No help

Кровь стекает по коже, неприятно размазываясь и пачкая все вокруг. Алые капли марают белоснежную одежду, так аккуратно накрахмаленную и выглаженную. Это не имеет значения. Белый кафель буквально залит водой с кровью. Бурые струйки, тонкими полосками стекают по вискам и лбу, а затем и по щекам, и по носу. Попадают на длинные пушистые угольно-чёрные ресницы, слепляя их и создавая алую пелену перед глазами. Они стекают, словно слёзы из распахнутых зелёных глаз, на солнце отблескивающих золотым и карамельным, иногда вообще становясь бронзовыми. Он повелитель боли, он бог, не чувствующий ее, а лишь причиняющий. Создатель и крушитель одновременно. Холодные онемевшие пальцы размазывают темно-красную жидкость по коже и одежде, оставляя следы рук и мысленно желая оставить их везде. По всему миру. Чтобы все знали, кто правит этой стороной. Он сошёл с ума. Вполне вероятно. Но пока перед его глазами по кафелю прыгают сотни демонов, расплескивая все вокруг и разбрызгивая стены, а все вокруг в красном фильтре, это не имеет никакого значения. Боль охватывает других, жалея его, наблюдая за этим действом со стороны. Это бал сатаны, и скоро сам он прибудет сюда, чтобы забрать всех в своё царство на продолжение этого банкета. Безумный смех окутывает маленькое пространство, раз за разом повторяясь и вторя самому себе. Он определенно не ангел. Бес. Бес, вселившийся в смертного и теперь управляющий им и его нутром. Он падает. Падает на пол, ударяясь головой и лежит. Не встаёт, не поднимается, но до сих пор смеётся. Демонически, истерически, абсолютно не волнуясь, что кто-то это услышит. Он определенно демон. Ангел никогда не падает. Бес до того упал, что все лежит. Они теперь неразлучны. Одно целое, поглощающее все чувства в этом мире и наводящие страх и ужас. Веня никогда не понимал зачем к веревке идёт мыло. А зря. Большой крюк, непонятно откуда взявшийся в их квартире, так заманчиво находящийся прямо под потолком. На часах 18:34. До прихода Артема не меньше часа. Петли учили вязать всех, поэтому нужный узел в считанные мгновения сделан. Самое сложное-достать до крюка. Старый табурет, отслуживший своё, но до сих пор не выброшенный на помойку, шатается в разные стороны на трёх подкосившихся ногах, отвратительно скрипя и норовя сломаться. Даже встав на носочки, надеть на крюк все же сложно. Но удаётся. Грохот табурета, вылетающего из под ног и теперь уже ломающегося окончательно. Веревка нехотя скользит, еле как затягиваясь вокруг шеи. Длинные пальцы судорожно хватаются за веревку стараясь хоть как-то зацепиться и ослабить петлю. Никак. Бледное и без того лицо, с редкими веснушками становится синеватым, а голова вскоре повисает набок. На такое ещё детское лицо, всегда почти озарённое улыбкой до ушей, теперь бездыханно спадает темная чёлка, закрывая глаза. Все конечности ослабевают, болтаясь с равномерными движениями в стороны. Худое, но такое красивое тело теперь без жизни, без души. Его забрал Сатана на свой бал сумасшедших. На посиневших губах, едва приоткрытых, осталась одна только лёгкая ухмылка, теперь сопровождавшая его навечно. Его ещё можно спасти, но спустя пару минут он навсегда останется бездыханным. И он знал, что никто ему не поможет. Все было высчитано до мельчайших деталей. Он любил его. Безумно любил. Готов был отдать жизнь за этого парня. И отдал, только не тому. Веня бы ни за что в жизни на это не решился, не будь он со своими причудами. Он утопал в Артёме, когда они обнимались, целовались или просто сидели и разговаривали. Неимоверный восторг от этого человека, зажигающего фейерверки за рёбрами, что чередуется салютует при виде него. Он любил его всей душой, каждой клеточкой, частицей своего тела. Он страдал от этой любви, сгорал полностью, отдавая себя без остатка, чтобы Артём пылал с каждым днём все ярче, улыбался все больше и шире. Но вместо розжига Веня лил воду, безрассудно думая, что она поможет воспылать. Как же он ошибался. Но теперь уже это не имеет значения...