Мягкий металл

 Я смотрю на мою сестру Лили, которая капризно выпрашивает у мамы лишнее печенье, и закатываю глаза. Постоянно её балуют! А она прекрасно понимает, как сильно её любят и пользуется этим. Моя пятилетняя сестра является, наверное, самым маленьким ребенком. И если не на всей земле, то в ближайшем Округе точно.  Дело в том, что в последние года рождаемость стремительно сводится к нулю. Часто Лили приходится играть в одиночестве. Конечно, я или мама, иногда бабушка и Маркус составляем ей компанию. Но других детей больше нет. И никто не знает: появится ли в Округе когда-то ребёнок?  Моя бабушка говорит, что это сама природа мстит человечеству за то, что оно сотворило с Землей. Она считает, что теперь нас ждет вымирание. У нас нет детей, которое может заменить выросшее поколение.  Больше мы не страдаем от стихийных бедствий. Ядерная осень медленно даёт шанс восстановиться от снежных буранов и леденящих вьюг. Но последствия губительного воздействия на человеческий организм откликаются долгим эхом. Кроме того, земли сухие и безжизненные. Они не плодородные.  Бабушка Вера говорит, будто это боги хотят искоренить нас полностью и тогда наступит конец всему живому.  Из всех семейных пар нашего Округа ни у кого нет даже одного ребенка. А у нашей мамы есть я и Лили. И мы люди, точно земля, перестали давать всходы. Человеческое семя не крепнет, не растёт.  Лили самое драгоценное сокровище, потому что она будущее не только нашей семьи, но может быть и всего человечества. И конечно, маленькая принцесса чувствует свою особую роль. Порой она требует повышенного внимание. Хотя, впрочем, бабушка говорит, что всем детям это свойственно. Мама вручает ей заветную сладость, и мы поднимаемся на перегонки наверх. Она плетет мне красивые, по ее мнению, косички. Мне, если честно, слегка больно, но я потерплю. Конечно, я немного ворчу на нее: – Нельзя ли полегче, молодой цирюльник? – Нельзя, – строго отвечает она мне, – скоро придет Маркус, а перед ним нужно выглядеть красиво.  Строго говоря, выглядеть красиво по мнению Лили совсем не совпадало с моим понятие о красоте. Но перед Маркусом я могу выйти и в затертых брюках, заправленные в отцовские сапоги. Поэтому за прическу можно не волноваться. – А когда вы с Маркусом поженитесь? – Не унималась сестрёнка. Она любила эти вопросы, а я нет. На стене висит зеркало, и я смотрю в его отражение на Лили. Маленькие чуть пухлые ручки старательно перебирают мои волосы. У Лили красивое лицо с розовым румянцем, а светлые кудри делают её похожей на милую куклу. И как объяснить её, что Маркус – мой лучший и единственный друг, а за друзей замуж не выходят? У нас с ним никогда не было выбора – с кем дружить. Мы всегда были вместе. Это наша взаимная необходимость. Иногда я думаю: «А дружила ли бы я с Маркусом, будь у меня выбор?».  Меня дергают за косу, в качестве напоминания о том, что на вопрос я так и не ответила. – Мы не поженимся с Маркусом, ведь он мой друг, - спокойно говорю я. На что в ответ слышу цоканье языком. Похоже, ответ Лили не понравился. – Тебе нужен муж! – Опять? – Искренне удивляюсь я своей личной свахе. Ведь только на прошлой неделе я вышла в двадцать второй раз замуж за кота, а до этого моим мужем был хомяк, ручная крыса, петух, которого мы, кстати, купили, чтобы сварить суп. А однажды я стала женой дерева во дворе. – Да, уже пора, семнадцать лет сколо, – Лиля иногда не выговаривала некоторые слова, и её оговорка показалась мне очень милым.  Я слышу, что к нам в дом зашёл Маркус. Он поздоровался с моей мамой Катариной. – Здравствуйте! А где Кейси и Лили? – Следует пауза, после которой я слышу, как разворачивается что-то, по шелестящему хрусту напоминающее упаковку. – А это вам. – Здравствуй, Маркус, девочки наверху, – она радушно встретила его, судя по звуку, чмокнув в щеку, - спасибо! «Спасибо? За что?». – Всегда, пожалуйста!  Скрипят половицы. Я слышу, как парень сокращает расстояние между нами и быстро поднимается по ступенькам старой лестницы на второй этаж. – Всем привет! – Маркус приоткрыл дверь и заглянул к нам. На смуглом лице сияет добродушная улыбка. – К вам можно? – Да, но подожди. Мы не закончили, – Лили вплетала во вторую косу красную атласную ленту. – Хорошо, - улыбается он еще шире и смотрит на меня. – За что тебя поблагодарила мама? – Спрашиваю я. – А, так, мелочи. Я принес вам курицу и хлеба.  Мне становится неловко, мясо сейчас на рынке очень дорогое. После смерти моего отца Маркус взял на себя обязанности по заботе о нас. Он заходит к нам чаще обычного, выполняет мужскую работу и помогает по дому. Я благодарна ему. Но, когда он тратит деньги на мою семью, мне приходится очень не по себе. И тем не менее я выдавливаю из себя сухое «Спасибо», хотя и продолжаю чувствовать себя должницей. – Детям нужно есть мясо, – поясняет Маркус. Похоже, он видит моё смущение и желает оправдаться, прикрывшись ребёнком, – так ведь, Лили? – Да! – Кричит она и задирает руки кверху. Она бежит к старому платяному шкафу в свои заветные шкатулочки. Мне подходить к ним было запрещено.  Лили приносит огромную розовую заколку с искусственным мехом. Она с щелчком вкалывает её в мои темные волосы как финальный штрих. – Теперь готово, – она закусывает язык. – Спасибо, – я целую Лили в макушку. Исподлобья я смотрю на Маркуса, который и не пытается сдержать смеха. Я подыгрываю ему. – Ну, как я выгляжу? – Как девушка с розовой заколкой в волосах! – Маркус широко улыбается. Его белые зубы оттенялись на смугло-янтарной коже. – Маркус, Маркус! Расскажешь страшилку? – просит Лили. – Вообще нам пора, – напоминаю я. – Ну пожалуйста, – вытягивает нижнюю губу Лили. Она смотрит жалостливыми глазами на меня, ожидая разрешения.  Я вздыхаю и поднимаю брови. Затем киваю, давая одобрение Марку.  Марк подбегает к Лили и поднимает ее на руки. А потом сажает рядом с собой. – Отлично, слушай! – Маркус прищуривает глаза и переходит на полушепот, чтобы рассказ звучал устрашающе. – В центре нашего Округа среди тумана и пыли стоит Дом Советов. В нём есть лифт. Это такая кабина, которая перемещает тебя с этажа на этаж. В лифте нет окон. Когда он закрывается, кажется, будто воздух вот-вот закончится. Дом Советов самое высокое здание в Округе – в нём пять этажей. Никто, кроме чиновников, работающих в Ратуши не могут пользоваться лифтом.  Лили приоткрыла рот, слушая Марка. А он медленно жестикулировал руками. У него всегда получалось влюблять в себя людей, завораживая их. Совсем как эта история владела сейчас вниманием моей пятилетней сестры. – ... но ходили слухи, – продолжал Маркус, – что иногда обычным людям удавалось зайти в Ратушу и покататься на лифте. Однажды маленький мальчик, – здесь Марк сделал долгую паузу и посмотрел на Лили сверху вниз, – совсем как ты по росту и возрасту, кстати! Так вот, этот маленький мальчик, а звали его Билл, сбежал от мамы в Дом Советов. Как я и говорил, он был низкого роста, и никто не заметил, когда мальчишка попал в здание. Никто не заметил и то, как он зашёл в лифт. Сначала Билл хотел прокатиться на пятый этаж, но не достал до кнопки. Поэтому он нажал такую кнопку, до которой смог достать в прыжке. Билл нажал на четвертый, но рука его соскользнула на третий, и приехал он тоже на третий. Двери лифта разъехались, но мальчик не вышел из него и нажал на второй этаж. Пока он ехал, то снова прыгнул до четвертого. Из-за того, что Билл прыгнул во время движения кабины, сработали защитные механизмы, и лифт застрял между этажами. Рабочие тянули кабину, а с помощью лома открыли двери. Но Билла там не оказалось.  Лили, как и я, слышала эту историю сотни раз, правда периодически ее сюжет немного менялся. Но начало и конец всегда оставались неизменными. Традиционным уже считался и вопрос от сестры: – И где же Билл? – Больше его никто никогда не видел, - последнюю фразу Марк произносил особенно загадочным голосом, а Лили покрывалась мурашками. – Что за история, Марк! – Я скрещиваю руки на груди и жалуюсь. – Ну всё, сегодня опять не высплюсь! – Испугалась? – Маркус смеётся. А я показываю на Лили пальцем и говорю: – Да, только не я. Чувствую кто-то притопает и подвинет меня в кровати этой ночью, да? – Обращаюсь я к Лили, а она обидчиво отворачивается, нахмурив светлые бровки. – Нет, не притопаю! – Хорошо бы, а то запрещу рассказывать эту историю Маркусу, – я смотрю на друга, а он театрально поднимает руки вверх. – Сдаюсь, не ругайся! – Ладно, нам пора, а то опоздаем, Марк, – я вскакиваю с пола и исчезаю в дверях, – побежали!  Мы с Маркусом работали за пять дженей* в час. За пятнадцать дженей можно было купить хлеб, за семьдесят мыло, а за тысячу курицу.  Моя бабушка говорила, что в её время подростки подрабатывали обычно после школы. Но мы с Маркусом не знаем, что такое школа. Бабуля рассказывала, будто школа – это место, где много детей разных возрастов учились читать, считать и писать. Например, меня писать и читать меня научили мама с бабушкой. Зато считать учил папа. Но детей в Округе, кроме меня, Маркуса и Лили нет. Поэтому школы не нужны.  Работали мы с Маркусом на местном комплексе теплиц. Экология нашего района хоть и пострадала, как и остальной земной шар, но позволяла в особых условиях выращивать овощи и растения. Помимо денежной награды, трудиться на теплицах имело свой резон. Во-первых, я отдыхала там душой: красивые цветы привлекали меня. А запахи, которые источали нежные бутоны, наполняли меня смыслом. А во-вторых, иногда нам удавалось вынести парочку кабачков или корнеплодов. В такие вечера, наши мамы готовили вкусные ужины. Воровать ради выживания незазорно.  Пройдя пешком по разбитой брусчатке, мы с Маркусом добрались до окраины и оказались среди парников. Огромными шатрами раскинулись они среди серой земли. Сквозь стекла виднелись сочные зеленые листья. Жизнь. Когда-то она населяла нашу планету. Маркус и я зашли в теплицу №5. В нашу теплицу. Надев обмундирование: фартук, перчатки до локтя, мы вооружились кто чем. Я взяла ножницы, в другую руку лейку и зажала между её ней и пальцами семена, и направилась на грядку. Марк сажал и поливал, а я постригала у выросших декоративных растений жухлые листы. – Завтра день обработки. Не забудьте респираторы, – предупредила Мэри, наша начальница. У неё, как и у Марка смуглая кожа, но гораздо темнее. Если Марк выглядел южным красавцем, то она на красавицу не тянула. Невысокого роста, фигура в форме яблока и толстые руки, под ногти которых забивалась грязь. На самом деле Мэри просто взяла над нами шефство, никакой непосредственной начальницей она не являлась. Но под её руководством мы выполняли работу быстро и правильнее.  Мэри была толстой теткой лет сорока, из тех, кто постоянно не доволен. Вместо разговора она грубила и кричала. Частенько она ругалась на нас там, где необходимости в этом мы не видели. джень* = валюта, введённая Верховным Советом  Зато, когда приходили чиновники из Ратуши, главные по надсмотру за теплицами и озеленению, Мэри словно подменяли. Она всегда нас хвалила и защищала. И никогда не соглашалась уволить, если об этом шёл разговор. – Не забудем, – уверяю я.  «Как можно забыть респираторы?» - думаю я.  Ведь это крайне важный предмет необходимости в каждом доме. Смог, отравивший наш земной шар, неотъемлемая часть нашей атмосферы. Дышать парами ядов и химикатов, разлагающимися радиоактивными отходами горючего от ядерного оружия – наша участь. Раньше респираторы вообще являлись обязательной мерой предосторожности. Лишь каких-то двадцати лет назад Верховный Совет снял закон об обязательном ношении респиратора. Некоторые из других Округов до сих пор боятся, что отравленный воздух губительно скажется на их дыхательной системе и организме в целом. Они продолжают носить респираторы. А наш район, в котором я живу, считается одним из самых чистых. Поэтому выбросов здесь немного и в настоящее время респираторы можно увидеть лишь во время учебной тревоги. Но выкидывать их все равно никто не решается. Они висят в специальном шкафчике каждого дома прямо у входа. Со старой табличкой, украшенной облупленной краской: «Выходя из дома – надень». При строительстве дома в прошлом учитывался такой важный аспект, как хранение средств защиты. Сейчас, кажется, до этого никому нет дела. Нас заверили – всё хорошо. Но может быть, просто уже всё настолько плохо – что все эти маски просто не имеют смысла?  От размышлений моё горло зацарапалось. Потом внутри за грудиной словно что-то щекотало меня, и я разошлась в кашле.  Никто не придал этому значения: все продолжали работать в прежнем режиме. Кашлем никого не удивишь. Можно сказать, это являлось нашим привычным выдохом через раз.  А ещё Маркус подрабатывает на фабрике по изготовлению обмоток для генераторов. Фабрика находится в Городе. Чтобы добраться до него, придётся ехать на велосипеде около двух часов. За работу он получает одиннадцать дженей в час, а работает он по двенадцать часов. Иногда берёт ночные смены. Маркус тоже потерял отца. У него осталась одна мать, о которой он заботился. И кроме того, Маркус помогал моей семье. Моя семья больше его: я и Лили жили с мамой Катариной и бабушкой Верой, её мамой.  Вообще моя семья считается большой по современным меркам. В Округе в основном пожилые семейные пары без детей. Наш Округ спокойный, тихий и чистый. Говорят, что земля здесь чуть плодороднее, чем во многих других местах, что позволяет выращивать овощи в теплицах на экспорт. Из-за этого цена на местном рынке для нас ниже, чем в остальных регионах. Зато у нас очень дорогое молоко, так как коров совсем нет. Я их даже никогда не видела. И покупали мы его всего-то раза три за всю жизнь. Мама рассказывала, когда мы с Лили были маленькие, у не ё у самой вырабатывалось молоко, и она давала его нам. Представить не могу: как это? Я спрашивала об этом бабушку, а она смеялась. Потом объясняла: когда женщины беременны и рожают детей, то первое время после родов у них из груди льется молоко. Мамы прикладывают детей к груди, и те пьют его.  Сейчас ни у кого нет молока. И детей тоже нет. Бабушка говорит, всё из-за того, что Бог наказывает людей. Она считает, это плата за грехопадение Оранжевой революции и за все человеческие свершения. Но отец говорил, что никто никого не наказывает, а люди сами виноваты в своих бедах.  В любом случае, кто бы ни считался виноватым, мне без разницы. О рождении детей не слышно в Округе с тех времен, как появилась Лили. Это печально, ведь такими темпами человечество может переступить черту невозврата. Никаких метеоритов как в случае с динозаврами не надо.  Женщины просто не могут забеременеть, как бы не пытались. Очень богатые пары прибегают к методам экстракорпорального оплодотворения в медицинских Корпорациях больших Городов. Но и эти способы не всегда успешны. Ученые всерьез обеспокоены данной проблемой. Проблемой номер один двадцать первого века.  В две тысячи двадцатом году Оранжевая революция прогремела и облетела весь земной шар. В результате войн между мировыми державами, одна из них использовала атомные бомбы. Ядерный гриб пламенем вспыхнул и мог бы вообще не оставить ничего живого. Птицы, летевшие в небе, мгновенно сгорели в воздухе. Люди, находившиеся в эпицентре бомбардировки исчезли в прямом смысле, оставив после себя лишь тени.  Дальше начался хаос: действие взрывной волны разрушало здания. Горючее и выбросы в атмосферу вызвали снегопад из сажи. Световое излучение, если не убивало людей, то оставляло на них свои метки: рисунки причудливыми узорами выжигались на коже. Начались пожары, охватившие города огненным смерчем. Люди бежали в панике без разбора, кто-то пытался спасти свои вещи, другие бросали всё и в суматохе теряли друг друга. Единицы падали на колени и молили Бога о чуде.  В две тысячи двадцатом моей бабушке было семь лет, её старшей сестре пятнадцать. Позже её старшая сестра, как и многие, умерла от лейкемии. А вот бабушка живёт за двоих. В сегодняшнем две тысячи восемьдесят восьмом она одна из самых старших жителей, которых мне довелось видеть.  Хотя по правде людей я видела не так уж и много. Я мало видела людей прошлого, которые помнят Землю прежней. Бабушка рассказывает об ослепительной вспышке света и раскалённом жаре в тот день.  Мне нравится слушать тех, кто застал то время. Они все говорят, что Земля приходилась прекрасным местом. Зеленые деревья, которые я вижу только в теплицах, росли везде и дарили пленительную прохладу теней в знойные дни. Огромные парки с вереницей живительных насаждений юных и сочных листьев. Бесконечные и массивные леса. Чистые бурлящие реки и прозрачные тропические океаны.  Сейчас земля серая.  Да, я мало видела людей прошлого. А из будущего и вовсе никого не увижу, кроме Лили.