We Just In Too Deep

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Remember when Ronnie died ⠀⠀⠀⠀and you said you wished it was me? ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Well guess what, I am dead, ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀dead to you as can be! ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀5 декабря Не могу поверить, что я в Детройте уже больше года! Мне кажется, будто переезд состоялся только вчера. Моя жизнь перевернулась с того момента, как я открыла этот город для себя. Я узнала много новых людей, некоторых из которых я с радостью забыла бы. Но зато теперь, познав предательство и ложь, легче разбираться в людях. Детройт изменил не только мою жизнь, но и меня. Я стала другим человеком. Смелее, но в то же время осторожнее. Джесс говорит, что я «наконец-то научилась развлекаться». Дело в том, что она права. В этом городе от суровой реальности может спасти только компания хороших знакомых. Маршалл всё ещё не оправился после смерти Ронни, и я понимаю его. Все мы понимаем его. Потому что мне знакомо ощущение, когда ты понимаешь, что родной тебе человек становится частью твоего прошлого, твоей истории, и единственное место, где ты можешь его найти и обратиться к нему—воспоминания. Вы теряли когда-нибудь близких людей? По-настоящему близких. Тех, которые вселяли надежду, дарили улыбку, помогали проходить через трудности. Тех, на кого можно было положиться. Которым можно было доверить самую страшную тайну, не боясь осуждения. Тех, кто мог пройти с Вами тысячу миль и отдать Вам последнее, что они имели. Чувствовали, как судьба отбирает у Вас тех, кого Вы любите, и заключает их хрупкие жизни в свои когти? В такие моменты хочется тоже уйти из жизни вслед за ними. Но это не выход. Это конец страданий, да. Но не выход. Не нужно противостоять боли. Нужно принять её. Это нормально. Нормально чувствовать боль. Нормально время от времени опускать руки. Нормально бояться того, что будет дальше. Потому что каждый человек по-разному справляется с утратой. А некоторые и вовсе оказываются не в силах справиться с этим и начинают винить себя. Избежать смерти невозможно. Мы находимся не в фильме, где люди ищут способы даровать себе бессмертие. Это реальная жизнь. А смерть—её итог. Мы не можем отгородить дорогих нам людей от смерти, потому что учесть всех условий просто невозможно. Боязнь смерти не может быть ключом к тому, чтобы отгородить себя от неё. На следующее утро после того, как Маршалл узнал о Ронни, всё было ещё хуже. Как я и полагала. Вечером парни приехали, чтобы навестить его и поддержать, и они были похожи на одну большую семью. Также мы узнали, что Ким не была беременна. И он узнал об этом как раз тогда, когда начал ощущать себя отцом. В этом и заключалась причина его странного поведения. Это похоже на чувство, когда кажется, что у Вас отбирают что-либо, хотя это даже не принадлежало Вам. Но, несмотря на эту ложь, они вновь возобновили отношения. Когда Ким узнала о том, что произошло, она поддерживала Маршалла. И, мне кажется, это было искренне. Да, я люблю его, но он любит её. Проблема заключается в том, что если он возвращается к ней, то, значит, общение со мной сведёт к минимуму. У него просто не будет на это времени. Это к лучшему. Я имею в виду... Я всё равно уезжаю через полгода. Так что все мосты будут сожжены. Я даже не уверена, смогу ли сохранить связь с Блэр и Алексом, не говоря уже о Маршалле и ДеШоне. И до сих об этом почти никто не знает... Открываю глаза и, несколько раз моргнув, понимаю: это не моя комната. Вчерашний день не был жутким сном, который хочется стереть из памяти. Это реальность. Жестокая и беспощадная. Медленно убивающая и оставляющая шрамы не только на теле, но и на душе. Маршалл лежит в том же положении, в котором уснул, но его руки уже не прижимают меня к телу, потому что он более расслаблен. Мне нравится то, как близки мы прямо сейчас, но это стало следствием потери близкого человека, так что я бы отказалась от этого, будь у меня выбор. Если бы я могла вернуть Ронни ценой собственного счастья... Я бы сделала это. Не знаю, сделал бы Маршалл подобное для меня, но он и не должен. Я люблю его. Я больше не могу отрицать это. Как бы мне не хотелось. Поворачиваю голову налево, чтобы посмотреть, который час, и убедиться, что ещё раннее утро. Кладу руку на грудь Маршалла, чтобы оттолкнуться и встать с постели. Моё тело так затекло... —Ты уходишь?—тихо спрашивает парень, открывая глаза, по которым видно, что не так давно он плакал. Человек может говорить что угодно, но глаза всегда будут выдавать его, как бы надёжно он не прятал всё в себе. Как бы Маршалл не старался показать, что ему на всё и всегда насрать, его глаза обнажают его уязвимую душу. И то, как они блестят от слёз, когда ему плохо, никак не вяжется с тем, каким бессердечным он хочет казаться. —Я не хотела тебя будить, извини,—шёпотом отвечаю я, чувствуя себя виноватой. После своих слов вспоминаю тот вечер, когда я спала в этой кровати в первый раз. Тот вечер, который хочется забыть. Тот вечер, когда Адам навсегда изменил моё восприятие мира. Тот вечер, когда я поняла, что люди, которым ты доверяешь, могут быть быть действительно двуличны. —Я не спал,—он тяжело вздыхает, сдерживая слёзы. Я так понимаю его!—Ты можешь остаться ещё немного?—вижу долю надежды в его взгляде. Это даже хорошо, что он не гонит меня. Значит ли это, что он доверяет мне? Могла ли я представить когда-нибудь, что мы с ним станем друзьями? Если бы раньше мне сказали, что я буду помогать ему пережить потерю близкого человека, я бы засмеялась. Он ведь просто был тем дерзким парнем, который пару раз пялился на мою задницу, прозрачно флиртовал, когда был пьян, и притворялся моим бойфрендом. —Я не ухожу, Маршалл. Мне нужно позвонить Лесли. —Спасибо. Закрыв дверь спальни, я нахожу телефон и звоню домой, потому что Ли, вероятно, уже там. Мы с ней говорим примерно пять минут, и она сообщает мне, что вскоре позвонит Дебби, чтобы выразить соболезнования. Она также советует мне остаться здесь до тех пор, пока ему не станет хоть немного лучше. Но я не могу быть тут вечно. —Маршалл?—заглядываю в спальню, держась одной рукой за дверь, а в другой сжимая телефон,—Мне позвонить парням и Ким? Ты же знаешь, им нужно будет сказать. —Можно через пару часов?—я никогда не слышала столько боли и страха в его голосе. Это та его сторона, которую он усердно прячет от каждого человека. Он опасается, что будет выглядеть жалким перед ними. —Конечно. Ты голоден? —Ты можешь лечь рядом?—спрашивает парень, отрывая голову от подушки, чтобы найти меня стоящей у двери. —Хорошо. —Это много значит для меня,—не могу описать словами, как приятно слышать это. Хотелось бы, чтобы в эти слова были вложены не только дружеские чувства, но я ценю и это. —Ты всегда помогаешь мне, Маршалл. Я просто хочу отплатить тебе тем же. —И я знаю, что иногда я настоящее дерьмо. Не замечаю никого, кроме себя и всё такое. Но мне не насрать на всех, понимаешь? Я люблю людей, которые рядом со мной. Я люблю тебя, знаешь, потому что ты терпишь меня сейчас. Неописуемое ощущение разливается по всему телу от этих слов. И это звучит так искренне, так... правильно?.. Он ни разу ещё не был так открыт. По крайней мере, со мной. Что ещё можно узнать, если покопаться в его голове? Каких скелетов он прячет? —Тебе нужно отдыхать, Маршалл,—вздыхаю, стараясь выглядеть спокойной. Я должна понимать, что он любит меня как друга. Не нужно переворачивать всё с ног на голову. Лучше бы он не говорил этого. —Поговори со мной,—еле слышно просит он. Внутри него борются демоны, его голова забита лишним, организм выходит из строя из-за пережитого стресса. А он хочет говорить. Что ж... —Итак... Если у тебя будет сын, то ты назовёшь его Ронни? Надеюсь, он поймёт, что ему необходимо держаться ради ребёнка. Будет сложно, но я уверена: он будет хорошим отцом. Маршалл переворачивается на спину, с отчаянием проводя рукой по лицу. —У меня не будет сына,—слеза катится по его щеке, достигая шеи. Слёз, что он пролил за то время, что узнал о Ронни, хватило бы на бассейн. —Дочь? —Ты не поняла? У меня не будет ребёнка,—хрипло отвечает парень, поворачивая голову в мою сторону и встречаясь с моим встревоженным выражением лица. Этого не может быть... —Что-то произошло? Вы потеряли...—начинаю паниковать, когда понимаю, что не стоило поднимать эту тему. Это то, что он хотел сказать сказать, перед тем, как Дебби позвонила. О нет, я делаю хуже, напоминая о ребёнке, который даже не появится на свет. Шерил, ты дура! —Ким не была беременна,—он словно выплёвывает эти слова. В его тоне чётко можно отделить друг от друга три эмоции, которые, по-видимому, стали частью его жизни: разочарование, гнев и то, что люди обычно испытывают, находясь на грани. —Я не понимаю,—ничего не укладывается в моей голове. Она солгала ему? Ради чего? Какая цель может оправдать такие средства? —Это был способ вернуть отношения. В тот день она пришла, чтобы мы начали снова, но я сказал, что мне это нахуй не нужно. Мы начали ссориться, кричать и прочее дерьмо, которое случается, если нас запереть в одной комнате. Ему трудно говорить, но он не хуже меня осознаёт, что высказаться необходимо. Он так долго всё держал в себе, что лишняя секунда молчания сведёт его с ума. Он так долго убеждал себя в том, что ему не нужна ничья поддержка, что лишняя секунда одиночества убьёт его. Это объясняет, почему я сейчас в этой комнате. Ещё месяц назад Маршалл бы решил, что должен бороться сам. Ещё месяц назад Маршалл переживал бы смерть Ронни лишь в компании бутылки виски. —И она сказала, что беременна, чтобы заткнуть тебя? —Чёрт возьми, вы, девушки, мыслите одинаково?—не могу разобрать, был ли в его словах намёк на грубость. —Это было очевидно, Маршалл. —Я не знал, что мне делать, понимаешь? Я просто... Да, я перестал зависать с тобой и парнями, потому что чувствовал себя так паршиво,—возможно, это именно то признание, которое мне было нужно. Всё встало на свои места. Он чувствовал себя обманутым. Он осилил бы находиться в компании и смеяться, подавляя настоящие эмоции. —Не страшно, Маршалл. Я понимаю. —Ты можешь идти домой, если тебе нужно. —Я не уйду, пока ты не будешь в порядке. —Ты же знаешь, моя жизнь... Она... Я никогда не буду в порядке,—вздыхает парень, отворачиваясь от меня, чтобы я не стала свидетелем его слёз. Тогда я останусь навсегда. —Нет, Маршалл, всё наладится. —Рад, что хоть кто-то ещё думает так. Но посмотри на меня сейчас! Я слышал дерьмо типа: «Всё, блять, наладится!» каждый день! Но посмотри, где я!—наступает та стадия, когда человек начинает злиться на весь мир. Я прошла через это. Я ненавидела, когда мне говорили, что я смогу со всем справиться. Мне казалось, что эти люди просто меня не понимают. —Ты справишься, Маршалл, ты сильнее, чем тебе кажется. —Да?! Посмотри, блять, на меня! Я плачу перед своей чёртовой подругой! Ты потеряла родителей! И сейчас помогаешь мне! Если бы я был сильным, ты бы сейчас не утешала меня. —После того, как мамы не стало, я полгода ни с кем не говорила. Я игнорировала всех, Маршалл. А у тебя есть силы говорить со мной и анализировать свои чувства. —Я просто нуждаюсь в этом. Мне нравится, когда ты рядом, понимаешь? Эти слова по-особенному влияют на меня. Он никогда не говорил об этом так прямо. Каждый раз, когда разговор заходил о подобных вещах, он просто отшучивался. —Я буду здесь для тебя. —Когда ты скажешь парням? —Вечером? —Звучит хорошо. —Ты уверен, что не будешь есть? —Нет, всё в порядке. Когда ты чувствуешь, что весь мир обрушился на тебя, это не называется порядком, Маршалл. ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀18:45 —ДеШон?—хочу удостовериться, что на телефон ответил именно он, поскольку считаю, что он первым должен узнать о произошедшем. —Нет, мать твою, Моника Беллуччи, позвать Памелу Андерсон?—усмехается он, заставляя меня слабо улыбнуться. Он всегда был таким особенным человеком,—Что случилось? —Это плохие новости,—предупреждаю я, прислонившись к стене и наблюдая за Маршаллом, сжимающим в руке стакан воды. Он ничего не ел и не пил со вчерашнего вечера. —Что, кто-то умер?—шутит Пруф в своей манере,—Какого хрена ты так долго молчишь?—слышу небольшое напряжение в его голосе, когда оставляю его без ответа. —Ронни,—коротко шепчу я, чувствуя, как глаза становятся влажными. —Нет...—выдыхает ДеШон, понимая, что это не розыгрыш,—Ублюдки, тише!—кричит он парням, затем снова возвращается к разговору,—Что с Маршаллом? —Я не знаю, как помочь ему... Вы можете приехать?—прошу я дрожащим голосом, стараясь не плакать. —Да, конечно... Чёрт, Шерил, я... Я не знаю, что... Как ты узнала?—он звучит шокированным и потрясённым. —Я была с ним, когда Дебби позвонила. Он хотел поговорить о...—замолкаю, вспомнив, что Маршалл не рассказал ему о ребёнке. Пруф может быть немного расстроен, что я узнала об этом раньше, хоть он и не из таких людей,—некоторых вещах, а потом она просто сказала ему, что Ронни убил себя. Он плачет до сих пор, ДеШон. —Хотел бы верить, что это очередная её ложь, которой она пытается манипулировать Маршаллом, но блять... Она не использовала бы для этого Ронни... —Ему так плохо, ДеШон, и я не знаю, что могу сделать,—отчаяние и сожаление—всё, что я испытываю прямо сейчас. —Когда это стало известно? —Вчера вечером. —И ты не покидала его с того времени?—немного более оживлённо спрашивает парень, и я слышу какие-то звуки на линии, как будто он перемещается в часть комнаты, где тише. —Нет, я не могла... —Ты знаешь, как много это значит для него? —Но этого недостаточно... —Мы едем. Десять минут! Чёрт...—с этими словами он вешает трубку, оставляя меня наедине с человеком, для которого я ничего не могу сделать. Опускаю руку, в которой заключён телефон, вдоль тела и обратной стороной ладони вытираю влагу с лица. Я возвращаюсь в спальню, чтобы сообщить Маршаллу о том, что парни скоро будут. Но, как только собираюсь что-то сказать, он прячет лицо в ладонях. Его плечи трясутся. Кусаю губу, чтобы сдержать поток слёз. —Они приедут через десять минут,—тихо говорю я, садясь на край кровати, которая по непонятным причинам кажется очень холодной. Маршалл падает на помятые простыни, устремляя взгляд в потолок. —Ким знает? —Нет. Позвонить ей? —Не сегодня. —Я уеду, когда парни будут тут,—решаю, что это самое разумное, что я могу сделать. —Я могу спросить что-то?—он поднимается на локтях, поджав губы. Это что-то серьёзное? —Конечно,—киваю для подтверждения своих слов. —Ты считаешь меня плохим человеком? —Откуда такие вопросы? —То, как я вёл себя, когда мы познакомились. Когда я был пьяный и всё такое, понимаешь? Я был отморозком по отношению к тебе. Если ты помнишь... И я осознаю, что это первый раз, когда мы говорим об этом. Никогда ещё мы не обсуждали наше знакомство и первые впечатления. Мы как-то перешли на новый уровень, даже не разбираясь в том, как всё начиналось. —Да, я помню, но это было год назад,—и это правда. Он раздражал меня сначала. Очень сильно. —Ты думаешь, я плохой человек? Почему я не могу, например, нормально строить отношения? —Я считаю тебя хорошим человеком, Маршалл. Ты не плохой, ты просто мудак временами,—пожимаю плечами, уставившись на валяющуюся на полу толстовку. Постоянно, когда я хочу её поднять и закинуть в стирку, он говорит, что не нужно. Парень слегка улыбается, но его лицо всё ещё пропитано тоской и горечью. Мне кажется, они теперь навечно запечатаны в его улыбке, серо-голубых глазах и напряжённых скулах. Он всегда напрягает скулы и поджимает губы, когда чувствует себя сломленным. Возможно, это попытка выдать боль за гнев. —В первый день, когда мы встретились... Тогда в машине ты сказала что-то типа: «Ты мудак, ты знаешь это?», и я был в шоке, что ты вот так взяла и нагрубила мне. Ты выглядела не как девушка, которая может поставить на место одной фразой. Я молча слушаю его, слегка улыбаясь. Людей нельзя перебивать, если они начинают затрагивать темы, связанные с прошлым. Иначе есть риск, что они не откроются до конца, и между вами останется недосказанность. Мне кажется, что он говорит это, потому что боится, что я тоже могу уйти. И поэтому он ощущает необходимость раскрыть все карты сейчас, чтобы разобраться со всем. —И это было странно, понимаешь? Я подумал типа: «Что за неадекватная сука?». Но потом... Я не знаю, мне, вроде как, понравилось тусоваться с тобой. Может, я просто запрограммирован на общение с поехавшими суками, я не знаю. И я до сих помню, как ты угрожала отбить мне яйца, когда я не давал тебе подняться с земли... Это было... Перед Рождеством? Воспоминания вызывают тихий смех у нас обоих, и я рада, что он хоть на немного вытащил себя из состояния полусмерти. —Да, и я бы действительно сделала это. —Я не сомневаюсь,—что-то в его взгляде говорит, что именно это он и имеет в виду. —Ты улыбаешься! —Если бы Ронни был жив, то всё было бы идеально сейчас... Его жизнь находится в полном беспорядке, все его проблемы создают хаос в его голове, его мечты и цели на будущее выглядят чертовски сюрреалистично, но он говорит, что всё могло бы быть идеально, будь его дядя жив. Безумие? Через пару минут после нашего разговора приходят парни, и все они выглядят так, будто погиб кто-то из их семьи. Это неудивительно. Семья Маршалла—их семья. Они выражают соболезнования, обнимают его, хлопая по спине, и по очереди курят траву. Они даже благодарят меня, что я присмотрела за ним, потому что «ты же знаешь, как много беспорядочного дерьма он мог натворить, если бы был один». До того, как я покидаю дом, мне остаётся пару минут наблюдать за тем, как клубы дыма танцуют в воздухе, а затем исчезают, растворяясь в комнате, пока им на замену не приходят новые. Иногда такое же происходит и с людьми. Нужно потерять одного, чтобы найти другого. Я вижу, как сложно Маршаллу сохранять стойкость, потому что прилагая невероятные усилия, чтобы держать себя в руках, слёзы он держать в себе не может. Но никто не упрекает его в слабости. Это не слабость. Это ещё одно доказательство тому, что никогда ни к кому ни при каких обстоятельствах нельзя привязываться. Потому что люди уходят, а боль от потери навечно заседает колким ощущением в груди. Как будто клинок, помещённый в грудную клетку. И каждый раз, когда ты делаешь вдох, он разрывает лёгкие на части. После этого вечера он всю неделю лишь лежал в постели и редко кого-нибудь к себе подпускал. Мне не нужно было тогда уходить... Его дом превратился в место, от которого веяло пустотой, хотя он не пустовал. Пару раз я приходила навестить его, но он давал мне понять, что мне лучше уйти. Как будто разговора о том, как много я значу, не было. Затем состоялись похороны Ронни. И Маршалл отсутствовал. Дебби была так убита горем, что пожелала своему сыну смерти, обвинив его в том, что её брат ушёл. И в тот вечер мы с ДеШоном были там. И в тот же вечер мы с ним поссорились. И всё потому, что я не умею правильно формулировать свои мысли и говорю то, что не имею в виду. Но всё закончилось лучше, чем я могла подумать. —Эта сука!—Маршалл швыряет телефон в холодильник. Его лицо выражает абсолютную злость. В последний раз он был таким в ту ночь на дне рождении Джейка. Даже когда Ронни умер, он не был так зол. Парень упирается лбом о стену и ударяет по ней кулаком. Это его способ избавиться от накопившихся эмоций. Я, например, в своей голове убиваю людей, которые меня бесят. Маршалл же колотит руками и ногами по первому, что попадётся на пути. И я не знаю, что более странно. От моих методов, по крайней мере, никто ещё не пострадал. —Чувак? Что она сказала?—Пруф подбегает к другу, пытаясь привести его в ум. Я тихо сижу за столом и убеждаю себя, что мне нельзя плакать. Он пугает меня, когда выведен из системы. —Она, блять, сказала, что я не пришёл на похороны, потому что это я... Я виноват!—его голос переполнен не только ненавистью и отчаянием, но и усталостью от бесконечной борьбы без просветов и отдыха. Я не могу поверить, что Дебби могла сказать что-то подобное. Да, у них ужасные отношения. Да, она потеряла младшего брата. Да, ей так же больно, как и Маршаллу. Да, она сама не знает, что говорит. Но это... Это не оправдывает её слова. Маршаллу чертовски тяжело, а она буквально выставляет его злодеем. Он по-настоящему болезненно переживает произошедшее, и остаётся лишь догадываться, что творится в его системе сейчас. —Дерьмо, мужик, ты хочешь лечь?—предлагает ДеШон, когда Маршалл сползает по стене, держась за голову. Я всегда поражалась тому, каким многогранным человеком является ДеШон. В одну секунду он может рассмешить Вас, в другую—дать дельный совет, а в третью—помочь Вам оправиться после травмы. В одну секунду он грёбанный миротворец с венком из оливковой ветви, а в другую—бунтарь и самый громкий человек в компании. Моя мама была такой... —Я хочу, чтобы она сгорела в аду,—парень, вероятно, уже достиг точки кипения, раз подобные слова покидают его рот. Я ничего не могу сделать и чувствую себя бесполезной. Но я не могу вмешиваться сейчас. Эти двое прекрасно знают друг друга. А я... Я немного не вписываюсь. —Скажешь ей об этом, когда увидишь,—Пруф помогает Маршаллу подняться на ноги,—Шерил? —Да?—поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с заплаканными глазами Маршалла. Он ведь не винит себя? —Присмотришь за ним?—умоляюще просит Пруф, открывая дверь в спальню. —Хорошо. ДеШон уходит в аптеку за некоторыми лекарствами, и тишина начинает давить на меня со всех сторон. С потолка и со стен. Но это нормально. Это даст ему немного пространства, чтобы навести порядок в своей голове. —Ты можешь поверить в это?—внезапно спрашивает парень спустя десять минут безмолвия, сбрасывая с себя одеяло. —Нет. —Она сказала, что лучше бы она сделала аборт,—сглотнув ком в горле шепчет Маршалл,—Я слышал это миллиард раз, но сейчас она правда сказала то, что имела в виду. Я не могу даже представить, что чувствует человек, когда родная мать бросает ему в лицо фразы о том, как она жалеет, что не избавилась от него. Я бы возненавидела свою мать, если бы она была такой по отношению ко мне. Но Маршалл... Он отправляет ей деньги и обеспечивает своего младшего брата, буквально являясь его опекуном. Может, Маршалл не видел примера нормальной семьи, поэтому и принимает такую картину родственных взаимоотношений как нечто обыденное. —Она просто злится на всех. Как будто злость является оправданием... —Она сказала: «Жалею, что умер он, Маршалл. Лучше бы это был ты!»—почти плачет парень, сжимая простыни,—Ты думаешь, я виноват? Я мог бы предотвратить это? —Нельзя предотвратить смерть, Маршалл,—как можно убедительнее утверждаю я, убирая тарелку со стула в его комнате. Он редко выходит отсюда. Это стало его крепостью от внешнего мира. —А что, если я мог поговорить с ним? И ему стало бы лучше? Дебби права... —Она не права! —Лучше бы умер я. —Почему ты так говоришь? —Потому что я не хочу жить! —Маршалл, Ронни тоже не хотел жить, раз так поступил! Но от этого не становится легче!—почти кричу я, но до меня сразу же доходит, что я только что сказала,—Нет, я... —Уходи,—холодно произносит он. Линия его челюсти становится более чёткой, а голос выражает чистый гнев. —Я не это... —Ты, блять, глухая?!—он срывается и по-настоящему злится на меня. Я не могу даже объяснить? —Выслушай меня,—вздрагиваю от страха, но не позволяю слезам найти выход. —Просто иди нахуй! —Маршалл... —Показать, где тут обоссанный выход? —Так, что здесь происходит?!—ДеШон входит в комнату и кладёт руку мне на плечо. —Эта шлюха,—он кивает в мою сторону—сказала, что Ронни всё равно умер бы, потому что не хотел жить. —Я не это...—начинаю я, но Маршалл бросает на меня предупреждающий взгляд. —Дуди,—Пруф бросает пакет с лекарствами на стол,—Шерил просто сказала какое-то дерьмо, которое ты понял не так. Угомони свой нрав! И не называй её так! Ничто не даёт тебе права так о ней говорить! —Я не хочу видеть эту суку здесь. —Эта «сука» не бросила тебя, когда ты нуждался в поддержке. Ты хотя бы понимаешь, что она сидит сейчас с тобой, хотя у неё выпускные экзамены в этом году? Она торчит тут в сраную субботу, когда люди обычно отдыхают, потому что твоя белая задница является её другом. Ты думаешь, у неё нет других дел? —Пусть идёт и занимается своими делами. По прежнему не нахожу сил посмотреть на него. У меня даже нет желания возразить ему. Как легко разрушить отношения с людьми... —Да-да, мы поняли. Ты злишься не на тех людей, Маршалл. Меня поражает, каким прямолинейным может быть ДеШон. Сколько ещё скрытых качеств у него есть? То, что он на моей стороне в этой ситуации, немного упрощает моё положение. Но Маршалл упрям. Феноменально упрям. —Мне всё равно. —Мужик, да, мы понимаем, что тебе хреново, но не поступай так с ней! —ДеШон...—хочу его остановить, пока это не зашло слишком далеко. —Шерил, он не прав, не оставляй это так. —Он не будет сейчас разговаривать. —О да, это так, поэтому можешь не задерживаться,—пугаюсь, когда его взгляд, полный ярости, пересекаются с моим. —Маршалл!—восклицает Пруф после того, как я покидаю комнату, позволяя слезам просто катиться по щекам. Я же знала, в каком состоянии он находится. И всё равно позволила себе ляпнуть что-то тупое. Сейчас он просто сосуд для всех далеко не положительных эмоций. Страх, ненависть, разочарование, враждебность, агрессия, презрение... Как только я беру свою сумку и надеваю куртку, чтобы уйти из дома, я чувствую, ладонь ДеШона на своей спине. Он всегда делает так, когда хочет успокоить. —Эй, не уходи, хорошо? Я поговорю с ним. —Не нужно. Я не думаю, что он простит меня за это. Он просто сказал, что хочет умереть вместо Ронни, а я сказала какое-то нелогичное дерьмо и... Если бы мне когда-нибудь сказали, что моя мама хотела смерти, то моя реакция... Я бы разорвала этого человека на куски. Я просто хочу оказаться в альтернативной Вселенной, где всё хорошо! —Твоя мама не убивала себя, Шерил! И это другое!—его лицо принимает какой-то раздраженный оттенок,—Ты просто оступилась. Он лажает каждый божий день, но ты ведь не смешиваешь его с грязью из-за этого? У всех есть право на чёртову ошибку. Ему будет плохо без тебя. —Спасибо, что ты на моей стороне, но со мной ему ещё хуже. —Сядь на диван и дай мне пять минут,—приказывает он со строгостью старшего брата. —Ты только сильнее его разозлишь. —Посмотри на меня, я не боюсь этого ублюдка, я могу уложить его за считанные секунды,—его самодовольная улыбка немного поднимает настроение. —А если он правда не хочет больше меня видеть? —Ты видела себя? Только гей не захочет тебя видеть. —Я знала, что между вами что-то происходит,—хихикаю я, сильнее сжав сумку в руках. —Катись нахер, Шерил,—смеётся он, оглядываясь на спальню Маршалла и готовясь пойти поговорить с ним. —Мне нужно уйти. Так будет лучше. —Ты беспокоишься о нём?—спрашивает Пруф, ссылаясь на Маршалла. —Конечно. —И ты хочешь, чтобы ему стало лучше? —Да. —Тогда ты остаёшься. —Но я уйду, если через пять минут ничего не изменится,—да, я торгуюсь. Но кто так не делал? —Я обещаю, что всё исправлю и вправлю ему мозг. Пять минут. Пять бесконечно длинных, мучительных, тревожных минут. Ожидание—страшная вещь. Не знаю, о чём они говорят, но знаю, что для Маршалла этот разговор—пытка. Он никогда не признает, что не прав в этой ситуации, потому что даже я понимаю, что не права я. Когда ДеШон выходит из комнаты и одевается, чтобы уйти, я начинаю беспокоиться и подозревать, что разговор прошёл не самым гладким образом. Он замечает мой вопросительный взгляд и усмехается. —Он в норме. Вам нужно немного поговорить, хорошо? Без меня. Я не вынесу всей этой сопливой херни. Я не рождён для этих девчачьих штук. Я слишком суровый для этого —Нет, я не могу. Он ненавидит меня сейчас,—последнюю часть я говорю шёпотом, потому что Маршалл выходит из комнаты. —Он не собирается тебя убивать, Шерил. Он всё понял. —Не уходи, пожалуйста!—невольно задерживаю дыхание, когда Маршалл делает шаг в моём направлении. —Извини, вы должны выслушать друг друга!—с этим он выбегает за дверь, оставляя меня наедине с человеком, который меня не переносит. Я тебе это припомню, ДеШон... —Шерил,—Маршалл первым ломает лёд молчания,—Не избегай меня в моей чёртовой гостиной,—замираю от звука его дрожащего голоса. —Я не хотела говорить это, правда,—мои глаза заполняются слезами. Опускаю голову и замолкаю. —Я не хотел кричать на тебя. И я не хочу, чтобы ты уходила. Я говорю много дерьма, когда злюсь, но я работаю над этим. Это просто... Я такой... —Пожалуйста, не злись. —Я не злюсь. —Я всё испортила... —Ну вообще... Да, ты всё испортила,—улыбается парень, садясь на диван рядом со мной,—Только не говори Пруфу, что я сейчас сказал это, ладно? Он сказал, что утопит меня в озере, если я тебя обижу. —Ты ненавидишь меня. Он молча втягивает меня в объятие. Мой пульс учащается. Чувствую, как быстро бьётся его сердце. Хотелось бы быть причиной этого. Его пальцы путаются в моих волосах, а губы касаются лба. Казалось, совсем недавно он был готов направить в мою сторону пистолет и расплыться в дьявольской улыбке, нажав на курок. —Я не ненавижу тебя,—шепчет он мне в ухо, слегка усмехнувшись. Если он меня не ненавидит, то, значит ли это, что его чувства ко мне противоположны ненависти? Очевидно, что нет. Я не ненавижу многих людей, но я и не люблю их. Да и ненависть не противоположна любви. Я читала, что эти понятия сосуществуют так долго, что стали одним целым. Любви противопоставлено безразличие. И это явно не то, что я испытываю к Маршаллу. Но, может быть, это то, что испытывает он. —Но я сказала... —ДеШон потратил вечность моего сраного времени, чтобы объяснить, что ты имела в виду не это! Ты хочешь испортить всё? Он выйдет из себя и будет пострашнее меня. —Ушло пять минут. —Я так и сказал. —Если для тебя пять минут—вечность, то неудивительно, что никто не задерживается в отношениях с тобой. Его грудь трясётся от смеха. Это может говорить о том, что всё не так плохо. —Ты сука! Как давно ты говоришь обо мне всякое грязное дерьмо? —С самого первого дня. Я назвала тебя мудаком,—гордо отвечаю я, радуясь смене его настроения. —Но ты никогда не комментировала мою сексуальную жизнь. —Потому что я не хочу туда лезть. —Но ты хочешь быть её частью, признайся, сука. —Что насчёт Дебби? Вы будете решать это? Маршалл вздыхает, подбирая слова. —Ты умеешь портить настроение, Тесс. —Не называй меня... —Алекс называет тебя так. —Но ты не можешь. —Сука. —Давай лучше поговорим о том, что случилось. Я уже знаю, что я сука. —Мама позвонила и кричала за то, что я не пришёл на похороны. Но это было слишком сложно для меня, понимаешь? Я не мог пойти туда и смотреть на это. Я просто... И она призналась, как жалеет, что не избавилась от меня. Потом она сказала, что я не имею права скорбить, потому что Ронни... Ронни умер из-за меня. И на его месте должен был быть я. —Это ужасно, Маршалл. Ты не должен чувствовать вину за это. —Нет, ты не понимаешь. За два часа до того, как выстрелить себе в голову, он звонил мне шесть раз. Он хотел поговорить. И он... Он редко звонит вечером. Это было что-то важное. А меня не было дома, чёрт возьми! Я виноват! —Но это... Это не даёт ей причин говорить такое о тебе. —Она так не считает. —Мне очень жаль, Маршалл. —Ты останешься ночью? —Ты не скормишь меня крысам в подвале? —Я не планировал, но ты подкинула отличную идею. Мы много говорили в ту ночь. Маршалл рассказывал истории о Ронни, и впервые за долгое время он говорил о нём с улыбкой. Я уверена, что он найдёт способ справиться с этим. Ему просто нужно время.