Я пришел за своей женой!

      — И что, ты все время так и просидел, держа меня за руку? Дурень.       Неделю. Чертову неделю она валялась без сознания — после того, как чуть не умерла на поле боя. Ога как-то не задумывался раньше, что демоны тоже от ран умирают. А еще умирают знакомые. Умирают близкие… может умереть и Хильда. Всегда такая уверенная, сильная. Ему самому не приходилось с ней драться, да и в голову такое не приходило, но она совершенно точно была не слабее Куниеды. Он подозревал, что ее сила выходит за рамки ему известного. Эта демоническая девчонка не лыком шита. Она никогда не открывает все козыри сразу. Демоны любят, когда все идет по плану. Только в тот раз все пошло наперекосяк.       Не так, как в битве с Хекатосом. Ее проткнули копьем, она чуть не погибла — да. А так, что она и правда умерла. У людей это, кажется, называется клинической смертью. Она не дышала, он хорошо помнил это, а еще свои руки, по локоть в ее крови. И развалившаяся прическа — побуревшие длинные волосы, змеей вьющиеся по земле. Разряд Вельзевула — единственное, что смогло вновь запустить ее сердце.       Ога не стерпел. Жилка у него на лбу вздулась, и он рявкнул:       — Если понадобится привязать тебя ко мне, чтоб ты перестала творить херню, я так и сделаю!       Вовремя опомнившись, он не стал со всей дури сжимать ее руку, которая все еще лежала у него в ладонях. Но ему хотелось взять Хильду за плечи и хорошенько встряхнуть. Чем она думала, эта дурища, когда выпрыгнула из ниоткуда и оказалась между ним и смертельным приемом врага. Что она о себе возомнила, эта девчонка! Ему не нужна ее защита. Ничья не нужна. Она должна стоять рядом молча и восхищаться.       — Хех… попытайся.       Ога моргнул. Он ожидал несколько другой реакции. Хильда, прикрыв глаза, почти нежно улыбнулась. Странная дрожь пробежала у него по хребту. Это была не та Хильда, к которой он привык. Но и не беспамятная Хильда, которая носилась с ним и малышом Вельзи, как с писаной торбой.       Они молчали. Хильда лежала, сомкнув веки, и Оге показалось, что она опять задремала. Вот мерзавка. Оклемалась на пять сек, чтобы сказать какую-то чушь, и тут же заснула. Он еще высказал ей не все, что хотел!..       — Тацуми.       Его взгляд быстро метнулся от открытого окна, где от ветра волнами шла легкая штора и доносилось эхо тренировки опорников где-то во дворе замка, к лицу Хильды. А потом сразу же — к ее пальцам, которые скользнули по его запястью и слабо обхватили его. Ога вновь ощутил прилив гнева.       — Спасибо.       Глядя на ее тонкую руку, он сказал:       — Да уж пожалуйста.       Тут он вспомнил кое-что.       — У меня тут твоя побрякушка.       Сунув руку в карман, он вытащил маленькую золотую подвеску на цепочке. Хильда рассеянно коснулась своих ключиц. Ее рука двигалась вяло и не сразу, так сказать, достигла цели, сначала она угодила пальцами себе в ухо.       — Оно вообще развалилось, когда тебе прилетело, — объяснил Ога, — но его починили, от нового не отличишь. На.       Девушка поглядела на бликующее украшение, что плавно покачивалось у Оги в руке, а потом поерзала.       — Ух…       Он не сразу понял, что Хильда пытается подняться на локтях. Ну и зрелище! Кто бы мог подумать, что стервозная, нахальная, самоуверенная боевая горничная не сможет сесть в собственной постели. Потом Ога вспомнил, почему это происходит. Бесит! Он выбросил руку вперед и надавил Хильде на плечо. Она легко опрокинулась на подушки. До чего стала слабая…       — Ты че удумала? Лежи и не рыпайся.       Хильда исподлобья посмотрела на него.       — Я не смогу надеть его лежа.       — Чеоо? Слушай, ты. — Он ткнул ее пальцем в лоб. — Будешь мне тут снова кровью харкать — я тя сам закопаю. И не посмотрю, как там Вельзи рыдать будет. Смекаешь?       Хлоп! Хильда зарычала, получив щелбан.       — Оно иначе потеряется, болван. Помоги мне сесть!       — Молчать, женщина!       — Помоги!!!       — Тц!       Наверное, нелегко ей такое произносить. Ога не помнил, чтоб она хоть раз попросила помощи — в этом они с ней были похожи. И сейчас, краснея от злости, она пыхтела, скрыв глаза за длинной челкой. Что ты будешь делать с этой идиоткой.       — Это подарок госпожи Айрис. Я не могу его потерять.       Тьхе. Зато остатки своего здоровья не жалко, ага. Ога сердито вздохнул и хотел протянуть ей ладонь, но сразу понял, что это не поможет. Хильда настолько без сил, что не сумеет подтянуться. Вот проклятая, знай себе проблемы создает.       Делать нечего. Сев на край ее кровати, Ога навис над ней. Зеленый глаз удивленно распахнулся.       — Ты чего?..       Обыкновенное пофигистичное выражение его лица подсказало Хильде, что ничего особенного не происходит. «Держись за меня», — велели ей. Она обхватила его за торс. Немного приподнявшись, Ога ловко просунул руки Хильде под спину и неторопливо распрямился. Прошло несколько секунд. Тацуми убрал руки, Хильда пошевелилась, принимая более удобное положение.       Она качнула головой и убрала волосы на одну сторону, беззащитно оголяя белую шею.       — Сможешь застегнуть?       Ога тряхнул запястьем, распрямляя собранную в кулак цепочку.       — Попробую.       Он пропустил цепочку вокруг ее шеи и склонился над ее затылком. Маленькая подвеска прохладной точкой приятно легла на кожу. Огины вихры защекотали Хильде лицо и ухо.       — Ты хоть иногда причесываешься?       — Мм? Че ты там бормочешь?       Она слышала, как он тихо ругается, сражаясь с маленькой застежкой, и невольно улыбнулась. Этот оболтус, этот дурак и лентяй… всегда ей помогает. Злится, матерится и бычит, но помогает. И именно он сделал Вельзи таким сильным и мужественным и… правильным. Ога был человек действия, и он всегда хорошо улавливал суть, не размениваясь на слова. Она ни за что не скажет ему это в глаза, но лучше родителя для маленького мастера нет. В конце концов, отрицать это значило сомневаться в выборе господина.       Тут ее осенило: где же Вельзи?.. Малыш обнаружился мирно спящим в уголке комнаты, в своей кроватке. «Умюю», — пролопотал он во сне. Неужели тоже нес стражу у постели своей служанки, и, утомившись, уснул? Ведь сейчас белый день, и еще не время для послеобеденного отдыха.       Она вздрогнула от теплого порыва воздуха, обдавшего ей шею: закончив возиться с застежкой, Ога резко выдохнул.       — Ты понимаешь вообще, как ты мне жизнь усложняешь? — буркнул он, выпрямляясь. — Придумала тоже…       Она коснулась подвески на груди. Та тепло сверкнула в ответ. Приятным и необъяснимым теплом согрело Хильду и откуда-то изнутри. Это чувство… оно было смутно знакомым и вызывало дуновение ностальгии, совсем недавней, словно что-то подобное она испытывала месяц, два или три назад.       Ога почесал в затылке и зевнул во весь рот. Потер пальцами веки. Видимо, сидел много часов подряд здесь, ждал, пока она проснется. Сколько, интересно, времени прошло. Хильда размяла пальцы руки, за которую он держал ее, когда она пришла в себя.       Ога остервенело потер ладонями лицо. Там и сям еще остались ссадины и кровоподтеки после сражения. Пожалуй, не было ни одного дня, когда он не зарабатывал себе очередной синяк, когда ему не приходилось клеить пластырь на скулу, висок или локоть. Много драк, много битв, и изо всех он вышел победителем. Он много сделал для Вельзи… и для нее.       — Эй, Тацуми.       Он косо глянул на нее.       — Чего тебе.       Она как-то странно смотрела на него. Взглядом, от которого у него зашевелились волосы на загривке. Предчувствия редко его обманывали, и сейчас, пожалуй, стоило бежать со всех ног. Или прыгать в окно.       — Поцелуй меня.       Что.       Это не та Хильда, что раздавала ему оплеухи по поводу и без. И не та Хильда, что бегала вокруг него с поварешкой и пыталась заставить Вельзи одеться. Это какая-то… какой-то новый вид!       Девушка немного склонила голову, ее волосы каскадом заструились по плечу. Должно быть, она выжила из ума. Зачем она это сказала? Ее жизнь принадлежит только юному господину. Она горничная. Так надо. Этот человек, этот чертов смертный, привязал к себе Вельзи, а потом и… Он занял слишком много места в ее жизни. Уже слишком поздно. Если и дальше бороться с собой, то ничего хорошего не выйдет… Форкас предупреждал. Кусочки воспоминаний иногда вставали на свои места. Она не знала, что с ними делать. И сейчас ее словно дернуло что-то, толкнуло куда-то в сердце, как интуиция в бою подсказывает — пора бить!.. Могла ли она выиграть эту битву? А могут ли в ней вообще быть победители и проигравшие?       Это был порыв вдохновения.       Ога отвернулся. Не понял. Конечно, он не понял. Сейчас спросит: «Хочешь поцеловаться с моим кулаком? Не думал, что придется с тобой помахаться». Что-то такое он говорил в ответ девчонке, что почти месяц бегала за ним в школе. И бросил ее потом через бедро. Хильду никогда не волновали подобные барышни, и Куниеда, такая очевидная в своих чувствах, тоже. У Оги на лбу было написано, что его не интересуют отношения с девушками, кроме тех, где он может помахаться с ними на равных. Он очень старался поддерживать этот имидж и ни разу не прокололся. Потому что… ему и правда это все было не нужно.       Она думала, ей не нужно тоже.       Тишина затягивалась. До них долетали крики опорников и даже урывками ругань; потом послышалось нечто, подозрительно похожее на визг Фуруичи. Ога шевельнулся; Хильда вздрогнула, но он просто слегка опустил голову, глядя на свои руки. Покрытые десятками шрамов разной глубины и величины. Она снова скользнула взглядом к его лицу. О чем он думает.       Огу осенило. Он вспомнил. Путешествие во времени, они ехали в такси, и с ними был Вельзи, который впервые появился в мире людей. Тот Вельзи, с которым можно было переписать прошлое. Тогда Хильда спросила, хочет ли он все переиграть. Ее взгляд был точно таким же.       Хильда смежила веки и легко вздохнула. Где-то внутри себя она слышала бурю, но она хорошо умела подавлять эмоции. Она была профи. Потому что делала это почти всю свою жизнь. Потому что не позволяла себе отвлекаться ни на что и ни на кого, кроме своего господина. Не следовало и начинать… — Забудь. Я просто спросила. У тебя такой изможденный вид, что мне…       Он поднял руку, заставляя ее замолчать.       Она вскинула на него глаза. И замерла. Он смотрел на нее прямо. Он был серьезен. Не так серьезен, когда сводил неудобные для него ситуации к шутке или махачу. Она провела с ним достаточно времени и наблюдала довольно. Он понимал порой намного больше, чем показывал. Так ему было проще; и так, с его точки зрения, было проще и лучше для других. Взять хотя бы того парня со шрамом на щеке… как его… Мики?       Хильда усмехнулась самой себе. Какие неважные подробности, да и еще жизни бестолкового смертного, ты запоминаешь.       Тацуми был серьезен. Серьезен так, когда заканчивались игры. Когда шутки в сторону. Они поменялись ролями. Только что она сама попыталась свести все к шутке.       Не вышло.       До него дошло. Знаешь, это не имеет смысла, если ты не хочешь. Я не сказал, что я против.       Она не поняла, как все произошло. В одно мгновение между ними еще было расстояние, а в другое — уже нет. Ее губам стало тепло, и это тепло разлилось по телу, отдаваясь чудным покалыванием в кончиках пальцев. На секунду ей показалось, что она падает. Одновременно стало жарко и холодно. От всего вместе закружилась голова. А самое главное, это все было невероятно, умопомрачительно, ошеломляюще приятно.       Ога не думал. Он уже не мог думать. Он мог лишь действовать, а его тело решило вдруг сделаться самостоятельным. Какое-то непонятное, дикое, первобытное желание толкнуло его вперед. Желание сделать все, что она хочет. В те мгновения, что их губы не соприкасались, он не дышал.       — М…       Тихий, едва уловимый звук, едва ли стон, но в его голове взорвался фейерверк.       Хильда не знала, сколько это длилось. Минута, две, десять? Потом Ога отстранился, оттолкнул ее и вскочил. Она не помнила выражения его лица. Наверное, потому, что не нашла в себе сил посмотреть ему в глаза. Он быстро прошел к двери и, хлопнув ею, вышел.       Тюль надулась и опала. С улицы донесся смех.       С другой стороны двери Ога стоял и смотрел на мраморные плиты под подошвами своих кроссовок. Его лицу сделалось немного холодно. Одна губа сбоку немного саднила, и он потрогал ее языком. Ранка… откуда?       Он вскинул голову, тряхнул волосами, сделал шаг.       Повернулся на пятках и снова вошел. Тщательно игнорируя присутствие Хильды, которая вроде как его окликнула, он схватил малыша Вельзи, который и так проснулся от хлопка двери, и на сей раз вылетел прочь окончательно.       Глухо и мерно застучали кроссы по мраморным плитам.       «Что я сделал? — думал Ога, следуя, куда глаза глядят, по дворцовому коридору. — Что я сделал? ЧТО Я СЕЙЧАС СДЕЛАЛ?». Я не сказал, что я против.       Хвала богам, никто не видел и не слышал этого. Иначе бы он сдох.       Он резко остановился и от души врезался лбом в колонну. Та содрогнулась и пошла трещиной. Из разбитого лба потекла струйка крови, а вниз упал маленький осколок, что вонзился в кожу.       — Не помогло, — констатировал сам для себя Тацуми.       Логика Оги Тацуми циклична. Если не помог один удар, значит, должны помочь два! Да посильнее. И, недолго думая, он отправился на поиски того, что могло бы выбить из его головы образ Хильды. Ее — тут он напрягся, борясь с собой — ну ладно, не будем отрицать очевидное… красивое до безобразия лицо в непосредственной близости от его лица.       Нет, он вполне мог отличить красотку от уродины. Но прежде эти термины проскакивали в его мозгу формально, просто констатируя факт. Одна красивая, другая еще краше, а третья не очень, ну и что дальше. Привлекательность Хильды никогда не вызывала у него волнения. Или ему очень хотелось делать вид, что не вызывала?       — Да чтоб тебя! — цыкнул Ога и выругался.       Теплое дыхание. Светлая длинная челка, что защекотала ему щеку. Дрожащие ресницы. Тепло и аромат ее тела. И наконец…       — Аааа!       Оге показалось, что он сходит с ума. Все эти образы один за другим плясали в его сознании и не собирались уходить. Из-за них его то бросало в дрожь, то становилось нестерпимо жарко, а еще сердце колотилось так, словно он старик, у которого подскочило давление.       Убедившись, что биение головой о стену точно так же не помогает, Ога в панике принялся перебирать свои скудные знания психологии. «Как это называется? Навязчивые идеи? Нет, не идеи, это, твою мать, произошло на самом деле!!! Мания преследования? Нет, тоже не то…».       — Мне нужен Форкас!       «А может, лучше Вельзи? — вскользь подумал он. — Пусть шарахнет меня током, да посильнее, вырублюсь и оклемаюсь?».       А что еще важней, что перемкнуло в его мозгах, что он позволил Хильде… нет, себе… короче, позволил вообще всей этой херне случиться! Он не желал даже вспоминать, кто из них сделал последнее, роковое сближение. И главное, зачем.       Доктора, срочно доктора. Иначе он умрет по дороге. От стыда. Вот будет потеха: самый крутой контрактор в мире помер от… поцелуя с девчонкой! Сердце не выдержало. Перед глазами запрыгали заголовки газет с его некрологом. Ога вцепился себе в волосы и завопил.       — НИЧЕГО НЕ БЫЛО!       Ога Тацуми отрицал очевидный (хоть и невероятный для его биографии) факт.       

***

             — Все просто. Вы, молодой человек, в…       Ога не разобрал, что тот сказал. Какое-то странное слово, которое ну никак не могло иметь с ним ничего общего. Не имело же все семнадцать лет его хулиганской жизни. Нечего и всплывать.       — Что? — поковыряв мизинцем в ухе, переспросил Тацуми. — Еще раз можете повторить? Что это за болезнь?       — … парень, …!       Ога прищурился. Он снова ничего не понял. Ну ладно, неважно, как это называется.       — А вылечить-то можно?       Форкас издал странный звук. Оге показалось, что он хрюкнул от смеха.       — А надо?       — Конечно, надо!       — А девушка того же мнения?       — Хильда? Она здесь при чем?       — Гм, — сказал Форкас. — Тяжелый случай.       Огу прошиб холодный пот.       — Я умру?       Запрокинув голову, демонический врач расхохотался.       — Это вряд ли, — весело ответил он, отсмеявшись. — Но лекарства тебе я дать не могу. Это не лечится.       У Оги перед глазами все поплыло. Не лечится… не лечится… не лечится… эхо приговора зазвенело у него в голове.       — Я нихрена не понял, — сказал он и поднялся. — А еще доктор, называется. Ладно! Я в жизни не болел. И нет такой болезни, которая меня одолеет!       Со зверской решимостью избавиться от странного недуга он вылетел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Форкас откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся краем рта.       — Гнев, отрицание, торг, депрессия… а потом будет принятие. Хочешь ты того или нет, Ога.