Свой среди чужих

Ранним утром дверь в «комнату для провинившихся» громко скрипнула, оповещая о конце дикого кошмара, через который прошёл Токонацу. Ему казалось, что не будет конца образам, которые кидались ему в глаза. Реки крови, безумные улыбки незнакомцев, крики. Он шёл за той девушкой с чёрными волосами. Он смотрел на её спину, на то, как ветер треплет её распущенные, влажные от мелкого дождя волосы. Он восхищался ими, такими длинными, прямыми. Отчего же обладательница таких волос, так небрежно к ним относилась? Они ведь замёрзнут на моросящем дожде… Ужасные мысли, ужасные видения. Словно побывать в своём самом страшном кошмаре и не иметь возможности отличить его от реальности. Он сидел в луже чужой крови, а руки такие маленькие-маленькие. Он смотрел на чей-то искалеченный труп, на перевёрнутую банку, в которую сливалась кровь несчастного человека. Кто-то знакомый и до боли родной поднимает его с изгвазданного пола. Журит, ругается, но ласковые руки не причиняют вреда. И он смеётся удушливо, словно сумасшедший человек. Резко родные руки превращаются в кричащего на него старика, скидывающего его в подвал. И он кубарем катится по лестнице вниз. Дверь, излучающая свет в этом тёмном и пугающем царстве, закрывается и ему остаётся только сидеть в самом низу со слезами на глазах. Ведь он знает, что никто не откроет её вновь. Он когда-нибудь сгниёт в этом месте. Точно сгниёт. Контрастом оказывается большой-большой сад. За ним никто не ухаживает, но так даже интересней. Он чувствует себя так уверенно в «своих» владениях. За ним пытается бежать младший брат. Это раздражает, и Токо толкает ни в чём неповинного, слабого ребёнка на землю. Кричит на него, чувствуя себя на пике счастья, ведь он сильней, он может пнуть и не получить сдачи. Садистское удовлетворение приходит вместе с дрожью в теле невинного мальчишки на земле. У входа в дом стоит женщина. Она смотрит на происходящее с напуганными, загнанными глазами, вцепившись в деревянные перила крыльца. Усмешка расползается по лицу ещё неокрепшего тирана. Образы сменяются подвалом. Тёмным и холодным. Никакое одеяло не спасает. И никакой надежды на спасение нет. Отчаяние, в котором утопаешь раз за разом. Кто-то спускается по лестнице, ставя на пол кого-то маленького и чудного. Глаза карие большие-большие, а пряди синие, прямо как у мужчины, который его принёс. Руки тянутся к маленькому детскому горлышку, но что-то останавливает эти женские руки. Не этого она хочет. Этого хочет тот, кто принёс мальчика. Цепь ледяная, перехватывает горло, перекрывая кислород, а в глазах постепенно темнеет. Перед самой темнотой у мальчика синеют большие-большие глаза. Очень красиво. И очень пугающе. Токонацу кричал. Кричал минут двадцать, не меньше. Сорванным голосом, с рыданиями и мольбой остановить всё это. Он бы полжизни отдал, лишь бы больше не видеть, больше не чувствовать. Этот дом, этот наркотик, они сводили его с ума. А когда его горло совсем осипло, и он закашлялся с жалостными хрипами, даже возможность выразить боль и ужас таким простым способом стала неосуществима. И он мог только наблюдать за происходящим. Потому что даже закрыв глаза, он видел эти образы. Он слышал, как дом скрипит, как что-то шуршит в его стенах, словно кто-то живой пытается двинуться, находясь буквально замурованным в стене, в полу, в потолке. Вся комната оживала воспоминаниями мертвецов и прошлых жителей. Они тянули свои руки к Токо. Воздуха стало резко не хватать. Он не мог снова вздохнуть, не мог почувствовать спасительного кислорода. — …ко! Токонацу! — до боли знакомый голос заставляет открыть глаза. В комнате свет. Он не сгниёт. Не сгниёт! Кто-то прижимает его к себе, гладит по голове и волосам. А после просит сделать вдох. Всего один вдох. И Токо в очередной панической попытке таки глотает кислород, сразу же закашливаясь от боли в лёгких. — Всё хорошо… ты умница. Очень большая умница, — руки переходят на спину. Поглаживают, успокаивают, словно маленького ребёнка. — А теперь повторяй за мной. Глубокий вздох и медленный выдох… Токонацу чувствует всем телом, как держащий его человек подаёт ему пример. Его грудь вздымается от воздуха, набранного в лёгкие, и очень-очень медленно опускается. Это успокаивает, хотя он даже не начал повторять. Токо прижимается к родному плечу, чувствуя с детства знакомый запах. Свежий, но с гнильцой. Как осенью после дождя. Листья гниют особенно. Они не вызывают отвращения. Когда-то Вальт сказал ему: «Осень отвратительна. Природа мрёт. Листья гниют под ногами. Разве ты не чувствуешь этого запаха? Особенно после дождя». С тех пор Токо не может выкинуть из головы такой странной ассоциации. Почему-то его брат пах точно так же, как осень. Но только теперь младший начинает понимать почему. В душе он всегда знал, что с Вальтом что-то не так. Токо не видел мгновений его слабостей. Старший брат всегда казался невозмутимым. Даже когда о нём начали ходить отвратительные слухи. Вальт словно ничего и не слышал. И он никогда не пытался огородить младших от внешнего мира, как это часто делают другие люди. Не говорил о прекрасном. Никаких романтических бредней о том, что когда-нибудь они станут счастливым, что законы начнут действовать, мир изменится, или они найдут себе тихое и милое местечко, где их никто не обидит. Порой Вальт и сам мог развеять его иллюзии насчёт счастливого финала. Ровно, как он испортил всю романтику осени. А ведь это было любимое время года Токонацу… Старший брат не был из тех, на кого хотелось быть похожим. Не силач, далеко не гений, на защиту невинных не кидается, разборок ни с кем не устраивает. Он никогда не был крут. И Токо начал разочаровываться в нём. Разочаровываться в старшем брате, который никогда не смотрел дальше, чем на пару дней вперёд. По крайней мере, Токонацу всегда казалось, что не смотрел. Не думал. А если и думал, то не о нём и Нике уж точно. Странное варьирование Вальта в обществе. Его ненавидели за дружбу с Ксандром и Шу. Ненавидели как другие знакомые Шакуэнджи и Куреная, так и левые люди. Но никто не стремился занять его место или убрать с пути. Говорили только за спиной, словно чего-то опасались. Хотя Вальт никогда не был ябедой, ни на кого не докладывал, даже если слышал или видел что-то. Но большинство шарахались от него. Токо расспрашивал некоторых о том, что происходит. Однако объяснений так никто и не дал. У всех ответы разнились от: «Вдруг-таки скажет Ксандру» до «Не знаю, но другие сторонятся», порой доходило до смешного: «Я шёл в компании друзей. Твой брат вышел из класса. И я шёпотом шутканул о его заднице. В этот момент он посмотрел на меня! Посмотрел, когда я сказал о нём! Как он узнал?! Как?! До сих пор жутко от его глаз!». Токонацу не знал, что тот парень увидел в глазах Вальта, но… нечто подобное сам порой испытывал, находясь с братом наедине. Что-то жуткое и неприятное. Словно по телу скользили змеи или прямо под майкой копошились ядовитые насекомые. И, если ты пошевельнёшься, они ужалят тебя. И пугал и манил. Вот каким был его старший брат. И сколько бы раз Токо не кидался на него, сколько бы раз не чувствовал себя, как мишень под прицелом, странное чувство доверия никуда не исчезало. Это всегда бесило Токонацу до дрожи. Но сейчас он готов был принять эту привязанность и любовь к брату. Готов был доверять Вальту даже после того, как тот сделал ему больно. Потому что Вальт пришёл за ним. Он забрал его из личного Ада. А ведь мог… ведь должен был оставить в нём. Явно дал понять, как сильно провинился младший брат. Но вот. Он тут. Обнимает Токо. Трепетно и нежно, словно мама… мама… Неожиданно Токо застывает, вновь забывая, как дышать. Это была его мама. Сумасшедшая женщина тянула руки к ребёнку. К Вальту? Она тянулась к нему. Она его ненавидела. Но больше, чем она ненавидела сына, женщина ненавидела своего насильника. И она отомстила ему, убив себя, а не дитя. — Токо? — Вальт взволнованно останавливается, желая взглянуть брату в глаза и понять, что конкретно снова пошло не так. Очередное видение? Токо осознал, кто с ним рядом и испугался? Вальт сделал что-то не то? Но младший вцепился в него, словно утопающий в руку спасателя. — Твоя мама… как она умерла? — такой неожиданный вопрос выбил из колеи. И Вальт лишь немой рыбой то открывал, то закрывал рот, не зная, что на это ответить. — Она… задушила себя? Ты видел? Видел, как она душила себя? — Откуда? — только и смог выдавить из себя Вальт. Вакия не мог капнуть так глубоко. Тайга ни за что бы ни рассказал. Айга вряд ли вообще знал. Мать мертва, а сам Вальт… сам Вальт никогда бы в жизни не упомянул о том случае. Не при своих младших. — Она была?! Это не сон?! Это не сон, Вальт?! — резкие истерические нотки совсем не понравились старшему. И он не нашёл ничего лучше, чем сказать: «Сон. Всего лишь очень плохой сон». Состояние брата куда важней уже умершей матери. Ей Вальт точно ничем не поможет. И в моменты просветления, он понимает это куда лучше, чем кто-либо другой. Особенно в моменты, когда он нужен своей семье. Он готов отодвинуть призрак матери, если это спасёт его близких. Готов на всё, чтобы защитить их. Именно по этой причине так строг в этот раз с Токонацу. И именно по этой причине порвёт Вакию при любой возможности. Нет. Это слишком просто и гуманно. Он разочарует Вакию во всём этом убогом мире и своём собственном отце. Он откроет глаза Мурасаки и заставит взглянуть правде в лицо. Вакия заплатит за боль Токо в тройном размере. А, если сделает хоть одно поползновение к его драгоценной семье, маньяк уничтожит его морально. И посадит на цепь, как псину. На заднем дворе как раз очень много свободного места…

***

Шу не мог поверить, что ввязался в это. Мурасаки не внушал доверия, но говорил что-то достаточно странное. Что-то, что заставило Куреная прийти. Потому что он не дурак и чувствовал уже не первый год, Вальт парень не просто своеобразный или с изюминкой. Вальт действительно самый странный человек, с которым Шу когда-либо имел дело. Вечные скелеты в шкафу. Из неоткуда брат. Рантаро-то ему зачем? И так внимание всей школы направлено на него. Ещё и пробелы в памяти… словно его кто-то подменял. И вот, он уже не в школе, а дома. И рядом всегда Вальт. Словно он и есть причина всех недугов. Эпицентр тайн мироздания. Именно по этой причине Куренай смотрит присланный ему ролик. Токо включил камеру, нацепил, как видимо, на одежду. И пошёл. Следующим кадром стал спящий парнишка в обшарпанной комнате. Наркотики в подвале. И на чердаке… на чердаке целый склад странных записей. — На телефоне плохо видно, но я расшифровал записи. Это целый склад с дневниками серийных убийц! На стенах газеты с их похождениями! Где-то были даже переписки маньяка с девочками по электронной почте… полиция до сих пор не нашла этого маньяка! И столько записей… только у полицейских. Твой друг явно интересуется серийными убийствами. И держит у себя в доме какого-то парня. Разве это не странно? — Вакия с горящими глазами доказывал то, что Вальт далеко не простой человек. И Шу стоило бы уже присмотреться к нему всерьёз. — Кажется, в конце он сказал, что Ксандр попросил помочь, — флегматично заметил Куренай, стараясь не показывать своих истинных эмоций. Подвал с наркотиками его интересовал мало. Если Вальт окажется каким-нибудь наркобароном под прикрытием Шу даже глазом не моргнёт. Кто как выживает в этом насквозь прогнившем мире. Почему нет? Но вот чердак Аоя, просто набитый до ручки записями маньяков и о маньяках… это действительно пугало. — А после снял камеру с Токо. И сегодня всей семейки не было в школе! — заметил Мурасаки, намекая, что Вальт мог устроить и резню с братоубийством. Но Шу в это слабо верилось. Вальт неоднократно показывал ему, как сильно переживает и заботится о младших. Взять хоть случай, когда хватило одного звонка, чтобы Вальт, забив на страшнейший ливень, скакнул в него без зонта. А всё ради того, чтобы поскорей добраться до дома с больной сестричкой. Заодно по дороге умудрился купить таблетки. Вальт хороший старший брат. — Я зайду к Вальту после уроков, — пожал плечами Шу, словно говоря: «Пойду проверю. Хотя уверен, что ничего особенного не найду». — Да очнись же ты! Он странный! Дай мне ещё несколько дней последить за ним, и я докажу! Он не тот, за кого себя выдаёт! — вздохнув, Куренай думает, насколько разозлился бы друг, узнай про подставу. К счастью, даже от ярости Аой отходил быстро и не припоминал былое. — Не лезь к нему. Я серьёзно, Вакия. Он видит слежку. Он не дурак. Я скажу охране последить, кто к нему заходит. Если будет кто-то странный, я прислушаюсь к тебе, — Шу говорил холодно и кратко. И Мурасаки не стал с ним спорить. Было у него странное предчувствие. Предчувствие, что Вальт уже прокололся, осталось лишь подождать.