Конец августа
Англия, Блэкпул, поместье Блэков
Вистерия остановилась возле шкафа, на дверце которого на вешалке висело роскошное и явно дорогое платье глубокого темно-малахитового оттенка. Многослойная легкая юбка в пол, длинный полупрозрачный рукав и глубокий вырез; орнамент серебром по подолу и драгоценные камни по вороту. Платья она не любила, как и не любила зеленый цвет — ей куда больше идет синий и голубой. Но, очевидно, наряд доставили домовики по просьбе отца. Папа наверняка хотел видеть ее в день ее семнадцатилетия в лучшем виде. Конечно, соберется вся родня, придут многочисленные знакомые и коллеги отца, явятся какие-нибудь важные шишки, который ей глубоко безразличны. Бабушка и вовсе что-то говорила о репортерах и «всего парочка колдофото для газеты, Вистерия». Признаться, Вистерия до последнего думала, что это шутка — какому полоумному придет в голову печатать заметку о ее совершеннолетии? — Бредятина, — прошептала она, убирая платье в шкаф. Надевать она его не собиралась. Сегодня она стала совершеннолетней, а значит, нужды быть примерной дочерью, внучкой и последней наследницей больше нет. Не то чтобы она до этого дня была идеальным примером ребенка, но сейчас окончательно спали все запреты. В ответ ей раздалось протяжное мяуканье. Старый низзл сидел на подоконнике и не спускал с нее ярких янтарных глаз. — Признайся, Като, ты так же считаешь, — Вистерия ему слабо улыбнулась. Не удержавшись, она подошла к низзлу и взяла его на руки, прижала к себе и уткнулась носом в жесткую черную шерсть. Ее самый лучший и верный друг. Като был с ней с самого ее рождения, кажется, они и на день не расставались за все ее семнадцать лет. Он и в Хогвартс всегда вместе с ней отправлялся — был любимцем на Слизерине, в отличие от нее. У нее даже Патронус был в виде низзла. Вистерия в шутку говорила, что он ее родственная душа — понимали они друг друга с полуслова. — Ничего, осталось вечер потерпеть, — едва слышно произнесла она. Вистерия планировала свой побег последние два года. Ее терпение окончательно лопнуло в пятнадцать, когда скончался прадед. Арктурус Блэк умер прямо посреди рождественского семейного ужина. Его последние слова были о том, что она весь их род сгубила и к гибели приведет; что предки ее проклянут; что семья ждала наследника, а не «всего лишь девчонку». Ее отцу, конечно, тоже доставалось — за то, что не оправдал надежд, подвел семью, отказался повторно вступать в брак и делать попытки обзавестись «нормальным» наследником. Но Вистерия всегда чувствовала, что ею разочарованы все. Ее бабушка, поскольку она ждала мальчика. Два ее прадеда, так как они ждали наследника рода. И даже ее отец, поскольку она одним своим появлением убила мать и его последнего любимого человека. Вистерия — поздний ребенок. Отцу было за тридцать, когда она родилась. К тому моменту на ее матери он уже был женат более десяти лет, но детей они не планировали. Правда, смерть старшего брата ее отца внесла свои коррективы. За три года до ее рождения, как говорил отец, на него свалились обязанности главы рода. Им нужен был наследник, он не мог подвести семью. После множества неудачных попыток, родители воспользовались родовым ритуалом, а вскоре появилась и она. Вистерии не на что жаловаться — она жила лучше всех своих сверстников. Единственная наследница благородного рода — у нее было все, о чем только можно мечтать — лучшие преподаватели, регулярные поездки за границу, громадная библиотека самой разнообразной литературы, полный сейф золота, любые, даже самые смелые пожелания — по щелчку пальцев, привилегии и возможности, каких не было больше ни у кого. Но она бы все это променяла на то, лишь бы не видеть разочарованные взгляды семьи. Лишь бы не оправдывать чьих-то надежд. Вместе с привилегиями на нее давили обязанностями и надеждами. Во всей красе Вистерия ощутила привилегии, когда отец занял должность директора школы, потеснив Дамблдора. Она тогда только перешла на третий курс, и он для нее стал переломным. Вистерия ненавидела Хогвартс. Для всех ее однокурсников это было место, куда они уезжали практически на целый год от родителей — полная свобода и никаких запретов, кроме глупых школьных правил. Но когда твой отец директор, трудно радоваться. Она без конца чувствовала за собой контроль — домовики с нее глаз не спускали, чтобы о каждом шаге докладывать отцу. У учителей всегда было к ней «особое» отношение — кто-то делал ей больше поблажек, кто-то, напротив, требовал втрое, но никто не относился к ней как к обычному студенту. Отец часто вызывал ее к себе, если ему не нравилось ее поведение или оценка по какому-либо предмету, устраивал ей выговор, ставил в пример себя и мать — они во время учебы были лучшими. С ней практически перестали общаться одноклассники. Некоторые переживали, что она обо всех правонарушениях будет докладывать отцу. Кому-то не нравилось, что именно ее отец занял должность директора и внес существенные изменения в систему образования, в обход Дамблдора. Кто-то считал их врагами народа, остальные напротив — лебезили и старались во всем угодить. Отец не уставал повторять, что верить никому нельзя. Она и не верила, в каждом ища подвох. Нет, над ней никто никогда не издевался и не подшучивал, но ее все всегда сторонились. Ее не звали на факультетские вечеринки, зная, что за ней следит отец-директор; ее не звали на прогулки в Хогсмид; стоило ей появиться в библиотеке, все склонялись над своими учебниками, прятали от нее взгляд — но лишь в том случае, если не нужна была ее помощь: ее называли лучшей подругой те, кому нужна была лояльность ее отца; ее внимания искали те, кто хотел дружить с ней из-за одной лишь фамилии. Вистерия круглый год чувствовала себя одиноко и умоляла перевести ее в другую школу. Она говорила о плюсах образования в Шармбатоне и Ильверморни, даже предлагала домашнее обучение, но отец ничего не желал слышать. И вместо этого лишь усугубил ее положение. Неделю назад случилось еще одно страшное событие — ей пришел значок старосты школы. Вистерия никогда не была лучшей, на их курсе было немало тех, кто заслуживал этот значок куда больше нее. А она училась весьма посредственно — у нее получалось всего понемногу — она неплохо разбиралась в рунологии и нумерологии, ей легко давались чары и дуэльное мастерство, она любила историю и прорицания — обе науки крайне неточные, но ей нравилось в них разбираться. Но ее самая большая страсть — зелья. Вистерия готова была сутки напролет пропадать в лаборатории. Но сделать ее «надсмотрщиком» в кругу людей, которые и без того к ней относятся с опаской, — худшая из идей. Хотя, она не сомневалась, отец действовал из лучших побуждений. Наверняка верил, что это — уважаемый статус. А может просто хотел дать ей то, чем сам не успел воспользоваться. Впрочем, она не собиралась надевать значок; она не собиралась возвращаться в школу. Вистерия надеялась, именно ее таланты в зельях и помогут ей выжить, когда она покинет дом. Последние два года она ограничивала себя в любых желаниях и лишних тратах — к счастью, отец никогда не скупился на карманные деньги. Ее личных сбережений ей хватит не на один год безбедного существования. У нее был детальный план — она магловским транспортом отправится в Европу, а оттуда самодельным порталом на Восток. Так отец не сможет ее отследить. Правда, в этом случае, придется оставить кулон — пожалуй, расставаться с ним будет сложнее всего. Отец еще в детстве надел на нее талисман, по которому мог отследить ее в любой точке мира. Она сжала пальцами камушек на шее — овальный черный опал, на котором серебром выгравирована буква «V». Вистерия знала, что имя ей дала мама, наплевав на идиотскую традицию семьи отца. Но больше о ней она ничего не знала — папа почти никогда о ней не рассказывал, ограничиваясь тем, что она была достойной волшебницей. Ему больно было о ней вспоминать, она это видела. А может, он все еще злился на Вистерию за то, что она своим появлением убила ее. Но каждый раз, когда она начинала его расспрашивать о ней — видела недовольно поджатые губы, неприступный холод в серых глазах, тон становился грубым. Больше она к нему с расспросами не подходила. В доме хранилась лишь пара ее снимков — Вистерия их бережно хранила у себя. Мама у нее была очень красивая — с яркими и выразительными глазами, с аккуратными и миловидными чертами лица. У нее были густые длинные волосы и четко-очерченная линия губ. Сколько Вистерия ни смотрела на нее, а всегда с неким сожалением отмечала, что она больше похожа на отца. Об этом говорила и ее бабушка. У Вистерии только глаза мамины. О чем опять же не раз говорила бабушка — она не унаследовала типично-семейные серые глаза. В смерти мамы Вистерия винила семью. Ей было девять, когда она подслушала ссору отца и бабушки. В тот вечер она мало что поняла. Информацию она собирала еще не один год по крупицам, чтобы понять, что сгубил ее Темный ритуал. Родители по настоянию старших родственников провели ритуал на наследника. Ее отец был последним мужским представителем, не считая на тот момент престарелого прадеда, и роду нужен был сильный наследник. Только вот что-то пошло не так. Беременность протекала тяжело, все силы из ее матери выкачивала, а когда наступил решающий день, она и вовсе не выдержала. Она успела лишь имя дать своей дочери.***
Порывшись в шкафу, Вистерия надела черные джинсы и такую же футболку с треугольным вырезом; на ноги — ботинки с высокой шнуровкой, на запястья — многочисленные кожаные браслеты с амулетами ее собственного сочинения. Разделив черные волосы на две части, она привычно сплела их в длинные косы, на концах перевязав темно-синими лентами. Последний раз перепроверив чемодан и убедившись, что все необходимое сложено, она его уменьшила и оставила возле клетки, в которую позднее отправится и Като. Когда на часах оставалось меньше пяти минут до назначенного ужина, она вышла из комнаты и направилась вниз. — Вистерия! — обрадовалась бабушка, но тут же нахмурилась, окинув ее откровенно недовольным взглядом. Однако никак ее внешний вид не прокомментировала. Просто поразительно — обычно, когда Вистерия делала что-то, что ей не нравилось, она всегда говорила, что внучка взяла все самое плохое от ее старшего сына — упрямство, вредность и дурной магловский вкус. — Здравствуй, бабушка, — Вистерия ей деланно приветливо улыбнулась и присела в изящном реверансе. — Господа и дамы, — она учтиво кивнула и другим родственникам, которые уже спешили к ней навстречу с подарками. К ее удивлению, в гостиной лишь бабушка и Малфои полным составом. Никаких важных шишек и репортеров. Никаких знакомых отца. Как и его самого. Обычное дело — задерживается по работе. — Будем только мы? — спросила Вистерия, когда было покончено с поздравлениями и вручением подарков. — Да, — бабушка поджала губа. — Твой отец сказал, ты не хочешь никого видеть. — И он послушал? — недоверчиво переспросила Вистерия. — Послушал! — улыбнулась тетя Нарцисса. — Но мы не могли не прийти! — Нет, вам я всегда рада! — заверила Вистерия, в ответ улыбнувшись тете — в целом, Нарцисса ей нравилась. Они были совершенно разными, но тетушка всегда ее баловала и относилась к ней с искренней любовью. — Регулуса ждать не будем, у него на работе дела, поэтому предлагаю садиться за стол, — произнесла бабушка, тут же отдавая распоряжения домовикам. Вистерия старалась не обращать внимания на разыгравшуюся злость внутри. Отец с домовиками отправил ей праздничное платье, но сам даже не соизволил прийти вовремя. В очередной раз откупился. Что ж, в таком случае, ей будет еще меньше жаль покидать этот дом. Уже были разлит аперитив и наполовину съедены закуски; уже обсудили дальнейшие планы Вистерии после ее последнего года в школе — она беззастенчиво врала; Драко успел навести на нее скуку своей хвальбой о важной министерской должности, а Астория поделилась планами, что они вовсю планируют детей — и для чего Вистерии только это знать? Но она на все учтиво кивала головой и отвечала то, что остальные ожидают услышать — сейчас лучше не привлекать лишнее внимание, когда до побега остаются считанные часы. На стол подали основное блюдо, когда в гостиной появился отец. В руках у него был густой букет фиолетовых глициний. И где только достал? Он мельком обежал всех присутствующих взглядом и остановился на ней. — Вистерия, — он улыбнулся и шагнул ей навстречу. Поднявшись, она вышла из-за стола. Отец ее приобнял и сухо поцеловал в висок. Отстранившись, он мельком окинул ее недовольным взглядом и осуждающе качнул головой. Вистерия уже готова была к тому, что он осудит ее внешний вид, но он вдруг улыбнулся и, махнув рукой на дверь, произнес: — У меня для тебя сюрприз. В тот же момент дверь распахнулась, и на пороге появилось целое семейство. Вистерия и сама не знала, что может издавать такие радостные вопли. Но весь день она была в тоске, всю неделю в напряжении, все лето в тревогах перед предстоящим побегом. А сейчас перед ней Поттеры полным составом. У нее улыбка на губах непроизвольно разъехалась, безудержная радость с головой захватила. — Джеймс! Она влетела в крепкие объятия своего крестного. — С днем рождения, котенок наш! — Лили! — Вистерия кинулась к ней, подставляя щеки под горячие поцелуи. — С днем рождения, Тери! — вперед выступил Гарри, расталкивая родителей. — Мерлин, — пролепетала Вистерия, глядя на совсем крошечного малыша на руках Гарри — удивительно точная копия ее крестного — те же черные кудри и хитрющие карие глаза. — Познакомься, это Флимонт Поттер, — произнесла Джинни. — Имя выбирали… с дедушкой. Джеймс рядом сиял от счастья. Вистерия очень редко видела Поттеров. Джеймс был спортивным экспертом, бывшим тренером сборной Англии на пенсии и постоянно находился в разъездах. Гарри после школы переманила сборная Ирландии, а Джинни была всемирно известным обозревателем спортивных матчей, поэтому дома в Англии они почти не появлялись. Вистерия всегда поражалась, как при такой работе они сохраняют мир и любовь в семье. Джеймс и Гарри были буквально во вражеских командах, а сборная Англии и Ирландии поочередно занимали первые места в турнирных таблицах. Не обходилось без скандалов в прессе и обвинений, что здесь замешано кумовство, тем более, Джинни была известным репортером, которая частенько лишь подливала больше масла в огонь, раздувая рядовые ситуации до международных скандалов — Гарри с Джеймсом, кажется, были от этого только в плюсе — внимание публики всецело принадлежит им, фанаты растут в количестве, а спонсоры обивают пороги офисов. — Именинница! Вистерия вскинула голову на любимый голос. У нее сердце замерло на мгновение. Один из любимейших ее людей на всем белом свете, которого она не видела вот уже почти два года. Человек, который присутствовал при ее первом выбросе магии; который всегда всецело поддерживал и писал ей регулярные письма; с которым Вистерия впервые попробовала огневиски на позапрошлом Рождестве после смерти прадеда; которым восхищалась всегда; которого Вистерия считала своей старшей сестрой. — Маргарет! Вистерия крепко обняла ее в ответ, утыкаясь лицом в пышные рыжие кудри. Волосы младшей Поттер всегда одурманивающе пахли яблоками и корицей. Наверняка создает специальные зелья, чтобы сводить всех с ума! Маргарет равных не было в зельях. Она унаследовала талант матери и подкрепила его многочисленными исследованиями своего деда. Поттер с успехом закончила Британскую академию зельеварения и последние десять лет путешествовала по миру, общалась с известными учеными и набиралась знаний. Порой Вистерия думала, что она могла бы к ней присоединиться — Маргарет однозначно поддержала бы ее и помогла, они вместе могли бы развивать свои навыки. Но Вистерия сомневалась, что Маргарет утаила бы от своего отца ее побег. Маргарет рассказала бы ему по большому секрету, лишь для того, чтобы Поттеры не тревожились о ее судьбе. Но что знал Джеймс — знал и Регулус. А потому она не решалась признаться в своем побеге подруге. Время за ужином пролетело слишком быстро. В доме Блэков было непривычно шумно и весело, то и дело раздавался раскатистый хохот и звучали громкие голоса. Поттеры наперебой рассказывали о собственных приключениях и о воспитании малыша Флимонта — кажется, Джеймс внуку был куда более рад, чем Гарри и Джинни; Малфои смотрели за всем этим с привычным холодным снисхождением, Драко безуспешно пытался всех увлечь своими достижениями в Министерстве, а Астории таки удалось подержать на руках самого младшего Поттера — Вистерия еще никогда не слышала, чтобы она так звонко смеялась, когда малыш потянул ее за идеально уложенные локоны. Прощание длилось еще дольше. Вистерии не хотелось прощаться с друзьями. Тем более, она не знала, когда увидит их в следующий раз. Но время приближалось к полуночи, Флимонт уже давно спал, а Гарри и Джинни пора было домой. С ними отправлялись и Джеймс с Лили. Малфои полным составом также отбыли вслед за остальными. Только Маргарет немного задержалась. Прощаясь, она обняла ее крепко и на ушко шепнула, что если ей требуется, она всегда может послать ей Патронус и они встретятся в любимом баре в Сохо. Как только дом опустел, а бабушка поднялась в свои покои, к ней обратился отец: — Вистерия, у меня для тебя подарок есть. — Еще один? — с непониманием спросила Вистерия. — Еще одна умная книжка? Или какой-нибудь очень важный значок? Отец не удержался от строгого взгляда, но все-таки мягко произнес: — Нет. Идем. Оказавшись на улице, они прошли до заброшенной конюшни. Вистерия со скепсисом думала о том, что уж не встречу ли с боггартом ей приготовил любимый папочка. Он бы запросто мог устроить ей внеплановую тренировку. Она на всякий случай достала палочку, сжимая ее в руке. Открыв перед ней дверь, отец впустил ее внутрь. В помещении была непроглядная тьма, в воздухе стояла многовековая пыль. Зайдя за ней, отец запустил в воздух несколько десятков светящихся шариков, освещая пространство. Длинная прямоугольная конюшня совершенно пустая, только посредине стояло нечто, прикрытое тентом. Вистерия вслед за отцом приближалась к этому нечто, гадая, какой очередной сюрприз он для нее приготовил. И, стоило им остановиться возле тента, он произнес: — Это осталось от… твоего дяди. От Сириуса. Вистерия взметнула на него взгляд — отец никогда не говорил о своем погибшем брате. Она даже толком не знала, что с ним приключилось. Ей было известно лишь то, что он умер из-за какого-то тяжелого проклятия. — Я уверен, он был бы рад, если бы это досталось тебе, — он сдернул тент, открывая перед перед ней массивный с вычищенным до блеска металлом мотоцикл. У Вистерии дыхание перехватило. Вряд ли она когда-то мечтала о подобном виде транспорта. Но сейчас, увидев его, ей вдруг захотелось усесться на него, нажать на газ до упора. — На нем множество чар, — отец, кажется, по своему расценил ее молчание. Смущенный, что она не с восторгом оценила подарок, он продолжал говорить: — Он и летать может. Может быть невидимым, и еще… — Потрясающе, — прошептала Вистерия, наконец, приходя в себя и ступая к мотоциклу. Кожаные рукоятки и сидение, блестящие металлические крылья над массивными и ребристыми колесами, множество кнопок и циферблатов, отполированный черный корпус. Наверное, это лучший подарок отца за все ее семнадцать лет. — Невероятно! — воскликнула она, проводя рукой по коже. Хотелось усесться сверху и испробовать его. Полет над Блэкпулом должен быть незабываем. Ее будоражили одни лишь прикосновения к подарку. — Вистерия, — позвал отец, уже напряженный ее восторгом, — надеюсь, ты будешь им благоразумно пользоваться. И, разумеется, на твой последний год в школе он останется здесь. — Ага, — бросила она, не поднимая на него взгляд. Она кончиками пальцев вела по кожанной рукоятке — ей казалось, она чем-то глубоко внутри ощущала чужое тепло — будто этой рукоятки уже касались чужие руки — руки ее дяди или кого-то ему очень близкого. Прикрыв глаза, она старалась прислушаться к ощущениям, уловить образы, мелькающие где-то глубоко в сознании. Вистерия любила Прорицания. Ведь это не только предсказания будущего, но и расшифровка прошлого, это взгляд на мир с совершенно иной стороны, с той, которую не видят все остальные; это взгляд внутрь себя, расшифровка предчувствий. Наука тонкая и крайне неточная, практически никому не подвластная, но от того и интересная — медленно, но Вистерия училась ее осваивать, чаще прислушиваться к своей интуиции, воспринимать вибрации магии, в которой можно было считать всю историю. Кончики пальцев закололо от острой энергии бывшего владельца. Но закололо приятно, так, что ей нестерпимо захотелось сжать руль. Энергия была яркая и стремительная, но мелькала вспышками, горячими и манящими. — На нем только Сириус ездил? — Нет… — отец замолчал на мгновение. — Еще София иногда. Вистерия вновь устремила на него внимательный взгляд. О Софии она знала еще меньше, чем о дяде. Зато ее снимков в доме было целое множество. Два альбома с ее колдофото авторства Сириуса и аккуратными надписями Регулуса хранились в его кабинете. Вистерия знала, что Като раньше принадлежал именно ей, и что она погибла незадолго до окончания войны. — А ты? — Было как-то раз, — нехотя ответил он. — А мама?.. Отец опустил взгляд, лишь мотнув головой. Вполне очевидно, что на этот мотоцикл никому постороннему не разрешалось садиться. Но неужели даже мама была для Сириуса совершенно чужим человеком? — Пап… — она не спускала с него прямого взгляда. — Расскажи про маму. Он ничего не отвечал, продолжая напряженно на нее смотреть. Как и всегда, сейчас отделается стандартными фразами и оставит ее. Но ей хотелось хотя бы напоследок услышать что-то искреннее от него, что-то важное, что задевало его сердце. — Она была лучшей… — Нет, — перебила Вистерия, — ты всегда это говоришь! Лучшая, достойная волшебница, идеальная супруга! Но это вообще ни о чем не говорит! Какой она была? Я заслуживаю знать! — она не спускала с него отчаянного взгляда, чувствовала, как глаза жечь начинает — отец никогда не бывает искренен. А он и не спешил отвечать. Медлил, смотрел на нее с сожалением. Ей хотелось бросить это, усмехнуться ему в лицо и уйти. В последний раз. Но он ответил: — Это… это больно, Вистерия. В какой-то миг жизнь полностью потеряла смысл. И, признаюсь, я все еще не смирился. Она на него ошарашенно смотрела. Отец впервые в жизни признавался в слабости. Он ненадолго замолчал, но под ее нетерпеливым взглядом вновь продолжил: — Твоя мама… стала спасением для меня. После смерти близких людей, после… крестражей Темного Лорда и войны. Я был на грани, признаюсь. Но ее поддержка… Не представляю, где бы я был сейчас, если бы не она. Меня тянуло… к Темной магии, к дальнейшему изучению крестражей. А без практики там никак. И мне этого даже хотелось! Но… к счастью, она не дала мне совершить эту ошибку. Да, я сам не свой был. Мне больше года на восстановление потребовалось. Она всегда рядом была. И только у нас все наладилось, умер Сириус. Разумеется, я знал, что после гибели Софии он не вступит в брак и не обзаведется ребенком. Но какая-то глупая надежда все равно была. И тут все на меня — обязанности главы рода, обязанности обеспечить семью наследником. Твоя мама согласилась попробовать... Вистерия не дышала, слушая его. Это первый раз, когда отец с ней откровенно говорил. Он поднял на нее взгляд, полный сожаления: — Я паршивый отец. Поверь, я прекрасно это понимаю. Но я не знаю… как? Как быть хорошим отцом? Была бы она рядом, обязательно бы подсказала. Но… Я… я старался делать так, как воспитывали меня, но… Мерлин, — он прикрыл глаза судорожно выдыхая. — Поверь, я старался. Стараюсь. Каждый день. Но я не знаю… как? Что нужно девочке-подростку? Вечеринка с друзьями или семейный ужин с крестным и его семьей? Низзл в подарок или значок старосты? Красивое платье или мотоцикл? Мерлин, это так сложно! У нее непроизвольно вырвался смешок. Папа еще ни разу в жизни не был с ней столь откровенен. Кажется, он перепил огденского виски за ужином. Так всегда бывает, когда заходит в гости ее крестный. Но обычно все его откровение заканчивалось на откровениях с Джеймсом. — Вистерия… — он вдруг смягчился, устремляя на нее взгляд, полный сожаления. — Возможно, я и правда зря не послушал тебя и не перевел в другую школу… Прости. Просто… я хотел, чтобы ты была рядом со мной. У меня… у меня же никого больше не осталось. Только ты одна. И отпустить тебя одну на другой материк… идея мне казалась попросту сумасшедшей. Возможно, она все это время была несправедлива к отцу. Он говорил искренне. В душу закрались сомнения — сбежит она и сердце отцу разобьет. — Чем больше смотрю на тебя, — он ступил чуть ближе, — тем больше вижу ее. С каждым годом ты все больше становишься на нее похожа. Нет, твоя бабушка совсем не права, сравнивая тебя с Сириусом. Хотя, безусловно, он был бы этим безумно горд. Но… нет. Ты полная копия своей мамы. — И… какая? — Вистерия не спускала с него нетерпеливого взгляда. — Такая же непослушная, — он мельком улыбнулся. — Но такая же талантливая, гораздо умнее и проницательнее меня — видишь куда больше. Вы обе любите историю и чувствуете больше, чем другие. Ты с ней виделась лишь раз, но успела нахвататься ее привычек. Ты точно также морщишь нос над рыбой, идентично закатываешь глаза, когда слышишь идиотов, погружаешься в собственные мысли, стоит зазвучать роялю, и с неприличным аппетитом накидываешься на брауни, стоит его на стол поставить. Притворно ахнув, Вистерия состроила осуждающий взгляд — так вот почему на ее дне рождения не было ее любимого десерта. — А еще вы обе любите синий. Прости меня за зеленое платье — зеленый люблю я, и надеялся, что ты его наденешь. На Вистерию напал легкий укор, она опустила взгляд. — У вас с мамой лишь одно отличие, — он неожиданно улыбнулся и, на ее вопросительный взгляд, ответил: — Она всегда красиво одевалась. Вистерия недовольно фыркнула, сложив руки на груди. Впрочем, злиться она не могла — отец только что сказал, что она была похожа на маму — а это было лучшим комплиментом, лучшими словами, что она от него слышала. — Вистерия, — вновь позвал он. — С тобой, порой, просто невозможно найти общий язык. Ты вечно упрямишься, все тебе не так, ты никогда не идешь на компромиссы. Хотелось бы спросить — откуда в тебе это?! Но я и так это знаю, — отец на нее с сожалением посмотрел, тяжело вздохнув. — Так что… я уже смирился. И люблю тебя такой, какая ты есть. Пусть у тебя и совершенно дурной вкус. Ты для меня все равно лучше всех. Она пошевелиться не могла. Впервые в жизни отец сказал ей, что любит. Пусть и тут же с иронией, но признался он — искренне. Не удержавшись, она ступила ему навстречу, раскрывая руки и заключая его в объятия. Невольно вздрогнула, когда его рука опустилась ей на спину, прижала к себе. Она уткнулась лицом в его плечо; затаив дыхание, замерла в его объятиях. Вистерия не могла вспомнить, когда в последний раз папа ее так обнимал — аккуратно и бережно, как самое ценное. Он провел рукой по ее спине, обхватил ребра. Отстранившись, он с укором произнес: — Была бы жива твоя прабабка Мелания, сказала бы, что мы тебя голодом морим. Ты посмотри на себя, скоро в воздухе растворишься! — Это потому что мне брауни на десерт не дают, — сурово ответила она. Он вначале на нее ошарашенно уставился, а после весело улыбнулся. — Я знаю один отличный ресторан в центре Лондона, где подают лучшие десерты. Идем? Исключительно ради того, чтобы испытать его терпение, Вистерия окинула его сомнительным взглядом, выдержала длительную паузу, и только после ответила: — Идем! Наверное, ее побег может и подождать.