, чтобы поскорее сопровадить её обратно в мир людей, на помощь к её любимому, но такому грешному и проблемному человеку. К Курото Накано… Она, вздохнув тяжело, кашлянула легонько и помахала перед младшей кицунэ ладонью: — Сэн, ау, милая моя!.. Ты тут или уплыла по реке своих мыслей и переживаний в неизвестном для меня направлении? О чём так усиленно думала сейчас, что на сердце у тебя скажи? Ведь не уйдёшь ты так спасать своего грешного и любимого Накано, он-то ждать тебя не будет, пока в себя придёшь, того и гляди спрыгнет с крыши, а может и что похуже учудит. Ты сама прекрасно знаешь его. Ну так что же, милая Сэн?.. — Сора-доно, простите меня, что я немного утонула в раздумьях да мыслях своих, не сердитесь на меня. Прошу вас! Уяян!!! — Ну, хоть и было это слишком долго, но сердиться на тебя я уж точно не буду. Знаю, каково тебе приходится, душенька ты моя. Ну ничего, всё хорошо, думаю я, хотя как сказать… Вопрос сей очень многогранен: как не крути, надо уходить тебе поскорее. Кстати, я заметила, что ты проронила слезу. Что стало причиной траты твоих бесценных, словно жемчуг морской, слёз, милая моя? Да и ушки твои прижаты всё ещё к макушке сильно. Ты явно напряжена, Сэн, очень даже сильно, вижу я и чувствую сие… — Да, госпожа Сора, были причины для того, чтобы дать слезам моим выступить чуть у меня на щеках. Слишком вымотана я, чтобы сдерживаться, хотя мне ещё много чего предстоит совершить, от чего зависит судьба моя и моего любимого. Меня тронули Ваши речи, дорогая моя госпожа. Я приняла Вашу похвалу в мой адрес, но считаю, что не стоило это того, чтобы меня так величать сильно. Я всего лишь доверилась сердцу своему, дала разуму и опыту жизни прочертить мне линию судьбы, по которой я теперь пойду, балансируя, словно по краю пропасти… Пропасти смерти, горя и вселенского зла, скверны. Мне бы туда самой сейчас не упасть. Но постараюсь я на славу, не подведу вас, Сора-доно, можете на меня положиться, да и себя не хочу подводить… Уяян!!! Ваши слова мне вселили надежду и дали силы мне идти вперёд навстречу смерти и страху перед ней. Вы зажгли огонь кицунэ в моём сердце, дали моей душе тот покой и ту уверенность, которые мне скоро понадобятся для борьбы с тьмою внутри Курото-куна моего любимого и драгоценного… Пора мне, госпожа Сора, идти уж точно теперь, и так много времени я тут побыла. Я благодарна Вам за помощь и поддержку, наставления Ваши мудрые, благодарна этому дивному миру, что приютил меня сегодня, и исцелил мне душу, принёс в неё хоть сколько-то покоя и тепла: этой сакуре чудесной вечноцветущей, этому освежающему и готовому выслушать тебя и расслабить твоё тело ручейку, чьё журчание воды так успокаивает моё сердце, этому морю, что всегда даст омыть себя и вымывает тьму всю своим мерным прибоем… Уяян!!! — Сэнко дорогая, сейчас я открою портал для тебя, по которому сразу ты попадёшь на улицу к дому Курото или даже к нему сразу, чтобы не бежать тебе сквозь коридор меж мирами, так как ситуация накаляется с каждой секундой, ценной для нас всех, через те Тории, что немного потрёпаны временем, что поделать. Делаю это только ради тебя, хотя совершать такие обряды крайне нежелательно нам, кицунэ, ибо гармония во вселенной может быть нарушена достаточно. Это тебе поможет выиграть время для спасения души Накано, — произнесла Ёдзора. В голосе её чувствовалось небольшое нежелание, но принятие с одобрением. — Сора-доно, благодарю Вас от всего сердца. Клянусь, что не подведу вас и свои идеалы, как я сказала до этого. Я понимаю, что это большой риск для нас и наших с людьми миров, но он оправдан, так как на кону жизнь человека, который мне очень дорог, который связан со мной узами заботы моей и любви к нему, узами моего долга перед родом его! Можете начинать тогда, я готова вся к следующим действиям… Уяян!!! — Ну, дорогая моя, тогда встанем и направимся к тому храму Инари, где всё и случится сейчас! Так тому и быть теперь… Они встали с колен. Сэнко обулась в свои гета, что сняла перед тем, как сидеть с Ёдзорой за чашкой чая под сакурой. Она взмахнула рукавом большим, словно цунами по размерам, если сравнивать с её маленькой худенькой ручкой, вытерла следы от слёз с щёчек своих миленьких да капли пота, что выступили у неё на лбу во время её разговора со старшей кицунэ… «Брр… Становится как-то холодно тут, в мире госпожи Соры, где я, кажется, пробыла целую вечность: тут, в правду, день длится гораздо медленнее, чем в мире людей. Но зато я отдохнула и готова вновь действовать. Действовать, значит… Легко сказать, когда даже не знаешь, что ждёт тебя на повороте дороги, витке судьбы своей. Хм… Не буду гадать больше, не поможет это мне никак вовсе, значит надо просто дать времени идти своим чередом да показать мне путь», — думала Сэнко-сан, скрестив руки на груди, глядя на заходящее солнце, которое медленно, но верно, тонуло в огненно-красном море, освещая небосвод закатным заревом. Начальница её была на отдалении достаточном и возилась около Торий, что немного покосились от времени у полуразрушенного храма богини Инари. Сэнко краем глаза видела 4 хвоста госпожи своей, которые резко, но при этом же и грациозно виляли в разные стороны так, что сливались в одну иссиня-черную пушистую массу, от которой Курото Накано бы пришёл в восторг так же, как и от больших полуобнажённых грудей Ёдзоры-доно. «Что, кстати с ним?» — спросите, наверное, вы, дорогие мои читатели. А я вам же и отвечу: «Тише едешь — дальше будешь. Пусть сначала Сэнко-сан вернётся в мир людей, а то она что-то, кажись, на закат засмотрелась. Такая уж у неё философская да поэтичная натура, что с ней поделать? Кицунэ остаётся всегда кицунэ…». — Сэн, милая моя, иди-ка сюда. Я почти приготовилась, обуздала свою духовную энергию для того, чтобы открыть те врата у храма. Поторопись, а то я так устану концентрироваться и не сможешь, как нужно, вернуться быстро в мир людей, к своему Накано, которого так хочешь спасти. Что ж ты медлишь-то постоянно, задумчивая ты моя?.. — Сейчас-сейчас, Сора-доно, попрощаюсь я с местным солнышком, что грело меня так обильно и нежно сегодня днём тут. Как же мне не поблагодарить его? — Делай, что хочешь, Сэн, но я тогда вряд ли смогу портал открыть, если опять будешь возиться. Эх, горюшко ты мою впечатлительное!.. Ну ладно, прощайся с солнцем этим и в путь-дорогу ступай скорей! — прокричала раздражённо и устало Сэнко её начальница. — Да, не буду я Вас задерживать, не в моих это интересах, Курото-кун мой бедненький и ненаглядный должен быть спасён любой ценой, его душа должна вновь сиять и быть исцелена! Уяян! Сэнко поклонилась с достоинством и грацией, которые были присуще только ей одной, к морю и заходящему солнцу: «Прощай, солнышко моё дорогое, спасибо, что согрело моё тело да душу мою, освещало мне сегодня путь до истины. Твоя пора светить сегодня прошла, ночь наступает опять здесь. Для меня же начнётся рассвет спасения, очищения от скверны одного дорогого для меня человека, знаешь ли. Ночь его пороков, что продолжалась так долго, обязательно ослабнет, когда я вернусь к нему отсюда. Буду для него я восходящим солнышком, освещу его руины души своей любовью, словно лисьим огнём, восстановлю их я обязательно. Клянусь своим хвостом перед тобой. Отдыхай давай, моя очередь действовать». После этих слов Сэнко повторно поклонилась солнцу и медленно направилась к Ториям, где стояла Ёдзора, вытянув руки перед собой, будто наизготовку, сконцентрировав свой взгляд проницательный на священных вратах… — Пришла наконец, моя голубушка! Не подведи же меня, прошу ради всего, что свято для тебя. Ты справишься и победишь тьму в этой битве, как делала сие ты всегда. Ты столько всего пережила за свою жизнь, но данное испытание стоит пройти достойно да без потерь. Ведь так? — Уяян!!! Да, так и есть, Сора-доно. Не бойтесь, я вас не подведу. Насчёт сей беды, что с нами приключилась, я всё сказала под сакурой, ибо не стоит мне повторять того, что Вы и так знаете. — Ну вот и хорошо, тогда я начинаю концентрировать всю духовную энергию и просить небеса, чтобы позволили они мне, ёкаю, открыть для тебя портал туда, где ты хочешь оказаться. Главное, думай о том, куда стремишься всей душой, к кому идёшь и зачем, чтобы попала ты в цель при мгновенном переходе. — Уяян! Госпожа Сора, вы можете начинать, я готова и поняла, что делать мне теперь, Ваши наставления приняты мною. — Умничка ты, Сэн! Пора, действительно, начать, а то не успею сформировать для тебя портал. Всё, моё сознание входит в транс, сливается с энергией и волей небес, чтобы ты смогла протянуть ему руку помощи и утешения! Всё… Прощай Сэн, ещё увидимся, когда закончишь ты свою миссию, так сказать, — Ёдзора слабо улыбнулась, наклонив свою голову величественно в направлении Сэнко, чтобы так с ней попрощаться… Вдруг из рук Ёдзоры вырвались лучи синей энергии и ударили в пустое пространство в Ториях… Пустота под священными воротами заколебалась, словно пелена, и поменяла свой окрас на тёмно-фиолетовый цвет, который сформировал овальную плоскость, что засияла ярко, ослепляя Ёдзору и Сэнко… Воздух задрожал, послышался тихий, но различимый для лисьих ушек гул откуда-то со стороны неба, которое резко заволокло тучами, спрятавшими солнце, почти зашедшее за горизонт. Подул резкий ветер. Подолы одежд двух кицунэ заколыхались, халат Ёдзоры вообще обнажил её грудь во всей красе так, что Сэнко пришлось потупить свой взгляд смущённо. Старшая кицунэ кивнула младшей головой, находясь всё в той же скрюченной позе, полной напряжения да усталости, вытянув вперёд свои руки… Наша 800-летняя божественная лисица поняла, что теперь или никогда… Она, противясь ветру, который, дуя из образовавшегося портала, тянул её назад к морю, медленно, но верно, шаг за шагом, стала приближаться к своей цели, к такой желанной и необходимой чрезвычайно для неё сейчас, так и было… Сэнко мысленно настроилась на переход, представляя в своей голове Накано-куна с его усталой и спокойной улыбкой (ох, если бы это было так сейчас), его дом, город, в котором они жили уже больше года вместе и не ведали горя… Она приблизилась к Ториям и почувствовала какой жар от них исходит в тот момент. «Ой, что-то печёт меня сильно, надеюсь не сгорю я в этом портале вся, словно засохший сухой листик гинкго осенью, да и глаза мои ослеплены таким мощным светом достаточно. Госпоже Соре явно нелегко приходится сейчас сдерживать свои силы в узде, чтобы мой переход к любимому Курото-куну прошёл успешно. Почти добралась… Ещё несколько шагов… Как меня ещё ветер не снёс назад?.. Не ожидала, что он настолько будет сильным сейчас. Похоже, что энергия, проходящая через сии Тории колоссально велика, аж страшно представить насколько. Кажется, ещё два шага… Ну что ж, удачи мне в этом нелёгком деле, в этой битве за спасение души человеческой и грешной!.. Уяян!!!» — это всё, что успела подумать Сэнко-сан, когда она подходила постепенно к старым, сверкавшим энергией и грохочущим от вибрации Ториям. Казалось, что началось землетрясение, земля стала выходить из-под ног у нашей божественной лисицы. Шатаясь из стороны в сторону, Сэнко коснулась рукой пространства под священными вратами. На мгновение её ослепил яркий свет, а всё тело скорчилось от резкой пришедшей невесть откуда взявшейся боли. К тому же добавилось ощущение, что её кто-то тянет за руки и за ноги до боли в спине и в хвосте… Но это длилось около 5 секунд перед тем, как что-то сильное толкнуло Сэнко, что есть мочи, вперёд, в пустоту… Она почувствовала, что упала на что-то твёрдое и холодное. Но зато какой же это был знакомый запах для неё воистину! Сэнко, ещё лёжа ничком на животе да зажмурив крепко глаза свои, пощупала ручками поверхность, на которой лежала, постучала пару раз хвостиком своим по ней. «Я лежу на полу, таком твёрдом и холодном, как будто тут в этой комнате, а это точно она, забыли закрыть на ночь дверь, и дул сквозняк… Пора открыть мне глаза. Надо мне принюхаться, что-то запах боле знакомый… Уяян!!!» — еле слышно пробормотала Сэнко. Ей было тяжело, всё тело вновь ныло от боли, голова раскалывалась, а в ушках её лисьих да пушистых сильно звенело, что даже она оглохла… Она открыла глаза широко и смогла разглядеть тот беспорядок, что царил в комнате, в квартире… В квартире Курото Накано… Всё было каким-то потерянным и беспорядочным тут теперь. Эта атмосфера передалась и Сэнко, она снова потеряла своё самообладание и покой. Кровать, стоявшая в спальне, была не убрана: одеяло было смято, а подушки разбросаны. Сэнко охая приподнялась с пола, опираясь руками своими о колени, её хвостик дёргано и как-то мертвенно болтался из стороны в сторону, глаза были полны волнения, а душа беспокойства и тоски… Она увидела у кухни разбитый стакан из-под воды, точнее то, что от него осталось. «Ой, как много осколков! Уяян!.. Мне бы сейчас не пораниться, а в целости добраться до Курото моего любимого… Где же он?» — думала Сэнко, оглядываясь по сторонам, пытаясь найти своего дорогого для неё человека, что, казалось, канул в лету… В его жилище свет не горел, а дверь на улицу, к ужасу, кицунэ была полуоткрыта… Сэнко попятилась назад и села на не застеленную кровать хозяином квартиры. Она схватилась ручками своими хрупкими да маленькими за голову, прижав сильно, как только она могла себе это позволить, лисьи ушки. Она тихо прошептала со слезами, выступившими резко на глазах её: «Неужели я опоздала?! Его не спасти уж мне его что ли ото тьмы, от самого тяжкого греха из всех?.. Где же он может быть теперь?» Её голос затем дрогнул, и она истошно сквозь всхлипы крикнула в тишину да пустоту открытой двери так, что кошка, спящая на другом конце улицы, вздрогнув, проснулась и выгнула от испуга спину: «Курото, дорогой ты мой, где же ты? Куда ушёл, меня не дождавшись, ты? Зачем тебе это нужно было делать, чего хотел ты этим добиться, кому от смерти твоей станет легче?! А может и стало… Нет, ты не мог умереть, ты не настолько погряз в скверне да во тьме душевной, чтобы пойти на такой грех. Не прячься от меня, покажись, пожалуйста. Я пришла говорить с тобой, нам нужно сделать это обоим, нуждаемся мы в этом очень сильно… Где же ты можешь быть, милый мой Курото!..» Последние слова Сэнко прозвучали еле слышно… По её щекам струились слёзы, она резко вздрагивала и всхлипывала вновь, сжав в руках своих свой пышный и роскошный хвост. Она упала на кровать на спину. Гета свалились с глухим ударом об пол с её ножек, в белых неизменных носочках. У Сэнко вновь заболело сердце, в груди внутри как будто появилось много битого стекла, что стало колоть её лёгкие затруднять дыхание. Ушки были прижаты. Личико, которое всегда до этого светилось счастьем да радостью, покоем, было перекошено от ужаса, боли душевной, тоски и досады на себя и на него, виновника этого торжества, хотя так это можно было назвать с натяжкой, причём очень даже большой, фигуры речи ради, наверное. Вдруг Сэнко-сан почувствовала какое-то изменение в себе, в своей душе и в энергии, что витала вокруг неё. Это была новая боль, ещё более сильная и тяжкая, чем та, которую она испытала перед этим… Будто заострённая и закалённая катана самурая проткнула её тонкий и изящный стан насквозь. Сэнко широко раскрыла свои глаза и перестала плакать. Новая волна ужаса обволокла её с головой. С испугом и какой-то подозрительной осторожностью Сэнко замерла на месте. Затем, вдруг, она резко вскочила с кровати так, что полы её кимоно разлетелись во все стороны, которые только были возможны, хвостик встал дыбом, ушки — торчком. Кицунэ воскликнула своим высоким и нежным, полным страха и боли голоском: «О нет! Неужели всё-таки собрался… Мне надо предотвратить сию катастрофу, пока не стало поздно ещё. Я держу его тонкую нить жизни в руках своих теперь... Всё сейчас будет зависеть только от меня самой и моих дальнейших шагов. Курото-кун, миленький мой, потерпи немного, я уже иду на помощь к тебе, не дам же тьме поглотить тебя уже на этот раз навеки вечные, душеньке твоей умереть да сгинуть в бездне!..»