Новая жизнь Уилла Грэма

В тусклом свете ламп чужое лицо кажется неестественным, слепленным из воска. Словно чья-то злая шутка… Сердце Уилла пропускает удар. Потом еще один. И, кажется, еще. В легких критически не хватает воздуха, он открывает рот, двигает челюстями, словно выброшенная на берег рыба, но не может вдохнуть. Все тело прошивает судорогой. Это паническая атака, понимает он. - Дыши, Уилл, дыши, - Ганнибал заглядывает ему в лицо внимательно, почти обеспокоенно. – Расслабься. Уилл закрывает глаза и вздрагивает, как от удара, когда чужая рука касается его затылка, чуть надавливает на закаменевшие мышцы, разминая. - Не бойся меня, Уилл, - негромко говорит Ганнибал. – Если бы я хотел, ты был бы мертв уже давно. Ты вечно выбираешь дома на отшибе, а в этом нет даже противопожарной системы, не говоря о сигнализации. Твои собаки меня знают, так что я бы вошел без единого препятствия… Но я не вошел, Уилл. Я пришел к тебе сейчас, я хочу поговорить. Уилл открывает глаза, несколько раз быстро моргает, словно от яркого света, тянется было поправить очки, но рука замирает на полпути в неловком жесте. Ганнибал улыбается ему и сам поправляет злополучные очки. - Пора менять, эти стекла тебе уже давно не подходят. Да и оправа… Что это, скотч? Серьезно? Ты все тот же, Уилл Грэм. Возможно, именно это мне в тебе и нравится. - Зачем ты здесь? – странно хриплым, совершенно чужим голосом спрашивает Уилл. – Ты ведь пришел за мной? - Не «за тобой», Уилл, а к тебе. И это, поверь мне, большая разница. - Что тебе нужно? - Уилл боится пошевелиться, чужая ладонь все так же лежит на его затылке, тяжелая и теплая. Он думает, что Ганнибалу не составит никакого труда в два счета свернуть ему шею, отряхнуть руки, переступить через его труп и уйти, как он это умеет делать, – совершенно незаметно, словно призрак. - Мы давно не виделись. Я скучал по тебе. Уилл не знает, что ответить, что сделать. Он просто стоит, загипнотизированный, лишенный всякой воли и силы. Вот она, хрестоматийная беспомощность жертвы. Он ненавидел эту тему и старался отодвинуть в лекциях как можно дальше. Потому что каждый раз, когда на слайдах мелькали симптомы и фотографии, он думал только о себе. О своих ватных ногах. О руках, что плетьми свисают вдоль тела. О мокрой спине. О Ганнибале. Который здесь, перед ним, из плоти и крови, непривычно загорелый, пахнущий так же, как и при их последней встрече: чистотой, горечью свежескошенной травы, соленым морем. Кровью. Болью. Страхом. И желанием. Уилл знает, жажда не оставила Ганнибала, иначе зачем он здесь, в занесенном снегом канадском городке, где из культурных развлечений – университетская библиотека да студенческий камерный театр? Но Уилл знает и то, что мог бы сопротивляться. Рвануть, что есть мочи, закричать, ударить… Его бы могли услышать. Хотя битва заведомо будет неравной: им ведь уже приходилось выяснять, кто из них чего стоит. И в вульгарной драке утонченный доктор Лектер ничуть не хуже, чем в изысканной готовке человеческого мяса. В прошлый раз Уилл отделался сотрясением мозга, сломанными ребрами, вывихом запястья и проникающей раной. Ему повезло – сказали врачи. Но везение здесь было ни при чем: Ганнибал просто хотел продлить его агонию, насладится всем букетом, не упустив ни ноты. - Ты скучал по мне, - говорит Уилл медленно, словно каждое слово вырывается из его горла мотком колючей проволоки. – Или по моему мясу? Ганнибал чуть хмурится, светлые брови сдвигаются к переносице, хватка руки на затылке крепчает. Уилл почти слышит хруст сворачиваемых позвонков. - Я скучал по твоим глазам, Уилл. В них столько страха, драмы… И воли. Честно, я не встречал таких глаз больше. Уилл представляет, как Ганнибал вынимает его глазные яблоки и за ними протягиваются розоватые, с примесью алого нити зрительного нерва и центральной артерии сетчатки. Рисунки из учебника анатомии горят раскаленными углями. - Знаешь, Уилл, я ведь нашел тебя почти сразу, как ты пересек границу Штатов. Я был уверен, ты не оставишь собак, для тебя это было бы равносильно предательству. Будешь заниматься тем же, чем и до этого, ведь выйти из зоны комфорта сложнее, чем может показаться на первый взгляд, верно? – Ганнибал замолкает, усмехается, его пальцы зарываются Уиллу в волосы, чуть тянут назад. – Профессор Оливер Дэвис… Почему же тогда не Джон Смит? Или Джон Сноу, раз уж это Канада? Честно, не думал, что Джек Кроуфорд может быть настолько… Некомпетентен. Последнее слово Лектера буквально печатает, прижигает, клеймит Джека Кроуфорда, с шипением, дымом и запахом паленой кожи. - В какой-то момент мне даже показалось, что они хотят, чтобы я тебя нашел. – Ганнибал улыбается каким-то своим мыслям. - Ловят на живца. Уилл сглатывает. - Джек не участвовал в этом, я уехал сам. - А, вот оно как… Больше не доверяешь агенту Кроуфорду? Правильно делаешь, Уилл, он не умеет обращаться с хрупкими вещами, - пальцы в волосах Уилла приходят в движение: оглаживают бережно, почти нежно. - Ему недостает… Вкуса. И утонченности. Он разрушает их, даже если не хочет. Как маленький мальчик. Но хуже всего в нем даже не это, а то, что он не умеет получать от деструкции удовольствия, понимаешь? Уилл не хочет, но понимает, о чем говорит Лектер: он был в этой лощеной шкуре, видел мир чужими глазами. Круг замыкается, лицо Ганнибала все ближе и ближе, можно почувствовать тепло его дыхания на собственной коже. - Я – другое дело, Уилл. Я умею получать удовольствие и не стыжусь этого. Сказать, что мне нравится твой надлом – не сказать ничего. Уилл едва может совладать с собой, когда Ганнибал делает шаг вперед, хватка пальцев становится крепче, губы обжигает прикосновение… Уилл знает, у некоторых жертв доктора Лектера не было лиц. Не было губ, носов, даже ушей. Он мог есть их сырыми. Страх парализует. От теплых, влажных прикосновений внутренности сковывает льдом. - Профессор Дэвис, мы хотели… Ого! Уилл вздрагивает всем телом, пытается отстраниться, но острая, саднящая боль в затылке не дает. Наконец, Ганнибал отпускает его волосы, делает полшага назад, укрываясь в тени. - Д-да, мисс Бойлд, - Уилл едва может удержаться, чтобы не вытереть губы. Он знает, они влажные и, наверняка, поблескивают в искусственном свете. - Я… - Джиневра переводит взгляд с Уилла на Лектера и обратно. Ее лицо принимает странное выражение: смущенное, чуть ехидное, она явно пытается не улыбнуться. - Мы хотели спросить насчет доклада, профессор. Но, кажется, мы не вовремя, - а вот Аккерман своих чувств не скрывает, смотрит дерзко, почти нахально. – Нам зайти позже… Или лучше завтра? Уилл в панике оборачивает к Ганнибалу. Что же делать? Если Лектер пришел за ним, то эти двое становятся свидетелями и… - Приходите завтра, - отвечает за него Ганнибал. – Профессор Дэвис сегодня занят. Его мягкий, вкрадчивый голос звучит так убедительно, что студенты кивают, как загипнотизированные. Когда они вновь остаются одни, Уилл боится пошевелиться, боится даже вдохнуть. В своей жизни он не знал никого, опаснее Ганнибала Лектера. Никого умнее, никого расчетливее. Он знает: Ганнибал Лектер не отпускает тех, кто однажды попался в его сети. Так что же это было? Он просто дал им уйти? После того, как они его видели? Беглого преступника, объявленного в розыск на пяти континентах? Уилл боится смотреть на Ганнибала, боится увидеть в чужих глазах ответ на свой невысказанный вопрос и заранее почувствовать себя виноватым в двух смертях. - Уилл, - на плечи ложатся теплые руки, шею опаляет дыхание. – Я же сказал, ты в безопасности сейчас. «Сейчас» - все, что слышит Уилл Грэм. - Они тебя видели, ты же понимаешь… - Понимаю, - Уилл покрывается мурашками. – Они меня не узнали. Они были слишком… удивлены. Уиллу вдруг некстати думается, что теперь весь поток будет знать, что… Он облизывает губы, собирая языком чужой вкус. Ему вспоминается тот их поцелуй, горячий, болезненный, когда он уже поплыл от шока и потери крови. Ганнибал разворачивает его к себе лицом, и Уилл жалеет, что между ними почти нет разницы в росте. Он бы предпочел смотреть на чужой подбородок, а не в эти полуприкрытые тяжелыми веками глаза. - Моя тяга к тебе, Уильям, иррациональна. Она носит некий… Патологический характер. И речь даже не о моих специфических вкусах. Я говорю об эмоциональной стороне нашей связи. Связи… Уилл представляет, как от него к Ганнибалу тянется алая веревка из его собственных кишок, сухожилий и мышц. Вот она – их связь. Крепче, чем пуповина. - Я – твое надкушенное яблоко. - И это тоже, - соглашается Ганнибал. – Я держал твою жизнь в своих руках дважды. И оба раза сохранил ее. Уилл вспоминает, с каким сожалением, почти болью Лектер смотрел на него, когда их прервал вой полицейских сирен. Вспоминает, как Ганнибал взглянул сначала на него, а потом на скальпель в своей руке. Уже позже, в больнице, придя в себя, он понял, что ровно в тот момент решалась его судьба. - Ты хотел… - Уилл набирается мужества, чтобы озвучить очевидное, чтобы заглянуть в чужие глаза. - Закончить все на своих условиях? В тишине пустой аудитории собственные слова звучат почти оглушительно, Уиллу кажется, что он слышит тонкий звон разбитого стекла. - Да, Уилл, - почти нежно отвечает Ганнибал. – Закончить все сегодня. Уилл закрывает глаза, глубоко вдыхает, собираясь с мыслями, и вдруг понимает, что испытывает почти… Облегчение? Да, наверное, это самое правильно слово. Он устал жить в страхе. Просыпаться по ночам от звука ветра, вздрагивать от каждого шороха и ждать, когда за ним придут. Ждать каждый час, каждую минуту, что вот-вот щелкнет замок на входной двери и уверенные шаги отмерят ступени скрипучей лестницы. И если бы кто-нибудь спросил Уилла, что в его жизни было самым ужасным, то он бы ответил не задумываясь: - Неизвестность. Не убийство человека, не нападение серийного маньяка, не даже его способности. Неизвестность – вот, что хуже всего. Она выматывает, как ничто другое. И теперь Ганнибал здесь. Все закончится. Уилл открывает глаза, улыбается чуть рассеянно, светло. - Я готов.