Мягкий металл

– Бабушка, расскажи, а что такое Оранжевая революция? – впервые попросила Лили, сидя у ног бабушки. Я и Маркус переглянулись. Когда-то и мы задали этот вопрос. Но теперь, зная ответ, я погладила себя по плечу, а Маркус подсел поближе, точно хотел укрыть меня от чего-то. Рассказ будет долгим. Бабушка Вера расположилась в кресле, глаза ее, покрытые молочной пленкой, тупо смотрели вперед. «Мои глаза съела катаракта» – говорила она мне в детстве, когда я была такой как Лили. Тогда я представляла почему-то катаракту как крысу, которая пожирает бабушкины глаза и плакала. Потом мама рассказала мне, что она слепа. – Оранжевая революция случилась в 2020 году, весной. Мне тогда недавно исполнилось 7, моей сестре 15. Предпосылки к этому начались задолго до моего рождения. Почему ее назвали революцией, я не знаю. Одни называют ее революцией, другие войной. Я называю это катастрофой. Мы с сестрой вернулись домой из школы, когда по всем радиостанциям и телевидению оповестили, что КНДР выпустила атомную бомбу на Америку и Россию. Сначала мы ничего не почувствовали. Однако потом воздух стал сухим и жарким, а когда мы ступали по земле, к ногам точно приливала лава. Затем жар начал исходить от нагретых бетонных зданий, некоторые плавились, а другие разрушались от мощных ударных волн. Стекла вылетали из домов. Я поранилась осколками, потому что сидела у окна. Потом сказали, что людям, находившимся в помещениях, повезло больше – на них не подействовали прямые и самые вредные световые лучи. Люди, которые находились в эпицентре взрыва, исчезли. В самом прямом смысле растворились, приняв смерть от луча. Затем пару штатов в Америке исчезли в мгновение. АЭС, находившиеся там не сработали в экстренном режиме, реакторы нагрелись и не справились. Крупнейшая в мире страна по количеству ядерных реакторов и вырабатываемой энергией, не справилась с внештатной ситуацией такого масштаба. Затем выбросы радиации в атмосферу и в воду. Люди рассказывали, как видели огромный оранжевый ядерный взрыв, и думали, что он разрушит всю землю. Я боялась, что она треснет как орех. Но она выдержала. Скорлупа треснула, но ядро осталось. Началась паника. Она охватила умы людей. Все начали собирать вещи и уезжать. А куда? Зачем? Бессмысленная затея. Мы все были под тем грибом. Неизбежность. Сначала мы ничего не понимали. Нам сказали эвакуироваться в убежище и жить там. Первые несколько недель так мы и жили в бункерах, а потом первые жертвы лучевой болезни начали страдать и умирать. Нам пришлось выйти, чтобы найти помощь для них. Да и сидеть среди тел людей было не по себе. Когда мы вышли, то не узнали землю. Пепел, серая грязь, мертвые растения. Разрушенные здания. Рекламные билборды, треснутые и потерявшие цвет лежали посреди искорёженного асфальта. Вся электроника вышла из строя и буквально расплавилась. Все компьютеры, все сети прекратили свое существования. Страх охватил нас, когда мы подняли головы вверх. Вместо ясного голубого неба, кирпичное зарево. Оранжевое-красное небо, долго висело кровавым полотном над нами. Со временем оно посерело. Вдохнуть свежий воздух невозможно. Кругом смог, сплошная смола в легких. Я была маленькая и думала, что мы все пережили, но последствия дали о себе знать лишь спустя годы. Куча смертей от облучений, от болезней, которые провоцируют выбросы, респираторные расстройства и лейкемия. В том числе и моя сестра...Она умерла от лейкемии в страшных муках. Лиля слушала молча и внимательно. Ее большие глазенки вытаращились и стали еще больше. – Бабушка, а зачем скинули бомбы? – Этот вопрос я задаю себе и по сей день. *** Мы с Лилей разбирали ее игрушки. У нее был огромный сундук, в который влезало много тряпичных кукол. Их в свое время мне сшила мама. И был один динозавр, его принес Маркус, сама не знаю откуда. Эта игрушка очень отличалась от набитых ватой с большими головами кукол и очень нравилась Лиле. Как сказала бабушка, потрогав куклу, это пластик. Её утраченное зрение обострило остальные органы чувств, в том числе и тактильные ощущения. Запретный материал, из которого больше ничего не изготавливают. Пластик попадает в землю, и он разлагается десятилетиями, своими продуктами распада отправляет ее. Бабушка сказала, что раньше все выкидывали пластик и не задумывались. Были пластиковые бутылки, пластиковые пакеты и многое другое. Неужели люди раньше были настолько глупые, что не понимали последствий того, чем они занимаются? Выкидывать пластиковые вещи в землю – это же чудовищно! – Смотри, у нее мамина юбка! – Лиля, прятав куклу, обнаружила на ней такую же ткань как у мамы. Это была ее любимая игра, когда мы убирались. – Точно, – сказала я и посмотрела вокруг. Наша с Лили комната была очень темная, потому что стены и пол сделаны из темного дуба. Сквозь окна просачивался золотой свет солнца. Он падал на нас и никогда не падал на кровать, поэтому нас не могло разбудить небесное светило в рассветный час. Около кровати находился тот самый сундучок, в который складывала свои игрушки Лили. А напротив стоял большой платяной шкаф. Все было до невозможности темным, и, хотя мы прибирали очень часто, все примеси в воздухе постоянно залетали к нам в окно и оседали на лаковой мебели и полу. Выглядело так, будто тут никто не живет. Стараясь придать месту уют, однажды я вынесла из теплиц маленький горшочек с зеленым растением. Его извитой ствол имел несколько тоненьких веточек, от которых в свою очередь отходили другие. На самой толстой из них набухла почка. Работая в теплицах, я знала, что это означает: скоро деревце зацветет. Интересно, какой цвет поселится у нас в комнате? – Лили, Кейси, спуститесь вниз! – позвала нас мама. Мы вышли в узкий коридор. В комнате напротив я увидела бабушку, уснувшую в своем кресле. Лили подрезала меня и затоптала бегом вниз по лестнице. – Не спеши! –  осторожничала я, помня, как однажды свалилась кубарем с четвертой ступеньки. Все обошлось, я получила растяжение и шрам небольшого размера на левом предплечии. До сих пор правда не могу понять, почему мама лечила меня дома и не повела к врачам в Город. Мы сели в гостиной на первом этаже, до куда доходил чудесный запах курицы, которую принес Маркус. Похоже, нас ждет вкусный обед. – На работе нам сказали, что будет профилактический осмотр, – начала мама. Сейчас работала на ткацких станках, хотя до этого работала вместе с отцом в Городе на спичечном заводе. Отравления фосфором были частой практикой среди изготовителей спичек. Белый дешевый фосфор оказался запрещенным Верховным Советом, но кого это волновало? Уж точно не владельцев фабрик. Отец умер от тяжелой болезни, вызванной накоплением этого вещества в организме. – Профилактический осмотр? – повторяю я. – Это значит, что сюда приедут врачи из Города. Слышала, это будут медики из Корпорации «Пролайф». –  Мама, а это больно? – Лили схватилась за мою коленку, причем достаточно крепко для ребенка ее лет. – Нет, – сказала мама, слегка замявшись, и посмотрела на меня. Врачей мы часто не видим, они только в Городе. Хотя, конечно, у нас есть в Округе аптечные пункты и старый фельдшер Роджер. Роджер на один десяток младше моей бабушки, и он родился в Северной Америке. Почему-то, когда я упала с лестницы и думала, что моя рука сломана – мама повела меня к Роджеру, а не в Город. Возможно, она хотела, чтобы мне оказали помощь как можно скорее. Так размышляла я. Но почему после оказания первой помощи, меня не повели в Город? Я плакала, а Роджер меня успокаивал. Он не носил дома белого халата, поэтому испугаться его я не успела. Помню, мне наложили 5 или 6 швов, огромной иглой. Меня шили будто бы я тряпичная кукла из сундучка Лили. Я не помню боль, но я помню, как плакала и вырывалась. Роджер сказал: – Ты не должна почувствовать боль, я помазал тебя специальной мазью, которая притупляет её. «Необычно, это так можно лечить любимые болезни? Просто мажешь и боль уходит» – думала я маленькой. Но сейчас я знаю, что чем бы ты не намазал, боль потом обязательно вернется, если не устранить первородную причину и не убрать источник. И это не про лекарства и болезни. – Главное, не позволяй им ничего с собой делать, – аккуратно взяла мама Лили за руку и погладила ее, но посмотрела на меня. Мама вернула меня в реальность из своих мыслей. –Так это больно? – не унималась Лили, напуганная словами матери. – Нет же. Они будут смотреть тебя, твои глазки, нос, ушки. Могут поднести к тебе деревянную воронку и послушать как ты дышишь. Но если они начнут доставать иголки, я не позволю ... – Иголки?! – Лили заплакала, не дав маме договорить, вырвалась и убежала на верх. – Лили, вернись, я серьезно! – мама скривила губы и натянула их. Я все это время молчала, пытаясь вспомнить свой профосмотр. Помню мама сказала, что у меня жар и мне померили температуру с помощью ртутного термометра. Я вся горела, а моя простыня стала такая мокрая от пота, что противно было переворачиваться. Моей маме сказали явиться со мной на учет в Город как только жар спадет и дали таблетку. Но я не помню её вкуса. – Кейси...  - у матери изменился голос, она тоже хотела взять меня за руки, как Лили, но, когда протянула руки, развела их и положила мне на колени, – нам со швеями положено проходить осмотр всем вместе и в одно время, потому что карточки расположены не по семьям, а по месту работы. Тебе тоже скажут идти с Маркусом и другими рабочими с теплиц. Лили я возьму с собой и ее сразу осмотрят вместе со мной. Тебе же придется быть самой. – Не переживай, я поняла. Если ты не сможешь, я возьму сестру с собой. – Нет, за Лили не беспокойся. Ей разрешат быть с матерью, а вот ты считаешься взрослой и будешь одна. – Я не боюсь - нежно улыбнулась я маме. Мама же строго посмотрела на меня и молча поднялась доготавливать обед. Как мама и говорила, нам тоже выдали карточки на осмотр, через два дня следует прийти в административный корпус Дома Советов, самое большое и высокое здание в Округе. В Доме Советов находились чиновники, управляющие Округом, судьи по мелким делам и медпункт. Мне Дом Советов представлялся картонным листком с подставкой. До смешного – судья посылал решать дела в Город, а в медпункте сидел тот же Роджер, который чаще всего тоже посылал в Город. В медпункте недостаточно было лекарств, но Роджер всегда пытался помочь. А вот судья напротив, с вечно бегающими глазами боялся даже собственной тени. Отправлял он в Город «согласно Уставу», иногда абсурдно отказываясь вести дела, до которым не было дело в Городе. Обратившиеся истцы получали в Городе распоряжение, в котором давалось разрешение местному судье вести дело. И лишь тогда, получив эту бумажку, судья из Ратуши соглашался выслушать. *** Я и Маркус добирались на велосипедах от теплиц до дома, у нас сегодня был день обработки. – У меня есть два направления на медосмотр, завтра направление от городской фабрики и через два дня от теплиц. – Но ты взял карточку от теплицы, я видела. – Да, я пойду с тобой. – Спасибо, но может стоило пойти завтра? Я думаю, чем раньше это кончится, тем лучше. – Какая разница? Ты что, трусиха? – Конечно, нет, – но на самом деле внутри меня что-то зудело жучком беспокойства. Может, это паника Лили передалась на меня? – Тогда заеду на завод и возьму карточку на завтра, - я поняла, что Маркус видит меня на сквозь. – Не надо, Маркус. Будь со мной, – я поймала его улыбку.