Ты принадлежишь мне, я сделал тебя своей, и ни в одной сказке нет женщины, за которую сражались бы дольше и отчаяннее, чем я сражался за тебя с самим собой. Ф.Кафка «Дневники»
Как там поется в песне, «этот мир создали мужчины»? А вот и черта с два. Все, что умеют мужчины, — это рушить. Калечить, ломать, уничтожать под корень. Вытряхивать душу вместе с силами, надеждой и верой. Если бы Бог был мужчиной, на восьмой день он бы разломал все, что создал — просто забавы ради. Они редко выбирают себе равных, предпочитают крушить тех, кто слабее, а если ты сильна — они постараются тебя ослабить. Запугать, убедить в своем бессилии, заставить поверить в то, что ты сломалась. А потому, если хочешь выжить в мире мужчин, ты должна иметь два главных навыка: собирать разломанное по кускам и ломать в ответ. И если первое мне все еще не под силу, то второе уже на твердую тройку. Голова под шлемом всегда немножко ныла, сдавленная, и потому, когда я снимала его, становилось хорошо. То есть еще лучше, потому что после спарринга всегда было хорошо — даже если мне доставалось. Даже если я проигрывала, потому что знала, что это честно. Что я могу бороться. На ринге ты всегда один на один с противником, и вы на равных. С тех пор, что я здесь, вся моя жизнь стала ритмом. Причудливым: то ускоряющимся, то замедляющимся. Двадцать четыре на семь я в наушниках, где бьет отчетливый темп. Стук — дверцей шкафчика, бамс — подошвой кроссовка по земле, бум — барабанной палочкой в наушниках, щелк — суставом кисти на разминке, хлоп — кулаком в перчатке по щеке противницы. Звук удара вовсе не хлюпающий, как в кино: это звонкий щелчок, а после глухое перекатывание тела. Мой любимый звук. В раздевалке пахло потом, резиной и немного кокосовым шампунем кого-то из девчонок. Я набросила полотенце на плечи, чтобы волосы не промочили ворот парки, и вышла в холл, подсчитывая наличку в кармане брюк. — Роксейн! — пропел около меня вечно осипший голос. — Тебе не нужен этот свет огней! — Заткнись, Брайс, — отмахнулась я, шлепнув тренера полотенцем. — Ро-о-оксейн! — еще громче пропел он. — Подвезти тебя? — Сама дойду, — усмехнулась я. — И я ненавижу эту песню. — О, тогда… Чье имя-я на уста-ах у все-ех? Конечно же… — Заткнись! — расхохоталась я, снова ударив его несколько раз мокрым полотенцем. Брайс схватился за его конец, выдернул и огрел меня щелчком пониже спины. Я пихнула его в плечо, смеясь, и выбежала из душного маленького холла клуба на улицу, где меня обдало прохладным ветром. Брайс здоровый мужик, если бы он захотел, он бы меня убил. Ночью в Мейконе совсем непроглядно, в моем районе хреново с освещением, и домой я шла почти в кромешной темноте. Раньше поджилки тряслись, стоило мне очутиться в вакууме тишины, а теперь ничего, нормально. Иду ровным шагом. В квартире уже расплылся едкий запах жареного лука, запотели окна, я бросила вещи со стуком, чтобы поздоровались за меня. Мама где-то на кухне бормотала с телевизором, как всегда, так что я сразу пошла мимо, в угловую несуразную комнату, куда абсолютно вся мебель вставала с трудом. Я забралась под одеяло, взяла к себе кошку, выключила свет и уже почти уснула под теленовости, когда затрезвонил сотовый. Увидев имя на дисплее, поначалу решила не отвечать, но моя подруга Куша оказалась настойчивой. Я ответила. — Нужна работа, Рокси? — спросила она с ходу. Куша на мелочи не разменивается. Мы обе в вечном поиске десятой по счету подработки, так что этот вопрос наперво перед всеми правилами приличия. — Конечно, — зевнула я. — Нужна патронажница в Уэст Оук, поедешь? Это не пансион, но они вроде обещают развозку. — А ты чего? — лениво спросила я. — Я теперь на всю неделю в Гров эт Ривер, помнишь? — Я не помнила, конечно, свое бы расписание запомнить. Но на предложение согласилась. Куша надиктовала номер и сказала, что пришлет хозяевам мои файлы. Я так и не позвонила. Работа, а после ринг вымотали, как всегда, до того, что и думать ни о чем не осталось сил. А это именно то, чего я добивалась.***
Утром из Уэст Оука позвонили сами. Я успела забыть о предложении Куши, собиралась на работу, попутно глотая холодные хот-доги на завтрак. В ногах суетилась кошка, выпрашивала еду, вставая лапами мне на колени. Солнце залило кухню, я помыла сковородки, выбросила две бутылки из-под дешевого розового вина, которые оставила мама, и даже успела привести себя в порядок. Волосы не топорщились, юбка на тощих бедрах сидела почти не как чужая, синяки под глазами скрылись под консилером, а искусанные губы — под помадой. Стало даже похоже на то, что у меня в жизни все путем. Некая Кая Роузмонд пригласила меня на собеседование, ни туда ни сюда — в три часа дня. Как будто дел других больше нет. Но, кажется, Куша обмолвилась, что за патронаж неплохо заплатят, так что скрепя сердце я взяла отгул и поехала в Уэст Оук. Почему-то я решила, что это больница или дом престарелых, но хозяйка на мой вопрос сообщила, что нанимает помощницу в частный дом, и по приезде мне пришлось в этом убедиться. Дом оказался просто роскошным, настоящее поместье: невысокое, но распластанное по обширным угодьям и обрамленное зеленью. Кажется, Куша не соврала, и эти ребята при деньгах, так что, если они не разочаруют и в дальнейшем, финансы я свои поправлю. На входе меня встретил высокий осанистый мужчина, моложавый, но неубедительно, и я сразу стала выуживать из головы фамилию семейства, чтобы не ударить в грязь лицом. — Мистер Роузенблат! — выдавила я всю улыбку, что поместилась на лице. — Роузмонд, — заметил мужчина. — Роузенблат — это доминант из «Голого пистолета», а хозяин на местного мистера Грея не тянет, так что сразу разочарую. — Вот же ж твою налево, простите! — шлепнула я себя по лбу, попутно записывая на подкорку завязывать уже с комедиями из восьмидесятых. — Но не волнуйтесь, вам повезло, — продолжил он, пропуская меня внутрь. — Мистер Роузмонд в отъезде, а я всего лишь мажордом, — он протянул руку в перчатке, — Маркус. Я пожала руку, удивляясь, как могла спутать его с хозяином — в лице мажордома не было ни грамма этой призвезднутой хамоватости, что точно была у того. — Рокси, — снова залыбилась я, растягивая жвачку языком. — Меня сиделкой нанимают, если подфартит. — Подфартит — это сомнительная оценка, мэм, — поджал скромно губы Маркус. — Проходите, миссис Роузмонд вас уже ждет. Он указал направление, а мне только теперь в голову пришло оглядеться. Кругом была кремовая классическая отделка, золотишко, зеркала, а мне отчего-то стало не по себе сразу, как я переступила порог. И наконец я поняла, почему: запах. Во всем доме ненавязчиво, но ощутимо пахло какими-то резкими медикаментами. Неявно, а как будто запах впитался в дом за долгие месяцы и теперь был понемногу повсюду. И как будто заклинанием каким-то с этим запахом у меня открылся третий глаз. Я сразу увидела странные металлические рейки по полу у окон, ручки, где их быть не должно, рельсы и пандус на ступеньках. Сразу вспомнила, почему я здесь. Слегка передернуло от волнения, но я сгруппировалась, как перед ударом, и пошла вперед. Дурацкие каблуки разъезжались на натертом паркете, а в груди перестукивало, словно от страха. Неужели я чего-то еще боюсь, господи боже. В небольшой гостиной (тут как в музее, каждая красивая, большая комната выходила в другую — еще краше и больше) меня действительно ждали. Брюнетка с длинными волнистыми волосами, вытянутое лицо, прямые черные брови, глаза смотрят, как два сверла. Въедливо, но слепо. Несмотря на то, что миссис Роузмонд мне описывали как богатую хозяйку, у которой тридцать три салона на неделе, выглядела она, скажем прямо, паршиво. В волосах седые нитки, отметила я, садясь напротив нее за стол и здороваясь, лицо отекшее, в уголках глаз сборки морщинок. — Рокси Прессвуд, — брякнула я, хотя меня ни о чем не спросили. Хозяйка подняла голову и посмотрела поверх затемненных очков — такие только старушки носят, по-моему. — Добрый день, мисс Прессвуд, — неожиданно дружелюбно, вопреки взгляду секунду назад, сказала она. — Мне звонили по поводу вашей рекомендации. Рада видеть вас в нашем доме. — Мне сказали, нужна сиделка, — кивнула я. — Я это могу, проходила курсы патронажной медсестры, опыт тоже есть… ну вам рассказали, наверное. — Нет, мисс Прессвуд, — покачала головой миссис Роузмонд. — Нам не нужна патронажная сестра, нам нужна компаньонка. Для моего сына. Так-с, ей на вид лет шестьдесят, учитывая деньги, значит, сыночку под сорок. Вроде еще не настолько стар, чтобы ходить под себя, но чем черт не шутит, может, уже свое отгулял, и почки отказали — в их кругах это вообще не редкость, как понимаю. Я покивала, пропустив мимо ушей про компаньонку и не выказав удивления, но хозяйка почему-то внимательно на меня глянула, сняла очки и покусала нижнюю губу. — Если хотите что-то спросить, можете начинать, — намекнула она. — Что случилось? — передернула плечами я. На самом деле необязательно было мне расписывать это на собеседовании, о болячках подопечного я и так все в деталях узнаю, когда устроюсь — мне ж ему таблетки пересчитывать и утки выносить. — Я вам его покажу, — вдруг распорядилась миссис Роузмонд, поднявшись из-за стола. Она повела меня по коридорам, кажется, преисполнившись какого-то оптимизма от моего непробиваемого вида. Что ж там такое, если собеседуемые девицы едва не лишались чувств прямо на интервью? — Видите ли, мисс Прессвуд, — позвала меня по пути эта святая леди, деликатно поджав губы. — Год назад мой сын Рэндалл попал в автокатастрофу. — Она даже остановилась, чтобы взглянуть мне в глаза на этом месте. — И лишился обеих рук. Пробежалось холодком где-то между лопаток, не люблю я такие новости. Даже если не про тебя и не рядом — все равно липнет невнятным первобытным страхом. Миссис Роузмонд выдержала паузу, глядя в пол, а сразу затем вскинула подбородок и непроницаемо улыбнулась. — Именно поэтому вы здесь, — резюмировала она и повела меня по коридору. — Нам понадобится помощница на полставки, у Рэндалла уже есть постоянная компаньонка, я вас познакомлю. Почти год он провел на реабилитации, но сейчас ему намного лучше… Несколько дней назад нам доставили новое оборудование, протезы нового поколения, мы их очень ждали… Рэндалл несколько… взволнован из-за этого. Она так это сказала, что я сразу поняла, что мужик, должно быть, в окно едва не вышел, до чего взволнован. Вот уж точно не «взволнован» называется то состояние, которое она явно имела в виду. — Я читала, что вы работали с болезнью Паркинсона, этот опыт будет подспорьем, — продолжала миссис Роузмонд. — По гигиене и базовым потребностям у Рэндалла уже есть помощники, он допускает к таким вещам только мужчин, а вот касаемо его… социальных навыков нам как раз и нужны компаньонки, как вы. — Придется его развлекать? — усмехнулась я. — Нет, не совсем, — покачала головой миссис Роузмонд. — Сейчас нам нужна в первую очередь помощь с протезами, но ваше дело — дать Рэндаллу понять, что он не безнадежен как часть социума. Понимаете? Мы вышли в полукруглый двор, я только теперь заметила, что мы, кажется, покидаем дом, и заозиралась. Из пышной растительности сада взгляду предстала пристройка, не побоюсь этого слова: натуральный офис Тони Старка — во всяком случае, так она выглядела снаружи. Миссис Роузмонд провела меня ко входу, который считал пропуск у нее на шее и поприветствовал раздвижными дверями. Я вовремя заставила себя вспомнить о том, что у жильца нет рук, и вопросы отпали. Внутри все было еще более старковское — рельсы по потолку, поручни, всюду экранчики и экстренные кнопки. — Не смотрите на все это свысока, мисс Прессвуд, — пояснила, видно, узрев мой взгляд, миссис Роузмонд. — Мы это оборудовали в первые месяцы после аварии, тогда Рэндалл никого к себе не подпускал… сейчас он куда более дружелюбен. Я ничего не ответила, история, на самом деле, была стандартной. В жизни человека происходит что-то кошмарное, и он резко превращается в самого душного типа на планете. Мне редко удавалось поработать с инвалидами, я больше была по старикам, но пару раз довелось, и занятие это было не из приятных. Калеки были озлоблены на весь мир за то, что он так прицельно ударил именно в них, и потому ненавидели весь мир равномерно, каждого по чуть-чуть. Мы подошли к комнате, куда завели металлические рельсы для коляски, миссис Роузмонд нажала плоскую кнопку, и дверь отъехала в сторону. — Рэндалл? — позвала она, стукнув по косяку, войдя. — Разрешишь войти? У меня гости. Я переступила порог и споткнулась взглядом о какого-то парня — я сразу решила, что он из персонала, — стоявшего посреди комнаты и швырявшего дротики в цель. Машинально пробежалась глазами по помещению в поисках инвалидного кресла, какой-нибудь тоскливой развалины вроде тех, которым обычно требовалась сиделка — и тут услышала механический звук, похожий на жужжание. Взгляд обратно на паренька пришлось поднять почти усилием, пока конечности сводило от страха. Он смотрел на меня неотрывно, зажав дротик в механических пальцах протеза правой руки — черной, металлической, до самого локтя, такой же точно, как вторая. Это она жужжала: Рэндалл согнул пальцы. Я еще раз глупо огляделась, надеясь все-таки увидеть какого-нибудь престарелого, ну или хотя бы пожилого страдальца, но тут был только этот высокий молодой пацан, кажется, слегка за двадцать на вид, не очень довольный гостями. По спине побежала дрожь от увиденного, я не знала, как реагировать: Рэндалл молчал, его мать, кажется, не одобряла то, как я пялюсь, а меня разбирал на глазах совершенно неуместный идиотский смех. — Кто это? — спросил Рэндалл, окончательно разрушив мою зыбкую надежду на то, что глаза мне лгут и на самом деле это немощный старец. Голос был звонким, грубоватым, как и полагается мужскому, но вполне подходящим юнцу. — Охренеть, ты же робот, — выпалила я, нарушив тишину. Это заставило его мать поперхнуться. Рэндалл посмотрел на меня так, будто я оскорбила его семью до восьмого колена, и выдал только: — Что? — Ты долбанный робот! — расхохоталась я, потея холодом от шока. — Видал? Вж-ж-вж-ж… как андроид! Ха-ха-ха, чума! Они настоящие? Я посмотрела на миссис Роузмонд, которая побелела как мел, не выдавив ни слова, и только тогда меня слегка отпустил ужас. — А, да, это ж его единственные руки, — глупо проронила я, прикрыв рот. Хотелось расхохотаться снова, а еще заплакать. Чертовски, чертовски тупая идея была показать его мне сейчас. Рэндалл так и замер с дротиком в механических пальцах, не шевелясь, будто ледяной водой облитый. — Ох, — выдохнула я, осознав, что просто необходимо немного разрядить обстановку. — Ну, а самоудовлетворяться этими штуками, наверное, вообще мрак, да? В этот момент Рэндалл размахнулся и швырнул дротик прямо в меня, конечно, не попал, а я юркнула за дверь, прислонившись к стене позади и расхохотавшись так громко, что стекла дрогнули. Миссис Роузмонд выскочила вслед за мной, дверь за ней с грохотом захлопнулась, я закрыла лицо обеими ладонями, оставив только глаза, и посмотрела на нее, не решаясь проронить ни слова. — Ну, это… — выдохнула она, пойдя пятнами. — Такого у нас еще не было. — Слушайте, я привыкну, — сипло проговорила я. — Правда, простите, это… я в шоке просто немного, он такой молодой. Сама не заметила, как это сказала. Миссис Роузмонд подняла взгляд на меня и успела как раз к тому моменту, как я поспешно размазала выступившие слезы и дрожаще выдохнула. — Да, — покивала она, снова укусив губу. — Да, ему двадцать два. Это горе для всей нашей семьи. Я не сразу расслышала, как будто под воду опустилась на несколько мгновений, а сказанное ею заставило вздрогнуть. — Да вы… бросьте! — взбрыкнула я от неожиданности. — Все хорошо же! Живой, штуки эти у него… все хорошо! Миссис Роузмонд, ей-богу, у вас такой вид, как будто он там ополовиненный! — Вы представляете себе, что такое в двадцать с лишним лет лишиться рук? — пораженно, но, к слову, куда менее враждебно спросила она. — Нет, — помотала головой я. — Я знаю, что такое в двадцать с лишним лет лишиться жизни. Вовремя заткнулась, а то, не ровен час, опять вспомнила бы слишком много. Вспышками, почти мигренью вгрызлась в голову порция воспоминаний, прямо как яд, вколотый прямо в мозг. Я зажмурилась на секунду, а после просто несколько раз кивнула, чтобы не стоять столбом. — Кто-то из родных? — спросила просто миссис Роузмонд. — Сестра, — проговорила я словно не своим ртом. Больше она ничего не спрашивала, только покивала и вздохнула. Я не представляла, как нам туда вернуться, что мне говорить своему подопечному после того, что я уже умудрилась наговорить, но, благо, нас прервал случай. По проходу зашлепали тапки, и в коридоре появилась высокая девушка на вид постарше меня, стройная, но крупная, похожая на лошадь (в хорошем смысле). Она собрала волнистые невнятно-русого цвета волосы в хвост на ходу и вопросительно кивнула на нас: — Что тут за шум? Здравствуйте, Кая. — О, Верри, — выдохнула будто с облегчением миссис Роузмонд. — Слава богу… Эм… Рокси, познакомьтесь, это Верри, компаньонка Рэндалла, я вас ей обещала представить… А это наша… ваша… твоя новая помощница, надеюсь, — добавила она. Я пропустила вспышку изумления от новости, что меня, кажется, не гонят известными тряпками вон из дома, и сосредоточилась на новой знакомой. — Валери вообще-то, — сказала та. — Но Верри мне привычнее. Очень рада. Что-то случилось? — Она вновь перевела взгляд на миссис Роузмонд. — Рокси немного перенервничала, — заметила та. — Верри, проведай Рэндалла, а мы зайдем чуть попозже. Успокой его, если там… что… Верри смерила меня на этот раз несколько враждебным взором и быстро пошлепала в комнату, войдя без стука. Я уже поняла, что она тут была совсем своей, раз даже могла называть миссис Роузмонд по имени. — Верри работает у нас с самой аварии, еще когда Рэндалл был совсем плох, — зачем-то нервно говорила мне Кая, пока мы шли прочь по коридору. — Так что у них, ну… вроде как контакт. Плохой, конечно, у Рэндалла после случившегося со всеми контакт так себе. Мы остановились, я наконец успокоила сердцебиение, миссис Роузмонд прислонилась к стене напротив окна и выдохнула, закрыв глаза. Теперь я поняла, почему, несмотря на положение, выглядела она не очень. Придя, я и представить не могла, что она мучается настолько, честно говоря, я привыкла работать с людьми, которые всё уже приняли. Это были взрослые дети престарелых отцов, сумасшедших матерей, древних пра-пра- и тому подобных клиентов либо же тех, с чьим горем родные уже свыклись. Мне впервые довелось побывать в доме, где раны были столь свежи. — Знаете, я думаю, это неплохо, — вдруг сказала Кая, открыв глаза. — Ну… то, как вы его встретили. Действительно, ведь у нас такого не было еще. Рэндалл привык, что все его сразу жалеют, иногда и слова сказать боятся. Он от этого бешеный порой. Я передернула плечами и согласно поджала губы. — Ну… я человек простой, мэм, меня особым этикетам не учили. Я вообще с пациентами редко разговариваю, а точнее — они редко мне отвечают. Так что привыкла молоть, что в голову придет, да. Это, кстати, работает, они пускай слов часто и не понимают, а мой боевой вид их как-то… бодрит. Миссис Роузмонд приосанилась, как будто в тысячный раз за день взяла себя в руки, и кивнула мне на коридор. Она стала буднично наговаривать условия: развозка с водителем, смены раз в день, по половине — первую неделю, чтобы быстро все запомнить, придется приезжать на полный день. Без прелюдий озвучила точную сумму, я со странным отрешенным облегчением сказала «отлично». — Общайтесь с ним так же, как начали, — сказала Кая, остановив меня в холле. — Вы попривыкнете, и будет полегче, но главное — не мямлить. Рэндалл ненавидит, когда кто-то смущается при виде него. Лучше, как вы — ляпните что-нибудь глупое или смешное, только не молчите. — Ну, это за мной не заржавеет, — мрачно заметила я. Кая усмехнулась и вдруг вскинула палец. — А, и самое важное, — вспомнила она. — Не позволяйте ему себя бить. — Не переживайте за это, — выпрямилась я, ощутив, как внутри что-то сдавило тисками. — Я этого никому не позволяю.