Нежелательный доброжелатель.

"Ржавое Лезвие" Холодный пол, тусклое освещение, головная боль. Всё это сопровождало не самое приятное пробуждение девушки. С трудом открыв глаза, она попыталась понять, где же находится. Ночью она, как обычно, легла спать, предварительно приняв душ, расчесав волосы и немного «поколдовав» над лицом. Никаких признаков, или предпосылок того, что за место тёплой и уютной кровати, утро встретит её холодным, бетонным полом. — Хей, эта сучка проснулась! — крикнул чей-то гнусавый голос. Кто-то больно схватил Шелли за волосы и потянул на себя. — Подъём, красавица! На автомате она сделала выброс правой рукой, и, кажется, угодила наглецу в челюсть. Тот протяжно завыл, выкрикивая всевозможные проклятия в адрес девушки, а потом схватил её за шею и едва не удушив, заорал: — Да я же тебя, суку недотраханную, в кусок мяса превращу! — оповестил он, о своём богатом, словарном запасе. — Эй Ржавый! Ты какого хуя творишь? Оставь её, сломаешь — платить будешь, а с тебя как минимум три зарплаты вычтут. Эта девушка знаешь сколько стоит? Чтоб я за своих крошек получал столько же, сколько Брок выбивает за эту фиалковую детку! Шелли широко распахнула глаза и наконец смогла разглядеть говоривших. Некто по кличке «Ржавый», был тот урод, схвативший её за волосы. Голос его действительно походил на скрип ржавый петель. Он был высок, мускулист, как говорят: «Сила есть, ума не надо» Рыжие волосы, зачёсанные назад и собранные в длинный, конский хвост, а также сбритые виски; Шелли отметила, что у него есть сходства с байкерами, или рокерами, хотя этого она бы назвала уголовником. Пожалуй, он был даже повыше Булла. — Ты что, её защищаешь?! — не успокаивался Ржавый. — Пф, как хочешь, но потом не жалуйся, когда босс премии лишит, попутно отодрав тебя в задницу, — парировал второй. Он был, словно в противовес вспыльчивому, накаченному мужчине. Строен, с хорошим телосложением, больше походя на гимнаста, или танцора. Ни одного пирсинга, или татуировки, в отличие от Ржавого, Шелли даже не пыталась рассматривать количество всего этого добра, на немыслимо накаченном мужике. Длинные, до полеч, чёрно-смолистые волосы, серебряные глаза и тонкие, бледные губы. Голос равнодушный, время от времени в нём скользит насмешка. Девушке показалось, что вот-вот, Ржавый схватит паренька за длинные волосы и приложит того об стенку, уж слишком надменно и высокомерно тот с ним говорил, хотя, судя по всему, между ними была разница не только в физической силе, но и в возрасте. Брюнет явно был на порядок моложе. Но к её удивлению, рыжий амбал лишь бросил уничтожающий взгляд и издал что-то вроде рыка, но не более. Он обматерил Шелли трёхэтажным матом и ей лишь оставалось ещё раз поразиться, неисчерпаемому, запасу брани этого урода. После того, как он закончил свою «матерную исповедь», он открыл тяжёлую, железную дверь и исчез за ней. Звукоизоляция в этом месте была отменная, когда Ржавый открывал дверь, до Шелли донеслось невероятное количество стонов, шлепков и других грязных слов, которые ещё не успел произнести мужчина. Но когда дверь за ним захлопнулась, внутри снова стало тихо, как будто ничего и не было. — Ну что, есть что сказать? — приблизился к ней оставшийся парень. Фиалковолосая вздёрнула подбородок и надменно посмотрела тому в глаза, но так и не смогла понять, что он думает на самом деле. — Меня зовут Блэк, но здесь моя кличка — Лезвие, так что лучше зови меня так. — Мне нет дела до ваших идиотских имён, — фыркнула Шелли. — что вы себе позволяете? И где я? Парень покачал головой и опустился на корточки, рядом с ней. Его взгляд пронзал насквозь, заставляя похолодеть всё внутри. — Ты в борделе. Я бы посоветовал тебе не выпендриваться, никому нет дела до твоей гордости и чести, людей снаружи, в 99% случае, волнует лишь твоё тело. И как я понял, на работу ты не нанималась, тем хуже для тебя, ведь врятли кто-то станет оплачивать тебе, твою работу, следовательно, для них ты не больше, чем просто рабыня. Сначала до девушки туго доходил смысл сказанного, слишком обескуражили слова этого парня. Бордель? Но как и почему она сюда попала? Неужели на свете мало девушек, добровольно идущих работать в такие места? Её пронзил отчаянный страх, она не питала фальшивых иллюзий к подобным местам и даже не допускала мысли о том, что всё будет хорошо, пока она здесь — она никто. Ей очень хорошо было известно, как работают такие заведения, когда ей приходилось иметь с этим дело, её лучшая подруга — Пайпер, занималась проституцией, но ни в каком-нибудь элитном публичном доме, а в самой настоящей дыре, там всем было плевать на то, как обращаться с девушкой, для приходящих туда, она не более чем вещь. — Не надо делать такое лицо, мне жаль, что так вышло. Раньше это место процветало, девушки и парни проходили осмотр у гениколога — бесплатно, получили медицинскую помощь, стабильный заработок и в любой момент могли уйти, коллектив был душевный. Но хозяйка этого места умерла, попала в ДТП и через две недели скончалась в больнице. Её место занял другой, жестокий и развратный человек, теперь всё по-другому, — с тоской в голосе говорил Лезвие. Шелли никогда не любила подобные места, она знала, что многие девушки работают тут не от хорошей жизни, но она презирала подобное и питала к таким вещам отвращение, ей не хотелось мириться с тем, что на свете существуют люди, делящие постель с другими за деньги, а утром провожают детей в школу и готовят свои вторым половинкам завтрак. Ведь это предательство, не так ли? Как можно заниматься сексом с незнакомцами? — Я хочу уйти, — хриплым голосом сказала Шелли. Парень лишь качнул головой и в его бесстрасных глазах, на миг, мелькнуло сочувствие. Но это было такое короткое мгновение, что девушка решила, что это всего-навсего игра света. — Многие хотят, но не могут. Раньше могли и те, кому повезло, чувствуя горячее, смогли сбежать. — Неужели люди живут здесь? — ужаснулась фиалковолосая. — Конечно нет, — фыркнул парень. — но у нашего нового хозяина есть компромат, пока Антуанетта была в больнице… — Прости, кто-кто? — перебила его девушка, услыша имя знаменитой французской королевы. — Это кличка нашей хозяйки, её прозвали так, за распутный образ жизни, который она вела до открытия этого места, при этом её семья была при больших деньгах, фактически, она жила как королева и имела бесчисленное количество любовников, которых называла фаворитами. Но отличительная её черта была в том, что она всегда одевалась по последней, французской моде и любила дорогой, как ты уже поняла, французский парфюм. От того её и прозвали Мария-Антуанетта. «Да уж, — подумалось Шелли, — ни дать, ни взять — попала в дурдом.» Парень поведал ей, что когда «королева» оказалась в больнице, пришёл её единокровный брат, он уже давно хотел, чтобы сестра сделала его, хотябы, заместителем, а в лучшем случаем, передала бордель в его владение, вместе со всеми, как она называла, «детками». Парень называл работающих тут, исключительно, шлюхами, без права голоса, при чём это определение распространялось на представителей обоих полов. Для женщины они же все были, всё равно что родными детьми. Она по-настоящему заботилась о них и никого, ни один клиент, не осмелился бы взять силой, или заставить делать то, чего они не хотят. Для таких индивидуумов, она искала работников, которые получали бы удовольствие от жестоких заскоков своих клиентов. Эти «дети» пользовались особой заботой Антуанетты, ведь зачастую они уходили с различными повреждениями. Они получали незамедлительную медицинскую помощь, а также могли долгое время не приходить на работу. Когда же случилось несчастье, бордель моментально стиснул в кулак брат Антуанетты. Девушки и парни, более смышлёные, знающие этого человека, незамедлительно покинули бордель, сказав оставшимся сотрудникам, что если хозяйка выздоровет, то пускай ребята сообщат и они с радостью вернутся обратно. Но ушедчих было очень мало. Многие считали, что покинуть дело, которому их любимая покровительница посвятила львиную долю своей жизни, будет предательством. «Мы не крысы, чтобы бежать с тонущего судна, — говорили они.» Прошло пол года, со смерти Антуанетты, оплакивали её всем борделем, почти все горько горевали о её смерти. Но не её брат. Тот считал, что одной шлюхой меньше. А всех остальных, он мигом прижал к стенке. Мужчина установил камеры, в каждой «комнате уединения» и теперь, те кто не успел уйти до этого, красовался, во всех позах, на этих видеозаписях, что новый владелец хранил у себя. Тем у кого были жёны, мужья, или дети, не знающие о том, чем промышляют их домашние, грозило то, что их вторые половинки, или дети, могут увидеть это. Другим грозило общее гонение и позор, так как эти записи могли оказаться в сети. При чём нет никакой уверенности, что например, парня, работающего там, не забьют до смерти при свете дня, в лучшем случае. — А что я здесь делаю? — задала главный вопрос Шелли. Ей уже порядком надоел этот холодный, бетонный пол, она начала мёрзнуть и слегка подрагивать. Она ощутила тёплые объятия, Лезвие обхватил девушку руками и притянул к себе. — Хей! — возмутилась та. — Остынь, — примиритильно попросил он. — я просто хочу помочь, ты продрогла до костей, а у меня нет особого желания потом, закапывать где-нибудь твой труп. Шелли поняла что он прав. В конце концов — это просто объятия, ей было холодно, разве это не правда? Перспектива замёрзнуть её ничуть не воодушевляла. «Я ведь его, практически, впервые вижу! — негодовал внутренний голос.» — У нас нехватка работников. Всё же некоторые, смогли смыться. Хозяину это не понравилось, да что толку от слитых видео в сеть? Сбежавшие были давними работниками, у них было достаточно денег, чтобы уехать заграницу и жить там припиваюче, до самой старости, им до того, покроют их имя грязью, или нет — дела никакого. А желающих работать тут, в очередь и раньше не выстраивалось, Антуанетта как-то сама их находила, ездила по городам, иногда даже странам, искала отчаившихся. Давала крышу над головой. А теперь здесь и похищение поощряется. — Но это же неправильно! Меня ведь начнут искать! — упиралась девушка. Парень хмыкнул. — Не начнут, скорее всего, твоё исчезновение подстроят под несчастный случай, инсценируют смерть и замнут дело. Ты тут не одна такая. Хозяин имеет много связей, включая правоохранительные органы, многие служители закона, тут постоянные клиенты. Прежде чем Шелли успела что-то сказать, тяжёлая дверь вновь отварилась и на пороге показался темнокожый парень, в солнцезащитных очках. Он гадко ухмылялся и его лицо показалось фиалковолосой, до боли знакомым. Но как она не пыталась, она не могла сейчас воскресить в памяти воспоминания с ним. — Брок, что тебе нужно? — спросил Лезвие. — Забрать товар, — коротко ответил он, кивнув в сторону Шелли. Девушка вся вжалась в комок, прижимаясь теснее к брюнету. Глупо было надеяться, что он защитит её, но по крайне мере, он не вызывал в ней такого леденящего ужаса. Тот в свою очередь заглянул в аметистовые глаза кричащие: «Не отдавай меня ему! Я доверилась тебе!» Он стиснул кольцо из рук, обхатывавших девушку, сильнее. Сократив расстояние до минимума. — Рано ещё, босс не решил в чью группу она попадёт, — Лезвие вызывающе впился взглядом туда, где должны находится глаза Брока. Темнокожему было неприятно чувство того, что его видят насквозь, но он выдержал взгляд и с не меньшим вызовом ответил: — Чего решать-то? Это моя тёлка! Я её забрал, значит она моя. Захочу — трахну, или на органы продам. Челюсть медленно отвисла вниз, а зрачки сузились. Слова Брока настолько поразили её, что она едва могла дышать. Ей казалось, что всё это происходит не с ней, будто она видит мир от третьего лица, а тело вовсе не её. Что всё это сон и вскоре она проснется в тёплой, уютной постели, у себя дома. — Во-первых, не тёлка, а девушка. Во-вторых, ты похитил её, а значит не тебе решать, кто будет её сутенёром. Это решит голосование, на общем собрание, — голос его стал под стать имени, слова он выплёвывал с таким презрением, что оставалось диву даваться, как собеседник не захлебнулся ядом, сочившегося из каждой фразы, брошенной в него. Но Брок быстро взял себя в руки и шагнул вперёд. — А тебе она кто? Проблядушка-то я погляжу пришлась тебе по-вкусу? Небось сам хочешь трахнуть её во все щели, вот и бесишься, сидишь тут, зажимаешься с ней. Что хуй в рот тебе давно не вставляли? Так вот, если не хочешь изменить эту прекрасную стабильность, то не лезь не в своё дело! — Голос парня, сорвался на крик, даже из-под очков было заметно, что глаза его метают молнии. — Говори, что хотел и проваливай. — Товар надо клиентам показать, — гадко засмеялся Брок. — чтобы они оценили его, да посмотрели. А потом уже будет твоё ебучие голосование. Снова дверной хлопок, уже более громкий чем в первые разы. Шелли не могла сдержать слёз, вся её жизнь, словно по щелчку пальцев, стала с ног на голову. Будто она никогда и не жила спокойной жизнью, не сражалась в паре с Кольтом и не пила кофе в миленьких кафешках по-утрам. Она могла бы попытаться сразиться, да толку? Снаружи полно народу, а это парень, наверняка, мог запросто скрутить её, не говоря уже о том, что она стрелок, а не боксёр. И всё же она с благодарностью посмотрела на защитившего её юношу. — Дело плохо. Здесь есть четыре сутенёра. Один из них Брок, второй Ворон, третий, как ты поняла, я. А последний…наш хозяин. Но к нему ты врятли попадёшь, он отбирает мазохистких, поехавших девушек и парней, для удовлетворения своих безумных потребностей, он не любит сопли и слёзы и ищет тех, кто сразу будут от радости кончать, при виде ножей, игл, огня и других, не пригодных для секса вещей. Ворон нормальный парень, работал, как и я, при Антуанетте, но у него состав забит. — А Б-р-рок? — дрожащим голосом, поинтересовалась она. — А Брок сумашедчий, — мрачно начал Лезвие. — он любит измываться над людьми, любит когда они страдают, он унижает своих работников, позволяет использовать их как предметы и ему всё равно насилуют их, или они отрабатывают за деньги. Раньше, при нашей хозяйке, не было сутенёров, была она одна и никто не делился на группы. — А что от меня хотят сейчас? — предвкушая худшее, спросила Шелли. — Показ. Тебя свяжут бондажными верёвками и посадят в клетку, ну или подвесят на цепях, на главной сцене. Иногда, бывает и хуже, но обычно, это проходит так. Никто не будет, прости конечно, трахать тебя, зато будут пялиться и ставить цену. У парня зазвенел телефон, когда же он извлёк смартфон из кармана, он стал мрачнее тучи. Он ответил на звонок, перекинувшишь с собеседником, ничего не объясняющими Шелли, фразами. А потом распустил объятия и поднялся. Парень, уже открыто сочувствовал ей, он сказал, что сейчас он достанет верёвки и свяжет её, а потом сюда принесут клетку и она окажется на сцене, полностью голой. Девушка удивила даже себя, она не стала сопротивляться, когда Лезвие, перетягивал её интимные места, жёстким верёвками. Отдать тому должное, он старался затянуть их, как можно слабее, дабы та не ощущала дискомфорт. Но кожа всё равно протестовала, против шершавых, ужасно противных, верёвок. Пижама, в которой она превыкла засыпать, оказалась на полу и грудь теперь обтягивалась со всех сторон и фактически «стояла». Оставалась последняя деталь, с которой юноша всё тянул. Кляп. Он никак не мог решиться заткнуть рот девушке. Но в комнату снова вошли. Это был Ржавый. Он пошло улыбался, ставя тяжёлую клетку, ловко сплетённую, узорчатыми, металлическими прутьями. «Прям как для безвольной пташки, — печально подумала Шелли.» — Ну что ты? — рявкнул противный бас, — заткни ей хуесосалку, да не трать моё время. Лезвие раздражённо дёрнул плечём, присутствие не наделённого умом сотрудника, не помогало. Шелли ободряюще кивнула, после чего смиренно открыла рот. Брюнет аккуратно вставил красный мячик и закрепил ремешки на затылке, нежно прикрыв их лиловыми волосами. — Держись, я буду бороться за тебя, — шепнул он ей на ухо, перед тем, как она была вынуждена, окончательно, распрощаться со свободой. * * * Солнце игриво ласкало своими лучами лежавших в постели парней. Ни первый, ни второй, не хотели вставать. Но Буллу подумалось, что проспать весь день, тоже нехорошо и он сладко зевнув, потянулся на мягкой кровати. С нескрываемой нежностью он посмотрел на, обнявшего подушку, парня. Его грудь медленно вздымалась, а глаза были закрыты. Волосы раскиданы по подушке, а на оголённой шее, расцветал фиолетовый засос. Громилла решил, что это маленькое чудо, заслужило поспать подольше, после тех вольностей, что он позволил ему ночью. Бесшумно покинув, так манящую, очень тёплую, кровать, он взял одежду, раскиданную по паркету и покинул комнату. Спустя пару часов, Кольт встал и потянулся. Место рядом с ним пустовало, зато нос щекотал приятный аромат, свежеприготовленной, еды. Он прошествовал на кухню, где за накрытым столом сидел Булл. Сонно потирая глаза, он поблагодарил того поцелуем и сел рядом. Пока Малиноволосый трапезнячал, брюнет включил телевизор, новостной канал. Политика, экономика, скука…всё это ничуть не трогало Кольта, тем более таким прекрасным утром. Единственное, что потихоньку его омрачало, это то, что по мере пробуждения, парень-ракета снова начанал беспокоится о своей лучшей подруге. Шелли уже неделю не выходит на связь и не появляется в Бравле. Булл успокаивал его как мог, но парень знал, что что-то не так. Сам не замечая, он стал прислушиваться к трындению ведущего. Нехорошее предчувствие забилось в груди. Кажется, кто-то умер? Но кто? Кольт повернул голову в сторону телеэкрна, надеясь, что ослышался. Но нет. Если сначала он подумал, что от волнения и спросоня, он услышал имя подруги, то теперь он был уверен, что нет. На экране было предствлено фото, размытое, но узнаваемое. Парень по ту сторону экрана, с ничего не выражающим лицом, продолжал говорить о деталях несчастного случая. Пищевое отравление. Девушка съела банку просроченых грибов, купленных у какой-то женщины на рынке и скончалась ночью, без возможности вызвать 911. Но Кольт уже не слушал… Не потому что оглашать новость об отравление одного человека, по-телевиденью, могло показаться глупым. Не из-за того, что фото девушки стало казаться меньше и меньше, похожим на неё саму. Нет. Просто он знал одно. Шелли ненавидела грибы.