Небесный фронт

      Нет самолета хуже ЛаГГа - это вам скажет каждый на Ленинрадском фронте, и полеты на нём что-то вроде местного наказания. Только вот за что она провинилась..? — Лейтенант Орлова! — Да, капитан? — Командование учло ваши достижения и умения, поэтому следующий полет у вас будет на истребителе. Нужно доставить этот пакет в крепость Орешек. Ваш самолет на сегодня — ЛаГГ-3. Приказ понятен? — Так точно, капитан. Будет доставлено!       Уже тогда надо было задуматься о том, почему её отправили с пакетом не на более приспособленном для доставки корреспонденции У-2, на котором, к тому же, Ольга постоянно летала и знает устройство этого самолета наизусть, а вручили ей один из истребителей ЛаГГ-3, которых, к тому же, не так уж и много на аэродроме. Но нет, радостная, счастливая, наконец-то допущенная до полётов не только на медленном "кукурузнике" Ольга не обратила внимания ни на этот факт, ни на довольную ухмылочку капитана.       Теперь она все это вспомнила. Уже сидя за штурвалом этого чертового истребителя, из которого не видно ровным счетом ничего по бокам. Смотришь только вперед, пытаясь держать своенравную машину в узде, следя при этом не столько за дорогой, сколько за перегревающимся маслом. Ольга проклинала самолет, проклинала свою невнимательность, проклинала капитана.       Этот капитан гордо скрывал свою обиду, но кто тут еще обижен быть должен? Это он присвоил себе её победу над мессером. Ну и что, что она сбила немца с самолета капитана. Её за штурвал истребителя не пускали, а тут воздушная тревога, капитан куда-то ушел с поста и Ольга запрыгнула в его шестнадцатый и полетела отбиваться. Но увы, начальство было не готово признать тот факт, что летчица сбила самолет, таких прецедентов еще не было и ей бы летать, молчать и не выступать, а то за самовольно принятые решения и отстранить от полетов могут.       “Сука ты неповоротливая, лететь сегодня будешь?” — Цедит сквозь зубы летчица, ругая злополучный ЛаГГ, летать на котором было сущим извращением после легкого и маневристого У-2. Да, быстрее, конечно, но в остальном это была какая-то беда, а не самолет. Даже устаревший шестнадцатый был куда удобнее в управлении, уж чего говорить про красивые седьмые ЯКи, нежели эта крылатая коробка с претензией на надежность.       “Надеюсь, их там предупредили, что у них гости будут...” — Ольга приподнимается со своего сиденья, чтобы хоть как-то посмотреть по сторонам - встречаться с кем-то в этой ночи она совершенно не хотела. Впереди из облака вынырнула неизвестная точка, и летчице пришлось уходить непривычно вверх. Обычно она пряталась в самом низу, рядом с макушками деревьев, планируя над ними как тень, но сейчас у нее в руках истребитель, и опускать его вниз это чистой воды безрассудство. Шлиссельбург был уже близко и следовало бы сбросить скорость, поэтому подняться выше будет неплохой идеей для мягкой посадки. Ольга поднимает машину выше, выныривая из облака… И резко вжимает в пол левую педаль, чуть не столкнувшись нос к носу с пятнадцатым. Громко выматеревшись, летчица делает небольшую петлю, дабы вернуться на курс, и начинает снижение. Это была бы самая глупая потеря сразу двух истребителей Советского Союза. Не заметить друг друга и врезаться в друг друга. Повезло, что оба опытные, что она — что летчик в “Чайке”.       “Давай, скотина жирная, нам пора садиться...” — постепенно начинала закипать летчица, понимая, что земля всё ближе, а скорость не снижается, чего бы она не делала. Заданная скорость при посадке должна быть чуть больше сотни, но перед глазами вдали виднеется полоса, а у нее почти 150 на спидометре! “Так, лейтенант, без паники...” — выдохнула Ольга, — “Кто посадил горящую фанерку в лесу, умудрившись сбежать от мессера? Я посадила, при том что бежала от него почти от Кронштадта! И ему парочку пуль в фюзеляж всадила! Кто вступил в бой с финнами на устаревшем морально “ишачке”, потому что капитан разгильдяй? Я вступила и одного отправила в крутое горячее пике прямо в финские воды! И после этого я что, не смогу посадить этот тазик на скорости в 140 километров? Я смогу!” — разговор с самой собой всегда помогал преодолеть нервы и оставалось лишь открыть шасси и проехаться по полосе, долго проехаться, но это не страшно, полоса позволит. Она была готова к этому… Только вот шасси к этому готовы не были.       ДА ЁБАНЫЙ В РОТ, РАБОТАЙ СУКА ДРАНАЯ!       В последнюю секунду шасси послушно открываются и истребитель с грохотом касается полосы, что-то забренчало в кабине, в ушах гремело, паника вновь возрастала, но скорость благосклонно снижалась, пока машина все же не остановилась на самом краю полосы.       Выдох.       Ольга стекает по своему креслу, потирая виски. Кому, кому пришла идея отправить её, до этого не летавшую на ЛаГГах, с важным пакетом!? Только наглухо отбитому капитану, чтоб он подавился. Снова резкий выдох и Ольга откидывает люк назад, выбираясь из этой чертовой машины. Кто вообще придумал делать такой тяжелый самолет? — Эй, на ЛаГГе! Все в порядке? Вы как-то резко упали! — Сзади подбежал механик местного аэродрома. Ольга спрыгнула на землю, поднимая на мужчину взгляд. — Шасси заело при посадке, впервые с таким сталкиваюсь. — Летчица снимает свой шлемафон, из под которого выпадают две белые косички, и утирает пот со лба. — Вы что, на ЛаГГах раньше не летали? — Ни разу до сегодняшней ночи. Лейтенант Орлова Ольга Григорьевна, Комендантский аэродром. Срочный пакет на Орешек. — Да что ж Вас посадил на эту дуру, если Вы до этого ни разу на нем не летали? — Механик удивленно смотрит то на летчицу перед ним, то на самолет за ней. Ольга же лишь пожимает плечами, надевая на голову форменную пилотку. — СанСаныч, это там ЛаГГ приземлился? Мы с Яшкой на него при патруле наткнулись, так я чуть не столкнулся с ним! Вынырнул из облака, собака… такая… — Прошу простить за это происшествие, уходила от одного из вас, наткнулась на другого, кто ж знал, что вас двое. Хорошая реакция! Лейтенант Орлова Ольга Григорьевна, Комендантский аэродром. — Ольга протягивает руку для рукопожатия с одним из летчиков, тот очень скептично глядя на девушку, руку ей все же жмет. С неохотой. — Не знал, что ныне девок в летчики берут. — До войны я преподавала в Красногвардейске в авиакружке, являюсь дипломированным летчиком. Этого мало для полетов, товарищ младший лейтенант…? — Хмыкнула Ольга, переводя взгляд на более приятного ей механика. — Вы не знаете, как я могу попасть на Орешек? — А к кому Вы, собственно?       Ольга задумалась. На пакете не было никаких исходных данных, капитан просто вручил ей этот пакет, надеясь получить шоу с доставкой, но не на ту он напал. Она знает кое кого в этой крепости — “Мне нужен капитан Орехов Олег Юрьевич, знаете такого?” — Да кто ж его не знает, Ольга Григорьевна! На земле он не бывает, постоянно в крепости. — Как туда добраться? — Только на катере. Да и кто тебя туда пустит? — А это уже не Ваше дело, товарищ старший лейтенант. У меня срочный пакет из Ленинграда и я его должна доставить лично в руки. — Ольга Григорьевна, пойдем-те со мной, попытаем счастья на пристани, они ночами приходят на погрузку живых-мертвых, да нужного в крепости. Может и Вам сегодня повезет.       Ольга кивает и идет вслед за механиком, любезно предложившим помощь, в отличии от “товарищей” лейтенантов. Увы, советские граждане-летчики отчего-то не хотят признавать то, что и девушки могут быть летчицами не хуже их. Ещё до войны были различные кружки, в которых занимались и мужчины и девушки. Была Марина Раскова — одна из первых трех женщин, получивших медаль Героя Советского Союза за мировой рекорд в дальности полета среди женщин. Три девушки пересекли Россию с запада на восток еще в 1937 году. А до них? Три великие авиатриссы — Лидия Зверева, Евдокия Анатра и Любовь Голанчикова — первые девушки, получившие дипломы №31, 54 и 56 еще в Российской Империи. У самой Ольги был диплом под номером 60. “Воздушные странницы” — так, называли они друг друга и других храбрых леди. Они мечтали о дальних полетах, как у Жюля Верна, и высоком небе, там, на аэродроме в Гатчине. А дальше революция. Авиатриссы разлетелись по миру, а молодая Страна Советов разрешает женщинам реализовывать себя в любой сфере, в том числе в полетах, и множество женщин приходят учиться к Ольге наравне с мужчинами. Но и этого оказалось мало. Девушки на истребителях — все еще чудо. Даже при том, что Марина Раскова создала три полка: истребительный, дневной бомбардировочный и ночной бомбардировочный. Это создало прецедент.       Впереди послышался тихий плеск волн. Где-то там шумели неспокойные воды Ладоги и темной громадой над ней возвышались стены древней крепости. Среди обычного прибрежного шума послышались тихие голоса, подгонявшие друг друга. — А Вы везучая, Ольга Григорьевна! Похоже в крепость грузят припасы, стоит поторопиться, как полетит “кукурузник”, — катер отправится к крепости.       Ольга кивает и быстро спускается следом за механиком, придерживая пилотку на голове. Внизу и правда виднелись люди, грузившие коробки в небольшой катер. Двух нежданных гостей встретили дула автоматов, но механик был им знаком, поэтому переговоры о доставке летчицы с пакетом шли проще. Фамилия Орехов действовала на людей словно заклинание. Олег Юрьевич был знаком и уважаем всеми. Он был всего лишь капитаном, но любой назначенный комендант прислушивался к его словам. Глупо не слушать того, кто живет в этой крепости с тех далеких лет, когда эти земли принадлежали своенравной Новгородской республике, а их соседями были грозные шведы.       Где-то за деревьями послышался знакомый Ольге звук, подобный швейной машинке. Такой стук мог издавать лишь один самолет: “У-2 летит!” — говорит летчица громче, махнув в сторону леса. Грузчики дружно подняли головы, прислушиваясь к ночи. “Ты смотри, какая ушастая! Отходим!” — с улыбкой говорит командир команды, смотря на летчицу. Та лишь разводит руками и благодарит механика, что так помог ей с переправой. Над озером появляется тень У-2, и катер сходит на воду. Вдали послышался свист и грохот, зажигались проектора на левом берегу Ладоги, а тихий и маневристый самолетик уже тихо планировал над темными водами, вскоре скрываясь над макушками деревьев.       Тихий стук о землю, и катер останавливается у маленькой пристани, пассажиры выскакивают на землю и начинается разгрузка. Ольга также выпрыгивает на землю и поднимает глаза на древние стены… похожие скорее на дуршлаг, чем на грозную старую крепость. Из-за одной из стен высунулась голова юноши. — Неудачно вы сегодня, весь вечер летали над головами, чудом проскочили! Выгружайтесь быстрее и бегом обратно. — Тогда приведи еще пару человек, Гришка, и отведи эту девушку к Олегу Юрьевичу, она с каким-то пакетом с Ленинграда прибыла. — Не думаю, что Олег Юрьевич вас примет, он не в том состоянии сейчас… — Это срочно, пожалуйста! — И откуда вы к нам упали, девушка! Бегом за мной, тут небезопасно. — Молодой сержант поправил каску, что была ему не по размеру, и побежал между руин, в которые была превращена крепость. Местами от крепости ничего не осталось — что-то было разрушено, что-то зияло черными дырами пожаров. Целых мест было по пальцам пересчитать, и это пугало Ольгу. Что с Олегом? В каком он состоянии может быть? Неужели все зря?       Юноша остановился у одной из редких целых построек, стучась в дверь с нарисованным на ней красным крестом. — Олег Юрьевич! К Вам с Ленинграда! — Гришка, ты дурной что ли? — Вроде нет, но эта девушка дурная точно! — Олег, это я, Оля Орлова, с Хотчино…       Следом послышался грохот и поспешные шаги к двери. Минута и на пороге стоит такой знакомый Ольге Олег — словно живая мумия обернутый во множество бинтов: руки, шея, грудь и даже голова и местами на бинтах алела свежая кровь. Они оба испуганно смотрели друг на друга. “Как…?” — лишь шепчет Олег, неспособный сказать что-то еще. Ольга мнется, не зная что делать — прижаться к старому другу или сразу достать пакет. Лишь хватает сказать “Истребителем” и вновь замяться. Неловкую ситуацию спас явно не ожидавший такой встречи молодой сержант. — Девушка! Вы же сказали у вас срочное к Олегу Юрьевичу! — А? Д-да, спасибо! — Ольга достает из сумки опечатанный сургучом пакет и вручает его Олегу. Тот берет его в руки, срывая печать и вскрывая письмо. Единственный глаз спешно пробежался по ровным строчкам на бумаге, а на губах появилась улыбка. — Не ко мне это, к коменданту. Спасибо, Гришка, можешь идти, дальше я сам. — Олег передает пакет обратно летчице и скрывается за дверьми медицинского пункта, вскоре выходя уже при отличительных знаках капитана и идет вперед, мимо порушенных стен, махнув, чтоб Ольга шла следом. Впереди, под навесом у огня сидела пара человек. Один их них недовольно посмотрел на подошедшего Олега. — Олег Юрьевич, вам кто разрешил лазарет покидать? И ночи не прошло, а вы уже на ноги встали. Отдыхать вам надо! — Некогда и бессмысленно. Пакет с Ленинграда привезли, адресован Вам, но адрес не вынесен наверх и я успел его вскрыть, чтоб понять кому. Оля, передай пакет командиру и пойдем, поговорим у другого костра. Дальше уже не наше дело.       Вновь коридоры меж руин в поисках удобного места, где и продувать не будет. У одной из разрушенных стен как раз горел костерок, рядом с которым пригрелись двое моряков и что-то кидали в кастрюльку над пламенем. — Вот, погляди, как хорошо — и костер, и стена, и чай уже греется. Товарищи, мы присоединимся к вам? Это Оленька Орлова, она из… хм… города, что раньше Гатчиной назывался, не знаю, какое новое имя, не успеешь одно запомнить, как уже другое дают… Ах да, она — летчица, как погляжу лейтенант. Отправили к нам с почтой из Ленинграда. А это, Оленька, мои защитники — моряки Балтийского флота — Коля да Мишка. — Присаживайтесь конечно, Олег Юрьевич, всегда рады Вам! — А девушкам особенно! Редкие тут гости! Еще и такие, с самолетами!       Оля смеется, пожимая плечами и садится рядом с Олегом, наконец аккуратно прижимаясь к его боку и протягивая озябшие руки к костру. На её плечо ложится знакомая тяжелая рука старого вояки. Он никогда не был молод на её памяти, но война его преобразила почти до неузнаваемости: на лицо прибавил пару десятков человеческих лет, весь исхудал, некогда яркий синий взгляд потускнел, под глазами были глубокие морщины, а в висках появилась седина, отчетливо белевшая на фоне русых волос. — Что, Оленька, совсем страшен стал? Увы, даже на мне ныне раны совсем не заживают, а теперь еще и без глаза, похоже, остался, как старую церковь разбомбили. Кто бы мог подумать, что придется молодость вспомнить? Совсем старику отдохнуть не дают. — Ольга тихо рассмеялась, качая головой. Один из моряков хлопнул себя по колену, да широко развел руками. — Да что Вы говорите, Олег Юрьевич! Оленька, не смейте его слушать, все это клевета на самого себя, честное слово! — Вот уж точно, Олег Юрьевич нас, молодых, по энергии превосходит во много раз. Его ж в лазарет не загнать даже на день, как бы врач не бился. Даже сейчас тут сидит, а в кровати уже давно быть должен! — Вот-вот. Всегда среди нас, среди руин. Дежурств не пропускает, больных заменяет. Как отец родной, зуб даю! — Ну вас, захвалили. В самом-то деле, не могу же я вас один на один с врагом оставить. Я еще пока не развалился и на ногах стоять могу, потому буду стоять тут, на защите. Ты, Оленька, лучше расскажи, как на аэродроме в Ленинграде оказалась? — Это забавная история, сама такого не ожидала. Везде успела побывать. Как новость прошла, что немцы Лужский рубеж перешли, так я сначала туда, к танкам, в одном пришлось посидеть под обстрелом, а потом бегом на аэродром, эвакуировать самолеты. Пока все отправила, пока минировали, пока отправила всех вперед, а сама осталась подрывать аэродром, чтоб пользоваться им не смогли. И как на зло осталась без машины — колесо пробило. пришлось прятаться в подвалах замка и ждать удобного случая сбежать. Так и сделала. Пока бегала по лесу набрела на партизан и ходила с ними до Пскова, Новгорода и обратно в Ленинград, а затем и в Ораниенбаум. Сначала хотела вернуться к партизанам обратно в Красногвардейск, да только слегла с сильнейшей болью в горле. Кашель драл горло до крови, какая тут партизанская деятельность? Поговорила с Сашей, он-то и вспомнил про мой диплом летчика и отправил с письмом в аэропорт Комендантский. Вот и летаю с тех пор.       Оля улыбнулась, машинально касаясь пальцами своего горла, под воротничком которого Олег заметил красные полосы, и посмотрела на огонь. Внутри все горело подобно ему. Боль не утихала ни на день, лишь к ночи становилось легче, но каждый новый день легкие превращались в две печи, из труб которых шел едкий дым, разъедая дыхательные пути, отравляя её день ото дня. От постоянного кашля, раздиравшего её изнутри, было настолько больно дышать, что в глазах темнело и было полное ощущение того, что вместе с кровью и слизью она выплевывает кусочки своих больных легких.       Ольга вздрогнула от этих мыслей, вновь наполнивших её голову, сильнее сжимая пальцы на исцарапанной своими же ногтями шее, когда она судорожно пыталась вдохнуть во время приступа того первого ужаса. Она чувствовала себя внутри костра, языки которого жгли её снаружи и изнутри, наполняя её тело болью, а голову криками отчаяния и страха. Раз за разом, сотни голосов кричали в её голове от боли, сводя её с ума.       Волна липкого, ледяного ужаса накатила на сжавшуюся Ольгу, дрожащими пальцами сжимавшую свою шею, не давая вздохнуть, впиваясь ногтями в старые раны. “Они горят, они кричат в муках, объятые пламенем и жаром железной печи или старого дома..” — шептала девушка, захлебываясь в своих слезах и страхе, завладевавшим её телом. Трое за костром были испуганы такой реакцией не меньше самой Ольги. Олег быстро обнял девушку, прижимая её к себе, целуя её в беловолосую макушку и аккуратно расцепляя пальцы, освобождая измученную шею. Тонкие дрожащие пальцы вцепились в рубашку Олега, а он начал мягко, успокаивающе гладить подругу по спине и махнул морякам, указывая на чай в кастрюле. — Оленька, слушай мой голос. Я рядом, ты тут, со мной на маленьком острове в устье Невы, а те печи и голоса далеко-далеко, они не могут тебя достать. Послушай, как за стеной плещутся волны Ладоги, дай ей себя успокоить. Все будет хорошо, и вновь в твоем парке расцветут цветы и все будет утопать в изумрудной зелени. — Олег говорил спокойно, мягко, не давая девушке вновь уйти в свои мысли, пока один из моряков наливал горячий местный чай. Жестяная кружка оказалась в руках Ольги и та тихо выдохнула, утирая мокрые глаза и делая первый глоток. — Вот, другое дело. Пей чай, он поможет. Не китайский, конечно, да и чаем это назвать сложно, но зато местный, травки разные, ароматные веточки ежевики и ели. Расскажи, как дела у Саши? Может и про Костю чего знаешь? — Олег довольно кивнул, смотря, как начинает оживать от чая Оля, как все меньше трясутся её плечи и руки. Она грела пальцы о горячую жесть кружки, будто не замечая температуры, а Олег взял чай и себе, ожидая ответа. Он давно уж не видел ни одного из своих бывших подопечных. — Про обоих знаю. С Сашей вижусь чуть чаще, хотя он и сидит почти безвылазно в Смольном на телефоне каждый день. Ночами уходит на крыши с патрулем, дабы зажигалки сбрасывать. Зимой дежурил то у Петропавловского собора, то у Адмиралтейства, то у Исаакиевского собора, пока альпинисты маскировали приметное золото шпилей и куполов. Не знаю, как его оттуда не снесло — настолько он сейчас худой. Ходит, как призрак: бледная с синевой кожа, щеки и глаза впали, под последними почти черные мешки от недосыпа и усталости, в волосах седина. Часто ходит с тростью, чтобы удержать себя на ногах. Последний раз уже получше выглядел, хоть не шатался сильно. Впрочем, это про всех сказать можно. В Кронштадте и Ораниенбауме такая же ситуация, как и в Ленинграде. Города живых теней. Слишком много умерло от голода в эту зиму. У Алёшки еще до этого треть населения из немцев и финнов вывезли в неизвестном направлении, а теперь еще столько же умерло от голода и холода. И воюет же при этом — в артиллерии, местный снайпер, разведчик и посыльный. А что до Кронштадта, то Костя, несмотря на такую же тяжелую ситуацию, среди них троих все такой же заводной. Такой скелет с моторчиком. — То есть ты исполняешь роль почтальона в своей части? — Да, в основном занимаюсь доставкой пакетов между всеми. Не пускают на истребители, хоть обклей себя с ног до головы дипломом испытателя! Сегодня второй раз за штурвал чего-то кроме У-2 села. А приказ выполняю на истребителе вообще впервые. И то это не столько приказ, а издевка от капитана, с которым мы не поладили. Не знаю, чего он этим заданием хотел добиться и чего ожидал — получу ответ и дело выполнено. Кстати, Олег, если хочешь, можешь написать письма ребятам, я им отвезу, как задание подвернется. Думаю, они будут рады получить от тебя весточку. — И то верно. — Кивает Олег, поднимаясь, чтобы сходить за бумагой и написать письма своим друзьям, оставляя Ольгу на моряков, с которым нашлось о чем поговорить. Оба были молоды, веселы и сохраняли оптимизм, обернутый в чернющий юмор. Один был местный, с Шлиссельбурга, а второй оказался с Кронштадта и в недавнем описании с легкостью узнал Константина Романова — всеобщего любимца в Кронштадте.       Вскоре вернулся Олег, держа в руках три треугольника писем, а за ним и комендант с ответным пакетом на Комендантский аэродром, вместе с моряком, который мог перевезти Ольгу обратно на землю. Пришло время проститься с крепостью, еще раз крепко обнять Олега, пожелав ему скорее восстановиться, побольше сил и удачи.       Пакет и письма были убраны в сумку и опечатаны. Дальше только дорога обратно и вновь перелет на этом поганом истребителе. Летчица тяжело вздыхает и забирается в лодку, помахав рукой Олегу, который вышел следом на пристань. Так и смотрели друг на друга, пока их маленькие фигурки не растворились во тьме ночи.       Вновь лес встречает её своей темнотой, и Оле приходится искать нужные тропинки, чтобы выйти к аэродрому, где стоит её самолет. А ведь еще надо искать кого-то, чтоб подготовить его к вылету. Летчица грустно поправляет пилотку, думая о том, сколько времени в этом случае ей придется потратить. Вот уж и пустота виднеется за деревьями, а где-то поблескивает металл винтов самолета. Чертов ЛаГГ стоял все на том же месте, а около него крутилась маленькая фигурка в одежде механика. — О, Вы уже вернулись! Быстро Вы, Ольга Григорьевна. Самолет к вылету готов, машина в пригодном состоянии для полетов. С шасси проблем нет. — Большое спасибо, Александр Александрович! Все благодаря Вам, иначе так быстро бы не успела все сделать. — Да ладно Вам. Кстати, я тут поспрашивал ребят, у кого опыт есть полетов на ЛаГГах, Вы, когда высоту набирать будете, не торопитесь, сначала бреющим по прямой пройдите, так скорость лучше наберется и проще лететь будет. Высоту старайтесь не терять до посадки — могут быть проблемы с набором. Когда пойдете на спуск, то держите скорость, истребитель тяжелый очень, можете перебрать, есть за ним такой грешок, но ниже 140 тоже тяжело опустить будет, не волнуйтесь и постарайтесь сесть как можно раньше, чтоб с полосы не укатиться при торможении. — Вот оно как, а я-то перепугалась, что со скоростью что-то не то, а это у всех так. — Смеется Ольга, вспоминая свою посадку, — Спасибо еще раз огромное Вам. Надеюсь, еще свидимся! Будьте здоровы и удачи! — Хорошего полета!       Ольга салютует механику и заскакивает внутрь самолета. Остается лишь захлопнуть люк, завести мотор и начать медленно выезжать на разгон. Мотор истребителя послушно заурчал. Летчица была готова лететь обратно. Тяжелая машина лениво набирала скорость на взлет, но отрыв был легкий, почти неощутимый в голове. Запомнив слова механика, Ольга дала истребителю освоиться в полете и начала мягко тянуть штурвал на себя, поднимая тяжелую крылатую коробку в небо. Скорость на спидометре плавно росла, а за спиной алел рассвет. Ночь вместе с миссией подходили к концу. Оставалось всего-то долететь до аэропорта, аккуратно там сесть и передать пакет обратно. И будет неплохо не поймать никого себе на хвост, что значит стоит ускориться и идти повыше, надеясь на привычную осеннюю пасмурную погоду, но желательно без дождя, а то и так садиться придется с трудом, а если еще и полоса сырой будет - испытание будет не из легких. А в идеале еще и шасси откроются заранее - вот это точно будет подарком.       Пройдет час и ЛаГГ-3 с грохотом приземлится на сырую трассу, до этого долго маневрируя среди туч таких же тяжелых, как и он сам, болтаясь при этом из стороны в сторону при штормовом ветре с залива. Но машина приземлится, отчаянно тормозя на залитой ливнем полосе, а летчица внутри будет сидеть с дергающимся от злости глазом после незабываемых трех кругов над землей, под ветром, дождем и с заевшими шасси.       Я БЛЯТЬ НЕНАВИЖУ ЭТОТ ЧЕРТОВ ГОРБАТЫЙ ГРОБ!!!