Торт на день рождения Дьявола

Я просыпаюсь в поту, распахиваю глаза и просто дышу минуту-две, пока ужасаюсь своим снам. Жду, пока ты придешь, чтобы рассказать тебе о своем кошмаре, размышляя над тем, что кое-какие детали следует опустить. Смущаюсь, когда вспоминаю, как думал о тебе в том сне, а потом… …А потом приходит осознание, что для сна я помню слишком много деталей. Если в комнату зайдешь не ты, а Танака, я выпрыгну в окно. Или расплачусь. Дожидаться Танаки не приходится. Я просто замечаю щекотку на щеках — даже не понимаю, как это происходит. Наверное, последний раз я плакал, когда родители еще живы были. Я зарываюсь в одеяло и лежу не двигаясь еще минут пять. Голова раскалывается от того, как сильно повернулась моя судьба за одну ночь. Моя жизнь должна была закончиться у тебя в объятиях, твоем персональном аду, или куда там попадают съеденные души — может, испаряются? Испариться было бы тоже неплохо — я так устал. Горло сдавливает мысль о том, как слеп я был все эти годы. Я понятия не имею, по какой причине ты так просто меня отпустил, но твое заявление о наличии души гремит в голове теперь так громко, что слезы выступают от боли. Мне так много хотелось бы тебе сказать, но как теперь… это бы не имело значения, если бы все закончилось там, на каменной скамье, но теперь — меня душат все слова, что я не произнес. Нет, так не пойдет. Как бы я себя не обманывал, называя тебя лишь пешкой, играя в дурацкие игры, выставляя напоказ свой титул… Как бы я тебя не принижал — не смогу закрыть глаза теперь на очевидный факт — я от тебя завишу. От каждой мелочи, от каждого твоего взгляда, саркастической шутки, совета, упрека… Я вскакиваю с постели и начинаю нервно ходить по кругу, обдумывая варианты. Если ты где-то в аду, это будет проблемой, но если же ты где-то в Лондоне, отыскать тебя будет не слишком сложно. Нужно только поговорить с гробовщиком… Съезжаю по стене на пол. Закрываю руками лицо. Зачем? Что я тебе скажу? "Привет, давно не виделись, не хочешь ли стать моим дворецким до конца моих дней"? "Буду тебе платить"? Как убого. Отвратительно. "Я тут обнаружил у меня к тебе теплые чувства, не хочешь на чашечку чая зайти"? Нелепость. Это до боли в груди смешно. И я смеюсь. Смеюсь, пока не входит все же Танака. Не ты. Нахожу себя в пустых надеждах, что ты мог остаться. Как глупо. Танака осторожно поднимает меня с пола за локоть. Мне приходится слушаться, ведь он совсем слабенький — не выдержит моих капризов. Танака молчит — понимает, наверное. Ведет меня к кровати, и я замечаю, что я выше него почти на пол-головы. Он садит меня на кровать и кладет в руки чашку из того самого сервиза, в котором ты подавал мне новый чай. Господи, это было только вчера. Будто годы прошли. — Танака. — Да, господин? — вздрагиваю из-за его обращения, и хочу даже попросить его обращаться ко мне как-то иначе, но затем спохватываюсь, понимая, насколько это глупо. — Я не буду завтракать. Одевать меня тоже не нужно. Если я понадоблюсь, то буду у себя в кабинете. Для посторонних я занят. Или в отъезде. Все что угодно. — Слушаюсь, господин. Какие-либо исключения? — Думаю, таких не найдется, — отвечаю, недолго думая. Господи, у меня ведь совершенно никого нет. Ты был единственным, кому я доверял — и то, по контракту тебе не положено было лгать или предавать. Что же теперь? Я захожу в кабинет босиком — на шнурки у меня ни сил, ни настроения. Сажусь за стол, и тянусь к бумагам, отложенным вчера. Я ведь считал, что более к ним не прикоснусь. Никогда. Думаю, как нелепо было мое поведение вчера — я лишь спрятался за этими бумажками. Если бы я только знал — я бы пошел печь торт, честное слово. Грусть заключается в том, что не пошел бы. Что бы не происходило, граф Фантомхайв не осмелился бы на такую глупость. Поэтому я выбираю единственное приемлемое — работу. И вот сейчас. Тупо таращусь на белые листы с темными чернилами и думаю, к чему вообще теперь что-либо делать? Я жил лишь ненавистью, местью, одной единственной целью, и в конце меня ждала плата, так что я не заботился о том, что ожидает меня в будущем. Ненависть потухла, желание исполнено, плата прощена. Что теперь? Будь ты рядом, я бы смог с тобой посоветоваться — спросить, случалось ли с тобой или твоими жертвами подобное, чтобы было некуда идти. Ты бы усмехнулся и ответил, что если бы твоим жертвам было куда идти, они бы тебя не звали с самого начала. И я бы даже, наверное, улыбнулся. Я обнаружил, что улыбаюсь прямо сейчас и теперь чувствую себя действительно по-идиотски. Решаю, что плевать, что тебе есть сказать мне в ответ, и плевать, насколько глупы будут мои речи — я хочу тебя видеть. Я просто хочу тебя видеть. Хотя бы попрощаться. Ты ведь пришел попрощаться, а мне и шанса не предоставил. Почти уже зову Танаку, но одергиваю себя, понимая, что одного он меня не пустит — будет думать, я глупости пошел творить из отчаяния. Этим, собственно, я и собираюсь заниматься. В этот раз придется завязывать шнурки. ______ Первая же мысль — идти к гробовщику. У него вся информация, все связи через него. Ты сам, наверное, первым делом к нему наведался, вот он мне и расскажет о твоих планах. Оплачу своим искренним признанием в привязанности к тебе, наверное — вот смеху-то будет. В буквальном смысле. Гробовщик улыбается таинственно, впуская меня в свое логово. — И что же привело молодого господина к гробовщику-у? — он тянет последнее у-у, как будто дразнит. — У меня к тебе дело. Нужна информация. — Хм-м? Я сегодня не в настроении, поэтому сначала хочу знать, что тебе нужно. А потом подумаю, — он игриво надувает губки, показывая, что сегодня очень капризный. — Возможно тебе известно, что Себастьян выполнил свое задание и испарился? — Хм-м? — тянет неопределенно, требуя продолжать. — Я хочу знать о его местоположении. Он убирает свою челку ровно настолько, чтобы разглядеть меня изумительно и с неприкрытым любопытством. — Зачем графу Фантомхайву знать место положения бывшего слуги? — Эм… — Слуга выполнил все обязательства и не взял платы — подарок судьбы, не правда ли? — он хихикает тихонько, дразнится, но я замечаю, что сегодня настроение у него действительно другое. Но мне нужна информация любым способом, поэтому я решаюсь выложить все карты на стол. По крайней мере, он бы учуял ложь. — Себастьян попрощался, но я сказать ничего не успел. И, неподобающе слугу без оплаты оставлять. К тому же… к тому же, я ошибочно полагал, что у демонов нет души, а потому… — слова все никак не идут и я все больше стесняюсь, — а потому не был искренен до конца. Ох, привязался я к нему, и хотелось бы отблагодарить хотя бы. Не знаю даже, что я мог бы ему сказать… Просто очень хочется его увидеть, — заканчиваю я совсем тихо, и гробовщик, к моему удивлению не смеется. Он улыбается. Пугающе адекватно. — Если вам так хочется его увидеть, почему бы вам не развернуться на 180 градусов, господин Фантомхайв? — он указывает рукой на дверь, и я решаю, что наверное, приду завтра. Может, настроение будет более сговорчивое. Я поворачиваюсь, и, к моему величайшему удивлению, действительно вижу тебя. Сердце сжимается, отчего становится немного тяжелее дышать. Ты выглядишь не менее удивленным. На тебе плащ и брюки — весь в черном — просто, изысканно. Никакой формы. Даже непривычно немного. В руке два бокала, в другой — что-то отдаленно напоминающее бутылку полусухого 72-го года. По запаху определяю, что не первая. Праздник по окончанию службы? — Голубчик, ты все услышал, или тебе пересказать? — гробовщик выдает короткое безумное гоготание, и это меня странным образом слегка успокаивает. Ты просто стоишь и смотришь на меня. Я поступаю также. — Ты знаешь, я передумал с тобой гулять. Пойду поболтаю с одним из постоянных клиентов. Выглядит так, что ты будешь занят, — гробовщик фыркает недовольно и удаляется бог знает куда. — Господин пьет вино? — поднимаешь бокалы в знак предложения. Смущенный и неловкий жест. — Сиэль. Меня зовут Сиэль. И… да, наверное? — заканчиваю неуверенно, не зная, зачем ты вообще предложил мне вино. Хотя я же не думал, что ты всегда будешь заботиться о моем здоровье, даже вне контракта? — Сиэль… Да. Хорошее имя, — ты слегка хмельной, и я могу это определить еще и по тому, что твои движения не кажутся идеально выверенными. Или же ты такой, когда не на службе? Такой… человечный? — Никогда не видел, чтобы ты употреблял алкоголь, — заверяю без упрека, скорее с интересом. — Потому что я и не пью алкоголь. Сегодня особенный день. Ну, я пил конечно, несколько сотен лет назад… но я молодой тогда был, — поднимаешь взгляд на меня, вздыхаешь тяжело, — жаль, тебе, Сиэль, не испытать уж такой роскоши. Слишком рано вырос маленький граф… — не знаю, воздействие ли это алкоголя или отсутствия обязанностей передо мной, но твои речи остаются электрическим током у меня на коже. — Не нужно меня жалеть, — только и могу вымолвить я. — А разве демоны умеют? — улыбаешься грустно, затем наливаешь вино в бокалы. Я не отвечаю. Я не знаю, что тебе на это сказать. Я вообще не знаю, о чем мне с тобой говорить и зачем я пришел. — Предупреждаю, Сиэль, алкоголь вреден для здоровья. Но это уже на твое усмотрение, — улыбаешься, и странная такая эта твоя улыбка, будто дразнишь, но в глазах сожаление. Это вызывает у меня смешанные чувства. — Ну, я выпивал пару раз, пока тебя не было рядом. — Я знаю. Не уследил. — Знаешь? — Моей работой было знать о тебе все, — говоришь это так просто, а меня будто ледяной водой облили, — один раз, когда тебе было пятнадцать, в один из вечеров, когда ненависть не давала тебе покоя. И пару раз когда тебе уже стукнуло двадцать. Причину я так и не разгадал, но решил, что она есть, потому что вы не похожи на человека, предпочитающего бокал красного за ужином. Кхм, ты. Не похож. — Я даже не думал… — протягиваю я ошарашенно. — Что у демона есть душа? Ха-ха, да, я это уже усвоил. Что ж, за наличие душ в этом мире и потусторонних, — протягиваешь бокал и тяну свой, чтобы раздался звон, и жгущая жидкость льется мне в горло. По телу разливается приятная тяжесть, и я понимаю, что вино слишком крепкое для того, чтобы быть обычным вином. — Это что-то совершенно не похожее на вино. — Моя личная коллекция прошедших лет. Нравится? — Боюсь, если скажу, что нравится, меня можно считать алкоголиком. Ты смеешься. Так просто и искренне, что сердце мое сжимается при одном взгляде на тебя. — Скажешь, зачем пришел? Что-то немножко обрывается у меня в груди, как перед смертным приговором. Хотя я бы поспорил — перед смертным приговором намного спокойнее. Я начинаю перебирать слова, доводы, объяснения… Но решаю остановиться на простой истине. — Хотел тебя увидеть, — тихо отвечаю, будто боясь, что ты услышишь. Ты слышишь, конечно. И смотришь на меня. Разглядываешь, внимательно, пытаясь найти подвох в моих глазах. Затем молча наполняешь бокалы. Тянешься, чтобы стукнуться со мной, снова смотришь мне в глаза, затем отправляешь содержимое себе в глотку. Я делаю тоже самое. — Для чего? — А? — Для чего тебе меня видеть, Сиэль? Я молчу немного, рассматривая твои пальцы на бокале. — Почему ты меня отпустил? — ты тяжело вздыхаешь, прежде, чем ответить. — Я боялся, что ты спросишь. Но, к счастью, я не один этим грешу, если я правильно тебя расслышал в разговоре с гробовщиком. Я к тебе привязался, Сиэль. Поэтому и отпустил. — В этом отсутствует всякая логика, — я смеюсь и ты подхватываешь. — Да… — Все, что мы делаем, наверное, глупое и нелогичное. Как я, например, пришёл сюда, и понятия не имел, что тебе скажу. И если честно, до сих пор не имею, — алкоголь развязывает язык, и лучше мне об этом знать до того, как ты наполняешь бокалы в третий раз. Я боюсь сказать что-либо еще, потому что чувствую, как снимаются все контроли и блоки. Но еще больше я боюсь ничего не сказать — оставить все как есть. И никогда тебя больше не увидеть — господи, как же я боюсь этого. — Прости, Себастьян. — За что? — удивленно откликаешься, и в этот момент я понимаю, что ты, наверное, так и не отводил от меня взгляда, пока я был погружён в размышления. — За мои нелепые предположения. И за бессмысленные приказы. И за… неискренность. И еще, я не знаю, как тебе отплатить. Если у того, что ты для меня делал вообще есть цена. Ты встаешь и подходишь ко мне, затем садишься на колени и берешь мои руки в свои. Смотришь на них какое-то время, за которое мое сердце, наконец, не выдерживает и останавливается, отказываясь кооперировать с количеством нахлынувших эмоций. — Сиэль, — говоришь, наконец, и я замираю от твоего взгляда, — я не просто привязался, как демон к человеку, как человек может привязаться к курице, а затем сварить из нее суп. Моя привязанность к тебе совершенно иного характера, — твой взгляд бегает от смущения и я нахожу это очаровательным. Столько красок открылось мне за столь короткое время, после стольких лет знакомства. Ты продолжаешь, — Я не собираюсь брать с тебя плату. Я действительно, искренне желаю тебе счастья. — Если ты желаешь мне счастья, возвращайся, — здесь я срываюсь на слезы. Проклятое вино совершенно не позволяет взять себя в руки, и я не уже не могу удержать поток хлынувших невыраженных чувств. — Сиэль… — протягиваешь ты, прежде чем нежно стереть с щеки дорожку слез, а затем притягиваешь к себе, сначала чуть приподнявшись, но я не удерживаю себя от внезапного порыва, и в итоге мы валимся на пол. Я лежу в тебя на груди, всхлипывая, а ты проводишь рукой по моим волосам, и я могу слышать, как быстро бьется твое сердце. — Я думал, что никогда тебя не увижу, — шепчу я, успокоившись. — Я тоже так думал, Сиэль, — отвечаешь тихо, притягивая меня ближе, — я рад, что это оказалось неправдой. В твоих руках так тепло.