***
– Я не пущу вас без уведомления, – Гермиона услышала требовательный голос Фрэн, приглушенный деревянной дверью, разделяющей ее кабинет и приемную. – Мистер Уизли, вы же знаете правила, – почти прохныкала секретарь. Гермиона приподняла брови. Рон собирается ворваться к ней? Она едва успела убрать с лица удивленное выражение, когда дверь распахнулась. – Обойдемся без формальностей, – Гарри Поттер решительно вошел в дверной проем. За ним следом шел сконфуженный Рон. Он посмотрел на нее извиняющимся взглядом, переводя тот на ничуть не смущенного Поттера, затем опять на нее, отбивая азбукой Морзе невербальное: «Прости его. Он же не знает, как у нас теперь все устроено». Из-за широкой спины Уизли выглядывала Фрэн, которая не понимала, как ей действовать: с одной стороны у нее есть должностные инструкции, а с другой сам Гарри Поттер. – Франческа предложи господам напитки, – окинув напряженным взглядом свободно усаживающегося в кресло для посетителей Гарри и застывшего, как под Петрификусом Рона, добавила, – какие им будет угодно. Спустя семь довольно неловких минут, в которые Рональд не шелохнулся на небольшом кожаном диване, стоящем в углу кабинета, а Гарри насвистывал веселую мелодию, перед ними материализовались напитки. Рон, глотнув сразу полпорции своего огневиски, опасливо покосился на зеленую жижу в руках Поттера. Гермиона перемешивая тонкой ложкой капучино делала вид, что ее совсем не удивляет, как это Фрэн смогла достать матчу в самом сердце Министерства Магии. Она и сама узнала совсем недавно про этот чай только потому, что Моника решила стать адептом здорового образа жизни. – Итак, – кружка с новомодным напитком стукнула о поверхность отполированного стола из красного дерева, – этот фарс скоро закончится? Гарри прямо смотрел на Гермиону и она, решилась, наконец ответить ему тем же. Щетина, отросшие волосы, глаза, которые больше не перекрывали стекла круглых очков, две маленькие вмятины сверху и снизу той брови, над которой шрам не разрезал лоб – чужой человек. Даже взгляд скрытный и лукавый. – О чем ты? – Брось, Гермиона. Когда ты стала такой слизеринкой? Поттер и бровью не повел, когда за его спиной Рон закашлялся. Он сканировал подругу детства своим зелеными рентгеновскими лучами. Вот этот взгляд был знаком хозяйке кабинета, но она подавила все ностальгические волны, которые только набирали сил, чтобы накрыть ее с головой. Памятуя об уроках лучших мастеров в области сокрытия эмоций, Грейнджер медленно отпила свой кофе. – Ладно, давай я начну с новостей. Мы напали на след Рабастана. Он засветился в Бостоне. В МАКУСА считают, что нам стоит объединиться и тогда последние из Пожирателей будут пойманы. Все-таки Лестрейнджи подданные магической Великобритании, и мне нужен документ, разрешающий… – Я знаю протокол, Гарри. Но мы скоро сильно продвинемся в поимке Родольфуса, а за ним последует Рабастан, и нам не так уж нужно это сотрудничество. Правильно Рональд? В конце концов, в МАКУСА не сильно хотели помогать нам во время второй магической войны, а когда почти все уже сделано… – Гермиона, – Рон заставил перевести ее взгляд с мягко-улыбающегося Поттера на себя. – Разве это не то, что ты хотела? Не играть в грязные игры Малфоя и заодно найти выход. – Малфой? Он тут при чем? – Гарри слегка оживился и повернул голову к Уизли. Про выбор даже и говорить не стоило. Правильное решение маячило перед лицом неоновой вывеской: «Согласись с Гарри!». Согласись и тогда появиться шанс снова найти близость между вами тремя, как раньше, когда очередная сложная задача сплочала. Согласись, и вы с Роном пройдете это болезненное расстояние навстречу друг к другу. Согласись, и пустое место в груди заполнится большим количеством любимых людей. Согласись и ты продвинешь карьеру на политическом поприще честно. Согласись и будешь отомщена. Согласись, и Малфой никогда больше не появится в твоей жизни… «То, что я беру максимум из предложенных мне обстоятельств, вряд ли противозаконно». «Не так уж и важно, что родители не помнят правды – они любят тебя. Уверен, что ты для них самая настоящая дочь. Это больше, чем могут похвастаться многие, Грейнджер». «Это больше, чем могут похвастаться многие». «Будь уверена, если я что-то делаю, то я хочу ЭТОГО». – Рон, ты ведь призывал меня подумать. Не пойми неправильно, но разве это не слишком поспешное решение сейчас? Я имею в виду, что нам стоит обдумать все на самом деле тщательно. Рональд смотрел на нее, медленно приоткрывая рот. Гермиона становилась действительно странной, когда дело касалось белобрысого хорька. И он не ревновал ее. Вернее, не так: он не ревновал ее, как женщину. Но как человека, который должен быть всегда на его стороне – да. Конечно, они так далеки от тех старых себя, что и думать смешно, но ведь она же где-то там? Их Гермиона с таблицами, в которых отмечала даты подготовки к экзаменам и ужасно связанными шапочками для домовиков? С ее искренними эмоциями и огромным сердцем? Задержав на ее лице взгляд еще какое-то время, Рон повернулся к Поттеру: – Малфой предложил сделку: у него есть имя человека, который является Хранителем заклятия Доверия. Но это все еще требует долгой проверки. И потом, не известно в особняке старший Лестрейндж сейчас или нет. – А что взамен? – Поттер повернул голову обратно к Гермионе. – Освободить Люциуса. Но он умирает, понимаешь? В общем Рон был согласен, а я нет… – Я был согласен, пока не появились более реальные перспективы. Да и что сейчас обсуждать? Чтобы мы не думали, совет все равно согласится работать с МАКУСА, когда узнают с чем пожаловал Гарри. – Если сделка не осуществится к этому времени, – тихо пробормотал Поттер, опустив голову вниз к сцепленным в замок рукам. Его казалось неимоверно увлекло, как большой палец правой руки проделывал круг вокруг большого пальца левой, не задевая тот. Рон откинулся на спинку дивана, закрывая лицо рукой и выдавливая из себя стон. Гермиона шумно выдохнула, внимательно глядя на Поттера. Тот поднял голову попеременно глядя на каждого из своих старинных друзей. – Ничто не мешает мне забыть на время о рабочих обязанностях, правда? У меня так много дел: в Мунго позвали на открытие нового крыла для больных Ликантропией. Невилл написал от лица администрации Хогвартса – пригасили на финал по квиддичу. А Молли так вообще ни на шаг не хочет меня отпускать, ну ты знаешь ее, – небрежно бросил Поттер, не заметив, как лицо Гермионы застыло. – Потом я, конечно, вспомню, с чем пожаловал, но сделка уже произойдет. В итоге все останутся в выигрыше. Уверен, что оба Лестрейнджа лучше, чем один, – он подмигнул Гермионе. – Ты пойдешь на это? – спросила та с недоверием. – Ты уже все решила, Гермиона? Чем же он так быстро выбил твое расположение? Ты такая сговорчивая, когда дело касается хорька, – Рон говорил резко, словно ударяя ее каждым вопросом. – Я ещё ничего не решила, Рональд! И никакой битвы за мое расположение не было, – она старалась дышать размеренно, засовывая инцидент с поцелуем на задворки сознания. – Возможно это и правда более выгодно тактически – взять обоих Лестрейнджей одновременно. Разве нет? – Да, но… – Вот и отлично, – Гарри опять поставил кружку с громким стуком. – Рон займется деталями. Ну, мы и так достаточно отвлекли тебя от работы, Гермиона. Ножки стула заскрежетали по полу. Гермиона запаниковала, не понимая от чего больше: от принятого наспех решения, или что больше не увидит Гарри. – Нет, подожди. Я не… То есть, не уходи, – Гарри тепло посмотрел на нее. Гермиона зардевшись, прочистила горло. – Дай время подумать до завтра. Ты где остановился? – В Норе. – Ах да, конечно, – тихо пробормотала девушка. – В общем, утром пришлю сову. Поттер кивнул. Рон встал, засунул руки в карманы, вжал шею в плечи и смотрел исключительно на рисунок ковра. Гермиона посмотрела на него в надежде, что тот поднимет взгляд. Но Рон вышел, пялясь с таким усердием на свои ноги, что можно было подумать, его первостепенной задачей было пересчитать количество клепок на высоких ботинках. Девушка откинулась на спинку кресла, прикрывая глаза, когда парни тихо вышли из ее кабинета. В этот раз Фрэн не заглянула, понимая, что эти вопросы из разряда личных, и лучше сейчас не заставлять начальницу держать лицо.***
– Зачем тебе это? – Рон пропустил Гарри вперед, открывая перед ним дверь в один из потаенный коридоров министерства. – Это моя работа – ловить преступников, тебе ли не знать. Рону послышался смешок в голосе Гарри, и он раздраженно фыркнул. Какое-то время они шли молча, разнося эхо шагов в пустом пространстве. Их тела отбрасывали тени, растущие по мере того, как они отдалялись от факелов, едва освещающих этот коридор, больше похожий на подземный лаз. – Почему мы общаемся? – задумчиво протянул Гарри. – Ты угостил меня лягушкой, помнишь? Сначала это была банальная вежливость, а потом уже стало слишком поздно прекращать. Только не после того, как шахматы пытались убить меня, как считаешь? – Рон самодовольно хмыкнул. – После того как я уехал, почему? Я же не писал и вообще. – Слушай, – Уизли резко сметил тон, как всегда делал, когда шуткам было не место. Он чудесно улавливал эту грань, за которой уже невозможно было разрядить обстановку. – Мне было хреново, тебе было хреново. Я не считал и не считаю, что мы сообща могли как-то уменьшить степень дерьма, в котором оказались после всего. Не сразу. – А она? Ты писал, что все изменилось, но чтоб настолько? Не знаю, что должно было произойти между вами, чтоб вы докатились до такого. Как будто два самых чужих человека друг для друга, – Гарри покачал головой. – Черт, Гарри, – вспылил рыжий. – Она изменилась. После того, как вернулась из Хогвартса, я перестал ее понимать. Соплохвост ее разбери, что она теперь хочет. – Думаю, Гермиона хочет простить. И не стоит отбирать у нее эту возможность.***
Гермиона аппарировала в свою гостиную с хлопком, эхо которого откликалось еще несколько секунд. Безучастно озираясь по сторонам, будто выискивая что-то в огромной комнате, девушка опустилась на большой диван, оббитый сапфировым бархатом. Прошлась взглядом по стройным рядам молдингов, разместившихся на однотонных темно-синих стенах, слегка задерживаясь на позолоченных бра. Их количество было четко выверено, и комната, когда источником света были только они, тонула в приятном полумраке. На каминной полке пару подсвечников тоже задержали ее внимание. Но не было рамок с фотографиями, чтоб продолжать рассматривать. Справа от камина прям на полу, опираясь на стену стояла большая картина, превышающая размеры оного. Когда Джин впервые увидела репродукцию тициановской Юдифь, то не могла вымолвить и пару фраз. Потом, повернув голову к Гермионе, приподнимая длинные медные брови, не удовлетворилась движением плеч подруги, транслирующим равнодушие, но решила промолчать. Гермиону, как и Юдифь, которая безмятежно держала на подносе голову Олоферна, не пугала отрубленная часть тела. Ее завораживал взгляд девушки. Не было отвращения, раскаяния или ужаса от содеянного. Как и не было гордости или маниакальной радости. Нет, было похоже, что произошло то, что должно. И Юдифь была во всей этой реальности легкой и гибкой, но не сломленной. И тот факт, что это ее руки обезглавили человека, казалось ничуть, девушку не смущал. Но что-то мешало Гермионе прикрепить эту картину на стену окончательно. Какое-то внутреннее противоречие, с которым она никак не могла разобраться. Следом по периметру комнаты, на противоположной от большого окна стене, за приглушенными стеклянными дверями была ниша, в которой стояли книги. Ровными рядами от пола до потолка в одинаковых синих обложках с золотым орнаментом. В таком виде они теряли свою настоящую магию, зато идеальный фасад был сохранен. Зачем она так сделала? Ведь больше не получается испытывать и половину тех сильных эмоций, которыми обычно ее одаривали бумажные друзья. Нельзя было провести пальцем по старинному фолианту, ощущая на подушечке несовершенства, рассказывающие историю странствий книги, и нельзя было представить тепло рук, в которых она побывала до Гермионы. Не было трепета, рождающегося где-то в середине грудной клетки, перед особенно ценными экземплярами. Глаза больше не хотели рассматривать от уголка до уголка, выискивая незначительные детали. Безупречный фасад. Вот чем она ощущала себя сейчас. Все силы только и уходили на то, чтобы поддерживать себя в этом состоянии. – Драко! Да как ты можешь? – Она глотала ртом воздух, а руки упирала в бока, чтобы удерживать их и не начать беспорядочно размахивать от беспомощности, выглядя при этом глупо. Гермиона ждала начала Трансфигурации, зарывшись глубоко носом в новый выпуск специализированного журнал, когда услышала особо громкую возню справа от себя. На перемене всегда было шумно, но чаще это напоминало шум пчелиного роя, что не отвлекало от изучения нового материала. Сейчас в нескольких метрах от себя она увидела группку кричащих и жестикулирующих студентов, большая часть из которых были ее одногруппниками. Решительно растолкав учеников, Гермиона ворвалась в первые ряды кричащих: кто-то из них ликовал, кто-то возмущался, и тихо ахнула. Эрни Макмиллан безуспешно пытался прикрыть лоб рукой, на котором болезненные на вид гнойники образовывали слово «SCUM*». Его рукам все время мешали шелковые черные ленты, которые хлестали по запястьям, оставляя красные борозды на коже пуффендуйца. И эти чертовы ленты, Годрик помоги, были наколдованы палочкой Драко Малфоя. А блондин, довольно ухмыляясь, ловко управлял ею, пресекая попытки Эрни спрятать лицо или уйти. – Сейчас же прекрати! – Ей пришлось повысить голос, потому что даже рядом стоящие не обращали внимание на Старосту девочек, что уж говорить о зачинщике и его жертве. Драко повернул голову в ее сторону. Его глаза сузились, ноздри расширились и губы стали тоньше, поджимаясь. Но уже через несколько секунд он расслабил все мышцы, переодеваясь в скучающую надменность. Она уставилась с недоверием. Забыла уже, что Драко Малфой может так на нее смотреть. – С чего это, Грейнджер? – хохотнул парень. «Потому что ты изменился»? «Потому что мы встречаемся»? «Потому что вчера ночью ты горячим ртом облизывал большой палец моей ноги. Влажно целовал ступню, поднимаясь выше к коленке. Закидывал мою ногу себе на плечо, жарко дышал на бедро, рассылая искры по всему телу. В твоем взгляде было обожание и восторг, которые заставляли тело покрываться мурашками едва ли не успешнее поцелуев. Продвигался выше и выше по ноге, пока лицо не скрылось от моих глаз и тогда твой рот наконец достиг…»? – Потому что ты нарушаешь школьные правила в присутствии Главной Старосты, Малфой, – нужные слова наконец нашлись. В тот день была первая по-настоящему весенняя погода и солнечные лучи, проникающие в окна, вместе с согревающими заклинаниями делали воздух в замке сухим и душным. Многие студенты пренебрегли мантиями, оставаясь лишь в рубашках. Гермиона не была исключением и сейчас пожалела об этом, ощущая, что взгляд Драко задержался на вырезе рубашки, который был больше привычного. Он, казалось, угадывал ход ее мыслей. Немного заводясь, забывая о чертовом пуффендуйском сплетнике. «Блядь, Грейнджер, не лезь. Ты только усуглубляешь». – Что-то я не вижу здесь Блейза, – Драко показательно приподнялся на носочки, якобы выискивая взглядом мулата, который, как он знал, еще не подошел к началу занятия, поверх голов зевак. – Мнение остальных меня не заботит, – холодно, прям ей в лицо. Гермиона дернулась. Часто заморгала, боясь заплакать. Выдохнула. – Минус тридцать очков со Слизерина, и ты сейчас же убираешь эту мерзость с лица Эрни. Драко смотрел на нее несколько мучительных секунд, которые стоили ей половину душевных сил, отведенных на этот день. Гермиона сжала губы, приподнимая подбородок, но глаз не отвела. Малфой усмехнулся, сделал невесомое движение кистью, и магия засосала ленты в его палочку. – Я не настолько всемогущ, Грейнджер, чтобы исправить такое лицо. Но благодарю за оценку, – Драко театрально склонил голову, презрительно посмотрел на Макмиллана и, подхватив свою сумку, начал пробираться через покорно расступающуюся перед ним толпу в сторону кабинета Трансфигурации. Гермиона тоскливо вздохнула и, собравшись, повернула обеспокоенное лицо в сторону Эрни. – Давай я посмотрю, Эрни, что можно сделать? – Она попыталась отодвинуть руки пуффендуйца от его лба. Макмиллан крепко прижимал ладони к лицу и отодвинулся от нее боком, будто опасаясь. – Нет. Я просто… Дай мне уйти в больничное крыльцо, – выпалил он. Гермиона отпрянула, опустила руки и поникла, отходя в сторону, давая однокурснику дорогу. ––––––– – Открой херову дверь, Грейнджер, – Драко со всего размаху стукнул ладонью по деревянному полотну. – Видит Мерлин, – прошипел он, – я больше не заговорю с тобой, если сейчас же не откроешь. Несколько долгих секунд он стоял в тишине. В голове разрасталась паника. Он был уверен, что она не откажется от него. Что давно приняла того человека, кем он являлся. Но вдруг нет? Сейчас он не был готов. Только не тогда, когда до конца учебы еще два месяца. Смотреть на нее каждый день и не иметь возможности прикоснуться. Или чего хуже: увидеть, как она не будет страдать. Заведет себе нового парня. Кого-то без дерьма в прошлом и без дрянного характера. Кого-то вроде Долгопупса. Будут вместе вести графики цветения бубонтюбера или склонив головы близко друг к другу, рассматривать морщинки мандрагоры прямо в Большом зале… Гермиона в его сознании, поднимает голову, задевая щеку Долгопупса мягкой прядью, посмотрит в глаза Драко и ее рот растянет ехидная улыбка. Затем она повернет голову и ее нежные губы приблизятся к лягушачьим губам гриффиндорца… Блядь, ты болен, Драко… Дверь в реальности резко распахнулась. Гермиона шмыгнула раскрасневшимся носом, презирая себя за слабость, но ничего не смогла поделать. Выжидательно смотрела ему в глаза. Она сделала свой шаг навстречу, теперь его очередь. Драко ненавидел оправдываться, но сейчас по-другому не получится. Он выдохнул, прикрыл глаза, собирая себя обратно после того, как рассыпался на кусочки мгновением раньше под взглядом, наполненным болью. Как только он увидел эти ее глаза, блестящие от слез, на которые он, придурок, ее обрек, ему тут же захотелось обнимать и просить прощения, но было нельзя. Он не должен был так уж обнадеживать ее. – Макмиллан заслужил. Будет думать в следующий раз, когда откроет свой поганый рот. – Драко сложил руки на груди и хмуро посмотрел на нее из-подо лба. Гермиона закатила глаза и вздохнула: – Когда ты повзрослеешь, Драко? Придется постараться сейчас, чтобы доказать, что достоин хорошего отношения. Если каждого, кто обидит твою персону, проклинать, то и магия иссякнет, и до Азкабана расстояние сократится. «В том-то и дело, что не мою персону он задел» – Грейнджер, давай начистоту? Я не один из твоих дружков, со светлым боевым духом. И никогда таким не буду. Я родился со всем тем, что другие называют «Малфой», с этим и умру. Ей хотелось закричать: «А как же я? Разве грязнокровке есть место в мире «Малфоя». Но стало страшно, что он ответит правду. Гермиона понуро опустила голову, выдыхая. Ей все еще было больно после его грубости, но он был прав. Он не говорил никогда, что хотел бы вести себя в прошлом по-другому. Почему сейчас должен? Не ради же нее. Маленькая соленая капелька соскользнула с щеки, разбиваясь о деревянный пол. Прохладные пальцы, прикоснулись к острому подбородку, приподнимая его. Она заглянула в серое грозовое облако, и электричество прошибло ее, заземляясь внизу живота. Быть с Драко, это значит принять все, что смущает и пугает, раздражает и вводит в недоумение. В очередной раз за это их время она выбрала его. Иначе не могла. Она прерывисто выдохнула и обвила свои руки вокруг его талии, упираясь лбом в ключицу Малфоя. Ей показалось, что он расслабил плечи, сразу, как обнял в ответ. – Эрни испугался меня, когда я хотела ему помочь. Странно, да? – глухо прошептала она ему в шею. Драко замер на секунду, но тут же прижал ее еще крепче, сжимая в кулаках мягкую ткань ее футболки. «Вот и началось». – Он просто кретин. В твоей жизни будет до хрена таких. Тебе стоит научиться давать отпор и всегда держать лицо.***
Драко не сразу поднял голову от пергамента, когда в хозяйском кабинете мэнора раздался хлопок трансгрессии. Дойдя глазами до конца страницы, заканчивая ознакомление с отчетом от гринготтского гоблина, приставленного к его хранилищу, Малфой удовлетворенно хмыкнул и перевел взгляд на Ориона, одновременно смещая очки в тонкой золотой оправе вниз с переносицы. – Господин, к вам молодая леди, – низко кланяясь чопорно оповестил домовой эльф. Увидев непонимание на лице своего хозяина, домовик, быстро сообразив, что встреча незапланированная, добавил, – младшая миссис Забини, господин. – В малой гостиной? – дождавшись утвердительного кивка от домовика, Малфой поднялся с кресла. Бросив последний взгляд на нераспечатанный конверт, на котором стоял штамп британского аврората, поспешил прочь из кабинета. Он хотел дать себе время перед тем, как вскрыть конверт, поэтому сначала решил разобраться с текущими вопросами, касающихся финансов. Драко не понял еще какого ждет ответа на свое прошение о рассмотрении дела об освобождении отца. Не было нужды давать распоряжение о напитках и закусках. Орион был хорошим эльфом и явно обо всем уже позаботился. Спускаясь вниз по мраморной лестнице, Драко пытался угадать причину визита Джиневры. Было ли это связано с инцидентом, произошедшем на балу? Вряд ли, конечно. Он не был другом семьи. Да и Джинни, по идеи вообще не знала, что он в курсе их ссоры с Блейзом. Ниша в коридоре послужила им с Грейнджер надежным укрытием, в котором они так легко потеряли голову. Совершенно точно, он бы пошел до конца, если бы не разыгравшаяся драма. И судя по тому, как Гермиона отвечала ему, прижимаясь и целуя в ответ, она была готова к дальнейшему развитию событий. Салазар, она хотела его, несмотря ни на что. – Привет, Малфой. Джин сидела в одном из изящных кресел, скрестив ноги в лодыжках и придерживая левой рукой изумрудное фарфоровое блюдце, сделала небольшой глоток чая из чашки. Драко хмыкнул, подошел к столику, налил себе чаю из пузатого заварочного чайника и присел в соседнее кресло. – Очки, серьезно? – Джинни ухмыльнулась, когда хозяин поместья рассеяно потрогал свою переносицу, поняв, что забыл снять свои очки для чтения. – Я думала, Малфои рождаются без изъяна. Драко сложил дужки и, положив очки на столик между вазой с конфетами и блюдом с капкейками, на кремовых шапочках которых лежало по половине ягоды клубники, повернулся к гостье с невозмутимым видом: – Ты думала прищуренный взгляд Люциуса из-за подозрительности и врожденной проницательности? Как бы не так. Да он скорее отдал бы все свои шикарные волосы на парики для лысых маглов, чем признался, что его зрение требует коррекции. Джинни рассмеялась, не без удовольствия представляя Люциуса Малфоя лысым. – Забавно, что ты настолько пренебрежительно говоришь о нем, словно о причудливом родственнике, но буквально вспорол и перекроил себя, чтобы соответствовать статусу его сына. Малахитовые часы на каминной полке отсчитывали секунды. Где-то на шестой щелчок Малфой звякнул дном своей чашки о блюдце, возвращая чайную пару на столик. Сцепил пальцы в замок, положив предплечья на бедра. – Зачем ты здесь? Джинни сделала медленный глоток, давая время листикам мяты сделать свое дело: – Хотела убедиться, что ты на стороне Гермионы, – вкрадчиво проговорила она. Малфой нахмурился. – Я, конечно, давно не был в Англии, но насколько мне известно по последним данным – война закончилась. Про какую сторону ты говоришь? Главным признаком взросления Драко выявил для себя освоение сложной науки выжидания. Осматриваться, уклоняться от прямых ответов, наблюдать за оппонентом, делать выводы и бить единоразовым ударом прицельно, если того требует ситуация. – Противостоянию всегда найдется место. Даже если речь идет о борьбе внутри себя. – Ты возомнила себя Дамболдором? Какого упыря я должен выслушивать эти пространные рассуждения? – А вот теперь удерживать шлюзы терпения уже не представлялось возможным. Раздражение живительным потоком хлынуло по венам, и он солгал, если бы не признался, что был рад ему. – Я прошу о помощи. И ты должен понимать, что не для себя, а для человека, который нам обоим не безразличен. И не строй из себя черствого аристократа. Я кое-что узнала о вашей братии за последнее десятилетие и, о ужас, – она наигранно-широко раскрыла глаза и прикрыла рот рукой, будто боялась, что слова выскочат из рта помимо ее воли, – вы тоже люди: умеете любить, сострадать и жалеть. Уровень злости уже давно перевалил за отметку оранжевой зоны. Он сам не знал, что чувствует и как поступать дальше, а тут еще его личные границы подвергаются бесцеремонным нападкам. – Годрик, Драко, я не призываю тебя ни к чему незаконному или аморальному. Гермионе иногда нужна поддержка в вопросах ее развития. А то дай ей волю, и она все свои невероятные таланты и авторитет среди магического населения просто закопает в песчаном пляже на берегу океана, а сама будет тратить всю зарплату на корм для книзлов. В конце концов, ты как никто другой понимаешь, что для того, чтобы стать Министром Магии нужна цепь правильных поступков. И первое звено для ее счастья выковал именно ты. Кап, кап, кап… Четыре, пять, шесть… Небольшая лужа росла на деревянном полу соразмерно тому, как таял снег с его слизеринского шарфа. – Мистер Малфой, проходите. Драко встрепенулся и посмотрел на полноватую женщину невысокого роста. Ей было чуть больше тридцати. Серо-русые волосы, длина которых, как он думал, чуть ниже плеч, явно не для украшения были перетянуты сзади обычной резинкой. Как и нелепая магловская одежда: джинсы и растянутая в манжетах кофта с изображением морды тигра на груди. Лицо без грамма косметики, а брови вообще так сильно торчали во все стороны, что даже огромные очки в черепаховой оправе не смогли их заслонить. Весь ее облик был для него отталкивающим, если бы он никогда не видел эмоций в глазах Оливии: участие, понимание, отсутствие страха и отвращения. Эта женщина не боялась быть ему другом. – Сегодня чай с мятой, Драко? – прикрывая за ним дверь, спросила Оливия. Малфой остановился на полуобороте вокруг головы, снимая ставший за недолгое время ожидания влажным шарф и взглянул на своего колдомедика по ментальным нарушениям. Оливия небрежно махнула рукой, улыбаясь: – Женская интуиция, – проговорила она, наливая чай из прозрачного чайника цилиндрической формы без помощи палочки. – Я обдумал наш прошлый разговор и принял решение, – проговорил Драко светским тоном, принимая блюдце и придерживая фарфоровую чашку в мелкий цветочек. Он знал, что никого тут не обманет напускной небрежностью, но это было лично для него. Так проще обрести внутреннюю опору, возвращаясь периодически к внешним привычным проявлениям спокойствия. – Должно быть нелегкое? Драко сглотнул, кивая. – Расскажешь? – Я хочу сделать предложение Астории Гринграс. Знаю, – он выставил вперед руку, ладонью к лицу собеседницы, желая, чтоб его не перебивали. Она и не стала бы, но лицо кричало об удивлении. – Но так нужно. Она как-то обронила, что ее душат эти все правила. Значит она сможет стать хорошим союзником, при этом я не буду давить на нее. Семья будет спокойна. Мы уедем, заберем маму, и я исправлю все, что натворил отец. Это будет выгодно всем. – Всем, Драко? – Оливия сделала глоток из своей кружки. Он запустил пятерню в волосы, пропуская платиновые пряди между пальцев: – Да. Я только буду мешаться. У нее... У нее будет все, что только пожелает. Салазар, она должна стать Министром. Да они, – он обвел рукой кабинет, будто указывая на метафорических «они», находящихся здесь, – жизни ей не дадут. Она не будет счастлива, если не сможет реализовывать свои планы по спасению мира раз в квартал, – хмыкнул он с горечью. Затем посмотрел прямо в глаза мисс Адамсон, – никчемный Пожиратель ей не пара. – Мы же говорили об этом. – Колдомедик отставила кружку на маленький столик по правую руку от кресла, на котором сидела. – Говорили, но отношение людей не изменится от нашей беседы. Ей так будет лучше. – А я и не про Гермиону Грейнджер спрашивала. Я о тебе. Драко судорожно вздохнул, переводя взгляд на пол. Сцепил руки в замок, пытаясь унять дрожь в тонких пальцах. – Что вы знаете, Оливия, об управлении финансами? Миллионами галлеонов, я имею ввиду. Может быть что-то об этикете беседы на трех языках? Нет? Задумывались о наследии для своих детей, будучи ребенком сама? Сохранении функциональности своего поместья при любых катаклизмах и внешних обстоятельствах? Я так и думал, – пробормотал он, видя, как собеседница покачала головой. – Я не вправе отбирать все эти знания у моих детей, если они родятся когда-нибудь. Я должен потрудиться на процветание рода не меньше, чем потрудились все мои предки для меня. Личное счастье при таких обстоятельствах никогда не было в приоритете. – Что-то я не заметил особого счастья. Успех да, но счастлива ли она? – Вот и позаботься об этом. Теперь, когда вы оба там, где должны быть, попробуйте начать сначала. – Слушай, тебе бы в своей семье разобраться, не находишь? Я слышал краем уха, что и в раю случаются неполадки, – Драко сжал челюсть, приподнимая левую бровь. – Не меняй тему, Малфой. Гермиона дорога мне, и я как единственный ее друг хочу позаботиться о ней. – Чушь, – он хлопнул ладонями по коленям. – Ты преследуешь свои интересы, используя ее. – Почему это должно быть противоречием? Можно извлекать выгоду и действовать так, чтобы в выигрыше были все, – Джин пожала плечами. Забавно, что это были практически его слова, которые он сказал Грейнджер в той нише. Но тогда ему не казалось это таким мерзким. Ну ты и лицемер, Драко Малфой. – Хорошо, Драко. На этом все. Я всего лишь прошу подумать о том, какое будущее нас всех может ожидать. Деньги и власть, и в довесок любимый человек рядом. Я, честно признаться, даже не знаю, в чем тут сомневаться. Джиневра Забини встала с кресла, расправляя складки приталенного платья медно-коричневого цвета, удивительно сочетающегося с ее гладкими длинными волосами. Перевела взгляд на сидевшего в кресле Малфоя и ничуть не заботясь о том, что собеседник пренебрегает приличиями, протянула ему ладонь для рукопожатия. Драко очнувшись, поднялся с кресла, слегка сжимая ладонь гостьи. Та улыбнулась, как показалось Малфою с облегчением и кивнув, направилась к выходу, неспешно цокая каблуками. Уже взявшись за ручку резной двустворчатой двери, повернулась еще раз к молодому мужчине: – Мы с Блейзом приглашаем тебя на камерную вечеринку. С совой пришлю подробности. Не отказывайся от дружбы, Драко. Мы абсолютно точно за всеобщее благо. После того как дверь тихо закрылась, Малфой, не сдерживая рефлекс, передернул плечами.