Моя душевная подруга

— Сулейман? — упавшим голосом произнесла я. Внезапно в глазах потемнело, и последним, что я помнила, были холодные глаза Султана. Я с трудом разлепила свинцовые веки и огляделась. Надо мной стояла лекарша, но Сулеймана не было. — Что со мной? — настороженно спросила я, схватившись за голову. — Госпожа, сказать ещё трудно, но похоже, что вы… Зная, что она скажет, я процедила: — Молчи! Достав из рукава мешок золота, я протянула его женщине. — Это тебе за молчание. — заметив Сулеймана на балконе, я добавила: — Скажешь Султану, что я просто переволновалась. Еще до конца не осознавая ситуации, я откинулась на подушку, держась за голову. Пришедший Сулейман вопросительно посмотрел на лекаршу. — Махидевран Султан просто переволновалась. С госпожой все в порядке. — поклонилась она. Сулейман кивнул, и женщина вышла. Слегка дрожа, я испуганно глядела на Повелителя. — Махидевран. Скажи мне правду: это ты отравила Хюррем? — с грозным видом повторил он свой вопрос. — Повелитель… — выдохнула я. — Мое сердце разрывалось от горечи, от вашего ко мне невнимания… — увидев его сердитый взгляд, я прикусила губу. — Но отравить Хюррем и невинное дитя я бы не посмела. Наступило молчание. Оно сильно меня пугало. Глаза Сулеймана бегали, а рука была сжата в кулак. — Повелитель… — приподнялась я, положив руку на его плечо. — Мой Султан, обрадуйте свою рабыню… Я так скучала по вам… — бархатно шептала я, находясь на грани отчаяния. Сулейман был неподвижен, но потом вздохнул и заключил меня в объятия. — Надеюсь, Махидевран, что я не ошибся, поверив тебе. Поверь, Сулейман, это лучшее, что ты сделал за последние несколько месяцев. Гюльфем Хатун. Как я и ожидала, Махидевран удалось отмазаться перед Султаном и даже провести с ним ночь. Конечно, я удивилась, но, быть может, с моим вторжением в эту Вселенную Маха вдруг поумнела. Мне было все равно. Жаль было лишь Хюррем, потерявшую своего ребёнка, который должен был скоро родиться. Но если она потеряла первенца, значит, и остальные дети могут не родиться. Может быть, Хюра уже в пролете. Забавно выходит, однако. Хорошенько покопавшись в библиотеке, я нашла несколько книг про архитектуру. Когда я открыла одну из них, то ужаснулась: вместо адекватных русских букв были нарисованы иероглифы, но, как оказалось, попав сюда, я автоматически стала понимать турецкий. Меня все устраивает. Я перечитала их от корки до корки, стараясь постигнуть хотя бы азы, и не ударить в грязь лицом перед греческим красавчиком. В любом случае, если что-то пойдет не так, всегда можно стоять и глазеть на творения грека с самым умным видом. Город, в который мы поехали (а зачем вообще было ехать туда, имея лишь самые смутные представления о начальном эскизе, если можно было почирикать в теплых покоях?) находился в самом что ни на есть захолустном месте. Карету трясло, мне казалось, что я не доеду, а развалюсь вместе с ней. Все части тела отняло, а воздуха не хватало. Еще пришлось нацепить этот душный стремноватый платок, чтобы, очевидно, окончательно отдать концы. Зато «трофеем» за эти адские мучения был Ахиллес собственной персоной. Он сидел напротив меня, уткнувшись в свою тетрадь. Одного его вида хватило, чтобы я была готова пережить еще тысячу подобных поездок. Он практически не разговаривал со мной, что-то усердно чертил, временами задумчиво глядя в окно. Интересно, что он там высматривал? Окна в каретах были просто кошмарными, не пропускали воздуха, так что ни свежестью подышать, ни на деревца не полюбоваться. XXI век с крутыми кондиционерами и удобными окнами в автомобилях явно выигрывает. Наконец-то карета остановилась, и мы сошли. Вокруг были какие-то деревца, а ноги охлаждала неприятная грязь. Я послушно пошла за Ахиллесом, придерживая рукой этот треклятый платок, потому что дул сильный ветер и он все норовил слететь. К счастью, пробирались через леса мы не долго. Выйдя на какую-то лужайку с чёрной травой и хилыми кустарниками, мой спутник остановился. Он передал мне желтоватые сверки, и мое сердце остановилось вместе с ним. Я расправила полотно и, держа его на весу, поднесла к нему. Александр что-то усердно чертил на листе и наклонился так низко, что его кудрявая голова находилась совсем рядом с моей, я почувствовала его горячее дыхание. Притворившись, что я вникаю в его каракули, я подошла к нему почти вплотную. Так бы и сжала его сейчас в объятиях! Ладно, подкаты это не мое. Одно дело султан, для которого иметь сотню баб — обычное дело, а другое этот ахритектор, свободный, простой однолюб (а такой только и может быть однолюбом, я уверена), готовый умереть рядом со своей любовью. Наше отличное приближение длилось недолго, потому что вскоре Александр отстранился от листа и выпрямился, задумчиво крутя в руках карандаш и глядя вперед. В следующую секунду он повернулся ко мне, и я вздрогнула. Ах, эти пронзительные зелёные глаза! Лужайки, брокколи, горошенки, с чем мне их ещё довелось сравнить? Но он даже не заметил моего замешательства, а протянул ко мне руку с карандашом. Задержав дыхание, я аккуратно обхватила его, но промахнулась, задев его пальцы (нет-нет, я не специально, честно). Его взгляд выразил недоумение, но скорее не от моего движения, а от той медлительности, с которой я совершила это простое действие. Он был полностью погружен в свою любимую работу, это я поняла по его горящим глазам. Такие бывают только у счастливого человека, такие были и у меня, когда я получила свою маленькую роль, когда-то… Только не слезы. — Я предлагаю придать куполам несколько иную форму. Как вы считаете? В этот момент моё сердце окончательно защемило, я с трудом сфокусировалась на листе, но увидела там лишь очертания мечети. Но не зря же я вызубрила столько книжек по архитектуре? Лёгкой рукой я вывела замечательные купола, гордо уходящие ввысь, отчего картина, признаю, обрела совершенно другой, прекрасный вид. Не знаю, какие купола он имел ввиду, но эти, видно, ему понравились. — Несомненно, у вас талант. — признал Александр, вновь склонившись над своей долгой работой, а я, впервые за все пребывание в XVI веке, счастливая, мечтала навсегда остаться здесь, в этом Богом забытом месте, окруженная тихим шелестом кустарников и его порывистым, теплым дыханием.