Южный Крест.

Почему-то перед закрытыми глазами вырисовывалось небо. Небо бывало разным - это Улькиорра успел понять сполна. В Уэко Мундо оно было серым и безжизненным, с облаками, больше напоминающими клубы вездесущего песка, с мертвой луной, ничего толком не освещавшей. В Генсее же всё происходило иначе. Пустые существовали активно, но не слишком разнообразно, люди же наполняли жизнь тысячами различных мелочей, которые - удивительно для Улькиорры - имели огромное значение. И небо, под стать своему миру, тоже менялось. Даже облака бывали разные, где-то темными, близкими к земле, где-то, наоборот, легкими, словно перья, высокими-высокими, такими тонкими, что можно было разглядеть пробивающийся через них свет звезд. Сейчас же небо казалось черным и густым, словно кровь, проливающаяся из пустых, прежде чем они рассыпались пеплом, но на этом небе тоже горели звезды. Только четыре, зато необычайно яркие. Каждая из них пульсировала, переливаясь из желтого в белый цвет и обратно, свет этих звезд манил, как беззащитную бабочку открытый огонь. Были в Генсее такие хрупкие создания, живущие всего миг по сравнению даже с короткой человеческой жизнью, и с этим мигом они готовы были расстаться, лишь бы коснуться пламени. Теперь Улькиорра сам находился на грани: его тянуло к звездам, к их неровному, яркому огню, он жаждал прикоснуться - и наконец перестать существовать. Потому что... Улькиорра очнулся. Первым делом он подумал, что жизнь в Генсее ему приснилась... и почему-то от этой мысли Шифферу стало невероятно грустно. Неужели не было этой чудаковатой, но отчаянно смелой и невообразимо доброй рыжей женщины рядом с ним, неужели она не сотворила то, на что самые сумасшедшие вряд ли бы отважились - неужели она не воскресила из горстки праха одного из самых опасных чудовищ Эспады, его то есть?.. Неужели не было того, что с арранкаршами в Эспаде для него было утехой плоти, а с ней стало открытием наивысшей точки наслаждения, когда в агонии экстаза бьётся не только тело, но и будто окрыляется обезумевшая от разрыва тщательно подавляемых долгие годы эмоциями душа?.. Неужели не было её рядом?.. Неужели, став наваждением, эта выдуманная картинка любви, свалившейся на его ранее слушавшую только голос разума голову, просто пронеслась обманчивым миражом перед глазами в последней миг жизни, и он сейчас все еще на крыше Лас Ночес, готовясь рассыпаться в пепел?.. Наверное, так, вздохнул Шиффер, заставляя себя это принять. Несомненно, сейчас он и рассыпется - дайте только секунду, с такими повреждениями даже пустые не существуют. Однако секунды шли, но ничего не менялось, и сильнейшая, саднящая боль в груди не проходила, как и страшная ломота, охватывающая все тело. Стоило Улькиорре шевельнуться, как ломота тоже стала болью, пронзительной, резкой. Игнорируя её, Улькиорра сел, открывая глаза - к боли ему было не привыкать, как и большинству пустых. Но увиденное все же выбило из колеи: его тело, едва скрытое обрывками формы арранкара Лас Ночес, покрывали глубокие язвы, кое-где сочившиеся кровью и сукровицей, кое-где вспухшие мутными пузырями, а где-то и вовсе обнажая черное обугленное дно. "Ожоги", - понял Улькиорра. А вот откуда они взялись - так Шиффер и не понял. Что-то вроде зашевелилось на миг в глубине сознания, скользкими щупальцами проходясь по мозгу, который никак не желал начинать работать, зашевелилось и тут же пропало: Улькиорра увидел причину боли в груди. Ей оказалась цепь, прикрепленная чуть ниже его дыры пустого, цепь пронзала кожу и исчезала в кости. В месте прикрепления цепи тело оказалось повреждено, из красной воспаленной раны проступила кровь. Улькиорра машинально потянул за цепь, из-за чего пережил новую вспышку боли - цепь держалась прочно. Цепь напоминала те, что имелись у душ, ещё не получивших духовное тело. Улькиорра мог бы понять, если бы стал вдруг почему-то такой душой, потеряв отрицательный заряд рейрёку, делавший его пустым, однако в таком случае у него бы не было дыры между ключиц. Так и не найдя логичного объяснения, Улькиорра проследил взглядом железные звенья, тускло отблескивающие под неясным светом, и понял, что ситуация была куда хуже, чем показалось изначально. Цепь Улькиорры оказалась лишь одной из четырех, скованных воедино на одинаковом расстоянии, и остальные три вели к другим существам - людям или кому-то еще, Улькиорра не мог сказать. Один точно был шинигами, его выдавали обрывки черной формы и краешек обугленной деревяшки, торчащей из-под руки - определенно лейтенантский шеврон. Другие двое классификации не подавались, сохранившиеся части их одежды не принадлежали ни шинигами, ни арранкарам, и не очень напоминали те Генсейские наряды, что доводилось видеть Улькиорре. Но в Генсее ведь множество стран, и тот прибор, который Орихиме назвала телевизором, не мог показать все, так что Улькиорра склонялся к мысли, что незнакомцы были людьми. И людей, и шинигами, как и самого Улькиорру, покрывали ожоги - Улькиорра мог чувствовать запах паленого мяса, знакомый ему по многочисленным дракам с применением серо. Все они еще не пришли в себя. Какого чёрта, подумалось Шифферу, когда он покосился на тех несчастных, с кем сейчас делил одну западню... Что-то же произошло перед тем, как их всех сюда занесло, и неведомая сила (или неведомый садист, кто ж теперь поймёт) посадила их на одну цепь. А вот что - одному Королю Душ теперь только известно. И то не факт. А над их головами всё продолжали светить четыре ярких звезды, которые, как понял Улькиорра, запрокинув голову и присмотревшись, образовывали собою крест. И вместе с жгучей болью в груди в минуты, когда Эспада смотрел на эти звёзды, в каждом его нерве рождалась непреодолимая тяга во что бы то ни стало дотянуться до этих звёзд и прикоснуться к ним. Гримм сейчас бы точно пошутил, мол, с каких это пор у летучих мышей появились замашки мотыльков, вдруг подумал Улькиорра, рывком опуская взлохмаченную голову вниз. Когда он раскрывал свой меч Мурсиелаго, призывая его, то внешне сам становился существом, очень похожим на летучую мышь, обзаводясь роскошными, перепончатыми, местами надорванными, но невообразимо сильными в своём размахе крыльями. За это-то Гримм и дразнил его мышом, мышатиной... к чёрту, вздрогнул Шиффер, отчего-то опять стало тоскливо, стоило про Гриммджоу вспомнить. Что случилось - он так и не смог вспомнить. А вот едкая тоска снова заняла своё законное место в его мятущейся душе, и это уже бесить начинало. Вот откуда, спрашивается, это железобетонное осознание того, что его друг мёртв, если он даже не помнит толком, что с ним стряслось после битвы с Куросаки на крыше замка, и до сих пор не поймёт, была в его жизни Орихиме, или ему всё это привиделось в предсмертной агонии на крыше Лас Ночес, раздражённо размышлял растерянный Куатро Эспада. Подумав, что лучше отвлечь себя пока решением проблем насущных, Улькиорра подошел к скрещению цепей - встать, несмотря на повреждения, удалось удивительно легко - и дернул ту, что вела к шинигами. Тот мгновенно вскочил, сдавленно проматерившись, чем тут же напомнил Улькиорре Гриммджо. От мыслей о Гримме и том, как лихо тот любил матюками заворачивать, Улькиорра скривился - члены Эспады должны бы быть лучше воспитаны, жаль, что Айзен-сама не уделял этому достаточно внимания. Шинигами тем временем посмотрел на Улькиорру, а затем вокруг - на тусклую траву под их ногами, туман, скрывающий пространство уже через несколько метров, и на лице его отразилась растерянность. Улькиорра мог его понять, но не счел нужным тратить силы на эмоции. А потом почему-то при воспоминании о Гриммджоу снова стало невыносимо больно и тоскливо. Да так, что арранкар, мастерски скрывающий даже те эмоции, от которых других кидает в неконтролируемую тряску, и слывущий пеньком с огромным глазами по всей Эспаде за своё фирменное безразличие ко всему и всем (точнее, её великолепнейшую видимость), аж замер, не понимая, что с ним - он не мог вспомнить, чтобы когда-либо чувствовал что-то подобное. Даже понимание близящейся смерти - готовность распасться в пепел, которую Улькиорра ощущал совсем недавно, не наполняло его такой безысходностью. Да, он помнил Гримма, своего неугомонного, хамоватого, наглого и доставучего друга... но почему от мысли о нём становилось больно так, как становится, когда вспоминаешь о человеке, который мёртв?.. Улькиорру уже начала раздражать эта неопределённость и полное отсутствие воспоминаний о том, что же произошло с ним перед тем, как оказаться с этими людьми на одной цепи... а ещё ему стало страшно при мысли о том, что он не знает, что сейчас в действительности с Иноуэ и Гриммджоу. Но... разве ж когда Улькиорра выдавал свои мысли, эмоции, а уж тем более страхи на обозрение общественности? Сжав жилистую обожжённую руку в кулак, арранкар велел себе собраться и выяснение своих проблем, что явно предшествовали попаданию сюда, оставить на потом. - Кто ты? - спросил он вместо этого, глянув в упор на выходца из Готея, что был потрёпан ничуть не менее, чем он сам. На лице шинигами красовалось тату в виде цифр, и Улькиорра невольно удивился - он не помнил, чтобы у шинигами было ранжирование, как у арранкаров. Но он вообще многого не помнил, так что решил просто принять данный факт. - А где мы, тебя не интересует? - нервно хихикнул шинигами тем временем, но, тем не менее, ответил, следуя въевшемуся намертво этикету шинигами и их вечных противников, пустых. - Лейтенант девятого отряда, Хисаги Шухей. "Все-таки это шеврон", - подумал Улькиорра с удовольствием. Он недостаточно хорошо разбирался в знаках отличия шинигами, несмотря на информацию, предоставленную Айзеном-сама и Канаме-сама, и был рад оказаться правым. Разве что не понимал, почему всего лишь шестьдесят девятый номер был целым лейтенантом. - Улькиорра Шиффер, четвертый из Эспады, - представился он в ответ. - Вас же всех перебили, - присвистнул лейтенант, - а потом и Айзена вашего схватили. В Уэко Мундо ведь теперь Куросаки заправляет. - Куросаки?! - а вот теперь даже мастеру изображать из себя этакое ходячее безразличие и пренебрежение ко всему Улькиоре Шифферу явно не по себе стало. Чёрт, когда ж это Куросаки успел стать владыкой Уэко Мундо, если вроде как сам Куатро только что после битвы с ним очухался, и временный синигами явно за столь короткий промежуток времени не успел бы стать владыкой чего бы там ни было, что уж там речь об обители Пустых вести?.. - Ну да, Куросаки, - лейтенант шинигами несколько недоумённо глянул на Улькиорру, и тому вдруг не понравился этот пытливый прищур его миндалевидных серых глаз, которые на какой-то короткий, но всё равно не очень естественный для существа, близкого по своей физиологии к человеку, промежуток времени, даже моргать перестали, несмотря на черные комочки засохшей крови, явно царапавшие веки этого воина. - Ещё скажи, что ты не в курсе, что Айзена казнили... А вот от этой новости Шифферу стало неприятно и тошно. Когда от Шухея он услышал, что Айзен-сама, некогда властвовавший в замке Лас Ночас, незыблемой твердыне Уэко Мундо, был схвачен, он поначалу особо ничего не испытал, искренне веря в то, что уж кто-кто, а Айзен-сама уж точно найдёт, как выбраться... но, услышав, что синигами, который смог повести за собой целую армию арранкаров и даже дать Готею полноценный жестокий бой, несмотря на явный численный перевес со стороны воинов Сообщества Душ, всё-таки был казнён, он вдруг почувствовал щемящее чувство неприязни, которое возникает, когда понимаешь - ну всё, только что пропал последний маячок, который вёл неровным и слабым светом путника по дороге его жизни, потухла последняя искра, дававшая надежду на возрождение танца языков жаркого пламени на давно уже отсыревших и расползающихся от гнили сучьях, надломилось что-то внутри, и больше не во что верить, и надеяться больше не на что. Улькиорре плевать было, кем считали Айзена-сама в Сообществе Душ - предателем там, гениальным безумцем, готовым и своими соратниками ради личных целей пожертвовать, или же просто расчётливой сволочью... Возможно, именно таким Айзен-сама и был. И да, Улькиорра знал, что, провали он вверенное ему Айзеном задание, он жестоко расправился бы с ним за это... но тот же самый проклинаемый в Сообществе Душ всеми и каждым Айзен-сама дал Эспаде небывалую мощь, обучил очень и очень многому не только в бою, но и в общении и даже некоем подобии культуры, сделал его и его товарищей практически похожими на людей, так что у этой сделки, ставкой в которой стала абсолютная власть Сосуке Айзена в Уэко Мундо, власть шинигами над Пустыми, были свои плюсы и минусы. Тут-то Улькиорра и встрепенулся, от чего аж цепь между ним и Шухеем натянулась, раскатисто звякнув, словно насмехаясь над схватившимися на рефлексе за свои кровоточащие раны пленниками. Шухей заскрипел зубами, Шиффер же лишь прикрыл глаза. Но следом же оба уставились в упор друг на друга, словно говоря, мол, да знаю я, знаю, что ты так же, как и я, всеми силами пытаешься скрыть, что тебе больно, очень больно. Шинигами и арранкар, даже будучи связанными по какой-то нелепой причуде судьбы, просто не могли относиться друг к другу дружелюбно - пусть Улькиорра и чувствовал с шинигами какую-то едва заметную общность. Лейтенант шинигами был хотя чем-то понятным во всей этой сводящей с ума ситуации, он был старым, привычным врагом. К тому же, возможно, в лице этого изуродованного ожогами и тремя жуткими продольными шрамами шинигами Куатро Эспада найдёт часть ответов на свои вопросы, и сможет подобраться к разгадке того, что же его сюда привело, и почему он, арранкар, вообще оказался на одной цепи с шинигами и двумя странными людьми, такими же изувеченными, как Шухей, как он сам, от которых, несмотря на то, что ни шинигами, ни Пустыми они не являлись, явно исходила какая-то сила, предательски похожая на реацу, но в то же время несколько иная... надо только прикинуться кустом с глазами, как говаривал Гриммджоу, велел себе Шиффер, старательно игнорируя ставший уже привычным приступ жгучей тоски при воспоминании о своём самом наглом и дурном во всей Эспаде, но самом близком друге, и он сможет хоть что-то разузнать о том, что же произошло после того, как они с Куросаки на крыше замка схлестнулись в кровопролитном бою. - Нет, я не в курсе был, что Айзен-сама казнён, - монотонно произнёс Улькиорра, борясь с неизвестно откуда взявшимся желанием начать ковырять рану в собственной груди. - Понимаешь ли, меня не то прикончил, не то сильно ранил кто-то из ваших в самом начале войны, и я с той поры ничего больше не помню... а очнулся уже здесь. - Вот как, - и снова это недоверчивое недоумение во взоре Хисаги, которое, признаться начистоту, стало выводить Улькиорру из себя, и которое скрыть старающийся придать своему обожжённому, изрезанному и разбитому в кровь лицу понимающее выражение лейтенант так до конца и не сумел. - Обалдеть, у тебя такая гнетущая и тяжёлая реацу, сразу чувствуется, что силища у тебя просто выше всякого понимания... и тебя завалил кто-то из наших в самом начале войны?.. - Я же не знаю, кто из ваших на меня напал, - отчеканил Шиффер, с раздражением осознавая, что собеседник ему попался не из тех, из кого можно выудить информацию, прикрывшись парой-тройкой наскоро состряпанных отговорочек, и с нажимом так намекая, что напал на него явно не последний по силе из Готея. - У нас весь цвет Готей-13 на битвы выходит только в самом конце, когда противник настолько силён, что выброшенный на бой в начале состав попросту уже не справляется, - Шухей говорил медленно и отстранённо, рассказывая всё это как бы не лично Улькиорре, а скорее небу, что распростёрло над ним свой непроницаемый чёрный купол, венчавшийся вставшими крестом четырьмя яркими звёздами. - В начале рядовые, ну и лейтенанты, как старшие в отряде... Иначе как те же рядовые получат опыт битв, если капитан одной левой разберется? А по твоей реацу не подумаешь, что с тобой даже лейтенант вот так запросто справится. Ладно, проехали, - вдруг махнул Хисаги перебитой в хлам рукой, разукрашенной кровавыми цветами обуглившихся и свернувшихся краями в уродливые корки ран самого разного помола: тут тебе и ожоги, и порезы, и следы не то от прута металлического, не то от чего ещё... Шифферу подумалось, что, кажется, этого шинигами перед попаданием сюда явно пытали, и стало легче от того, что спокойный внешне и будто бы несущий внутри нечто тёмное и постоянно жаждущее не то отмщения, не то просто крови лейтенант Хисаги решил сменить тему, всё-таки поведав арранкару то, что сейчас его волновало сильнее всего: - Ну в общем, воевали мы долго, жёстко, много ваших и наших полегло... Если бы не наш капитан Куроцучи Маюри... ай, забей, ты его не знаешь всё равно, ну, в общем, гений в медицине, разработках там всяких, есть у нас такой, хоть и поехавший мальца... ну так вот, если бы не Маюри, и этот... забыл, как его звать, ну у вас тоже такой же учёный есть, шибко умный... - Заэль, - машинально выдохнул Улькиорра, вспомнив Заэльаппоро Гранца, гения, благодаря одному лишь чрезвычайно развитому интеллекту дослужившегося до восьмого номера среди сильнейших в Эспаде. Но временами способному под видом безразличного наблюдателя подметить самые тщательно скрываемые мотивы поступков тех, кто был рядом с ним, Улькиорре казалось, что, дав Заэлю способный на невероятные вещи разум гения, природа решила совсем отобрать у него то, что заставляет защищать своего друга, подчинённого, соратника от противника, когда чужак явно одолевает, и то, что при этом не является одним из условий сделки, заранее заключённой между спасителем и тем, кого спасают. Куатро порою увереннее тех же Айзена и Гина Ичимару - пришедшего в Уэко Мундо вместе с Айзеном капитана шинигами - демонстрировал, как он плевать на всё и на всех хотел... но лишь демонстрировал, твёрдо зная: Эспада нестабильна, большинство так и норовит ударить в спину, не делая этого лишь потому, что знают - Шиффера так просто силой не взять, не зря ведь он был одним из самых оценённых Айзеном убийц в войске арранкаров. А если покажешь кому, о чём и о ком болит твоё сердце (ну или дыра на его месте со сгустком невидимой энергии внутри) - сам же за это и поплатишься, это Улькиорра знал как дважды два. Ударят, непременно ударят по самому больному, не упустят шанса отобрать тех, кто дорог тебе, изломать их, изувечить, сделать так, чтобы стало в миллионы раз больнее и страшнее, как если бы мучали тебя самого... В общем, проще было презирать весь белый свет и даже со своими порой вести себя откровенно по-скотски, чем давать своим особым отношением не тем, кому надо, знать, куда бить, чтобы было по максимуму больно, случись что, вот как Улькиорра для себя решил, посадив свою душу на цепь ни минуты не дремлющего разума и веля себе, что бы ни случилось, всегда слушать только его голос. И это будто выжженное калёным железом на каждом его нерве правило, как ни странно, работало - его боялись трогать, зная, что он из существ на порядок выше, чем добрая половина Эспады, а как воздействовать на него, не зная при этом, где же те самые больные мозоли, на которые обычно давят, чтобы сломить сильного противника, никто понятия не имел... и потому с надменным, холодным и безэмоционально кличущего очень многих презрительным "мусор" Шиффером особо предпочитали не связываться. С чего вообще Куатро додумался разработать именно такую стратегию выживания в замке, возведённом Айзеном - кстати, он и сам не знал. Может, из памяти о прошлой жизни осталось что-то... может, насмотрелся и наслушался, как Пустые, что попадались ему на пути в замок посреди мёртвых песков, грызли и рвали друг друга, не щадя ни раненых, ни слабых, ни даже тех, кого даже среди арранкаров трогать было не принято - странных таких существ с масками Пустых на головах, не имеющих толком особых сил, ведущих себя и выглядящих как маленькие дети. Но если Улькиорра старательно и умело изображал, что он действительно пуст , что его душа и знать не знает, что такое дрогнуть от хоть малейшего переживания... то Гранц, будучи при этом на первый взгляд более учтивым, лёгким в общении и даже не склонным, как надменный Куатро, обзывать своих соседей по замку всякими там отходами без веской на то причины, мог запросто половину работников своей лаборатории обезглавить лишь потому, что эксперимент пошёл не совсем так, как он на то рассчитывал. И правда, как выразился Шухей, рассказывая про какого-то там их капитана синигами, подумал Улькиорра, Заэль был "поехавший мальца" - ради своих экспериментов он не то что лучшего друга, он и родного брата мог бы в расход пустить во имя науки. - Так вот, если бы не объединённые усилия Маюри-сана и вашего Заэля, - продолжил Шухей, - мы бы все уже давно в могилках лежали. И я в том числе. Но в итоге кого воскресили, кого подлатали, кого буквально по кускам заново собрали. Айзена тем временем схватили, казнили, и решили, что Куросаки Ичиго, так как является и синигами, и Пустым одновременно, показал себя настоящим бойцом, сможет и с нами общий язык найти, и на вас повлиять, ну и всякое такое, будет хорошей кандидатурой на пост вашего правителя. Ну вот и весь сказ... так что Айзен у вас уж давненько не начальник. - Что не имеет никакого значения, - с равнодушным видом заметил Улькиорра, скрывая в глубине своего нутра парализующее ощущение беспомощности: выходит, все было зря. Может, Куросаки и был способен хорошо править - но общество, построенное Айзеном-сама, в любом случае больше не существовало. К добру это или к худу - неизвестно, однако то общество было единственным, что Улькиорра знал кроме бессмысленного существования в виде пустого, среди неразумных собратьев. Были еще, конечно, отголоски воспоминаний о жизни в Генсее, но Улькиорра не мог в них поверить. - Эспада создана Айзеном-сама, и я, пока существую, или же пока Айзен-сама не изменит своего решения, остаюсь четвертым, - продолжил Улькиорра спокойно, одновременно лихорадочно размышляя. Так, значит, после боя на крыше Лас Ночеса было что-то ещё. Хотя... кто знает, если правителем Уэко Мундо стал Куросаки, может, он велел, чтобы его, четвёртого в Эспаде, едва не отправившего будущего владыку обители Пустых на тот свет, уж точно ни за что не воскрешали?.. Может, говоря о том, что он попал сюда почти в самом начале войны между шинигами и Эспадой, он и не врал? А Иноуэ рядом и тяжёлое осознание смерти Гримма ему просто почудились, пока его разум мотало из стороны в сторону по закоулкам между мирами мёртвых и живых?.. - Как скажешь, - Хисаги пожал плечами, похоже, этот холодильник с глазами, своим высокомерием в тоне и безразличием к чему бы то ни было напомнивший ему капитана шестого отряда Готей-13 Бьякую Кучики, решил остаться при своём мнении, считая себя подчинённым человека, которому не так давно отрубили башку на холме Сокьёку, месте, где казнили преступивших закон шинигами. Ладно, мысленно махнул рукой Шухей, надо бы разобраться, что вообще происходит с ними со всеми... откровенно говоря, лейтенанту просто захотелось хоть как-то попытаться отвлечь себя от осознания кое-чего очень неприятного. Он не знал, помнит ли попавший с ним на одну цепь арранкар, как их сюда занесло... но вот он сам ни черта не помнил. Из последнего как раз-таки казнь Айзена в мозгу и всплывала, да и отчего-то начинало зверски болеть там, на уровне сердца, при одной только мысли о тех, кто остался там, в Готее... причём болеть совсем не из-за того, что в груди его будто намертво запаяна чёртова цепь, раздирающая кровоточащую и явно опалённую плоть, нет, это была боль именно души, души, сгорающей от страха за тех, кто был душе этой до безумия дорог. И кстати, ещё вот что непонятно, нахмурился Шухей, окидывая взглядом опять запрокинувшего голову и вытаращившего в чёрное небо свои огромные глаза арранкара... почему и он, и Пустой этот, и те двое, что ещё пока валялись в отключке, - почему все они, посаженные ныне неведомым жестоким кудесником на одну цепь, словно из одного костра вылезли? Все четверо были избиты, изрезаны, изувечены... и явно обожжены. Или даже сожжены, если присмотреться к масштабу ожогов, что пестрели на их лицах и телах. И ещё момент, вздрогнул Хисаги, плюнув уже на то, как этот его непроизвольный рывок отозвался новой вспышкой жуткой боли в продырявленной цепью груди... где его дзанпакто, где живущий в нём кровожадный и нахальный эльф, где его Ветер Смерти?.. Короче, где Казешини?.. - Ты тоже кого-то потерял? - монотонно произнёс Улькиорра, резко отводя взгляд от сложившихся в крест звёзд над его головой. - Забей, - буркнул Хисаги, запоздало осознавая, что вопросом о местонахождении своего клинка он машинально задался вслух, и не очень желая эту тему с Шиффером обсуждать. - А это кто? - торопливо указал он на двух людей, которые, так же, как и они сами, были продырявлены проклятыми цепями на живую, как можно более незаметно скривившись из-за покрывавших тело ран. Улькиорра все равно разглядел, как изменилось его лицо: некоторых шинигами читать было так же легко, как и жителей Генсея. - И что за херня торчит у нас в груди? - Я думаю, это люди. Не знаю, - механически ответил Улькиорра, заставив Хисаги ощутить раздражение: он чувствовал себя некомфортно рядом с существом, столь мастерски скрывающим эмоции. Да ладно рядом - они были буквально связаны воедино! Скажи кому, ни за что не поверит. Ренджи бы долго смеялся, а Кира вздыхал сокрушенно: в столь тесной связи с врагом чувствовалась ирония. А что бы Рангику-сан сказала? - Как ты можешь быть таким спокойным? - возмутился Хисаги, с трудом сдерживая стон: голова ныла все сильнее, не говоря уже о покрывающих все тело ранах, даже не начавших подживать. - По-хорошему, я должен уже убить тебя. - Не выйдет, - доложил Улькиорра все так-же механически, не считая нужным что-либо пояснить. Махнув на него рукой, Хисаги тронул за плечо одного из людей - того, на котором сохранились только обрывки штанов, а с правой стороны груди, деформированная из-за шрамов, имелась непонятная татуировка. У второго человека тоже была татуировка, видимая в прорехах ткани, на левом плече. Возможно, они имели тот же смысл, что и номера арранкаров, указывая на иерархию - тогда люди с татуировками без номера стояли, должно быть, высоко. В Лас Ночес не имели номера только шинигами, занимающие самые высокие посты. Но почему все-таки Хисаги тогда имел? Может, шинигами Лас Ночес были совсем уж невероятными в битве, игнорируя любую иерархию? Улькиорра почувствовал тоску по Айзену-сама. Он не понимал природы своей привязанности, но готов был слепо ей следовать. Однако Айзена-сама победили шинигами, и никакой арранкар не подчинился бы ему снова. Ещё вызывало знатную долю раздражения то, что, кроме известия о смерти Айзена-сама, никакой ясности рассказ попавшего с ним на одну цепь лейтенанта в сумбур в его голове не внёс, да и провалов в памяти, которые явно имели место быть, совсем не заполнил. Человек, разбуженный Хисаги, так же, как и тот, скривился, едва шевельнувшись, а потом попытался вырвать цепь. Очевидно, он не владел должной подготовкой - оказавшись в непонятной ситуации, глупым решением было бы поддаваться импульсивности. Человек Улькиорре не очень понравился. Чего ждать от Хисаги, лейтенанта, он представлял хотя бы приблизительно, человек же являлся неизвестной переменной. - Что за херня! - воскликнул человек, после того как сумел разогнуться. - Какого черта так больно... ай! Да, он еще раз дернул цепь. Сомнения Улькиорры в умственных способностях человека полностью отпали: способностей не было. - Я - Хисаги Шухей, лейтенант девятого отряда Готей 13, - представился лейтенант, склонившись над пришельцем из мира живых, нервно оглядывающимся и настырно пытающимся вырвать цепь из собственной груди. Пока Шухей отрывисто выпалил будто въевшуюся намертво фразу, которую он вечно тараторил, представляясь как товарищам, так и противникам, он аж оторопел, чувствуя, какой несвойственной живому мертвечиной отдавала его духовная энергия. Холод, оцепенение каждой жилы, дух сырой земли, которую сыплют горстями на свежезаколоченные гробы... столько всего ощутилось рядом с ним, словами даже сразу не сказать. Это явно был не просто человек, нахмурился Шухей. К Пустым не отнесёшь - дыры вроде не видать, шинигами не назвать - он явно ещё жив... но в то же время энергия от него исходила такая могильно-мертвенная, будто бы этот странный парень умер ещё до своего рождения, если это можно было так назвать. - И что мне делать с этой информацией? - осведомился человек, вскинувшись и в упор глянув на Хисаги. В чёрных глазах его полыхнули раздражение, вызов, неприкрытая усмешка, и, не соизволив представиться в ответ, он тут же вернулся к попыткам вырвать из себя на живую цепь. Если он и не сказал вслух, что не самое время знакомиться по форме и расшаркиваться в поклонах... то лишь потому, что, кажется, отпрянув от него, Шухей уже всё и так понял. Переглянувшись с продолжавшим пытаться привести второго человека в чувство Улькиоррой, Хисаги покачал головой - похоже, фруктец в лице странного человека, упорно продолжавшего раздирать себе битую цепью грудь попытками её вырвать, попался им ещё тот. Мало того, что своего он готов был добиться любой ценой, даже если ради этого пришлось бы кусок собственной плоти от себя на живую оторвать, так ещё было очевидно, с этикетом он вовсе не был знаком. - Да как избавиться от этой херни... - Прекрати, - не выдержал Улькиорра, заметив, что человек снова потянулся к цепи. - Это бесполезно. - В Хвосте так принято - сначала действовать, потом думать, - внезапно подал голос второй человек. Похоже, он всё-таки очнулся во время возни. - А что за белая штука у тебя на голове? Как же хорошо, что Улькиорра не имел привычки демонстрировать своих эмоций... наверное, после слов "белая штука" в адрес его маски Пустого его бы точно перекосило, будь он хоть чуточку поживее. Чёрт, прикрыл глаза Куатро, качая головой, Гримм бы точно за такое с ноги в голову прописал, а только потом бы разговаривал!.. Как жаль, что его тут не было. Улькиорра, к сожалению, не мог позволить себе действовать необдуманно, но на то, как тот человек бы получил, посмотреть был бы не прочь. Шухей в неприкрытую заржал, понимая, что перед ними люди, которые, возможно, и владеют какой-то не то магией, не то силой, судя по исходящей от них духовной энергии... но которые совсем ничего про мир по ту сторону от живых не знают. И про его обитателей, похоже, тоже. - Роуг?.. - окликнул тем временем полуобнажённый человек того, второго, который обозвал маску Улькиорры "белой штукой" (боги, внутренне Куатро аж коробило до дрожи, стоило мысленно самому себе эти слова неразумного повторить). - Тебя-то сюда как занесло?.. - И тебе привет, Грей, - устало улыбнулся жилистый, но мускулистый юноша своему собеседнику. Шухей и Улькиорра невольно переглянулись, открывая для себя достаточно интересную деталь. Похоже, эти двое людей, что с ними сейчас оказались на одной цепи, были знакомы между собой. В отличие от того, которого, как выяснилось, звали Греем, опасности или враждебности от Роуга Шухей не ощутил, начав усиленно присматриваться и использовать всё своё чутьё шинигами, чтобы понять, кто же перед ним. У этого тоже была своя, странная духовная энергия, близкая к реацу, но отличающаяся от неё хотя бы тем, что этот парень тоже был ещё жив, как и его не особо дружелюбный товарищ. Роуг, Роуг, не забыть бы... а второго, как же... а, точно, Грей, мысленно повторил Хисаги, отчего-то чувствуя, что имена их новых знакомых не стоит забывать как минимум потому, что они даже от державшей их вместе цепи освободиться не сумели. А ещё Шухей здорово насторожился, начав при помощи своего чутья копаться в ореоле тени, что витал вокруг очнувшегося последним пленника... потому что ничего хорошего он там не увидел. Там не было такого мертвенного холода, какой исходил от пришедшего в себя чуть раньше него Грея... но был мрак, дремала явно придушенная и силой загнанная в спячку жажда крови, зло щурилось из своего укрытия желание видеть чужую боль - в общем, всё то, что так по нраву было Казешини. Эх, интересно, а где же черти его психованного эльфа носят, с грустью вздохнул Шухей, вновь вспомнив про Ветер Смерти, что некогда так лихо косил чужие жизни, загораясь в его разбитых в кровь руках. Тем временем Роуг, попытавшись приподняться, раздосадованно зашипел: цепь в его груди натянулась до того самого предела, который начинает причинять сильную боль малейшим шевелением въевшихся в кровоточащую плоть металлических звеньев, и теперь даже присесть поудобнее для него стало достаточно серьёзной проблемой. Как так вышло - никто из этих четверых не знал, но ближе к корчащемуся на песке в собственной крови Роугу цепь смоталась в металлический клубок, затягиваясь в который, звенья аж трещать начинали, раздирая продырявленную грудь сдавленно стонавшего при попытке дёрнуться страдальца. Хисаги, наклонив голову, посмотрел на этого пришельца из мира живых, и отчего-то подумал, что их с Шиффером причёски на удивление похожи - оба черноволосые, у обоих шевелюра доставала до лопаток растрёпанными концами, и у обоих лиц становилось не видать, стоило венчаные шапкой удлинённых смоляных волос головы вниз опустить... А потом арранкару и синигами пришлось снова переглянуться. Теперь уже с нескрываемым удивлением. Тот самый человек, что изначально показал себя на удивление невоспитанным и даже озлобленным каким-то типом, едва увидев, что его приятелю худо, и тот, скорчившись в какой-то неестественной позе, никак не мог изменить своего заставляющего перебитые мышцы неметь от боли положения, без слов и лишних церемоний сделал несколько рывков рукой, снова дёргая чёртову цепь и заставляя её распутаться, и сел так, чтобы спутавшиеся в натяге металлические звенья дали Роугу хоть устроиться поудобнее, если в таком положении, в которое они все попали, можно было вообще хоть о каком-то удобстве вести речь. Все эти рывки и кувырки его самого теперь вынудили замереть с неестественно выпрямленной спиной (а иначе там уже попросту не выходило, по-другому застыть уже оковы не давали), и без того распоротая вживлённой в самое нутро цепью грудь закровоточила от новых разрывов, и даже через кучу щедро усыпавших его лицо гематом с кровоподтёками Шухей увидел то, каким неестественно бледным стал так и не пожелавший представиться человек. Улькиорра же, в свою очередь, подивился тому, как расширились от свалившейся на него боли зрачки этого странного создания, которое осознанно забрало на себя чужие страдания... да ещё и нашло минуту на то, чтобы посмотреть на тех, с кем так и не пожелало знакомиться, дабы убедиться, что эти его дёрганые кувырки на цепи не причинили им тех же мучений, которые он попросту снял с плеч своего израненного и измученного друга. К слову, ничуть не менее измученного, чем он сам, пристально глянул Улькиорра на того, имя которому было Грей... в отличие от Шухея, хреновой памятью на имена Шиффер не страдал, в первые же мгновения запоминая то, что ему в дальнейшем могло бы пригодиться. - Чёрт... - виновато посмотрел на оказавшегося в западне натянутых цепей товарища Роуг, и кроваво-красные очи его застила пелена уже и не скрываемого вовсе беспокойства. - Греич, ну зачем... - Отвянь, - прерывисто дыша, буркнул Грей и сплюнул подступившую к горлу кровь. - Так... как...? Цепь, натянувшись до предела, буквально разворачивать его изнутри начала, говорить ему с каждым вдохом становилось всё больнее и труднее, даже Улькиорра с Шухеем про свои такие обязательные для Пустых и шинигами перепалки позабыли, усиленно задумавшись над тем, как же избавить этого ненормального от мучений. Но Роуг, как ни странно, понял, чего его друг хотел. - Если бы я помнил, как я тут оказался... - тихо произнёс он, обречённо глядя на то, как застыл Грей калёной струной, отвернувшись в сторону и разглядывая свой кровавый плевок с преувеличенным интересом. Усевшись (а что ещё оставалось, как пользоваться возможностью, которую предоставил ему друг, забравший на себя натяжение его цепи?..), Роуг добавил: - Я бы с удовольствием тебе рассказал. - Так ты тоже...? - Хисаги не выдержал первым, даже договорить сил не хватило. Услышав это, Улькиорра прикрыл глаза, ощущая жгучее разочарование. Похоже, из них четверых трое точно не помнят, что произошло с ними перед тем, как судьба свела их на этом холодном песке, уже неплохо так пропитавшемся их же собственной кровью. Может, хоть этот странный человек, что думает за других, не заботясь о собственной безопасности, что-то знает, с плохо скрываемой надеждой посмотрел Шиффер на продолжавшего потихоньку сплёвывать кровь и давящегося клокочущим кашлем Грея... - Блять... я думал, хоть кто-то что-то знает... - просипел Грей не то Роугу в ответ, не то небу великой пустыни, сложившему над их растерянными головами четыре звезды в мерцающий крест, не то забрызганному багрянцем из его горла песку цвета пепла... не то себе самому. Так, понятно, констатировал факт Улькиорра, оглядывая своих новых знакомых и оценивая незавидное положение, в котором они все оказались, никто ничего не знает, не помнит, все с продырявленными грудинами на одной цепи корчатся, а один дурачина, решив избавить от попавшего в западню запутавшихся цепей друга, теперь сам от их жуткого натяжения загибается... класс, таких развлечений на его долю даже во время войны Эспады с шинигами не выпадало, желчно усмехнулся Шиффер. На непонимающий взгляд Шухея, явно не знавшего, над чем в такой ситуации можно усмехаться, арранкар сейчас не отреагировал, не до того ему было. Признаться честно, если бы сейчас Улькиорре попался тот хренов шутник, что осмелился их, как каких-то животных, посадить на цепь, да ещё и таким садистским макаром, он бы в два счёта ему голову за такие шутки оторвал. Причём голыми руками. Но того невидимого маньяка, что решил сделать из них четверых истекающих кровью марионеток, видно не было... а вот выбираться как-то надо было, напряжённо размышлял Улькиорра, немного отрешившись от какого-то разговора, который завели между собой Шухей и Роуг. Грей в болтовне участия тоже не принял - сил уже не хватало, он лишь глухо кашлял да скрежетал зубами, когда упор стальных звеньев в разодранную плоть становился совсем уж невыносимо болезненным. Так ничего дельного и не придумав, Улькиорра решил было расспросить Шухея или Роуга (как более словоохотливых), есть ли у них какие идеи по избавлению от пробивших их насквозь оков... да только невысказанные слова так и застряли в его горле зашкрябавшим внутри комком. Чего угодно ожидал сейчас и без того растерянный Куатра... но только не появления здоровенного Пустого, который, увидев сразу четверых, таких неуклюжих в своей беспомощности, таких неспособных сопротивляться нынче и таких лакомых при этом по силе своей энергии, аж со всех своих десяти уродливых лап в их сторону припустил! Чего угодно ожидал сейчас моментально встрепенувшийся от ужаса и точно так же, как и Улькиорра, почуявший приближение монстра Шухей... но только не заставляющего челюсть ошеломлённо опускаться на окровавленный песок, а кровь стыть в жилах осознания того, что своими глазами он видит, как впереди оголодавшего и озверевшего чудовища несётся Казешини!.. Улепётывая от монстра что было сил с кусаригамами наперевес, Ветер Смерти аж до величины средней такой сейрейтейской монеты глаза свои бирюзовые вытаращил, когда увидел, куда его вынесла кривая побега от голодного Пустого, и кто сейчас перед ним. - Да ла - а - адно... - неверяще, но в то же время с явной радостью выдохнул дух из меча Хисаги. - А я вас, похоже, нашёл даже быстрее, чем ожидал... ай, бляха-муха! С этими словами Казешини попытался затормозить на полном ходу, взрывая поднявшийся столбом песок каблуками своих украшенных острыми шпорами сапог... и просто растянулся навзничь, споткнувшись о растянутую крестом цепь и едва Грея острым серпом величиной с хорошую секиру к чертям не прибив. - Мать твою, - сдавленно просипел Хисаги. Мало того, что они с Шиффером чисто на уровне рефлекса попытались дёрнуться, чтобы разойтись и попытаться атаковать Пустого кто при помощи кидо, ну а кто - серо, и оба аж одновременно пополам от острого приступа боли в груди согнулись, с ужасом понимая, что сейчас похожий на огромного паука Пустой попросту разорвёт живьём их всех, так ещё и Казешини утянул их всех за собой, свалившись на сходящиеся в крест цепи и буквально силой притягивая их друг к другу!..