***
— В твои обязанности войдет многое, — рассказывала с важным видом Верри, пока показывала мне обстановку. — Не только общаться — делать с Рэндаллом упражнения на моторику, иногда убирать во флигеле, помогать на кухне, с готовкой, кормить… — Что, прямо с ложки? — прервала ее я, отвлекшись от записывания в ежедневник. — С ложки, если потребуется, — пораженно покивала Верри. — Ты никогда не работала сиделкой? — Я работала сиделкой у тех, кто не мог питаться сам, — усмехнулась я. — Рэндалл может. Мы сидели в холле флигеля, Верри наставляла меня, пока я, признаться, с огромным облегчением, отправляла письма своим работодателям. Подработки, видит бог, мне больше не понадобятся — да и времени на них не хватит, я должна буду проводить в Уэст Оуке почти весь день, а то, что оставалось, благодаря жалованию могла посвятить себе. — Каждый четверг в полдень приезжает техгруппа, — продолжала Верри. — Они проверяют протезы, нужно будет принять, помочь снять — сама понимаешь. В понедельник доставляют препараты, ответственная за прием тоже ты… — А кто такой Р. Бозкур? — снова прервала я. — О, Ришат Бозкур, аспирант исследовательского центра Университета Мерсера, — вспомнила Верри. — Он изобретает новый вид протезов, для постоянной носки. Приезжает поговорить с Рэндаллом и поставить с его позволения кое-какие мелкие эксперименты. Он появляется раз в пару недель, всегда звонит перед приездом. Я сделала пометку и подняла голову, закинув ногу на ногу. — Ну а что можешь сказать про него самого? Верри обернулась, наконец перестав суетиться, и пожала плечами. — В каком смысле? — Что за человек твой подопечный? — пояснила я. — Какой у него характер? — Как и у любого человека, который пережил такую трагедию, — как нечто очевидное сказала, округлив глаза, Верри. — Каждый переживает по-своему, — заметила я. Она присела в кресло напротив меня и поджала губы, глянув в пол. Я даже не думала, что такие крупные девушки умеют так зажиматься, но с Верри определенно было что-то неладно. Она без конца строила из себя кого-то или пыталась что-то скрыть, я еще не поняла, но одно было очевидным: Верри жутко загналась по поводу того, что я здесь. Она меж тем все-таки нашла что сказать. — Рэндалл — тяжелый человек, — призналась она, взглянув на меня. — Характер у него и до аварии был скверный, а теперь и подавно. Он ни дня в жизни не работал, и то, что мы тут делаем, — для него пустой звук. Не жди ни за что благодарности. Теперь я внимала как следует, наконец информация чего-то стоила. — Он получил очень серьезные травмы. Не только рук — повреждения головы в особенности, так что психика у него тоже не слишком стабильная, — продолжала Верри. — Может сорваться, впасть в истерику, подраться. В нашем с тобой деле это не редкость, пациенты бывают разными… но такого, как Рэндалл, у тебя точно еще никогда не было и никогда, скорее всего, не будет. — Расскажи о худшем, — прищурилась я. — Чтобы я сразу поняла масштаб. Верри помялась с мгновение, а когда заговорила, я сразу поняла, что она говорит о том самом случае, после которого Кая приняла решение найти ей замену. — С неделю назад привезли новые протезы, и у Рэндалла сразу ничегошеньки не получилось. То есть вообще ничего. Пойми правильно, Рокси, он полгода их ждал, думал, это новый этап… Но он в них даже взять ничего не может. Его как бы… отбросило на год назад, когда он даже не мог самостоятельно есть. — Расстроился, да? — предположила я. — Не то слово, — вскинула брови Верри. — У него был припадок, я вколола ему лоразепам, он вроде успокоился… мне пришлось остаться на ночь, его нельзя было оставлять одного. А ночью Рэндалл проснулся, порывался куда-то пойти, я… хотела его остановить, тогда он на меня накинулся. Я ждала продолжения, Верри замолкла на мгновение, я вдруг поняла, что она в слезах. — В общем, он меня несколько раз ударил, я убежала в дом, а когда вернулась ближе к утру — Рэндалл погнул один из протезов, ударил им о стол. Ремонт стоил больших денег, Роузмонды были в ярости, Рэндалл еще и получил ушиб руки… Было тяжело. — Значит, он вроде того… травмирует себя? — продолжила я. — Вообще-то нет, — покачала головой Верри. — Он ни к селфхарму, ни к суициду не склонен. Это был… срыв. Мы услышали звук открывающихся дверей, я решила, что это Кая вернулась, чтобы нас проведать, но едва в коридоре показался человек, Верри вскочила, будто не была только что в секунде от рыданий, и расплылась в улыбке во все тридцать два. — Привет! — помахала она навстречу. — Ты вовремя, у меня новая помощница! В холл вошел мужчина и сразу взглянул на меня, заставив немного оторопеть. На мгновение я замешкалась, потому что мозг не успел подкинуть нужную подсказку на автомате: гость был слишком молод для отца Рэндалла, пришел один, значит, свой, для брата слишком на брата не похож — кто-то из друзей? — Это Рокси, — кивнула Верри на меня, я невольно улыбнулась, кокетливо в шутку пожав плечиком. — Рокси, это Дрю, старший брат Рэндалла. — Очень приятно, — проговорил Дрю, протянув мне руку. Я пожала ее, отмечая, что смекалка меня подвела. С чего я взяла, что братья должны быть похожи? И с чего взяла, что через полчаса после того, как увидала Рэндалла впервые, смогу узнать в ком-то его черты? Тем не менее, стоило Дрю заговорить, как я сразу стала их подмечать. — Как он сегодня, Верри? Не скандалит? Как и Рэндалл, брат его был весьма ничего, в силу возраста как будто даже более благородно-красивым — такая породистая физиономия, как называла их когда-то моя бабуля. Шире в плечах, конечно, повыше навскидку, но с таким же характерно надменным лицом. Правда, выражение его было куда более приветливым, нежели у брата. — С приходом Рокси нам стало весело! — задорно поделилась Верри. Дрю покосился на меня не очень одобрительно, мы зачем-то увязались вслед за ним, он тоже вошел к Рэндаллу без стука, пока я и Верри остановились по обе стороны от входа. — Привет, братишка, — улыбнулся улыбкой адвоката Дрю. — Как ты тут поживаешь? Не скучаешь? Настал этот момент: наконец-то я увидела на лице Рэндалла какие-то эмоции. Он поднял голову, обернулся, и в его глазах что-то переменилось. Мне привиделась целая гамма чувств: от мимолетной боли до благодарности, но через мгновение Рэндалл горько улыбнулся. — Все нормально, — сказал он. — Новую помощницу вот наняли. Он кивнул на меня, Дрю обернулся, и они оба уставились так, что я почувствовала себя даже неловко — а вогнать в неловкость мало кому меня удавалось доселе. — Ну ты, главное, сразу говори, если что пойдет не так, — форменно отчеканил Дрю. — Ой, да что может пойти не так? — не выдержав, поморщилась я. — Опыта у меня достаточно, да и руки на месте… Меня смерили сразу три недоуменных взгляда. — Ну то есть… — замялась я. — Вы поняли, я не подведу.***
Улыбкой адвоката Дрю сиял не просто так — как поведала Верри, он правда был адвокатом. Выучился в Йеле, практиковал на родине в Мейконе, уже выиграл несколько небольших процессов и вообще всем своим видом и образом жизни подавал положительный пример, который его младший брат почему-то не перенял. Только придя домой, я поняла, почему миссис Роузмонд ждала от меня эмоций на интервью. Оказывается, их история была широко известна в сети, и большая часть тех, кто нанимался на работу, наверняка ее знала. Рэндалл Роузмонд вел образ жизни эталонного богатого отпрыска: бухал, гулял, неоднократно привлекался к уголовной ответственности за хранение наркотиков, мелкие кражи, вооруженные нападения и хулиганство. Дважды был судим, но дела закрывались так же, как глаза его родни на все совершаемое, пока одной прекрасной декабрьской ночью Рэндалл не надрался в стельку в каком-то баре и не сел за руль. Попасть домой в тот знаменательный день ему так и не удалось, потому что по пути он заплутал и встретился лоб в лоб с рекламным щитом на Телфэр стрит. Об этом инциденте я знала, потому что год назад именно этим маршрутом каждый день ездила на работу. Первые дни под упавшим щитом еще виднелись обломки черной обшивки авто, а после все убрали вместе с билбордом — на его месте организовали мемориал. Дело в том, что вместе с Рэндаллом в машине ехала некая Бейли Хостед, которая в ходе столкновения получила несовместимые с жизнью травмы. Рэндалл же отделался руками и условным сроком, который, судя по статье, что я прочла в Гугле, регулярно оспаривается апелляциями безутешных родных погибшей. Ложилась спать я с какими-то неопределенными чувствами. Мне не впервой было резко менять что-то в жизни и уж точно не впервой было все бросать, но сейчас что-то навязчиво скреблось под ложечкой, терзало ненужными вопросами. Эти мысли всегда приходили мне, когда дело касалось больших денег. На самом деле у меня никогда не было больших денег. Каждый раз, когда подворачивался случай, я отказывалась от возможностей, выбирала варианты попроще. Что-то, связанное с прибылью, меня всегда пугало. На сей раз я схватилась за эту случайную возможность, о которой еще день назад и не подозревала, лишь потому, что подтолкнул какой-то совершенно неосознанный механизм внутри. Как будто что-то там, глубоко, кипело и выкипело наконец, пересекло какой-то предел. Впервые желание изменить хотя бы что-то стало сильнее страха.***
Я все еще помнила, какие у Деи волосы на ощупь. Они как-то неуловимо отличались ото всех, такие мягкие, пудровые, длинные, рыже-русого цвета. Я их трогала каждый раз, когда она меня будила по утрам, наклонялась и ворошила пальцами голову, щипала за плечи и щеки. Она знала, что я в жизни не проснусь, пока она окончательно меня не выбесит. Она готовила завтрак, собирала меня в школу, кричала что-то звонко с кухни сквозь шум электрического чайника, гремела посудой, всегда была где-то вдалеке, незримая. А потом я просыпалась в тишине и темноте. За почти два полных года я успела забыть ее лицо, а вот волосы на ощупь помнила. До слез глупо, и все же. Рассветало у нас в квартире на Эйзенхауэр Паркуэй всегда одинаково: красным заревом ложились блики на кухню, зрели, как спелые ягоды, а потом рассеивались уже дневным светом. До окончания школы я на все это не обращала внимания, но когда стала подниматься на работу, рассветы превратились в мои единственные развлечения за день. Теперь благодаря работе на Роузмондов я не видала даже их — уезжала на смену либо к восьми утра, либо к четырем дня, и тогда отсыпалась до обеда. Ночные смены все еще брала Верри, но в скором времени их обещали распределить и мне. Путь до Уэст Оука был совсем неблизкий, и со сном очень быстро начались проблемы — уже ко второй неделе. Но они были ничем по сравнению с проблемами, что назревали у меня с моим подопечным. Кая предупредила, что столь пристальная слежка за сыном — не постоянная величина, это только до того времени, пока он не освоится с новыми протезами и не наладит свой эмоциональный фон, а после помощница ему вновь понадобится лишь на полдня. Но с его успехами я стала сомневаться, что это случится скоро. Первую неделю мы почти не разговаривали. Рэндалл в основном общался со своими помощниками и Верри, а когда я оставалась рядом одна, утыкался во что-то (иногда в прямом смысле в стену) и демонстративно молчал. Бедняга, наверное, думал, что меня это смущает, но, говоря по правде, это существенно облегчало мне работу. Мы поговорили всего дважды, в первый раз при знакомстве, а во второй — на второй день работы, когда я приехала раньше Верри и застала его одного. Рэндалл подошел и устало (он таким взглядом смотрел всегда) поздоровался, а после протянул мне обе руки. — У роботов есть свое особое приветствие? — усмехнулась я. — Держи, — просто произнес он. — Вначале посмотришь. Чтобы потом не пялилась. Я взялась за металлические запястья, а Рэндалл потянул и вытащил руки из протезов. Оказывается, они надевались, как перчатки, покрывали кожу до локтей, но предплечья у Рэндалла были свои — не было обеих кистей, — и они все еще были перебинтованы и заклеены маленькими пластырями, видимо, после последней операции. Я не впервые видела калек, так что впечатлительной на эту тему себя не назвала бы, но послушно посмотрела. — Достаточно? — спросил он после паузы. — Поэффектнее фокуса с оторванным пальцем раз в десять, — поджала губы я. — Рэндалл, я патронажная медсестра, меня такими вещами не напугаешь. Чего ты добивался? — Как ты разговариваешь? — вдруг спросил он. Я оторопела. — А как я должна разговаривать? — вскинула брови я. — Я твой босс, — напомнил Рэндалл, всунув руки обратно в протезы. — Ты должна соблюдать субординацию. Называть меня «сэр». Пока он молотил это, я отметила, что говорит он так, будто в рот воды набрал. Вначале я думала, может, бухой или под таблетками, но спустя пару слов поняла — нет, паренек картавит. Кажется, не выговаривает пару букв или слишком мягчит – в общем, спич походил на торопливое бульканье, словно у Рэндалла был полон рот камней. С трудом разобрав, я поморщилась. — Ты избалованный мажор, которому и так всю жизнь зад подтирали, а теперь еще и при помощи автоматизированной техники, — фыркнула я, уперев кулаки в бок. — А так как ты теперь без меня и ложку в рот положить не хочешь, то это ты можешь называть меня «сэр». Давай-ка, мой руки, скоро подадут завтрак. — Я не могу мыть руки, — мрачно ответил он, побагровев от услышанного. — Я за тебя их мыть не буду, — заявила я, достав из пачки влажную дезинфицирующую салфетку и протянув ему. — Вперед. Это не нейрохирургическая операция, ты справишься. Рэндалл обиделся и не говорил со мной целый день, но салфетками все-таки воспользовался самостоятельно. Семейство мне приукрасило — ему и прежние протезы давались плохо, то и дело все валилось из рук. Еду ему подавали исключительно питьевую или такую, которую можно было брать прямо пальцами. Но он и того не смог — булочку пришлось скормить ему с рук. Новые протезы лежали в коробке на столе, и к ним Рэндалл даже не подходил. Решив, что главное — это наладить контакт, первые дни я о них и не заикалась. Я ждала, что Рэндалл заложит мое непослушание матери, но, к моему удивлению, этого не случилось. Звать его сэром я не планировала, хотя Верри и рассказала мне, что он позволил ей называть себя по имени только через полгода работы. Но я порешила, что раз уж даже Кая отказалась от титула «миссис», то этому королю драмы я точно такой чести не окажу. После двух Рэндалл спал. Не знаю, зачем, но каждый день у него был какой-то обязательный сон, во время которого никому нельзя было его беспокоить. Для меня это означало законный полуторачасовой перерыв, который можно было посвятить себе, так что с первого дня период с двух до полчетвертого стал моим любимым временем. Я неторопливо гуляла по дому, разглядывала картины и болтала с прислугой. Опоздай я, Рэндалл вряд ли бы заметил — он явно был бы только рад, если б я задержалась где-нибудь подольше, но мне не хотелось попадаться на безделье его матери или брату. За первые пару дней я почти целиком обошла особняк по нескольку раз, чтобы хоть что-то запомнить. Тут все было максимально не так, как дома. Такие большие дома я видела раньше только в кино. То есть, я знала, что они существуют, но никогда не видела воочию, чтобы кто-то в таких на самом деле жил. Почти четыре сотни квадратных метров на каждом этаже, и это не считая пристройки! Посудите сами, на черта семье из четырех человек столько места? Им и прислуга-то была нужна по большей части для того, чтобы содержать этот безразмерный особняк. После аварии Рэндалла, само собой, им понадобились лишние руки (слава богу, я не ляпнула это вслух), но причину заселяться в столь обширное жилище я так и не угадала. Странный народ все-таки эти богачи! Больше всего мне понравился сад. Он не был похож на типичные вычурные парковые ансамбли, что сопровождали подобные особняки — напротив, зарос высокой травой, небольшой пруд покрылся тиной, а над ним создавали приятную прохладу высокие плакучие ивы. Столь буйная, дикая растительность смотрелась странно рядом с белокаменным особняком и флигелем из стекла и металла, я то и дело ловила себя на мысли, что тут затесался какой-то особый стиль, который мне просто не дано понять. В сад как раз и вел еще один выход из убежища Рэндалла, правда, я пока не видела, чтобы он хоть раз его покидал, но сразу смекнула, что пациента можно сводить на прогулку. Пока он спал, я, несмотря на прохладный ветер, успела исследовать весь сад. Оказалось, что в зарослях, куда я забралась в силу своего неуемного желания попасть в какую-нибудь задницу, было так темно, что ни из флигеля, ни из особняка меня точно было не разглядеть. Разумеется, я не могла утверждать наверняка, что Рэндалл любил проводить время здесь, но всего на мгновение пропустила мысль: а не оставили ли сад таким запущенным намеренно?