Песнь гудков между нами

Жаркие алчные поцелуи скользят по сверхчувствительной коже. Каждое касание — всполох плотского голода в обнажённых нервах, жидкий огонь сладострастия под кожей, что струится, разносится тонкими магистралями вен по дрожащему истомой телу. Слабый стон срывается с искусанных, зацелованных губ Юри, но не тонет, растворяясь в сером мраке спальной комнаты, тут же другие страстные и мягкие губы сцеловывают его, не позволяя упасть. Губы Никифорова… Сладкие, идеальные. Невероятные. Сколько раз Юри мечтал о них, представляя их удивительную мягкость и нежность? Воображал, что Никифоров целует его вот так, как сейчас? Реальность лучше фантазий. Очередной стон срывается с губ Юри, и вновь его ловит Виктор: целует, настойчиво раздвигая трепетные губы языком. Властные, уверенные касания отдаются волной напряжённого жара в паху, заставляя Юри выгибаться и прижиматься к Виктору в неутолимой потребности большего. — В-виктор… — судорожно выдыхает Юри, когда губы блондина повторяют изгибы его шеи, очерчивают тонкие ключицы и замирают в уютной ложбинке между ними. Словно сон. Яркий, дурманящий, от которого не хочется просыпаться. Юри не верит, но вот тонкие и сильные пальцы сплетаются с его собственными, успокаивая, поглаживая. Виктор заводит его руки за голову, и от этого Юри чувствует себя невероятно открытым, обнажённым: не укрыться от хищного голодного взгляда, что невесомо парит по его телу. В глазах Виктора огонь. В глазах Виктора грех. Нет в них более пресловутой синевы майского неба, что пленила сердце не одной наивной студентки-первокурсницы, лишь отблески испепеляющего ледяного огня. Юри горит в нём. Сдавленно выстанывает имя Виктора, цепляясь за широкие сильные плечи, проводит руками по спортивному прессу, ощущая под подушечками пальцев твердость рельефных мышц. Исследует, ласкает, наносит на карту своей памяти. — Мой… сладкий… солнышко… Хриплый шепот Виктора наполняет темноту спальни, впечатываясь в тонкую, до безумия чувствительную кожу. Не просите Юри отвечать по-русски. Его «Викта-а-ару» совсем японское, оседает на языке длинными, протяжными гласными под хаотичными поцелуями и срывается резким нуждающимся вскриком, когда Виктор обхватывает губами острую горошину соска, лаская и нежно прикусывая. — Малыш… Легкие поцелуи на внутренней поверхности бедра — витая нетерпеливая дорожка от полога стопы до паха. Мир вспыхивает звездами, когда влажное тепло рта Виктора касается его вздыбленной желанием плоти. Юри выгибается под чувственной и желанной лаской, прикрывая глаза. Картина с размеренно двигающимся Виктором, обхватившим покрасневшими, опухшими губами блестящий от слюны и предэякулята член, навсегда выбита на веках. Никифоров берёт его уверенно, по-хозяйски: толкнувшись бедрами, входит сразу на всю длину. Так полно, прекрасно и сладко! От одного осознания, что Виктор в нем, Юри готов кончить, постыдно излиться на смятые простыни, пачкая пастельный рисунок каплями белёсого семени. Виктор отвлекает. Виктор говорит что-то, целует, неожиданно больно прикусывает кожу на плече, и это возвращает Юри назад, сбрасывая с пика собственного наслаждения. — А-ах!.. Боже, Юри… Влажные, смущающе-громкие шлепки двух охваченных желанием и слившихся воедино тел наполняют комнату. Кровать стучит, глухо ударяясь массивным изголовьем о стену. Ками-сама, их слышит, вероятно, весь дом! Соседи за стеной уж точно. Они придут жаловаться? Они уже привыкли к такому? Додумать Юри не успевает: резким, прицельным толчком Виктор задевает простату, и мир действительно вспыхивает звездами. Вскрикнув, Юри всё же кончает на дорогие Никифоровские простыни. Виктор следует почти сразу за ним: хриплый, рваный рык, и Юри наполняет влажное тепло чужого семени. Виктор смеётся, целует в макушку и шепчет что-то о том, что малыш был хорош. Счастливо улыбаясь, Юри засыпает.

***

Две чашки свежесваренного кофе и аккуратная стопка золотистых оладушек с топпингом из клубничного варенья, на десерт — хрустящие тосты. Была бы свежая роза, и её бы поставил на поднос для Юри в высоком стакане. Виктор старомоден и излишне романтичен — любит баловать любовников. Пусть сейчас это и просто завтрак в постель. Вспомнить бы, когда он последний раз готовил для кого-то… В универе слава ловеласа и сердцееда, а дома пустые комнаты и холодная постель. Одиночество взрослой жизни. Виктор не жалуется. Влюбиться в собственного студента… Не это ли безумие? Виктор садится за стол и устало прикрывает глаза, позволяет нервным пальцам зарыться в платину волос. Глубокий вдох. К его чести, он боролся. Пытался не замечать, игнорировать этого милого и сексуального японца, но как это сделать, если тепло карего взгляда всегда на нем? Короткие влюблённые взгляды, словно украдкой, словно случайно, вот только Виктор их буквально кожей чувствовал, и сердце неосознанно трепетало в груди от охвативших эмоций, чувств. Взяв поднос, Виктор идет в комнату, замирает в дверях, разглядывая умилительную картину: его мальчик так невозможно прекрасен с растрёпанными волосами и мягким выражением сонного лица. — В-виктор, — смущенно улыбается Кацуки, — ты приготовил завтрак? Нам? — Конечно, солнце! — есть ли что-то прекраснее милого румянца на этих щеках? Виктор хотел бы запечатлеть этот момент навечно на холсте, но он не художник, а всего лишь историк в институте. — Угощайся, всё только для тебя. Юри ещё больше смущается, но кивает и берет чашку кофе с подноса, вдыхает крепкий бодрящий аромат. Виктор прикипает взглядом к красивым пальцам и пухлым чувственным губам. Сладким губам… — Будь моим парнем, Юри? — звучит неожиданно даже для самого Виктора. — Снова?!. — откашливается поперхнувшийся брюнет. — А я предлагал уже?! — Виктор судорожно перебирает в памяти все немногочисленные встречи с японцем. — Я… я не помню… — Да понял я уже, что не помнишь, — вздыхает Юри, нервно размазывая варенье по блинчикам. — Просто… Это неожиданно. Второй раз получить предложение от тебя. — Юри, — Виктор усаживается на постель, берет вторую кружку кофе. — Мне кажется, есть какая-то история, которую я должен знать. Не спорь с профессором. — Да как я могу, профессор! — в карих глазах вспыхивают лукавые искры, и Виктору стоит огромного труда не повалить Юри обратно на кровать и не начать целовать, проверяя вкус этих сладких клубничных губ. — Хорошо, я расскажу. Это была вечеринка в одном из клубов по случаю начала нового учебного года…