Мяса и зрелищ

Передние места в автобусе никогда не оснащали сидениями с прорезями или желобами для хвостов. Для антропоморфов или, как их называли презрительно, «фуррей» постоянно резервировали задние, где сильнее укачивает и дрожь от двигателя нестерпимее. Приложив проездной к пиликнувшему автомату, протиснувшись сквозь битком набитую бесшёрстыми потными орангутанами переднюю половину салона, крыс Бакчар, поджимая хвост, сел на заднюю скамью, развалившись на свободном ряду. Вслед за ним попыталась протиснуться дурно пахнущая немытой промежностью бабка, тяжело опиравшаяся на палку и сильно гнувшаяся. Воняло от неё так, что даже марлевая повязка на морде Бакчара не спасла. Тому не пришлось особо трудиться, незаметно подсовывая ей под ноги одну из задних — тряска автобуса внесла более ощутимый вклад. Старуха покачнулась и грохнулась на пол, растянувшись посреди «фурьской» задней части автобуса. Незачем зариться на чужую территорию. Отвернувшись от стонущего человека, пытавшегося кое-как подняться, Бачкар уставился в запылённое окно. Автобус вклинился в утренний поток автомобилей и с более-менее приличной скоростью двинулся к новой остановке. Тоскливым взглядом провожая баннеры с улыбающимися девушками или примерным семьянином, выходящим с выводком из очередного сетевого магазина, Бачкар впал в состояние лёгкого ступора, когда вроде бы ты и бодрствуешь, но всё вокруг тебя кажется сном. Кошмаром, если брать данный момент. Люди давно уже не использовали антропоморфов в военных целях — на планету вернулся мир, и генномодифицированные суперсолдаты стали менее востребованы. Но куда девать уже народившихся? К тому же, любая военная технология рано или поздно пробьётся на общепотребительский рынок. Торговать фуррями это, вроде бы, всё равно что торговать домашними животными. Не рабовладение же, как люди считают. Постепенно, когда количество фурри увеличилось, у них даже появились кое-какие права. Например, устроиться на работу и зарабатывать деньги. Бачкар прекрасно знал, что эта подачка была сделана лишь для самих людей, чтобы толкнуть фурри на занятия, «низкие» или опасные для человека. Ну и заткнуть рты тем, кто им сочувствовал — есть для разумных зверей по четыре кресла с дырками в задней части раздолбанной маршрутки, так пусть больше и не вякают. Ни Конституцию, ни священные книги так никто и не переписал — до сих пор существовали лишь права человека. В результате у вещи было больше прав, чем у антропоморфа — за порчу имущества посадить могли, а за убийство антропоморфа — только если оно было совершено прилюдно и в особо жестокой манере, да и то лет на десять максимум. Общество туго на перемены и со скрипом принимает чуждых. Оставалось лишь надеяться, что антропоморфы продолбят себе дорогу к солнцу быстрее, чем негроиды, веками терпевшие белых господ, и гомосексуалисты, десятилетиями пытавшиеся добиться квот на места в парламенте. Но изменения не произойдут сами собой. Пора им поспособствовать. «Ничего, посмотрим, как вы после сегодня запоёте!» — подумал крыс, заметив, что до его остановки остаётся ехать совсем немного. На Площади Ковалёва Бакчар сошёл через заднюю дверь. В условленном месте — прислонившись к фонарному столбу — курила долговязая, что этот столб, антро-борзая. Слишком молодая, чтобы успеть поучаствовать в военных действиях, но достаточно взрослая, чтобы выращиваться и воспитываться для войны. — Как ты, Трина, терпишь человеческий дым… — Бакчар сплюнул бы, если бы не повязка на морде. — Чтоб ты не плевался на мой одеколон, грызун, — сдавив в когтях бычок, Трина затушила сигарету и сщёлкнула её остатки в урну. — Прошу прощения, милорд, сэр, товарищ командоре. — То, что ты портишь свой превосходный нюх, делу лишь мешает! Как ты предполагаешь добиваться своего, если ничем не лучше людей?! — прошипел недовольный крыс, стараясь не кричать на всю улицу и не привлекать к ним внимание раньше времени. — А кто мне этот нюх дал? Люди-генетики. Так что под хвост их щедрую обглоданную косточку. Бакчар закатил глаза. Тоже крайность — подавлять в себе естественные, но усиленные людьми способности. К опустившимся на дно социальной лестницы членовредителям он относился едва ли лучше, чем к предателям, ластящимся к людям. Если тебе дали острые зубы и когти, то не стачивай их, а заточи и в один прекрасный день вонзи их врагу в глотку! — Пошли уже, — бросил он, не желая продолжать перепалку. Звякнув тяжеленной ржавой цепью на шее, Трина, медленно переставляя ножищи-цикруль, последовала за спешно семенившим Бакчаром. Представив, как эта сука одним ударом лапищи сносит ему голову, крыс вздрогнул. Хищники из первых пород — вспыльчивые, никогда не знаешь, чего от них ожидать. Впрочем, поэтому подбить их на восстание проще. Чуть поодаль на площади собиралась немаленькая уже толпа — в основном из зверей, но и люди кое-где мелькали. Приготовившие транспаранты лениво разговаривали с полицией, которой тоже тут хватало. Но пока что и митингующие, и органы правопорядка друг на друга никак не воздействовали, даже за изъятый один-единственный плакат с провокационной надписью перебранки не шло. Как эти меланхолики будут за права бороться… Трина выругалась нецензурно. — Я-то думала, это несогласованный. Под присмотром легавых ты ни на что не осмелишься. — О нет, на этот раз кое-что учудим… — оскалился Бакчар за марлей. — Без жертв, зато в новостях умолчать не смогут. Сегодняшнее выступление у журналюг с руками оторвут — и, надеюсь, каналы, а не органы. Дойдя до группы «своих», Бакчар скинул рюкзак. В общем гвалте и толкотне всё можно было проделать быстро и незаметно. Менты на них и внимания не обратили, репортёры только готовились выполнять свою работу, а простые митингующие вообще были заняты лишь своим желанием прогуляться по улицам. Идеальное стадо… — Если люди желают видеть фурри животными, то пусть увидят! — проговорил крыс, наблюдая за тем, как большая часть его сообщников быстро поглощает белые таблетки. Прежде чем толпа двинулась вперёд, в тот момент, когда все камеры были направлены на шествие, заговорщики бросились исполнять свой план. Трина с Бакчаром развернули громадный баннер «Любофф вместо ксенофобии!», а остальные в один миг избавились от одежды и набросились друг на друга, под удивлённые вопли, смех и проклятия толпы начав у всех на глазах заниматься сексом. Из брошенного рюкзака повалил едва заметный розоватый дымок. Полиция слишком поздно обратила на него внимание — гораздо раньше стражи порядка сами почувствовали позывы к противозаконной, но естественной деятельности. Операторы тоже еле могли снимать, жажда денег и славы просто пересиливала для них жажду вызванного веществами и безумной оргией соития. Удушающий аромат заставил дрогнуть и толпу, в меньшей мере действуя на людей, но и им вскружив голову. Только плотская любовь разной бывает. Людей привлекают порой совершенно противоположные вещи. Бакчар рано подумал, что находится в безопасности. Сзади к нему подошёл не полицейский, а простой прохожий, только с ножом в руке. Резким движением всадил клинок в горло крысу, дёрнул в сторону, орошая совокупляющиеся тела щедрым фонтаном крови. — Поганая тварь! — заорал он. — Чтоб тебя черти в аду затрахали! Трина убежать успела, многие другие — нет. Кто-то уже лежал на полу, отдаваясь страсти не прерываясь на страх. Их отрезвили лишь потоки холодной воды, когда прибыла на место группа острого реагирования с брандспойтами. * * * -…Лидеров Большой Восьмёрки закончились ничем. А теперь — новости вашего региона. Зазвучала заставка. Роа погасила давно кипевшие яйца, переложила их в гранёный стакан и поставила охлаждаться под струю холодной воды, а сама облокотилась об столешницу, уставившись в экран кухонного телевизора. После того, как заставка исчезла, на экране появилась молодая антропоморфка волчьего вида. Собрат Роа из «новых». Мало того, что внешне выглядит красиво, а не угрожающе, так ещё и окрас тоже совсем не природный: шерсть её отливала голубизной. И дефекта речи, проявлявшегося в длительном рычании, у неё не было. — Трагические новости пришли сегодня утром, — начала она выпуск. Звонкий голос её выражал печаль. — Во время согласованного митинга на площади Ковалёва группа провокаторов распылила газообразное вещество, как подозревается органами правопорядка — эксцитойл… Роа прищурилась, постучала по телевизору, и поняла, что внезапное «мыло» на экране — это намеренное «запикивание» видеоизображения, где цензуры избежали отдельные участки, всё прочее напоминало мельтешение квадратиков. Голос дикторши продолжал скучающе вещать: — Это вещество — сильный психоделик, вызывающий маниакальный синдром. Четыре погибших, семьдесят госпитализировано, площадь Ковалёва оцеплена на карантин. Личность исполнителей не установлена, однако точно известно, что теракт был организован городскими антропоморфами. Правительство просит граждан быть внимательными и осторожными при контактах с любыми нечеловеческими разумными расами. — Вот идиоты! — не сдержалась Роа. Она бы добавила ещё и матерное выражение, но воспитание не позволило. Слив воду, волчица принялась чистить яйца, пока мохнатый диктор, из чьих уст советы не доверять фуррям звучали по меньшей мере странно, продолжала развивать тему. -…Возбуждено уголовное дело, проводится проверка. В связи с трагедией отменяются все массовые мероприятия, в том числе и концерт группы «Анкор». Стоимость сданных билетов обещают возместить в полном объёме. Теперь — к другим новостям. — Я надеюсь, встреча абитуриентов массовым мероприятием не считается? — Обернувшись к ящику, Роа вопрошала пустоту. Потом заглотила очищенное яйцо целиком и запила его глотком воды из графина. — А то как мне поступать и с одногруппниками знакомиться? Это же ваш хвалёный инновационный первый факультет для антропоморфов… Выключив телевизор, она прошла в комнату и стала собираться. Документы и деньги ещё вчера были убраны в небольшой рюкзак, на причёсывание шерсти и одевание тоже много времени не ушло. Проверив, всё ли в снимаемой ею однушке выключено и вырублено, Роа закрыла дверь на замок и стала спускаться, цокая по старой лестнице аккуратно притупленными когтями. Местные бабульки, должно быть, умеют телепортироваться. Нет у Роа иных объяснений, почему они вперёд неё спустились во дворик, прочно обосновались на скамье между клумб и оживлённо обсуждали новости. — Слыхала, Марьяна? Вот так-то! Вроде всё у них есть, а всё не сидится на месте шкуркам! — Фталина на фиф неп, — промямлила Марьяна, деля с соседками карамельки. — Здравствуйте! — вмешалась в разговор Роа, взмахнув хвостом. Три старушки не сговариваясь посмотрели на неё. — И тобе не хворать. Шойта у вас за экзитой? Чево вы там начали? — Да придурков везде хватает, — Роа пожала плечами, — я в институт, надеюсь, там будет без проволочек. До свидания! — Давай-давай, — махнула рукой соседка Марьяны слева. А правая, когда Роа отошла подальше, вздохнула и перекрестилась. — Вот ведь есть такие… Хоть и бездушные, но вежливые. А Сергий-то, мальчишка из пятого подъезда, как не выйду на площадку — всё в его шерсти! Оставив бабусек и дальше судачить о фуррях и людях, Роа направилась к ближайшей остановке. До вокзала идти было минут двадцать, но почему бы не сократить время? Волчице больше нравилось не догонять, а ждать, и вечный мандраж куда-нибудь опоздать постоянно заставлял её выходить пораньше: что в школу, что на подработку промоутером. Она опередила даже автобус — зелёная «колбаса» со значком крылатого колеса на морде подъехала только минуты через две, так что Роа даже успела местную газету купить. Её и принялась читать, усевшись на антро-место, которое ей уступила восьмилетняя девочка с голубыми бантиками. — «Госзаказ на маски сварщиков для антропоморфов», «Открылся салон красоты для мохнатых дам»… И что нам не живётся, всё для нас! Перелистнув разворот, она остановилась на рекламе. В целом, ничего особенного, но не так скучно было ехать до остановки. И автобус шел полупустым, вольготно было: рабочие работали, бабушки откатались в поликлинику по утреннему холодку, и компанию Роа составляли лишь несколько людей и низкорослая рыська, сидевшая на одном из передних сидений. Никто даже не думал её сгонять, причитая «Что этот фуррь себе позволяет?!» До железнодорожной станции доехали спокойно. Роа оставила газету на сидении и пошла к билетным автоматам. Очереди не было, благо их в последнее время наставляли несметное количество, и билет она приобрела довольно быстро. Автомат немного только пожевал старую пятидесятку, но потом и ее принял. Поджав хвост, чтобы турникет не захлопнул его между пластиковых дверц — не всё коту масленица — Роа вышла на платформу, распугав голубей и воробьёв, дравшихся за крошки от чипсов. — Ну всё, перебежала, — взглянув на часы, сказала она сама себе. До поезда оставалось ждать ещё добрых пятнадцать минут. Наверное, зря она оставила газету. С другой стороны, и вокруг было на что посмотреть. В первую очередь — выписать расписание обратных поездов. Пока она стояла, занося данные в блокнот, на станцию начали приходить пассажиры, скапливаясь в тех местах, откуда они смогут быстрее добраться до дверей прибывающей электрички. Казалось, вокзал жил своей особенной жизнью: невнятно бурчал громкоговоритель, словно морские волны шумела толпа, прогрохотал со свистом и гудками рабочий локомотив, коптивший небо чёрным дымом, промчался идущий без остановки экспресс… Романтика железных дорог! Поскольку Роа не торопилась, она прошла к дальним от турникетов вагонам, где будет поменьше народа. Сейчас давки не планировалось, но всё равно комфортнее добраться до места в свободном вагоне. Мест для фуррей в поездах было столько же, сколько для инвалидов, детей и стариков: совсем немного. Но всё же нашлась пара фургономичных местечек, причём даже без обычных для пригородных поездов жвачек и дырявых спинок. Вполне себе комфортабельно и чисто, красота. Но насчёт того, что вагон не будет забит, Роа просчиталась. Лето, считай, закончилось, и траффик вновь поднялся, тем более в относительно ранние часы. Уже через пару остановок даже стоячих мест начало не хватать, и те, кому не повезло усесться, ужались в три раза, падая друг на друга при резких толчках поезда. При том через эти тела как-то умудрялись просачиваться горланистые продавцы дорогой и быстро ломающейся фигни. Роа на них особого внимания и не обратила бы, да те сами настырно голосили на весь вагон, сопровождая своё появление чуть ли не фанфарами. Когда на их фоне через вагон стали пробиваться проверяющие, Роа даже не сразу поняла, чего от неё хотят. К счастью, старательно улыбающаяся девушка не рассердилась, чиркнула по билету, и пошла дальше зайцев ловить. Роа только расслабилась на своём местечке, и тут в вагон ввалилось… «ЭТО», по другому не назвать! Сначала Роа услышала тонкий, истошный вой. Потом увидела детёныша антропоморфа, которого девушка-человек несла на руках. У детёныша была полностью сбрита шерсть, отсутствовал нос, большая часть челюстей, от лап оставались лишь обрывки. Девушка заканючила о бедности, жестокости людей и страждущем невинном создании, но за ором едва живого инвалида её почти не было слышно. Волчицу аж передёрнуло от отвращения, а лапа сама потянулась за деньгами. Это было хуже любого баяниста-песняра… Хотелось дёрнуть стоп-кран и мчаться прочь из вагона, но кое-как Роа смогла не только дотерпеть, пока женщина пройдёт мимо неё, но и сунуть для пожертвования несколько сотенных. Шерсть так и не прекратила дыбиться, даже когда это нечто покинуло вагон с другой стороны, легко проходя даже сквозь толпу, что расступалась от инстинктивного омерзения. Наверное, у демонстрантов были какие-то причины так поступать…