***
По прошествии получаса пребывания в коттедже, оставив позади посёлок и раскинувшийся возле поселения обширный луг, он шёл по территории кладбища, тесно соседствующего с лесом. Отказавшись от узких тропинок, он сновал между могил, ловко огибая места захоронений. Кладбище. Что же, ничего удивительного. Тварь, которую он выслеживал, не побрезгует укрытием в виде склепа или, в крайнем случае, не гнушается зарыться в землю, что сделать в свежей могиле куда проще, чем копать твёрдый, ещё не оправившийся после зимней стужи грунт. Учитывая, что рассвет — теперь, с приходом весны наступавший с каждым новым днём всё раньше — не за горами, а до другого населённого пункта километры расстояния, не исключено, что свою цель он может обнаружить и здесь, на старом погосте. Но пока не было ни единого намёка на то, что его поиски близки к завершению. Разумеется, искусственное освещение на кладбище отсутствовало, но ему за глаза хватало и лунного света, чтобы прекрасно ориентироваться в темноте, подмечая мельчайшие детали. Серый цвет радужки глаз, глядящих сквозь прорези в маске, поглотила неестественная краснота, зрачки сузились в щёлку, как у кошки: ему пришлось отчасти пробудить свою истинную сущность для обретения лучшего ночного видения. Он достиг окраины кладбища, где земля мёртвых с самыми старыми захоронениями сливалась с лесной чащей, как вдруг застыл на месте. Взору предстала безобразная картина. На отвердевшей почве отпечаталась хаотичная мешанина из следов обуви, и нещадно истоптанной оказалась не только тропа, но и некоторые неогороженные могилы. Некто в капюшоне обнаружил, что какие-то плохо укреплённые надгробия свёрнуты набок, а то и вовсе опрокинуты. Земляной холмик одной из крайних могил выделялся крупной вмятиной, как будто туда со всей силы швырнули что-то увесистое, выцветшие искусственные цветы беспорядочно размётаны возле надгробия, а траурный венок и вовсе валялся посередине дороги — сразу видно, что данный похоронный атрибут не раз оказывался под чьими-то ногами. Ночной странник нахмурился. На первый взгляд, напрашивается мысль о возмутительных проделках вандалов, но его собственный многолетний опыт потеснил её подсказкой, что ранее здесь, возможно, имела место быть ожесточённая драка. Его зоркий взгляд, способный улавливать самые мельчайшие детали, сканировал эту часть кладбища, скользя по земле с надгробиями, покуда не остановился на просевшей безымянной могилке. Там, на дне сиротливо лежали два деревянных обломка — не похоже на переломленную палку. Странный тип подобрал обломки, соединил в месте разлома и пришёл к заключению, что в целостной форме они представляли собой кол. Заостренный конец покрывали бурые пятна… но отнюдь не грязь с земли. Осина. Он презрительно фыркнул. Ну что за глупое суеверие! Неужели до сих пор находится дурачьё, ведущееся на эту примитивную чушь, вместо того, чтобы отдать предпочтение по-настоящему надёжному и убойному средству? Из-за тонких губ показался язык… не по-человечески удлинённый, его обладателю даже не пришлось подносить предмет близко ко рту; чуть раздвоенный кончик влажно скользнул по загрязнённой деревянной поверхности. Засохшая кровь. Её вкус рассказал, кому она принадлежала, о чём он и так догадывался. Нетерпеливо отшвырнув обломки, странный тип, не вынося даже мысли о том, что всё это может означать, принялся дальше изучать место баталии. Что же это получается? Кто-то другой опередил его? Стало быть, не он один движется по тропе охоты за мерзостной тварью. Он почувствовал, как внутри, вскипая, поднимается жаркая волна гнева, в яростном оскале обнажился ряд заостренных хищных зубов, готовых вцепиться в глотку тому, кто посмел вмешаться в его охоту. Преследуемый кровопийца — его цель, его жертва, и никто, кроме него, не смеет обрывать жизнь этой паскудины! Так бы и выпустил кишки выскочке за то, что лезет не в своё дело! В ходе осмотра местности он, читая где-то более, где-то менее приметные знаки на земле, отдалился на значительное расстояние от кладбища и дальше двигался в роще, пытаясь определить верное направление, в котором исчезли вампир и его таинственный противник. Петляющая среди деревьев дорожка из примятой прошлогодней травы указывала на то, что, скорее всего, по ней тащили что-то тяжёлое. От предположения, что это могло быть чьё-то тело, и от вновь возникшей в лихорадочно работавшем мозгу прежней догадки его охватила гневная дрожь. Выйдя на появившуюся за деревьями прогалину, он застыл, отказываясь верить собственным глазам. В паре шагов на земле темнела большая горка пепла, сухую траву присыпало тёмно-серыми частицами несгораемого остатка. Человек в капюшоне приблизился, чтобы лучше рассмотреть заинтересовавший объект. Как в подтверждение зародившейся в уме догадки, острый глаз обнаружил среди прошлогодней травы, припорошённую пеплом, коленную чашечку. Так и есть, всё оказалось именно так, как он и опасался. Он мрачно взирал на сгоревшие останки. Так происходит с телами вампиров, когда — как при жизни, так и после смерти — они оказываются на убийственном солнечном свету. Беспощадные ультрафиолетовые лучи сжигают кровососов — а горят они на солнце отлично, будто керосином пропитанные, — обрекая на адские мучения, ужаснее которых ни один каинит ничего не может вообразить. Куда же пропал скелет? Человек в капюшоне предположил, что, вероятно, неизвестный убийца, отправивший кровососа на тот свет, забрал кости и где-то спрятал. Он чуть не лопнул от злости, когда в ходе визуального исследования праха выявилась ещё одна деталь: фаланга с потемневшим от копоти перстнем-печаткой, покрытым затейливой гравировкой. Перстень принадлежал именно тому вампиру, чью голову он намеревался в скором времени добыть; сукин сын не расставался со своей дурацкой цацкой, ведь она обозначала принадлежность к древнему, знатному роду — человек в капюшоне прекрасно это знал. Засохшая кровь, сожжённый труп, вот теперь ещё и кольцо — и всё это означает, что кто-то добрался до кровососа раньше него! Он с такой силой сжал в кулаке искусное ювелирное изделие, что драгоценный металл больно впился в ладонь, чувствуя себя глубоко оскорблённым, будто ему отвесили затрещину, да ещё в придачу плюнули в лицо. Перстень-печатку он возьмёт в качестве доказательства, что миссия завершена, пусть и не его стараниями. К тому же он прибавил фалангу и немного праха, собрав серую россыпь в небольшую колбу. Обычно он приносил отрезанную голову — куда более весомый аргумент, что оборвана жизнь именно того, кто является ликвидационной целью, но в сложившихся обстоятельствах он оказался лишён такой возможности. А с прахом ещё возиться — доказывать, что принадлежит именно тому вампиру, а не какому-то другому. И опять же источником этих лишних хлопот послужил опередивший его пока что неизвестный мерзавец! За охватившим человека в капюшоне гневом последовало бешеное желание убивать, сорвать на ком-нибудь злобу и досаду — лучше бы, конечно, на том, кто перечеркнул его планы, но и если бы сейчас на глаза попалось какое-нибудь живое существо — неважно, причастное к его разочарованиям или нет, — то встретило бы мучительный, кровавый конец от его беспощадной, карающей длани. Усилием воли он овладел собой, отодвинув подальше эмоции — толку-то сейчас тратить на них время! На обратном пути через кладбище человек в капюшоне задержался возле места драки. Следы засохшей крови оставались где-то на памятниках, металлических оградках, даже на стволах деревьев, и не исключено, что противник вампира в ходе сражения не на жизнь, а на смерть тоже мог потерять какое-то количество крови. Если так, то ему очень хочется узнать и запомнить вкус крови того, кто столь дерзко перебежал ему дорогу. В дальнейшем это обстоятельство может помочь ему определить того нахала. На надгробной плите с полустёртой эпитафией темнело ещё одно засохшее кровавое пятно. После краткого раздумья он опустился на одно колено, упершись ладонями в землю и пригнув голову. Неестественно длинный язык прильнул к бурой корке на холодном камне. Он стремительно выскочил на ноги. Эта кровь определённо не текла в венах кровопивца. Некогда проливший её — а ошибиться он никак не мог! — не приходился вампиру соплеменником, но и не принадлежал к человеческой расе.***
В окне деревенского дома горел свет. Несмотря на предрассветный час, две девушки без сна в глазу, оживлённо переговариваясь, устроились в маленькой кухоньке. Варя — в меру полненькая шатенка с аккуратно заплетённой косой, — наполняла чашки ароматным, горячим чаем, покуда младшая сестра Наташа разрезала свежеиспечённый малиновый пирог — такая же темноволосая, но худенькая. Будучи студенткой университета, Наташа выкроила время, чтобы приехать к сестре на свадьбу, которая должна состояться через три дня. Поезд прибыл в три часа ночи, потому Варе пришлось встать спозаранку, чтобы встретить родственницу на вокзале. Около часа длилась увлечённая беседа с ранним чаепитием, покуда не были обсуждены все насущные темы. Варя уже собралась убирать со стола, но, бросив взгляд в приоткрытое окно на ночную улицу, вспомнила, что рассказала сестре не все новости. Девушка заметно помрачнела при мысли о произошедшем. — Знаешь, у нас тут на днях такое случилось, — уже утратив энтузиазм в голосе заговорила Варя. — На той неделе соседей из одиннадцатого дома обнаружили убитыми. — Да ты что?! — От испуга, вызванным тем, что рядом с отчим домом творятся криминальные ужасы, у Наташи округлились глаза. — Это того азиата с женой убили? Варя горько кивнула. — У него была свёрнута шея… А жена его, Ксюша… — На этом месте Варя запнулась, слегка побледнела, словно её воображению явилась крайне ужасная картина. После короткой паузы девушка, сглотнув комок в горле, продолжила приглушенным голосом: — Горло у неё, как говорят, разорвано, до самых шейных позвонков (Наташа в ужасе прижала ладонь ко рту). — Бедная женщина! Царствие Небесное ей и её мужу. Врагу-то такой смерти не пожелаешь. Полиция утром уже тут была. Я наблюдала из окна. Потом «скорая» приехала… я видела, как тела выносили… — Подожди! У них же приёмный сын, его зовут Ник — осенило Наташу. — Что же он? Он же с ними жил! — Так он, насколько известно, и обнаружил первым приёмных родителей уже мёртвыми. Он же и в полицию позвонил. Вроде как загулял допоздна, а когда вернулся… Менты его сразу задержали как подозреваемого, но быстро отпустили, поскольку ни улик, ни мотивов, ничего против него. Я слышала, после похорон Ник поругался с новым хозяином участка — вроде как это брат его приёмной матери — и сразу съехал. На минуту воцарилась угрюмая тишина — только мерно тикали настенные часы, показывая пять утра. — Мы же с этим Ником Леманном вместе учились в одном классе — с первого и до самого одиннадцатого, — вдруг заговорила Наташа, теребя серебряную цепочку на шее. — Я с ним особо не общалась… так, на уровне «привет-пока»… Впрочем, его многие сторонились, по большему счёту, он был сам по себе… Даже не могу толком объяснить, что в нём не так. Вроде парень далеко не противный, ничего плохого мне не сделал, но нет, вот есть в нём что-то такое, что хочется держаться от него подальше… какая-то скрытая угроза, что ли… И даже взгляд всегда такой тяжёлый, суровый… С задумчивым видом Наташа приложилась к чашке с остатками чая. — Думаешь, он мог…? — С сомнением в голосе спросила мнения сестры Варя. — Ну нет, вряд ли, — покачала головой Наташа. — Ник любил приёмных родителей как настоящих. Особенно Вейюана — его он чуть ли не боготворил. Уж на что Ник парень с норовом, но вот с приёмным отцом был как шёлковый, слушался его беспрекословно. Младшая сестра выдержала небольшую паузу, явно что-то обдумывая в уме. — И какой смысл Леманну убивать вырастивших его людей? Насколько знаю, Вейюан с Ксюшей взяли его в семью совсем ещё с пелёнок, по всей видимости, относились к нему как к родному сыну, он ни в чём не нуждался, покуда жил у них. Далеко не каждому детдомовцу так везёт с усыновителями — не каждого из них вообще даже принимают в семью. Нет, мне кажется, тут замешан кто-то другой. Вот только кто? Риторический вопрос повис в воздухе. — И куда, интересно, он теперь подался? — А шут его знает… Может быть, в Ойхадск? — предположила Наташа. — Он как-то говорил, что это его родной город, там же жила его мать — настоящая мать, она вроде как умерла давным-давно. Наверное, у Ника там родня, и он к ним-то и отправился… ну или что-то вроде того… От внимания сестёр, поглощённых разговором, ускользнуло, как некто в капюшоне бесшумной тенью ловко выбрался из окна на втором этаже и проворно исчез в предрассветном сумраке, да что там — девушки и помыслить не могли о его существовании. Невдомёк им и то, что, покуда они болтали на кухне, он успел пробраться и обыскать в комнату младшей сестры. По всей видимости, не так много лет прошло, как девчонка окончила школу, а у выпускников принято заводить на память о школьной поре альбом. Так и есть — альбом с фотографиями отыскался в книжном шкафу. Тотчас внимание захватила общая фотография учеников одиннадцатого класса — точнее, один-единственный выпускник. Прихватив снимок, он покинул комнату, где не оставил никаких следов своего присутствия. С кладбища человек в капюшоне повернул в обратном направлении через посёлок. Он не располагал никакими сведениями об убийце вампира, за исключением такой новообретённой детали как принадлежность к определённому виду, что удалось установить по пролитой крови. Вышагивая по ночной улице, он обдумывал свои следующие действия, как вдруг до его обострённого слуха донеслись женские голоса, звучащие из приоткрытого окна одного из деревенских домов. В ином случае странник прошёл бы мимо, и ухом не поведя, но — вот так удачное совпадение! — темой обсуждения девушки выбрали недавние события с убитой супружеской парой. А не могут ли эти живущие по соседству девчушки располагать какими-то существенными сведениями, в коих он так отчаянно нуждался? Вполне допустимо, ведь их дом расположен рядом с коттеджем, где произошло убийство. Две клуши понятия не имеют, что незнакомец в капюшоне, притаившись у окна, ловил каждое произнесённое слово, а услышать ему довелось даже куда больше, чем он предполагал. От одного только имени соседского мальчишки всё внутри у него встрепенулось! Сдерживая подкатившее к горлу волнение, он сконцентрировал всё внимание на украденной фотографии. В альбоме, под снимком всего класса приводился перечень имён и фамилий выпускников, так что человек в капюшоне быстро нашёл среди них того, кто ему был нужен. Ещё несколько минут назад он и помыслить не мог о таких ошеломительных известиях! У темноволосого юнца были его глаза — проклятые светло-зелёные глаза, точь-в-точь как у того давно сдохшего мерзавца! И ещё лицо! Как же мальчишка похож на свою вульгарную суку-мать! Этот щенок носил фамилию родительницы, а имя у него было именно таким, каким нарёк своего первенца тот бледнокожий паршивец. И ещё в придачу та кровь на старом погосте, расположенного в окрестностях поселения, где, как выяснилось, совсем недавно жил этот парень… Судя по указанной дате, фотография была сделана три года назад — получается, сейчас гадёнышу двадцать лет. И это ещё одно подтверждающее обстоятельство, ведь тем событиям было положено начало именно двадцать лет назад, когда ублюдок только родился на свет. Столько лет прошло… Подумать только — целых двадцать лет они с собратьями совсем ничего не знали, даже не подозревали ни о чём! Они уже считали, что всё потеряно, они были уверены, что ребёнка постигла та же незавидная участь, что и его отца с матерью, всего-то через несколько недель после рождения. А он, как выяснилось, все эти годы был живее всех живых, спокойно рос и воспитывался в обычной человеческой семье, почти у них под носом, из немощного младенца превратился во взрослого юношу, у которого, учитывая его наследие, хватило сил замочить смертельно опасного вампира. И именно ему открылась правда об этом выродке, до этого давно числившимся в списке покойников! Пусть даже по чистой случайности, но если бы охота не привела его в эти края, то они с собратьями так бы и оставались в неведении. А не такая уж сегодняшняя ночь и неудачная: одна цель безвозвратно упущена, но взамен у него появилась другая — куда более значимая. — Пожалуй, мне не стоит злиться на тебя, малыш, — произнёс человек в капюшоне, всё ещё разглядывая снимок. — Ты вмешался в мою охоту и тем самым выдал себя, хотя даже понятия об этом не имеешь. Жду не дождусь, когда смогу лично с тобой встретиться.