Мягкий металл

Наступил день профосмотра. Рабочих отпустили с их мест и сказали явиться в административный корпус с карточками. Дело серьезное, если кто-то не придет, то это грозит штрафом или увольнением, и, кроме того, в конечном итоге за тобой все равно придут – но уже констебли. Постучатся в двери и силой отведут для медицинского обследования. Обязательная процедура. Я спускаюсь вниз по лестнице, заглянув в комнату к бабушке. Её там не оказалось, лишь ветер сквозняком подул на меня. Она с Лили и мамой завтракала на первом этаже. Бабушке помогла спуститься мама, сегодня она отвезет её на осмотр. Для этого мы попросили соседа через два дома, у которого есть лошадь, заехать за нами. Бабушку Веру посадят на телегу, в которую впряжена лошадь. Моя любимая бабушка слепа и сама из дома не выходит, ей тяжело передвигаться. – Доброе утро! – говорю я. В ответ мне тоже пожелали утра все, кроме Лили. Она очень обеспокоилась предстоящим посещением врача и капризничала. Она крутилась на стуле, и её каша осталась совершенно не тронутой. Обеденный стол стоял в гостиной, туда из тесной кухни приносили еду. Желая присоединиться к семье, я отодвигаю стул, но мама хватает меня за руку отводит на кухню. – Тебе нельзя есть сегодня ничего, кроме этого, - мама достает из шкафчика наверху карандаш. Должна сказать, эта письменная принадлежность сейчас считалась большой редкостью, потому что почти никто не использует карандаши и ручки. В Городе у обеспеченных людей есть устройства разной формы и толщиной не больше спички. На них вносится разная информация с помощью собственного пальца. У нас в Округе карандаши валяются за ненадобностью – работающим некогда писать. Мама ломает карандаш и ей в ладонь падает графит. – Что? Мама? – я ничего не понимаю. Мой желудок требует еды и урчит. Я не ужинала вечером и сейчас испытываю голод, который кинжалами режет меня изнутри. – Ты должна съесть это. У тебя поднимется температура, и ты скажешь, что тебе плохо, поняла?  Никому не говори, что ты это ела. Даже Маркусу. Мать держит в своих тонких пальцах длинный стержень цвета асфальта. Я смотрю сквозь него на мать, а она на меня. – Зачем мне это есть? – я абсолютно ничего не понимаю и хочу капризничать не хлеще Лили. Можно я вернусь к столу? – Кейси. Я не могла подобрать слов, чтобы сказать тебе раньше, – мать осторожно смотрела в гостиную сквозь матовое стекло в двери и спустилась на шепот, –  но тянуть больше некуда. Я не знаю, что будет сегодня на осмотре. Но обычно в твоем возрасте девочкам делают прививку с PRO-вакциной. – И? – подняла я брови. Ведь всем известно, что прививают абсолютно всех. Несколько Округов контролирует административный центр – Город. В каждом Городе свои порядки и законы, которые учитывают особенности Округов. Верховный Совет осуществляет надзор за такими проблемами как экология, голод, ядерная осень. Проблемы климата, загрязнения окружающей среды и распределения ресурсов наиболее значимые для человечества. Другие вопросы – более мелкие, решают и проверяют городские представительства. Причем иногда власть Города порой кажется мне выше самого Верховного Совета – так прочно укрепился авторитет и статус Корпорации, которая заправляет там. Корпорация Города решила заняться оздоровлением наших Округов, поэтому ввела программу медицинского контроля. – Тебе не нужна прививка, - выдает мне мама. – Почему это? - я понимала, что мама не может желать мне плохого. Но на сколько я знаю, прививка нужна всем. Она помогает защищать нас от многих болезней, особенно от респираторных: ведь дышать нашим воздухом все равно что выпить яду. Убийственные примеси распространяются с кислородом по току крови и притекают к нашим органам. Мама вздохнула. – У меня была подруга на несколько лет младше меня. В день профосмотра мы пошли вместе с ней на обследование. До этого я кашляла на протяжении двух недель, охрипла и у меня поднялась температура. Мне нельзя было делать прививку из-за такого состояния. А моя подруга была здорова. Ей сделали прививку. – И она умерла? – думаю я о самом страшном. – Нет, она жива. Но... – Что «но»? – У нее не наступили месячные, Кейси. Она так и не смогла забеременеть. – Мама, я не думаю, что это взаимосвязано, – говорю я, не понимая, откуда такая уверенность о причине-следствии. – Я так и не сделала прививку, Кейси. Не поехала в Город. Твой отец тогда работал в административном корпусе уборщиком. Ты знаешь, я дружила с ним всегда. И рассказала ему о своем подозрении. Он пошел в кабинет врача, чтобы якобы прибраться. И нашел документы, в которых фиксировали женщин, привитых и нет, беременных и рожавших тоже учитывали там. Еще он заметил зависимость спустя годы, когда мать Маркуса и Эшли родили их. Они не были привиты. По спине пробежал холодок: Эшли родилась, когда мне было четыре и умерло через пару месяцев от простуды. Её потерю оплакивали всем Округом. Поэтому все так дрожат над Лили, последним ребенком в нашем пригороде. –  Почему вас не поставили на учёт? Не проследили, чтобы приехала в Город? – Поставили. Но твой отец очень помог, подделав некоторые карточки о том, что прививки сделаны. – Как...он это сделал? Ведь база Совета в Городе очень серьезное дело. – Да, ты права. Часть документов он выкрал, часть испортил. Его причастность тогда доказать не смогли, но из Дома Советов, конечно же, выгнали. Потом его никуда не хотели брать после этой темной истории, и ему пришлось пойти на эту чертову фабрику по изготовлению спичек… – у мамы сорвался голос и глаза заблестели. – Мама…– я беру её мягкую руку в свою, –  я тоже скучаю по папе. – Пожалуйста, съешь сейчас, чтобы графит начал действовать, – мама быстро моргает глазами и утирает нос. – Если всё так страшно, то почему нельзя говорить об этом Маркусу? Он же мой друг. И всегда нам помогает. – Да, я знаю, Кейси. Он твой друг, очень хороший молодой человек и всегда нам помогает. – И это, конечно, хорошая причина не доверять ему, – сложила я руки на груди. – Разумеется нет. Но у твоего отца тоже был друг, которому он все рассказал. – И? Маркус не такой!  Мама заливается краской и обнимает меня. – Конечно, не такой. Прости меня, Кейси, я просто очень боюсь за тебя. Я просто боюсь, чтобы он не проболтался. – Маркус не проболтается, ты же знаешь.  Мама отходит от меня и заправляет за уши мои темно-русые волосы. Мне не нравится, так они кажутся зализанными. Вдобавок на концах они пепельного оттенка и, кажется, будто на мне мел, а голова немытая. – Пожалуйста, съешь это, – мама настойчиво, но мягко просит меня исполнить её просьбу. Я беру в руки графит и смотрю на него. «Сожрать темную палку? Да я в детстве гадостей не ела, не то что сейчас» - мой взгляд переходит на мать, которая переминается с ноги на ногу. Еще секунда и, похоже, она сама засунет этот стержень мне в рот. Собравшись с мыслями и накачав слюны, я сделала то, о чем меня просили. – А Лили? – переживаю я за сестру. – Я заставлю её съесть кашу. – Она невкусная, - морщу я нос, а потом улыбаюсь и шучу, - а что, Лили съест её и побежит в туалет, не выдержав эту гадость в своем нежном желудке? – Там тоже измельченный графит, - пропускает мимо ушей мама. Перед глазами всплывает эпизод из прошлого. Несколько лет назад, маленькая я сижу за столом и жду медосмотр. Завтрак от волнения не лезет, а на меня кричит мама. Наматывая сопли на кулак, со слезами и истерикой, но я кончила кашу до последней ложки. А ведь у меня тоже был жар. И прививку мне не делали. Все понятно, значит, еще тогда мама подсунула мне вещество, повышающую температуру. А сейчас я, выходит, взрослая и заслужила доверия, раз мне суют эту гадость без прикрытия. *** Не сообщать Маркусу о маминой теории заговора я не посмела. Как только мы встречаемся у Дома Советов, я отвожу его в сторону и выкладываю на духу все что было. Маркус не понимает, шучу ли я или нет. Он растерялся. Его густые брови приподняты, но при этом глаза выражают интерес. – Да ладно. И ты съела целый стержень? – Конечно, нет, – Маркус расслабился, но я добавляю, –  я оставила тебе половину. Тут Маркус вновь напрягается, а я достаю из кармана кожанки завернутый в салфетку графит. Он даже попятился назад, подняв руки, будто я держу в руках оружие. – Воу, воу, Кейси, ты чего? Ты все-таки ела его? А вдруг тебе будет плохо? – Я не знаю, как действует эта штука, но мама сказала, он поднимает температуру. Ты мой лучший друг, и я хочу, чтобы ты это тоже съел и тебе не делали никаких прививок. Маркус теперь был более серьезен. – Все дело в том, Кейси, что мне уже делали прививку. Я на два года старше, поэтому вакцину мне уже применяли. И если все так, как ты и говоришь, то я уже не смогу иметь детей. Я очень расстраиваюсь. Ведь, если моя мама права, значит, Марк окажется бесплоден. – А вдруг эта вакцина действует только на женщин? – спешу я успокоить, только не понимаю, кого именно: себя или друга. Он нежно берет меня за плечи. – Кейси, не волнуйся. Спасибо за доверие и то, что переживаешь. Без обид, но я думаю, твоя мама после смерти твоего отца просто немного... – Съехала с катушек? – заканчиваю я за него. – Нет, я не это хотел сказать, – видно было, что он замялся и подбирал правильные слова. Но смысл оставался тем же. Да как он смеет? Моя мать не сумасшедшая. И, возможно, я бы тоже не поверила, скажи мне чужой человек всю эту чушь. Но, если задуматься, ведь именно у моей матери два здоровых ребенка в то время, когда другие и мечтать о таком не смеют. Если это простое совпадение, то ничего страшного, если я не сделаю вакцинацию. А если мама права, тогда я потеряю всё. *** В кабинете врача было довольно мрачно, серые стены, темный потолок и механизмы на столе, демонстрирующие отдельно работающие части организма. Гнетущая атмосфера обволакивала пеленой все в этой комнате. Даже аналоговые часы на всю стену, которые обычно успокаивали меня, сейчас раздражали. Звук тикающей секундной стрелки действовал мне на нервы. Может быть, это из-за моих мыслей и маминого откровения мне все казалось таким ... пугающим? – Кессиди Фейри, шестнадцать лет? – Все верно. – Ты на что-то жалуешься, Кессиди? – Разве что на дорогие цены на мыло. Врач улыбнулся. – У тебя болит что-нибудь? «Нет, ничего» – проносится у меня в голове, но иначе звучит ответ, срывающийся с языка, совершенно неожиданно для меня: – Головная боль и... Чувство жара. Врач до сих пор писавший что-то в моей карточке волнистым почерком, поднял глаза из-под своих пенсне. Необычно, что писали на бумаге – но компьютеров в Округе не было с тех пор, как сгорел единственный пару лет назад. Тогда Город обещал прислать новый. Доставка немного затянулась. – Жар, значит. Надо померить температуру. Он достал термометр и приказал засунуть подмышку. Ртутные градусники в свое время запрещали и меняли на электронные, потом вновь возвращали и снова запрещали. Наконец их вновь вернули в оборот. Решили, что электронные с пластиковым корпусом противоречат устою «жизнь без пластика», а ртуть в том количестве, которое имеется в термометре безопасна. – Сто один градус по Фаренгейту, – беспристрастно озвучивает врач, –  и давно у тебя такое состояние? – У меня? Врач смотрит на меня, а я понимаю на сколько глупый мой вопрос. – Два дня, - выпаливаю я. Меня не готовили к подобному вопросу, поэтому я теряюсь. Врач садится на место. – Еще что-нибудь беспокоит? –  отодвигается на стуле врач, поправив белый халат, наверное, единственное светлое пятно в комнате. – Кашель, – более уверенно вру я. Решаю, что показательно кашлять не стоит, сделаю это через пару фраз. – Кашель от этого воздуха сейчас у всех. Хотя, судя по температуре у вас воспалительная реакция, и ты простыла. Нужно сдать анализ крови. Услышав про кровь, я запаниковала. А вдруг анализ что-то раскроет? И вообще, подпускать иголку к себе мама запретила. Что же мне делать? – Да, я действительно простыла, недавно попала под дождь и промокла до нитки, –  подтверждаю я и надеюсь, что доктор не запросит выписку метеорологических условий нашего района. Ведь дождя не было уже больше трех недель. – Давай я тебя послушаю, –  он жестом приказывает мне встать, - а потом решим. «Какая же я дура!» – я словно ошпариваюсь кипятком. Причем изнутри. Конечно, врач ничего не услышит, никакого кашля или хрипов, когда будет выслушивать легкие. И тогда точно скажет, что нужно сдавать анализ. А может и делать прививку! Врач плотно прикладывает на симметричные участки моей грудной клетки воронку стетоскопа. Он слушает меня, иногда отдавая команды дышать или затаить дыхание. Кашлять я не решилась. – Никаких хрипов нет, - звучит как приговор. Мне казалось, что я не дышу. Мне хочется вернуться домой и наконец-то нормально поесть. От голода и волнения мой желудок загибает меня пополам. - Голубушка, у тебя с желудком проблемы? Я обратил внимание на его шумы, хотя слушал не брюшную полость. Он урчит как отбывающий пароход. «Это мой шанс!» – думаю я. –  Да, да! Похоже, съела что-то. Может, отравление? – Рвота, тошнота? – врач переворачивает лист и проводит по нему рукой. – Рвота да, тошнота нет, - говорю я, а потом понимаю, что сморозила глупость, - то есть, тошнота да, рвота нет. – Что ела на завтрак? «Графитовый стержень» - думаю я. – Ничего. «Почти правда». – А вечером? – Курицу. У нее был несвежий запах, – многозначительно добавляю я. – Приляг на кушетку, я посмотрю, что с твоим животом. Несколько минут экзекуций показались часом. Врач давил мой кишечник так, что мне захотелось в туалет. Я одеваюсь, а мужчина в пенсне, похоже, решил исписать всю карту осмотра. – Я тебе выписал рецепт, подойдешь к вашему аптекарю и тебе дадут лекарство. Будь дома, а если надо прочисти желудок. И не сдерживай рвотные позывы, – он протягивает мне лист, я беру. – Спасибо, - говорю я и собираюсь уйти. – Тебе положено сделать прививку, - говорит доктор о том, о чем я надеялась, он забыл. У меня в голове проворачиваются разные планы действий, среди которых самым отчаянным, но не бестолковым кажется решение блевануть прямо на доктора. Я думаю о том, смогу ли вызвать рвоту силой мысли.   – Я ставлю тебя на учёт, - продолжает врач, не поднимая головы. А я, наверное, уже зеленая, ведь пытаюсь вызвать утренний стакан воды с карандашным содержимым наружу. – Учёт? – радуюсь я, это значит, можно оттянуть момент. – Делать прививку при температуре нельзя. Ты должна будешь явиться в Город, в Корпорацию. И еще сдадим анализ крови, посмотрим, что там. Внутри меня все сжалось. Значит, меня все-таки кольнут иголкой? Нужно что-то срочно делать. – Так записал. Как только упадет жар, приезжай к нам Город. Держи карточку и талончик, – он отрывает еще маленькую бумажку и возвращает мою карточку, - это важно. – Я могу идти? – Сейчас, сдадим кровь и отпускаю. Сестра! – он позвонил в колокольчик на столе и так позвал медсестру. Она сидела в соседнем кабинете на приеме у другого врача. Видимо, врачей прибыло больше, чем медсестер. Вот ей и приходилось переходить из одного кабинета в другой. – Если это не очень важно, можете не звать медсестру. Я просто очень боюсь крови и могу упасть в обморок, – объяснила я. На меня очень недоверчиво посмотрели. – Сказать честно, ты вообще на симулянтку похожа. «Чёрт, он меня раскусил!». – Что? Простите, но мне так плохо! Вы ведь не хотите приводить меня в чувства? – я продолжила наступать. У врачей были жесткие рамки нескольких рабочих дней. За это время надо было принять всех жителей моего Округа, провести профосмотр. Помимо всего прочего была открыта запись на дополнительные посещения. Как я уже сказала, врачей, кроме Роджера, у нас не было. Поэтому желающих прийти в Дом Советов к докторам из Города собралось достаточно. Полагаю, лишние заботы в такой сложный день, врачу не были не нужны. Кроме того, я и так задержала прием, тянув время. И на мое счастье сестра всё никак не шла к нам в кабинет. Поэтому моему доктору ничего не оставалось, кроме как согласиться со мной. – Ладно, можешь идти. Но обязательно приедешь в Город, – он посмотрел на записи в журнале и потом на меня, – Кессиди Фейри. Я выхожу из кабинета, не захлопывая дверь. В нее вошел следующий человек, как по конвейеру. Я смотрю на длинную очередь. Мое сердце стучит как барабан, казалось, что его слышат все. «Он знает теперь мои данные, имя, фамилию» – думаю я и прохожу мимо вереницы людей. «Да ну нет. Столько людей, он и забудет кто я такая» – пытаюсь я успокоить себя, а потом останавливаюсь. Меня пронзает осознание того, что людей с высокой температурой, вышедших из кабинета без вакцины, очень мало. И уж девушку, отказавшуюся от анализа крови, точно запомнят. «И что дальше? Мне нужно действительно ехать в город?» – я стала продумывать план действий. Может поехать в Город, опять съесть графит, он повысит температуру и мне вновь на какое-то время отсрочат прививку. А может, наоборот заинтересуются мной и станут обследовать. И тогда узнают, что я ни разу не привитая. Тогда я не должна ехать в Город. А если меня будут искать? Я не хочу в Город! По рассказам отца там постоянно серое небо, а по словам Маркуса там очень опасно и почти нет зеленых насаждений. Нет, решено! Никуда я не поеду!» - я зажмуриваю глаза, а когда открываю их, то продолжаю идти по коридору. Очередь из людей кончилась, а я продолжала идти, не замечая, что скоро упрусь в стену. Как бы там ни было, думать сегодня о будущем мне совершенно не хотелось. По крайней мере на время я себя сберегла. Значит, пару дней, а может и недель, я могу пожить нормальной жизнью. Ходить в теплицу, кататься с Маркусом на великах и играть с сестрой. От предвкушения у меня даже снова заболел желудок. А я и внимания не обратила, потому что вся погрузилась в мечты. Да, точно. Я побегаю с Лили, поиграю с ней в куклы. Потом за мной заедем Маркус, и мы наперегонки доберемся до теплиц. Я, конечно, выиграю. Пыльный ветер запутает мои тёмные волосы, я буду смеяться, и мой рот наполнится мелким песком. Полдня я буду ощущать его на зубах. И до самого вечера мы с Марком погрузимся в другой мир: мир зелени и духоты. Духота, накопленная в парниках, единственное что сковывает нас. В остальном я точно летаю. Мы с Марком балуемся и даже кидаем друг в друга землей, такой черной и влажной. Я снова смеюсь, а Марк смеется, потому что смеюсь я. – Кейси! Кейси! – по коридору раздается взволнованный мужской голос. Я оборачиваюсь, голос принадлежит Маркусу. Он бежит до меня. Я ещё не знаю, что заставило его так испугаться. Но внутри готовлюсь к самому худшему. Марк не тянет кота за хвост и быстро объясняет, что случилось. – Они забрали Лили! И увезли её в Город. Внутри всё облилось кровью точно заросли чертополоха колючками впились мне в сердце. И всё мое нежелание ехать в серый Город оказалось перекрыто огромной нуждой. – Я еду за ней.