Friends

– будем друзьями? тихий пьяный голос мишеля разрезал душную тишину квартиры, где ещё полчаса назад громко играла музыка и кто-то кричал. паша, наверное, он всегда начинает слишком агрессивно внушать всем, кто под руку попадётся, свои идеи о захвате правительства, когда выпьет чуть больше, чем следовало бы. мишель вопросительно смотрел в пьяные глаза напротив, а сергей просто шумно выдохнул со смешком и кивнул, наверное, слишком резко. – будем. *** Миша, который любил слушать музыку в своих дешёвых наушниках и читать французские романы, появился в их дружной компании совсем недавно, но уже освоился, хотя по нему видно было, что он считает себя немного чужим в тусовке, где все знакомы друг с другом на протяжении нескольких лет. Кондратий однажды ни с того ни с сего начал объяснять растерянному Мише, что тот им всем уже почти родной и что Мише не о чем волноваться. Миша уверял его, что он все уяснил и слёзно упрашивал пьяного друга слезть со стола. *** Жизнь Сергея шла своим чередом из года в год: он неплохо учился в университете, ходил на митинги, собирался со своими друзьями по выходным в квартире Рылеева, в общем, все у него было неплохо. Однако он, как истинный революционер, всегда хотел каких-то перемен, событий, которые бы потрясли его, заставили чувствовать и переживать, даже мучиться. Конечно, все это на словах – ему бы не понравилось, если бы его, к примеру, исключили, хотя время от времени он, сознаемся, представлял, как читает нецензурный монолог в лицо директору "Сашеньке", а затем гордо уходит в закат прочь из универа. Сергею не особо везло с девушками – в него, конечно, многие влюблялись, но отношения строить у него почему-то не получалось. Аня, с которой он расстался две недели назад из-за того, что забыл про их свидание, всем своим подружкам и знакомым на него пожаловалась, поэтому на время его оставили в покое даже первокурсницы, которые, не зная о его политической деятельности и соответствующих рисках, иногда набирались смелости и писали первыми во Вконтакте. Про Аню не особо думалось, Сергея это вполне устраивало, но он не хотел начинать и какие-то новые отношения, боявшись (вполне логично), что совершит ошибку и обидит очередную филологиню, а у них ведь такая тонкая душевная организация – вот злополучная Бельская, например, постриглась под каре через пару дней после расставания. "Бедная девочка! " - драматично размахивая руками, восклицал Рылеев пару дней после этого, когда Анна проходила по коридору, делая вид, что не замечает Сергея и его компанию. Сергею было смешно за этим наблюдать, ему оставалось только опасаться того, что Петя Каховский, новая жертва Ани, её бросит, ведь тогда ей придётся побриться налысо. Судя по тому, как Каховский иногда невзначай посматривал на Сергея, он тоже этого опасался. *** – Помолчи, Кондраш, тебя там не было, дай дорассказать, - когда Муравьёв-Апостол последним переступил порог рылеевской квартиры, его встретили Сергей Трубецкой, громко рассказывающий какую-то историю, и остальные ребята с бокалами в руках, - Так, и на чем я остановился? - Трубецкой с осуждением посмотрел на Кондратия, пытаясь вспомнить ускользающую нить повествования. – Ты говорил, что у меня руки-пистолеты, - напомнил ему Паша, - А потом пришёл Серый. – Блять, сам ты серый. Сергей стащил с шеи надоедливый шарф и скинул ботинки с потертыми носами. – Ладно-ладно, давайте я тогда с начала расскажу, раз ты только сейчас соизволил припереться. Трубецкой пригласил всех в комнату движением руки, а затем, легонько тронув Кондратия за талию, сам последовал за Пашей и остальными в гостиную. Муравьёв только отвёл взгляд от друзей, смутившись, что увидел подобное проявление чувств вечно холодным Трубецким. Не секрет, что эта революционная парочка из поэта и просто хорошего парня с дворянскими корнями, уже некоторое время вела себя не так, как раньше. Секретом, однако, оставался тот факт, что все вокруг прекрасно это знали. "Сергей – моя муза" - говорил Рылеев после бокала шампанского. "Сергей – диктатор моего сердечка" - говорил он после третьего бокала. А все и рады были знать, что эти двое наконец перестали ломаться. – Так вот, Апостол, послушай, что наш Пашка учудил сегодня, - как всегда неотразимый "диктатор" привлекал внимание всех вокруг как по щелчку пальцев, только начиная говорить своим бархатистым голосом, - Я-то сразу, я вам отвечаю, Рылеев не смотри ты на меня так, сразу понял, когда он на пару приполз через двадцать минут после начала, что наш великий и ужасный оратор опять вляпался в некоторое дерьмо. – Ой, ну прям так сразу и ага, придумай чего поинтереснее, - Паша наливал себе шампанского с лицом скептика со стажем. – Ты, мой милый, хоть и не шатался, но вид у тебя был, если честно, веселенький. Трубецкой выглядел так, будто собирался рассказать какую-то совершенно невероятную историю, хотя ясно было, что с Пашей не могло случиться чего-нибудь совершенно из ряда вон – все бы уже знали. Суть истории заключалась в том, что Паша, вернувшись с перемены на двадцать минут позже звонка, как ни в чем не бывало прошёл по аудитории неспеша и сел на свое место, перед этим чуть не врезавшись в чей-то рюкзак. Трубецкому, естественно, хватило пары мгновений посмотреть на Пестеля, чтобы определить, что тот пьян. "Что же вы, Павел, опаздываете, а?" - суровый Милорадович, казалось, решил докопаться таки до Паши, а вот время выбрал не совсем подходящее (догадался, что тот навеселе?) , - "Я уж было подумал, что вы не придёте послушать мою интереснейшую лекцию," - Милорадович поправил очки в чёрной оправе, слезавшие с его носа, - "Вам, между прочим, она была бы полезнее, чем многим из тех, кто пришёл вовремя – вы мне очень одного декабриста напоминаете," - Трубецкой подумал, что ни одна лекция Милорадовича ещё не оказывала влияния на Пашу, и эта туда же, - "Одного из тех, о ком мы сегодня говорим. Впрочем, его судьба... " Михаил Андреевич не успел договорить. Паша, усмехнувшись, поднялся со своего места и, будто бы единственным словом, что он услышал из монолога профессора было "декабрист", бросил даже несколько вызывающе: "А я с вами, Михаил Андреич, не согласен абсолютно." Кто бы его знал, что он имел в виду. "Простите, Павел, а с чем именно вы не согласны на этот раз?" - Милорадович не скрывал своей заинтересованности беседой. Паша усмехнулся. "А мне не нравится, с какой вы интонацией сказали «декабрист»." - студенты закопошились, послышались смешки, - "Вы, друг любезный, мне тоже кое-кого напоминаете." Трубецкой замер. "Кого же?" - Милорадович, кажется, уже придумал для Паши наказание на ближайший месяц, поэтому просто наблюдал за неугомонным студентом. Но Паша не успел ему ответить, потому что в аудиторию, тихонько извинившись за опоздание, вошёл Коля Романов. Ситуация становилась все более комичной. Студенты смеялись уже во весь голос, а до Коли, видимо, не сразу дошло, что извиняться за опоздание на полчаса – как-то не солидно, и лучше бы он вообще не приходил. Зоркий глаз Трубецкого подметил, что Коля, в отличие от Паши, который держался молодцом, на трезвого не катил вообще. "Пупа и Лупа" - подумал Сергей и стал дожидаться звонка на перемену, чтобы задать Пестелю пару вопросов. – Так на кого Милорадович-то похож, а, Паш? - подал голос Миша, все это время внимательно слушавший рассказ Трубецкого. – Что? А, да я и придумать-то не успел, надо было выкручиваться, а тут как раз Романов. - Сложно было понять, как сам Пестель относился к ситуации и собирался ли объяснить при чем тут Коля. Миша повернул голову в сторону Трубецкого. – Ну, что же ты, Паш, неужто мне самому все рассказывать? - Трубецкой сказал это просто так, из вежливости. Естественно, эту историю он собирался рассказать сам от начала и до конца, - Господа алкоголики и тунеядцы, как вы думаете, при чем тут Романов Николай? А я вам скажу при чем, - Сергей сел на край небольшого деревянного стола, - Дело в том, что наш Пашка сегодня встал не с той ноги. Хотя, возможно, как раз таки с той, если подумать. Дело было так: на большой перемене он только собрался идти к нам, дорогие друзья, но - увы - судьба его свела с Николя. Уж не знаю с какой из своих ног сегодня встал Коленька, но... – Короче, - Паша поставил бокал на стол и откуда-то (из кармана, прости Господи?) достал рюмку, принялся откручивать крышку от прозрачной стеклянной бутылки, - Допизделся ваш Коленька, ну мы с ним и поспорили кто быстрее девятку залпом выпьет. Рылеев поперхнулся. – "Балтику"? В универском толкане? - Муравьёв выглядел разочарованным в Паше окончательно, Паша кивнул, - И без меня?? – Кто из вас хотя бы в магазин пошёл? - Рылеев пришёл в себя и подключился к беседе. – Пашка, кто ж ещё, - Трубецкой довольно скрестил руки на груди, - Не дай бог кто Колю увидит, ой-ой-ой. – Пошли вы, - Пестель осушил рюмку. – Да просто знаем мы, Пашенька, как у вас слово за слово все получается... - Рылеев заговорчески посмотрел на Трубецкого, - они же с Колей как с картинки, ей богу, Серёж. – Я вот только одного понять не могу: зачем вы на пару пошли после этого? - Миша наливал себе третий бокал шампанского. – Так это у них часть сговора! - Воскликнул Кондратий, - Им нужны свидетели! Они хотят первыми всем рассказать, что жить друг без друга не могут, пока за их спинами кто-нибудь другой это не скажет. – Дурак ты, Кондратий, - Бросил Павел и ушёл на кухню. – Ну ты правда, чего на ровном месте-то про людей бред всякий собираешь? - Трубецкой вполголоса обратился к Рылееву. – Серёжа-а, ты, вроде, умный человек, а ведь натурально ничего не понимаешь! *** Миша, такой жизнерадостный и добрый, выделялся на фоне своей новой компании. Он был как маленькое, карманное солнце – освещал своей улыбкой все вокруг. Первокурсник, птенец, он подрабатывал в маленькой кофейне рядом с универом, а зарплату почти целиком спускал на шампанское. Случайно врезавшись в Кондратия в столовой, он обрек себя на новую жизнь – его быстро приняли в коллектив, вообще, все как-то замечательно совпало, у него и взгляды были - прямо как у них - так что даже с Пашей Пестелем поладил. Больше всего из компании Мише нравился Серёжа Муравьёв-Апостол. Так случилось, что про Серёжу он и знал больше, чем про всех, хотя почти с ним лично не общался, в глаза старался не смотреть, зато иногда перед сном вспоминал, как Сергей неделю назад играл на гитаре песни группы Кино, и почему-то так тепло становилось. Миша всегда внимательно слушал своих друзей, особенно Кондратия, а тот, догадавшись, что Миша интересуется всем, связанным с Серёжей, частенько невзначай рассказывал Мише всякие дурацкие истории или забавные факты про Муравьёва-Апостола. Мишель делал вид, что слушает все это просто так, но Рылеев видел: у парня глаза сияют при одном только упоминании Сергея. Сначала Миша объяснял это самому себе как братскую любовь, но потом задумался: как же так, бояться брату в глаза смотреть? Бояться с братом наедине остаться? И почему у Миши всегда так предательски дрожал голос, когда он говорил с Муравьевым? "Авторитет" - говорил Кондратий, замечая смущение Мишеля, пытался парня от глупых смешков и подколов отмазать, сам знал, как это неприятно. Разумеется, Мише не казалось, что он слишком мало общается с Апостолом, наоборот – Апостол был везде, даже во снах приходил. Со временем Бестужев привык к навязчивым мыслям и обществу Сергея, привык к его внезапным звонкам и просьбам сходить с ним на очередной митинг, привык к тому, что Муравьёв мог трепать Мишины волосы и решать, что Мише хватит шампанского и пора спать. В глубине души Миша всегда ждал, когда же Сергей наконец заметит, что его друг пьян и позаботится о нем – запретит пить, проводит до дома или убедится, что на диване в квартире Рылеева Бестужев будет в безопасности. Миша иногда мечтал о таком старшем брате, как Муравьёв-Апостол, но чаще всего он мечтал о том, что Сергей мог бы в него влюбиться. Миша слушал новые стихи Кондратия, сидя на диване в обнимку с бутылкой шампанского. *** Паша курил на балконе, дым улетал куда-то в прохладную осеннюю ночь. С улицы слышались приглушённые биты, но Паше казалось, что вокруг все равно слишком тихо. И слишком много ненужных мыслей заполняли его голову. Павел все думал об этом Романове. И зачем он ему сдался? Наверняка Милорадович теперь заставит мыть аудиторию вместо уборщицы, да и пусть. А если их обоих заставит, вместе? Что, если они вдвоём будут в пустой аудитории? Ну и что с того? У Паши никогда не было девушки, просто не сложилось. Ему никогда никто не нравился – так получилось. Он никогда не засматривался на девушек в клубах или школьных коридорах – на это у него, конечно же, тоже было свое оправдание. Или не было? Почему о чем бы ни думал Пестель, все сводилось к одному человеку? К этому душному, тихому, самовлюбленному, красивому, лучезарному, прекрасному Николаю Романову? Паша не хотел думать вовсе, Паша хотел напиться окончательно, Паша надеялся, что до утра не найдёт свой телефон, потому что иначе обязательно запишет кому-нибудь (Коле) тысячу голосовых сообщений. Паша хотел, чтобы Рылеев был неправ, но он был прав – абсолютно. – Блять. Окурок тлел над ночным городом. *** Пьяному Мише, в отличие от пьяного Паши, не нужен был телефон – Сергей сидел напротив него на полу, рассеянно играя на гитаре знакомую песню то ли из маршрутки, то ли прямиком из детства. Мише хотелось говорить, о чем – не известно. Он минуты две просто смотрел то на гриф гитары, то на свои руки, затем ещё пару минут смотрел на лицо Муравьева, сосредоточенное на струнах. Сергей почувствовал Мишин взгляд уже давно, но не подал виду – ему было интересно, что будет дальше. – Будем друзьями? Тихий пьяный голос Мишеля разрезал душную тишину квартиры, где ещё полчаса назад громко играла музыка и кто-то кричал. Паша, наверное, – он всегда начинает слишком агрессивно внушать всем, кто под руку попадётся, свои идеи о захвате правительства, когда выпьет чуть больше, чем следовало бы. Теперь Паша тихо курил на балконе, утопая в своих мыслях, а Трубецкой с Рылеевым играли в карты на кухне. Никто не мог помешать. Мишель вопросительно смотрел в пьяные глаза напротив, а Сергей просто шумно выдохнул со смешком и кивнул, наверное, слишком резко. – Будем. И всё. И всё? *** Сергей Муравьёв-Апостол однажды уже влюблялся в мальчика, это было в девятом классе, слава богу, там и осталось. Он и теперь отчётливо помнил быстрые несмелые поцелуи в подъезде и километры переписки. Когда Кондратий знакомил Сергея с Мишей, Апостола не покидало еле заметное, прозрачное чувство, что Бестужев станет его очередным объектом воздыхания. Но Сергей решил, что это просто накручивание себя и глупости. Однако Мишу хотелось защищать: от пьяного Пестеля, от злых третьекурсников, от его вспыльчивого отца, который любил звонить в неподходящее время. Мишу хотелось оберегать, отдавать ему свой шарф, контролировать количество выпитого шампанского. Мишу хотелось целовать, долго и нежно, хотелось зарываться пальцами в его светлые кудрявые волосы, хотелось опрокинуть его на свою кровать, хотелось сочинять ему песни и прогуливать четвертую пару, сидя в кофейне в его смену. Но Сергей боялся спугнуть своего нового друга. Миша казался таким юным, таким доверчивым, таким податливым. А если он испугается? Или пошлёт Сергея куда подальше? Или просто перестанет общаться со всей компанией? Апостол не решался признаться в своих чувствах, хотя не сомневался в них. И вот теперь они – друзья. Официально. Что это вообще было? *** – Пора спать, принцессы, - Рылеев появился в гостиной внезапно, лениво потягиваясь, - Сегодня суббота, значит, вы все можете спокойно принять горизонтальное положение в этой квартире и не возвращаться в вертикальное хоть до следующего вечера. В дверном проёме показался Трубецкой в руках с подушкой. – Лично я пошёл, всем привет. И ушёл куда-то в темноту коридора. – Так, погоди, солнце моё, мы с тобой давай тут на диване ляжем, а вы, господа, - Кондратий посмотрел на Муравьёва и Бестужева, - Вы идите за Пашей, заносите его с балкона обратно в помещение и ложитесь в спальне, ну вы разберётесь, не маленькие. Рылеев послал Мише с Сергеем воздушный поцелуй, а сам принялся раскладывать диван на пару с Трубецким. Паша выглядел немного подавленным и даже не предлагал Серёже "прямо щас пойти на царя". Они легли втроём на двуспальную кровать, но Паша, который чуть не свалился оттуда, предпочёл спать на полу и через пару минут уже храпел. *** Рылеев сладко спал в обнимку с Трубецким, который сначала шептал в темноту о том, какие у поэта красивые новые стихи, а потом, не получив ответа, тоже уснул. *** Миша долго не мог уснуть, он все смотрел в спину Муравьеву-Апостолу и думал, что поторопился записываться ему в друзья. "Я не хочу, чтобы он был моим другом" - думал Миша, - "Я хочу спать с ним в одной кровати. Друзья не спят в одной кровати." "Я хочу спать с ним" - думал Сергей Муравьёв-Апостол, проваливаясь в сон. /// Friends just sleep in another bed, And friends don't treat me like you do. Well I know that there's a limit to everything, But my friends won't love me like you. No, my friends won't love me like you. ///