Соленая капля надежды

Костя задремал под чужие визгливые стоны, доносящиеся из-за стенки, и как-то не заметил, что все прекратилось, притихло. За окном светлело, когда девушка тихо приоткрыла дверь. Деревяшка стукнула Костю по макушке. Он застонал и отполз от двери, хватаясь за звенящую голову. Твою мать! Что это такое? Парень заскулил, растягиваясь по полу. Голова трещала по швам, словно еще чуть-чуть и разорвется в край. Все тело ломило — кости, суставы, мышцы, а гребаное горло сушило так, как не сушило в том подвале. Пи-и-ить! А не добраться! Не стоило бухать с Ромой! Не стоило! Костя раньше никогда не пил столько, сколько выпил вчера. Для него это было невероятно много, а сегодня утром все преумножилось. А Рома не догнал и половины своей дозы. Девушка удивленно посмотрела на него, прижав к груди кофту, перешагнула валяющееся тело и ушла в ванную. Буквально через десять минут перед Костей стоял стакан с водой, а самой Риты уже не было. Тока весело скакал по дому, гавкая и скуля от счастья, что его выпустили — ох, бедная, бедная голова Кости! — То-о-ока, заткнись! Стакан воды исчерпался быстро, но жажда не утолилась. Костя еле-еле встал и по стеночке — по стеночке пошел в ванную, где начал хлебать воду прямо из-под крана. — Ой, Белеска, подвинься, — взъерошенный Рома сдвинул Костю в сторону и, следуя его примеру, склонился над раковиной. Он выглядел куда лучше и бодрее Кости. — Рита ушла? Да? Давно? Или ты тоже только проснулся? Он достал пачку таблеток и пошел на кухню. За ним потяпал и Костя, что кое-как смог намешать себе крепкого кофе, решив, что именно этого не хватает для полного выхода из отходняка. — Будешь? Костя посмотрел на предложенную бутылку пива и помотал головой, сразу жмурясь от режущей виски боли. Хватило уже. Никакого алкоголя! Ни капли больше! Воспоминания по-тихоньку возвращались. Костя хорошо помнил, как они с Ромой были в баре, бухали и… целовались в туалете. Громко, долго, страстно, под медленную музыку и ритмичные биты. Было так хорошо. Так сладко. Сказочно… Помнил, что эта тупая блондинка уже тогда начала соревноваться за обладание Ромой, а потом вообще трахнулась с ним. Победила. Отрывисто вспомнился и разговор на крыльце. Костя грустно посмотрел на Солнце и залпом выпил стакан воды с таблеткой на дне. В голове пронесся лишь один вопрос, который мучал Костю со вчерашнего дня: — Девушки лучше меня? — С чего ты взял? Ты тоже… хорошенький… — Рома зазевался, мутным взглядом уставившись на Костю. Пес уже скребся в дверь. Видимо, нагулялся. — Почему ты выбрал ее? Потому что у нее пизда. Да? И волосы длинные. И вообще потому, что она баба. Волосы красивые. И вообще бабы милые. Ты же не гей? Она сказала, что натурал. — Да что ты несешь, Кость… ревнуешь? Мне вообще со школы парни нравились… девки — это просто… — Рома глядел с тем же сомнением, с каким глядел вчера перед выходом из дома, пытаясь оправдаться. В этот раз Костя даже не стал отрицать этого, грустно покачав головой. Ревность. Какое ужасное чувство! Внутри все рвет и бушует, хочется орать… но на деле не выходит и злобного вздоха. Лишь грустный. — Забей. Видишь, она свалила. А ты до сих пор со мной на хате живешь. Щас вон пойдем еще немного поспим. Вместе. А потом с собакой погуляем. Хочешь в кафе?.. Рома запнулся и замолчал, хлопая ресницами. О чем он думал? Костя не знал. И это ужасно бесило. Изучающий, грустный взгляд скользил по Костиному лицу, нервируя. Он будто специально смотрел так, словно Костя был ему чем-то обязан… что-то должен. Да. Должен. За проживание, за заботу, за помощь. Не более. Но все это не стоило такого взгляда, каким сейчас смотрел Рома. Так, словно Костя задолжал что-то очень-очень важное давным давно, а сейчас и не думал отдавать. Рома растянул губы в неестественной улыбке и подошел к Косте, неловко обхватывая в объятия. Чмокнул куда-то под ушко и утянул с собой в спальную. Так нежно, осторожно… даже любя. Косте было грустно — Рудольф тоже вел себя так же мило и заботливо после пьянки. — А тебя… ты разве хотел, чтобы я тебя трахнул? Нет. Ты не хотел. — Хотел… — Вот не ври. Не надо. Даже если тогда хотел, на утро бы жалел. Тебе же хуево… я же вижу, что ты боишься тем секса… вот когда ты впервые поцеловался? — Но это не тема секса. — Ну я и так знаю, когда у тебя был секс… в первый раз. Давай. Расскажи про свой поцелуй. Ты хорошо целуешься, я по-о-омню это. Костя задумался, лежа на груди у Солнца. И снова разговор ни о чем. Негромкий и расслабляющий, если отогнать от себя мысли о Рудольфе. — Ну в классе восьмом, наверное. Там была девочка… большая такая. Лариска. Все время в футбол с пацанами гоняла и сама как пацан выглядела, — Костя тихо усмехнулся, вспоминая тот момент. — Она подошла и поцеловала. Я и сам тогда не понял, что произошло. Но так. Поцелуй. — Ну, а я впервые в… первом классе. Но тебе будет не интересно. Костя хотел возразить, но почему-то не стал. Лишь вздохнул, нахмурив брови. Он-то рассказал! Даже с кем сказал, а этот… уф, говнюк. Может, тот опыт был неудачный и ему неприятно об этом говорить? — Первый класс… слишком рано. Как еще запомнить умудрился… — Просто это было лучшее, — Солнце улыбнулся, крепче обняв Костю, что лениво расплылся в объятиях. Тепло и хорошо. Но все приятное рано или поздно заканчивается. На часах пробило полдень, и Рома решил сходить в ванную. А вот еду поручил Косте. — Уу, фу, блять, гребаная телка! Костя заглянул в ванную, увидев стоящего возле душевой кабинки Рому с растерянным лицом, что смешно тряс мокрыми руками. «Насрала?» — первое, что пронеслось в мыслях, и Костя прошел ближе, заглядывая, что же там такое. — Что? Пусто же. — Слив забила. Волосами своими… уу… как достать теперь, — Солнце вздрогнул, брезгливо скривившись. — Пизда! Ебаные волосы, что за линька у баб, это пизда! А Костя, поняв проблему, молча склонился и скользнул пальцами в слив, забирая комок светлых волос. Он сразу полетели в мусорку, а вода быстро спустилась. Рома глядел с недоумением, по-рыбьи выпучив глаза на парня, раздув ноздри. — Бля… бля… фу-у! Фу, Костя! — прошипел, сквозь сжатые зубы, нервно ополаскивая ванную. — Тебе не противно?! Бля-я-я… — Нет. Вот тебя бы в подвал, сразу о брезгливости забыл бы, — хмыкнул Костя, намывая руки с мылом. — Там и туалет под боком, и моча в стакане. — Что-о-о? Какая моча? — голос Ромы скрипнул. Он коснулся губ, с ужасом глянув на Костю, что ничуть не смутился такого взгляда. — Такая. Он приносил пустой стакан, а воды не давал. У меня не было выбора. Но это было оче-ень давно. Костя хмыкнул, глотнул воды и ушел, оставив недоумевающего Рому наедине с самим собой. Парень как-то не боялся, что у Ромы после этого испортится к нему отношение. Он не тупой, наверное, понимает, что по-другому и быть не могло было. Лучше уж пить ссули, чем подыхать от жажды. Прямо как сегодня утром, правда, ситуация была не на столько безысходная, как в холодной комнатушке. Уже через час был готов обед — супчик. Рома ел, но все время задумчиво поглядывал на Костю, морщил нос и утыкался назад в тарелку. Костя, замечая это, лишь хмыкал, продолжая есть в тишине. Этот день прошел тихо и мирно, дома, в окружении пса и Ромы. Никто их больше не тревожил, а в конце концов и Солнце перестал морщиться, глядя на Костю.

***

Рома постоянно вглядывался в Костю рыбьим взглядом, видя перед собой его. Того самого, кого очень-очень давно… ждал. Кого любил невинно и бескорыстно. В один момент у него закружилась голова, а слезы затмили глаза мутной пеленой. Рома сидел в ванной комнате и рыдал, не в силах остановиться. Это был он. Он. Рома так долго сомневался, так долго тянул, разглядывал и присматривался к Косте и в конце концов все равно узнал… его. Свое сокровище. Свою непокорною любовь, которая была совсем не такая, как тогда… О Боже! Эти гребаные слезы счастья — от полноценного принятия, и горечи — от мысли, что Костя не помнит Рому, все лились и лились, оставляя на веснушчатых щеках мокрые полосы. Как он мог забыть? Как? Разве… такое возможно? Чтобы один помнил, чуть ли не сходя с ума от отчаянья и непонимания, а другой просто не помнил… будто ничего и не было. Теперь Рома боялся, что Костя — это всего лишь жалкая иллюзия, точно такая же, как и сотни былых снов, когда Рома был совсем маленький. Но каждый сон Рома помнил так отчетливо, будто проживал их. Это были лучшие сны, после которых наступала суровая реальность, где не было ничего вдохновляющего, ничего побуждающего и любимого. Костя… как же хорошо, что Рома его не выгнал в первый же день, а оставил с собой. Как же хорошо… что все обошлось. Как же Рома мог сомневаться? Это точно не глюки… Жизнь не могла, просто не могла так поступить с Ромой, который почти все детство бредил лишь одним человеком и убивался, не видя его на перемене под лестницей. Рома смотрел на небольшую черно-белую фотографию, утирая слезы, и понимал: как бы он ни сомневался, как бы ни старался убедить себя в обратном — сердце не обманешь. Костя — это точно тот Костя… тот самый любимый и очень дорогой мальчик, которого нужно хранить как достояние ока. Никто и никогда не забывается. Никто. А сердце никогда не ошибается…