Свой среди чужих

Пропавший из виду Аой вызывал у Вакии настороженность. Ещё большую настороженность вызывал Ксандр. Ни с того ни с сего начал действовать, как никогда раньше. Прогибал всю школу под себя покруче, чем любая банда. Хотя оно и понятно, деньги, авторитет, физические способности — всё на его стороне. А количество стать хотя бы шестёркой просто невообразимое. Шака давно мог просто щёлкнуть пальцем и всё иметь. Собственно, что и доказывал в данный момент. Все слухи не просто ушли на второй план. Улетучились, как будто и не бывало. Теперь от одного упоминания «Аой» можно было схлопотать. Явный признак того, что больше катить бочку на маньяка не получится. Неизвестно, то ли сам Вальт постарался, то ли Ксандр решил, что отчаянные времена требуют отчаянных мер. В каком-то смысле это было верное решение. С уходом Шу нашлось бы много желающих встать примерно на одно с ним место. Естественно, такого авторитета не будет, но некоторые вполне могли завоевать пол школы одной силой и связями. Шакуэнджи просто исключил такие вероятности в принципе, чтобы на него, не дай Бог, снова не начали давить. Точнее не начали давить на его друзей. Хотя по смыслу выходило одно и то же. Что естественно, в такой атмосфере невозможно узнать, что там с Вальтом, неожиданно решившим попропускать школу за все те годы, что прилежно учился. Словно разом все больничные открыл. Выход был только один — самостоятельно прийти домой к Аою. На территорию врага… нет, на территорию человека, сводящего Мурасаки с ума даже тогда, когда не появлялся в поле его зрения столь долгое время. Ещё и Ходжи со своими глупыми попытками его отговорить и успокоить… Всё не важно! Он хочет увидеть Вальта! Это детское, эгоистичное желание привело его под дверь особняка. Того самого, где они уже как-то раз общались. И Вакия узнал много нового. Например, Аой псих. Так почему же он так бесстрашно снова готов зайти в этот дом?.. После звонка Вальт выходит далеко не сразу. Открывать дверь тоже не торопится. Он не ждал гостей. А райончик такой себе. Хотя Вакия давненько не слышал здесь о каких-то серьёзных делах… просто улица наркоманов и алкоголиков. Они безвредны. По крайней мере, здешние. И вот это было тоже весьма интересно. Словно Вальт был способен контролировать всю улицу, хотя кто он? Какой-то маньяк-любитель? — Это я, — подаёт голос Вакия, удивляясь, что ему без промедлений открыли. На пороге весьма домашний Аой. Без ободка, в обычной футболке, в накинутой на скорую руку мастерке. Вакия вспомнил, как видел своего отца дома. Это было редко. И одежда у него была не такая дешёвая, не такая… уютная? Было в этом образе что-то особенное. Что-то ему незнакомое, но желанное. — Заходи, чего застыл? — тёплый и ласковый голос, наверное, именно такой был у давно почившей матушки. Честно говоря, Мурасаки её не помнил. Умерла при родах. Иногда Вакие казалось, что отец его ненавидит за это. За то, что он выжил, а мама нет. Дом всё так же пахнул стариной. А ещё выпечкой. Вальт как раз занимался печеньем. Он уже слышал о продвижениях Ксандра, поэтому планировал передать ему подарочек за такие труды. Так сказать, поощрить начинания. Да и Ширасаги говорил, что лучше бы Аою печь пирожки да печеньки, чем варить новый наркотик. Он просто искренне надеялся, что в ближайшем будущем Вальт не притащит им нового подопытного кролика. Боа ему вполне хватало. — Если хочешь, готовые печенья на столе. Но! Сначала помыть руки! — достаточно строгим голосом предупредил маньяк, вызывая у Вакии улыбку. Ему никогда и никто не говорил таким одновременно строгим и тёплым голосом. С ним не обращались, как с ребёнком. Никогда. И он послушно моет, чтобы только куснуть печеньку. Не какую-то там купленную за баснословную цену, а простую, домашнюю… — Ты уже обедал? Хочешь суп? У нас новые тарелки, кстати! Смотри-смотри! — и действительно показывает. Словно это что-то важное. Словно Вакия оценил бы какие-то там тарелки, когда может выкупить целый завод по их созданию и каждый божий день есть из новой посуды. Но он всё равно почему-то улыбается, зачем-то запоминает узор, который понравился Вальту. Если бы не понравился, Аой ни в жизнь не купил. Мурасаки почему-то уверен, что маньяк умеет быть вредным в таких вопросах, пусть они и не так давно знакомы. — А ещё у нас есть курица и тушёные овощи! Действия Вальта забавные и милые, и Мурасаки может только задаваться глупым вопросом: «Почему они не встретились раньше?». Это было бы прекрасно! Он неожиданно почувствовал укол зависти. У Шу ведь на самом деле всегда был рядом такой прекрасный «друг», или лучше назвать его родителем?.. У Шу есть авторитет и власть в руках. Вполне реально, хотя бы частично Вальт этому посодействовал. А Шу не ценит. Ни капельки. Уезжает в какую-то Америку, бросает всё, включая того, кто так долго о нём заботился. Сущий глупец. Перед носом Вакии грибной суп с кусочками варёной курицы, видимо, осталось от бульона. И Аой совершенно не жалел гущи, самой лучшей части супа. Таки уговорил на курицу с овощами, пообещав отдать хоть все ножки. Как же Мурасаки смеялся, когда увидел, что вся курица — это сплошные ножки. — Ножки — самая вкусная часть! Их все любят, разве нет? — надулся маньяк, смотря на бесперспективно пытающегося подавить смех Вакию. Блондин может только покивать, сдерживая слёзы смеха в глазах. Это был его лучший обед за последние несколько лет. Вакия давно не ел с отцом. Вообще не мог вспомнить, когда в последний раз они вместе проводили время. Конечно, он сам изъявил желание съехать, но жить с отцом было сродни жизни одному. Почти не появляется, а если и появляется, то Мурасаки-младший успевал только увидеть его мельком. У Вакии было ощущение, что его либо избегают, либо ненавидят, либо его отцу и вовсе всё равно. И последнее пугало больше всего, потому что он мог понять любое чувство, но как понять то, чего нет? — Он присылает деньги, — словно прочитав мысли задумавшегося Мурасаки, Вальт напоминает, что блондина вовсе не забросили. Ему дали крышу над головой и достаточно денег на «карманные расходы». В понимании отца Вакии эти сотни миллионов действительно были простой разменной монеткой. Он подкидывает монетку, сыночка доволен, сыночка ничего больше не требует. Идеальные отношения. — Я бы отдал их все, удели он мне хоть день своей жизни, — неожиданно серьёзно произнёс Мурасаки, смотря прямо в карие глаза напротив. Маньяк же только вздохнул, прибирая посуду после супа. — Доедай, я поставлю чайник, — снова мягкий тон. Снова уют и покой. Это успокаивало. — Почему он не приезжает? Почему не пишет, не звонит? Только раз в месяц пополняет счёт! — внутри Вакии сидел маленький мальчик. Очень обиженный, недолюбленный маленький мальчик. И Вальт знает об этом, потому ласково проходится по его голове, немного портя причёску, но Мурасаки не возражает. Только загнанно дышит, словно его небольшой выброс мог быть равен стокилометровке бегом. — Ты ведь и так знаешь ответ, — холодно подмечает Аой, заставляя гостя поднять на него глаза, полные боли и отчаяния. От Вакии просто откупались, как будто и не сын вовсе. Простая попытка заглушить свою вину огромным счётом. «Меня нет рядом, но я зарабатываю деньги. Меня нет рядом, но ты всё равно живёшь за мой счёт» — это то, что «говорил» его отец. То, что Вакия никогда ему не простит, сколько бы денег не оказалось на его счету, сколько бы одежды не купил и сколько бы не съел дорогущих конфет. Вакие нужен был отец, а не мешок денег. Многие бы поспорили с этим. Например, те у кого не было ни того, ни другого… но все люди разные. За это Вальт их и любил. Без особой сложности Вальт определил, как остро блондин нуждается хоть в ком-то, заменяющем то тепло, которого он уже никогда не получит. Он всё знал с самого начала, а сейчас оставалось только позволить Вакие самостоятельно кинуться в его паутину и завернуться в ней по самые уши. — Папа? — очень «вовремя» на кухню заглянул Боа. Хотя Вальт отлично помнил, что за ним должен был присматривать Луи. Однако этот огненный чёрт, Вальт готов поспорить, стоит сейчас за стенкой и угорает с ситуации. Вот кому действительно нравится нарываться. — Что-то случилось? — Аой сразу же переключил своё внимание. Может, Ширасаги и хотел поглумиться, но кто сказал, что Вальт не вывернет происходящее в свою пользу? — Я помешал? — заметив гостя, Алькасер почти скрылся за дверью, волнуясь, что маньяк разозлится на помешавшего его разговору. Аой фыркает от смеха, замечая это действие. Ведь он ни за что не станет винить в чём-то собственных детишек. Его жертвы достойны только ласки и заботы. Иногда ещё наркотика, но это только по началу. — Нет, что ты? Я просто говорил… ах, да, знакомься — это Вакия, — Вальт совершенно беззаботно указал на своего гостя, не переживая насчёт сказанного ранее «папа». В конце концов, Мурасаки в курсе, что за «фрукт» Аой. И он сам к нему приходит. Сам снова и снова стучится в двери, ища недостающее. То, что может дать ему теперь только маньяк-любитель. — Вакия, это Боа. — Твоя жертва? — нахмурился блондин, думая о том, что и сам мог оказаться на месте этого незнакомца. Он бы бегал за Вальтом поэтому странному старому дому, смотрел на него из-за двери, пока он вербует новую жертву. А что потом? Что с ним станет, когда Аою надоест играть в эти игры? — Но-но-но! — немного поднимает голос маньяк, показывая слабую злобу на своём лице. Ему бы в актёры, такой талант пропадал… — Боа — моя семья. И он так и не сказал мне, что случилось. Теперь ласковый взгляд был обращён к Алькасеру. Это должно было успокоить волнующегося подростка, заставить выйти из своего укрытия в виде двери и рассказать, почему же зашёл на кухню даже без разрешения, когда Вальт предупреждал: у них гости. — Проголодался… — соврал Боа, но Вальт сделал вид, что поверил. Он всё понял по взгляду, по попыткам скрыться за дверью и спрятать руки за спиной, даже когда вышел. Можно было бы списать на волнение, но при Хьюге Альскасер так себя не вёл. Значит, дело было в чувстве вины. Он врал, а потому боялся, что его раскроют. Но что не раскроют боялся тоже, ведь в таком случае он — лжец. А это уже второй повод для Вальта разозлиться. — Уже? Тогда садись, чайник вот-вот закипит, — и Боа покорно кивает, проскакивая на противоположное от Вакии место. Блондин явно не в восторге, что их потревожили. Но с каким-то странным, маниакальным желанием всё разнюхать и разузнать, наблюдает за «семьёй». Как Вальт напоминает про руки, которые надо помыть перед едой. Как ставит тарелки в первую очередь Боа и гостю. Как маньяк потрепал Алькасера по голове за то, что тот таки помыл руки. Такое простое действие, а за него хвалят… и выдают печенье прямо в руки. Это было похоже на какую-то рекламу еды по телевизору. Дружная семья. Два ребёнка и очень добрая мама. Мама, которой у Вакии и вовсе никогда не было… Может, ему помыть руки ещё раз? Ради этих касаний… ради недолгой ласки, пусть и не от кровного родственника. Но стоит Мурасаки опустить свой взгляд на руки, потирая их и мысленно готовясь к тому, как странно будет выглядеть, подходя к раковине уже во второй раз. Но его прерывают. Ставят кружку с чаем перед самым носом и гладят по голове. Почти незаметно, но не менее нежно и с любовью. Так же, как и Боа. Только без дела, просто так. Просто за то, что он сидел здесь. И Вакия чувствует странное смущение, а после осознаёт, что ему уже всё равно, что будет дальше. Даже если Вальт окажется самым страшным из злодеев и в конце разделает его по частям. Он готов продать хоть своё тело, хоть душу за всего один день в этом тепле. Чтобы хоть на жважцать четыре часа стать частью семьи Вальта. Но у него же есть свой отец… у него есть огромный дом в центре Европы. У него столько денег, что можно купить половину этого города. И всё это вдруг стало каким-то бременем, от которого хотелось избавиться. От денег отца, от самого отца… от всего, что помешало бы ему войти под крыло маньяка. — Вакия, а хочешь с нами на пикник завтра? У этого дома большой задний двор, есть где погулять и даже полазить. Обещали хорошую погоду, ни единой тучки! — Вальт резко перешёл на какой-то полудетский тон, от которого Боа хихикал. Этот тон был уже для Алькасера, для ребёнка, с которым ещё нужно было сюсюкаться в отличие от Вакии. И Боа действительно расслабился, больше не обращая внимание на гостя. — И… мне можно прийти? — с сомнением спросил Мурасаки, словно бы не его только что пригласили. Но Вальт не засмеялся на этот вопрос, не стал высмеивать за переживания, за боязнь, что его снова оставят одного. — Конечно же. Ты можешь прийти, когда захочешь. Я буду рад видеть, что с тобой всё хорошо, — то, чего Вакие так не хватало. То, о чём просил своего родного отца. И то, что по итогу дал совершенно другой человек. Мураски почувствовал, как по щекам что-то течёт, а обзор как-то затуманился. Но понял, что что-то не так только когда Вальт обеспокоенно встал со своего места, присаживаясь теперь уже рядом с ним и заботливо утирая… слёзы. Это были слёзы. — Ты чего? Я чем-то тебя расстроил? Вакия качает головой в отрицании и тянется к этому лучику, к ангелу, что окутал его своей любовью и пониманием. К доброму родителю, что не ругал за слёзы, а заботливо гладил по голове, позволяя выплакаться в своё плечо. В тот момент, когда Мурасаки расплакался, как малое дитя, прижимаясь к Аою, как к какому-то Христу-спасителю, Ширасаги выглянул из-за двери, ухмыляясь. Он и не сомневался, что Вальт даже в такой ситуации умудрится довести начатое до конца. Вальт подмечает своего парня сразу же, одними губами проговаривая: «Ты ещё получишь». Но что получит, не уточнил. А потому Луи усмехается, оставляя дверь открытой, а сам отправился со спокойной душой на тренировку. Теперь Вальт сам разберётся со своими детишками, а у него появится личное время. Чем не лучший расклад?