Рождённый от тьмы и света. Принц крови.

      Утренняя тренировка подошла к концу, и Глафира Лихачёва, будучи довольной собой, теперь могла удалиться в душевую, чтобы наскоро смыть с тела пот. Она не сомневалась, что снова без проблем сдаст ежемесячные нормативы, тем самым ещё раз подтвердив, что нисколько не потеряла форму и способна выполнять работу, требующую физической подготовки. После водных процедур девушка, обосновавшись вместе с другими сотрудницами в раздевалке, затолкала в сумку спортивный костюм с полотенцем и принялась с солдатской расторопностью одеваться в рабочую форму — впереди ещё навалом работы.       Расчёсывая белокурые волосы, Глафира украдкой глянула на двух расположившихся в стороне и негромко переговаривающихся сослуживиц — тех немногочисленных представительниц слабого пола из оперативного состава, что и она сама. Обе женщины числились в другом отряде, и по своему монументальному типу, скорее, походили на мужчин: здоровенные, ширококостные, с могучими мускулистыми руками и пудовыми кулаками, как у бодибилдера, даже голоса у внушительной наружности тётенек были мощные, раскатистые — с таким густым басом хорошо на полигоне командовать. Ну прямо-таки богатырши, которые и в горящую избу войдут, и коня на скаку остановят! Не завидовала Глафира тому, кому не поздоровится испытать на собственной шкуре силушку обеих барышень — уж она-то у них не по-женски огромная.       Что касается самой Глафиры, то своей наружностью она являла полную противоположность могучим сослуживицам: стройность, пластичность и изящество являли гармоничное сочетание в её миниатюрной фигурке с соблазнительно подчёркнутыми женскими округлостями. Платиновые, жемчужного оттенка волосы, опускающиеся чуть ниже ключиц и имеющие каскадную стрижку с косой чёлкой, обрамляли утончённое гладкое лицо с выразительными голубыми глазами, чей томный взгляд не единожды завораживал мужчин. «Нимфа» — так ласково нашептал ей как-то на ушко один из воздыхателей.       Многие склонялись ко мнению, что такой хрупкой с виду девушке, как она, место в модельной студии, в аудитории учебного учреждения, в офисе, дома с детьми, да где угодно — но только не в военизированном отряде специального назначения. Пожалуй, сторонники вышеуказанной точки зрения рассуждают здраво, но у младшего сержанта Лихачёвой имелись собственные мотивы, что и привели её в эту структуру. Глафира никогда и не пыталась делать упор на грубую физическую силу, в отличие от большинства сослуживцев, прекрасно понимая, что для неё, представительницы слабого пола, это недоступно; она делала ставку на иные не менее эффективные при умелом использовании методы и свои собственные тщательно развитые качества, включённые в изощрённую технику борьбы, не требующую никакой физической силы. К слову, далеко не всем её противникам, на свою беду, сразу удавалось понять, что производимое первое впечатление субтильной, немощной девицы обманчиво. Собственно, на эту ложную иллюзию и делался расчёт.       Уже полностью переодетая в форму, Глафира закрепляла заколкой собранные на затылке волосы, когда мобильный телефон оповестил о входящем вызове. Высветившееся на дисплее имя командира отряда на секунду вызвало у девушки задумчивую мысль, что тому от неё надо на этот раз.       — Слушаю, — поспешно ответила она на звонок.       — Глафира, зайди ко мне в кабинет. У меня для тебя поручение. — Старший в отряде, как обычно, сразу перешёл к делу, опуская словесные условности.       — Поняра. Сейчас подойду.        Выделенное для оперативного отряда помещение представляло собой открытого вида офис с расположенными близко друг к другу рабочими местами. В качестве кабинета командира функционировала, напротив, отдельная комната, куда можно было попасть через общее помещение.       — Глафира, тебя дядька видеть хочет — вроде как дело какое-то к тебе есть, — пророкотал низкий голос, как только девушка переступила порог. Пославший устное сообщение сослуживец расположился за ближайшим к кабинету командира столом. Алексей Карпов, второй человек после капитана, он же заместитель последнего и ветеран с солидным стажем, самый старший и опытный из оперативников в отряде, пользующийся немалым авторитетом. С уверенностью Глафира могла резюмировать, что своё положение Карпов всецело оправдывает. Пусть ей не очень-то приходились по нраву присущие старшему соратнику сварливость, грубоватые манеры и лёгкая надменность, однако эти недостатки характера с лихвой покрывались такими чертами, как ответственность, сметливость, умение быстро принимать верные решения в экстренной обстановке.       Карпов представлял собой среднего роста, крепкого телосложения мужчину сорокалетнего возраста. Не сложно было узнать в нём военную породу. Мускулистые руки с развитыми бицепсами своим видом красноречиво вещали о физической силе — результат многолетних упражнений на тренажёрах. Тёмно-каштановые волосы подстрижены ёжиком. Особой приметой внешности являлась рассекающая левую кустистую бровь неровная полоса шрама, обрывающаяся над глазом и продолжающаяся от нижнего века до щеки. Люди неосведомлённые об обстоятельствах, при которых появилась эта отметина, делали предположение, что лицо ему так изувечил ударом лапы хищный зверь — и, надо заметить, в некотором роде были близки к истине. Карпов поддерживал вымышленную и такую удобную для него версию о столкновении в лесу с медведем-шатуном, если дело касалось людей, не имеющих никакого отношения к его работе.       — Я уже в курсе, но спасиво, что сказар.       Командир, задумчиво нахмурив лоб, занимался изучением сводки, когда девушка после деликатного стука приоткрыла дверь кабинета.       — Заходи, — кратко бросил он, почти не отрываясь от бумаг.       Глафира заняла предложенное место за столом, напротив старшего по чину. Командир завершил штудирование документации и обратил серьёзный взор на девушку, соединив кончики пальцев перед собой.       При взгляде на этого мужчину тридцати с небольшим лет чувствовалась излучаемая им энергия силы и авторитетность. Выразительные серо-голубые глаза взирали испытующе и пронзительно, что создавалось впечатление, будто без труда могли заглянуть в самые потаённые глубины человеческой души. Аккуратно зачёсанные назад угольно-чёрные волосы открывали высокий, гладкий лоб. Как и большинство членов опергруппы, он обладал поджарым, крепким телосложением и развитой в ходе постоянных физических нагрузок мускулатурой; на чуть удлинённом лице отмечались выступающий подбородок и высокие скулы.       В команде — да и не только — ни для кого не было секретом, что с капитаном Антоном Лихачёвым Глафиру соединяют кровные узы. Если конкретно, то он приходился девушке дядей по отцовской линии.       Командир обстоятельно изложил подчинённой суть дела. Благодаря установленным связям организации с полицией выяснилось следующее: два дня назад в одном из населённых пунктов посёлочного типа, причисленных к их району, произошло двойное убийство, причём одно из них носило необычный и крайне жестокий характер в виде разорванного горла. Предостаточно признаков указывают на то, что возникшее криминальное дело как раз по их части.       — Вот фотоснимки горла трупа — вернее, того, что от него осталось. — Антон протянул племяннице жуткие криминалистические кадры, при обозрении которых не всякий человек сумеет сдержать рвотные позывы. — И ещё заключение от нашего эксперта, а также копия протокола осмотра места происшествия. — Ладонь капитана многозначительно опустилась на бланк с файлами. — У жертвы отмечается значительная кровопотеря, причём кровь даже не вытекла из раны — большая часть попросту отсутствовала. И исследование взятой с трупа слюны подтвердило наши подозрения. По всем признакам напрашивается вывод, что весь этот ужас дело рук, а точнее, клыков вампира.       Глафира даже не поморщилась при визуальном изучении тошнотворных снимков с растерзанным горлом со всех ракурсов, хоть и признавала, что зрелище отнюдь не из приятных — за свою деятельность она и вживую повидала куда хуже. Уж вампир запросто способен учинить такое жестокое зверство — это она могла сказать наверняка. По личному опыту девушка знала, что среди вампирской своры порою встречаются такие изуверы с аморальными наклонностями которым мало просто высосать кровь из жертвы — вдобавок они самым жестокосердным образом разрывают ей горло, стремясь утолить свой другой садистский голод.       Вампир, значит. Давненько не приходилось иметь дело представителями кровососущей шушеры — до текущего момента, полгода те не подавали о себе ни слуху, ни духу — по крайней мере, в данном регионе.       За охрану правопорядка и борьбу с преступностью отвечает полиция. Для обороны государства от внешней агрессии существует армия. Обеспечение безопасности государства контролирует ФСБ. Но все названные госслужбы имеют дело, по сути, с такими же людьми, а вот отражение агрессии и защита населения от посягательств нечисти, иных существ вроде тех же вампиров, враждебно настроенных к человеческому роду, не входит в их компетенцию. Эту нелёгкую задачу взяла на себя особая секретная, военизированного типа организация, специализирующаяся исключительно на изучении аномальных объектов и борьбе с преступной нечистью — Комитет обороны по делам сверхъестественной активности (сокращённо — «КОДСА»). Организация соблюдает строгую конспирацию по части своей деятельности: простые люди не должны знать о существовании сверхъестественного — в противном случае, страшно вообразить, к какой массовой панике и неконтролируемому хаосу может привести подобного рода осведомлённость. Для осуществления своей функции КОДСА обладает соответствующими полномочиями и располагает обширным набором средств. По всему земному шару КОДСА рассредоточила свои базы, в том числе и на территории Российской Федерации.       Именно на службе в этой организации состояли младший сержант и капитан Лихачёвы.       — Полиция со «скорой» прибыли по вызову, когда кровопивец давно слинял. Задержали только одного парнишку — сына убитых супругов — по подозрению в совершении преступления, но ежу понятно, что это ничего не даст, поскольку такое изуверство не в возможностях обычного человека. Возможно, вампир всё ещё рыщет где-то в нашем регионе. Разыщи эту тварь, пока та ещё кого-нибудь не сожрала, собери как можно больше сведений. Протокол осмотра места преступления, допрос подозреваемого, отчёт патологоанатома, дополнительные криминалистические снимки — словом, все имеющиеся копии документов, запрошенные из полиции здесь, в сводке. — Антон подал ей планшет с бумагами. — Может пригодиться.       До Глафиры тотчас дошло, почему командир поручил именно ей это задание. Дело даже вовсе не в том, что по данному вопросу она являлась компетентной более чем достаточно и располагала значительным практическим опытом. В первую очередь для Антона это стало удобным предлогом освободить племянницу от участия в предстоящей на следующей неделе операции, чем он не преминул воспользоваться. Наводить справки о вампире при защитном свете дня, выступающим в этом случае мощным сдерживающим фактором, не так опасно, по сравнению с намечающимся рискованным мероприятием. Дядя всякий раз цеплялся за любую возможность минимизировать риск для неё, если уж нельзя совсем исключить.       Будь его воля — чёрта с два она бы числилась в составе боевого отряда. Глафире пришлось действовать у того за спиной, убеждая руководство КОДСА, что она стоит должности, на которую претендовала, иначе дядя непременно вставил бы ей палки в колёса. В тот день, когда племянницу официально приняли в организацию, разгневанный и шокированный Антон спустил на неё полкана. Таким взбешённым Глафире его видеть ещё не доводилось, обычно хладнокровного и сдержанного, тогда дядя впервые наорал на неё во всю силу глотки. Да, понятно, что его негативная реакция обусловлена тревогой за неё… И Антон до сих пор не успокоился, учитывая, что часто заводил разговоры о смене профессии, более приемлемой для женщины и не связанной с риском для жизни, предлагал имеющиеся вакансии с обещаниями посодействовать в трудоустройстве, но все его попытки уговорить Глафиру сменить сферу занятости неизменно разбивались о непреклонность девушки.       Глафира, конечно, понимала и ценила то, что дядя дорожит ею и всеми силами старается уберечь. Собственной семьи у Антона не было — вот он и направил всю заботу на осиротевшую дочь старшего брата. Честно, у неё самой было гадко на душе от того, что приходится доставлять близкому человеку лишнее беспокойство, что даже от себя самой становилось тошно — но, увы, не могла изменить свой выбор, даже ради дорогого дядюшки.       — Как только вычислишь вампира — немедленно доложи об этом мне, а там сориентируемся, соберём отряд и загоним поганца в угол. Но (в девушку вперился такой знакомый пристальный, предупреждающий взгляд) только не вздумай сама с ним разбираться, не давай себя обнаружить, за исключением крайних случаев. Установила, кто этот гад и где он находится — тут же дала знать мне или Карпову. Это понятно?       Капитан вперил в подчинённую такой свойственный для него проницательный взгляд, от которого возникало не особо приятное ощущение, как если тебя просматривают под рентгеном — как будто пытался понять, что она на самом деле думает о задании и не посетила ли её голову не заслуживающая одобрения мысль. Не сказать, чтобы младший сержант Лихачёва в работе доставляла командиру много проблем или имела склонность попирать субординацию, но пару раз ей доводилось принимать решения по своему усмотрению, что, разумеется, не приходилось дядюшке по нраву.       Глафира деловито взяла в руки сводку с данными.       — Я всё поняра. И уже приступаю к заданию.

***

      Открыв глаза, Ник спросонья не сразу понял, где находится, поначалу в недоумении оглядывался, но затем до него дошло: он у себя дома, в своей спальне. За окном в полную силу светило солнце — комнатные часы показывали почти полдень. Ник откинулся на подушку, отрешённо провёл ладонью по лицу.       Да, это его дом, вот только юноша ещё не привык так думать об этом месте. При мысли о крове подсознание показывало внутреннему взору небольшой коттедж из красного кирпича, где он вырос… и который не так давно из пристанища, в чьих стенах царили уют, тепло и родительская любовь, превратился в отталкивающее, омрачённое страшной утратой место. В город, на новое место жительства Ник переехал на прошлой неделе, после того как новый владелец загородного участка его выгнал, где юноше всё ещё казалось крайне непривычным. Странно было по утрам вместо криков петухов слышать шум городского транспорта; странно было вместо грунтовой дороги чаще наступать на заасфальтированную поверхность. Больше не нужно помогать приёмной матери в огороде, не нужно доить козу, чтобы позже насладиться бесподобным вкусом натурального молока, не нужно по наступлению осени выкапывать картошку, не нужно вместе с подругой детства водить лошадей и коз на пастбище и обратно.       Возле кровати валялась осушенная до дна двухлитровая бутылка самого крепкого пива, какое только отыскалось в ассортименте магазина вино-водочной продукции. Вторая, такая же, кажется, где-то на кухне, чьё содержимое Ник тоже от души выхлестал в одну харю во время вчерашней попойки. Последние три дня он только и делал, что накачивался спиртным. Глубокие душевные раны, обещавшие ещё не скоро зарубцеваться, болели так сильно, что Ник, послав к чёрту собственные принципы, привитые строгим воспитанием и истово им чтимые прежде, решил заглушить эту внутреннюю боль выпивкой…вернее, попытался. Даже после такого обилия алкоголя, что парень щедро влил в глотку, заветное опьянение, к его большому удивлению и разочарованию, так и не одурманило мозг.       Чуть повалявшись, Ник всё же заставил себя встать. Ночью он, не раздеваясь, так и уснул в чёрной майке-алкоголичке и поношенных джинсах, едва рухнув на кровать после того, как в туалете взбунтовавшийся от излишка спиртного желудок отомстил своему обладателю основательной рвотой. И сон у него в очередной раз выдался отвратительным: юношу изводили порождённые недавними тяжёлыми событиями кошмары, которые он, ещё бодрствуя, тщетно пытался смыть алкоголем, в надежде достичь состояния беспамятства.       Эта квартира досталась ему от матери — от родной матери, которую он никогда не видел живой. Самая габаритная комната служила гостиной, вторая — спальней, а третья комната была приспособлена одновременно под домашнюю библиотеку и кабинет. Роскошью и разными современными наворотами новое жильё не блистало: обстановка преобладала далеко не первой новизны, большая половина вещей вообще принадлежала советской эпохе, хотя и ещё оставалась во вполне пригодном для пользования состоянии — всё это старьё осталось ещё со времён прежней владелицы.       Сразу цепляло внимание, какой здесь господствует тотальный срач: последние квартиранты, как оказалось, не отличались бережным отношением к арендуемому жилью и следовали беспечному принципу «не своё не жалко» — вот и получи изрисованные обои, грязь, нестираные, пропахшие куревом шторы и в качестве бонуса соседство с назойливым тараканьим семейством. Словом, жильё требовало генеральной уборки, дезинфекции и косметического ремонта, вот только хозяин не торопился утруждать себя наведением порядка, будучи обременённый совершенно другими тяготами.       После утренних процедур с душем и чисткой зубов настроение у Ника не улучшилось ни на гран. Удручённый, он стоял перед зеркалом, приглаживая взъерошенные после мытья и вытирания полотенцем волосы. Молодой человек, обнажённый по пояс, смерил взглядом представшего по ту сторону стекла своего двойника с рослой, стройной фигурой, с утончённостью и гибкостью в стати. Притягивали внимание миндалевидной формы глаза, твёрдо и уверенно взирающие на мир из-под рваной чёлки. Насыщенный светло-зелёный цвет радужек так и напрашивался на ассоциацию с цветом зелёного винограда или яблока. Сочетание с тёмными ресницами и прямыми бровями придавало глазам необычайную эффектность. Волосы тёмно-русого цвета отличались густотой и шелковистым блеском. Овальной формы лицо облагораживали правильные, чеканные черты.       Многие люди зачастую обращали внимание, какая у него бледная кожа. Молочно-белая, безупречно гладкая, но без единого намёка на болезненность, что лишь подчёркивало контраст с тёмной шевелюрой. Одни восхищённо отзывались о его пигментации «кровь с молоком», другие ехидно замечали, что парень похож на бледную поганку. Загару кожа абсолютно не поддавалась, даже намёка на оный не наблюдалось, хотя в жаркие летние дни Ник много времени проводил на улице, под раскалёнными солнечными лучами. Впрочем, юноша не жаловался: эта аристократическая бледность была ему только к лицу при удачном сочетании с лоснящимися шоколадными волосами.       С шеи на нагую грудь свисал причудливый медальон, подвешенный на золотую цепочку. На крышку медальона с основой из золота была нанесена замысловатая чеканка. Центр занимал треугольный щит с двумя опрокинутыми дугами в главе. Посередине щита изображалась усеянная шипами голова дракона с оскаленной пастью. Ещё один дракон находился за щитом, но уже повернувший клиновидную голову в профиль и изрыгающий пламя. Щит изрядно скрывал туловище мифического зверя, оставляя в видимости лишь голову, передние лапы, похожий на булаву с иглами хвост и расправленные могучие крылья. Лапы дракона были закованы в кандалы, но с разорванными цепями. Королевская корона венчала голову чудища. Под щитом поперёк изображался меч. Вся композиция заключалась в геральдический четырёхугольный щит с заостренным основанием. Очень похоже на какой-то замысловатый герб, но сколько бы ранее Ник не штудировал всемирную паутину и книги — ничего подобного в указанных источниках информации не нашёл.       На внутренней стороне медальона имелось точно такое же изображение, но уже не в форме чеканки, а композиции, выполненной из цветных драгоценных камней. Безупречная филигранная работа искусного мастера-ювелира очаровывала взор. Жёлтыми топазами были инкрустированы корона, щит и гарда с рукоятью меча. Драконов и пламя выточили из кроваво-красных рубинов. Чёрный агат ювелир превратил в оковы и драконьи глаза, а также использовал для основы контура. Клинок меча сверкал платиной. В целом, красный и жёлтый, по всей видимости, представляли основные цвета.       Медальон всегда был у него, сколько Ник себя помнил. По словам приёмного отца, его, совсем ещё маленьким, нашли уже вместе с этим ювелирным изделием — оно лежало в том же шерстяном одеяле, в которое младенца кто-то заботливо завернул (парень удивлялся, как ещё не прикарманили). Оставалось только гадать, откуда у него взялась эта вычурная безделушка.       Скорчив отражению гримасу, Ник покинул ванную комнату и направился на кухню. Плюхнувшись на табурет и водрузив локти на стол, юноша уткнулся лбом в ладони, но не потому, что его донимало похмелье, которое обошло стороной. Чудовищные воспоминания снова безудержным чёрным потоком хлынули в разум — они же стали источником ночных кошмаров. Как бы Ник старательно ни гнал прочь эти невыносимые, гнетущие мысли, как ни пытался заточить в глубинах подсознания — перед мысленным взором неотвязно маячили ужасные образы, вновь вскрывая сердечные раны, заставляя их кровоточить.       Двое мертвецов… мужчина со свёрнутой шеей… женщина, чьё горло ужасающим образом разорвали так, что в зияющей ране отчётливо виднелись повреждённые трахея, сосуды, часть позвонков…большая кровавая лужа на полу… похоронная процессия движется по кладбищенской аллее…два опускаемых в холодную темноту могилы гроба… одно на двоих надгробие из чёрного камня, под которым уснули вечным сном двое супругов… лица дорогих сердцу людей, которых он больше никогда не увидит…       Ещё совсем недавно, по утрам его приветствовали приёмные родители — но теперь молодого человека встречала лишь гнетущая пустота, лишний раз жестоко напоминающая о тяжёлой утрате. Сторожевые собаки, и те не уцелели — заплатили жизнями за стремление защитить хозяев вместе с их собственностью. Но хуже того терзало осознание, что в его силах было предотвратить это страшное событие, вот только он из-за собственной безалаберности безвозвратно упустил эту возможность — и теперь фатальную ошибку не исправить. Будь то возможно, Ник готов был дорого заплатить за то, чтобы обратить время вспять…       Прорывающийся в сознании сквозь пучину горя голос здравого смысла внушал ему, что нельзя всё время так убиваться, как бы ни было тяжело на душе из-за горечи утраты, недопустимо пьянствовать с утра до ночи. Близких не вернуть из загробного мира — но, так или иначе, жизнь продолжается, и ему нужно найти в себе силы идти дальше. Стоило подумать о вырастившем его человеке, как Ник даже слегка вздрогнул, будто от оплеухи — перед мысленным взором возникло лицо приёмного отца с полными молчаливого укора и разочарования раскосыми глазами. Да, покойный Вейюан остался бы очень-очень недоволен приёмным сыном, который своим безобразным поведением посрамил все убеждения и ценности, старательно вкладываемые наставником в процессе формирования личности. В понимании приёмного отца никакое горе не является оправданием, чтобы деградировать, скатываясь на дно бутылки, вместо того, чтобы выдержать тяжёлое испытание и достойно следовать дальше по жизненному пути.       «Я должен держаться ради Вейюана и мамы!» — принялся настраивать себя Ник — «Они бы нипочём не захотели, чтобы я опустился до уровня спившегося быдла. Всё, пора завязывать с пьянством!.. За квартиру платить надо, хавчик и всё такое прочее тоже не бесплатные, и мотоцикл не за счёт Святого Духа ездит. Так что самое время заняться поисками работы. Всё, пацан, теперь ты целиком и полностью сам за себя».       На плите громоздился массивный чайник из нержавейки, но не относящийся к категории современных электроприборов с автоматическим отключением — тоже наследие советской эпохи, который при закипании нужно вручную отключать от электросети. Покуда налитая вода грелась в чайнике, Ник занялся исследованием буфета в поисках чего-нибудь съестного, но быстро понял, что, кроме банки с быстрорастворимым кофе, поживиться нечем. Последняя вскрытая ещё вчерашним днём упаковка с недоеденной лапшой «Доширак» сиротливо стояла возле раковины, привлекая парочку мух. Пенять оставалось только на себя, ведь последнее время Ника не заботило посещение универсамов с целью пополнения домашнего провианта.       Сошедший с контейнера на заводе ещё во времена СССР холодильник «Бирюса», как и большинство предметов обстановки, появился в квартире издавна; этот морозильный агрегат был даже старше молодого хозяина, однако, не смотря на длительную эксплуатацию, до сих пор исправно работал. Открыв почти полностью «украшенную» выцветшими наклейками от жевательных резинок дверцу холодильника и обследовав полки, Ник пришёл к безрадостной констатации, что и здесь мышь повесилась.       — Жрать нечего, ясно? — буркнул Ник нахально высунувшемуся из-за щели за кухонным шкафом крупному таракану. — А ну, ползи в другое место, пока тапком не получил.       На нижней полке, отыскалась баночка с вишнёвым вареньем. Если сгонять в булочную за свежеиспечённой сдобой, то с вареньем такое лакомство хорошо пойдёт за чаем. Но вот только при виде тёмно-красной консистенции Ника замутило — цвет варёного ягодного десерта ассоциировался с цветом крови, что лишний раз ворошило в уме плохие воспоминания. Торопливо закрыв холодильник и старательно ограждаясь от лезущих в голову непрошеных чудовищных образов, юноша решил обойтись просто чашкой кофе.       Наведение порядка началось с гостиной. Час он потратил на мытьё окна и чистку ковра, после чего принялся протирать мебельную стенку от слоя скопившейся пыли.       На одной из полок стояла рамка со старой фотографией. На снимке была запечатлена в неполный рост молодая женщина лет двадцати с небольшим. Позабыв обо всём на свете, Ник жадно впился взглядом в обаятельную тонкокостную шатенку на фотографии, впитывая каждую её черту. Фоном служил пышный куст сирени в разгаре цветения; на правом плече женщины пристроился сиамский котёнок. Облик женщины, облачённой в простого покроя бежевое платье по колено, отличали привлекательность и изящность. Притягивали внимание лучистые светло-карие глаза, нежный овал одухотворённого лица и бархатистая персиковая кожа. Почти до самой талии ниспадали блестящим каскадом длинные тёмно-русые волосы, обволакивая ладную, гибкую фигурку.       Это же женское лицо он неизменно видел на керамической фотографии, прикреплённой к надгробному памятнику, когда навещал материнскую могилу.       «Мама!»       Её звали Викторией…       Глядящая с фотографии мама вызывала у Ника впечатление очень красивой, волевой, знающей себе цену женщины. Ненароком разок-другой до его ушей долетали обрывки из пересудов соседей-старожилов, судачивших, что объявившийся сын Виктории внешне очень похож на свою мать. Пожалуй, в этих суждениях есть резон: такие же, как у неё, тёмно-русые волосы прямого покрова, в лице проступали некоторые унаследованные материнские черты, но в мужских пропорциях, разве что довольно бледная кожа являла резкое отличие. Иной раз Нику становилось горько от осознания страшной истины, что её больше нет, что она ушла из его жизни прежде, чем он успел запомнить её живой, услышать, как звучит мамин голос.       Ему исполнился всего месяц отроду, когда матери не стало. И Виктория не просто умерла — молодая женщина стала жертвой жестокого убийства. Медэкспертиза в ходе расследования показала, что имело место нанесение холодным оружием нескольких резаных ран, однако основная причина наступления смерти носила более чудовищный, попирающий всякое понятие о гуманизме характер: вырванное из грудной клетки сердце. В прямом смысле, вырванное. Можно только представить, насколько были шокированы проявлением столь вопиющей бесчеловечностью следователи, патологоанатомы и все остальные занимающиеся расследованием служащие. У Ника холодели внутренности, стоило лишь допустить мысль, через какую инквизиторскую пытку прошла родительница перед тем, как её душа отошла в царствие небесное. Следствию так и не удалось выяснить, кем является загадочный убийца, безжалостно отнявший у ребёнка мать.       А вот кто его настоящий отец Ник не имел ни малейшего понятия, какие-либо сведения о нём отсутствовали. Мать родила его вне брака. В свидетельстве о рождении, в графе отца стоял прочерк, потому даже имя второго родителя оставалось тайной за семью печатями, а отчество ему дали по имени деда с материнской стороны. Разумеется, Ника посещали мысли относительно биологического отца, безответные вопросы, почему тот ни разу не появился в его жизни и знает ли вообще о существовании сына. Не исключён и такой безрадостный вариант, что папаша бросил мать, узнав, что та беременна, и сбежал, не желая обременять себя незаконным ребёнком и скреплять отношения с Викторией узами брака. Что ж, и такой исход вполне подходил в его случае; не он первый и не он последний, от кого отказался родной отец — подобных безответственных подонков хватает. Могло быть и так, что отношения родителей прекратились ещё до того, как отцу стало известно о беременности Виктории. Теперь оставалось только гадать.       Ник ещё долго рассматривал фотографию матери, вместе с тем с грустью размышляя над тем, как бы всё сложилось, если бы Виктория не умерла. Овеянные печалью мысли в голове уносились всё дальше, проникали в раскрывшуюся дверцу памяти — в самые глубины воспоминаний о прошлом.

***

      Младенцу, наречённому Никоном Леманном, было всего-то полгода отроду, когда ранним октябрьским утром его, завёрнутого в шерстяное одеяло, обнаружили на крыльце работники детского дома. Кто подкинул малютку, будто котёнка, так и осталось неизвестным. Но зато установить личность ребёнка не составило труда: свидетельство о рождении оказалось подложено под одеяло.       Однако тяготы непростой сиротской жизни в детдоме обошли Ника стороной: через месяц мальчика усыновила бездетная супружеская пара — не успел и год закончиться. Претенденты на роль приёмных родителей сразу же выразили желание усыновить именно его — к другим лишённым родительской опеки детям даже особо не приглядывались. И даже информация о некоторых врождённых генетических аномалиях ребёнка, неприметных внешне, с которой их ознакомили, нисколько не поколебала настрой супружеской четы стать опекунами именно для этого сироты.       В приёмной семье не делалось секрета из факта усыновления. Когда Ник достаточно подрос, чтобы осознавать происходящее, приёмный отец провёл с ним беседу, в процессе которой честно сообщил, что они с женой не являются его биологическими родителями и приняли в семью ещё младенцем из детского дома. Ксения по состоянию здоровья не могла зачать, и в конце концов заветное желание супругов завести ребёнка привело к тому, что, раз уж воспроизвести на свет собственное дитя не получается, они решили взять под опеку чужого, которого готовы были любить и заботиться как о родном. Все сведения, что опекуны узнали о Виктории, они без утайки передали её сыну; даже выяснили, где та похоронена, чтобы вместе с ним могли навещать её одинокую могилу, ухаживать за ней.       С ранних лет у Ника установилась крепкая эмоциональная привязанность и самые доверительные отношения с приёмным отцом, у которого было китайское имя — Вейюан. Имеющий русско-китайское происхождение в результате смешения кровей, постоянно Вейюан со своей маленькой семьёй проживал в России, где, собственно, и родился, но также часто ездил в Китай, где у него была родня с отцовской стороны, причём по возможности брал приёмного сына с собой, когда у того наставала пора каникул.       Безгранично благодарный за сделанное ему большое добро, мальчик старался делать всё, чтобы приёмным родителям не пришлось расстраиваться из-за него, из кожи вон лез, чтобы угодить им, и поклялся самому себе, что никогда, ни при каких обстоятельствах не бросит их в трудную минуту. Все дети хотят быть с родителями — если уж нет родных, то хотя бы с приёмными, — и Ник не был исключением, высоко ценивший то, что эти двое великодушных людей осуществили для него эту возможность.       Будучи мастером нескольких видов восточных единоборств, пользующимся уважением у широкого круга лиц, Вейюан открыл собственную школу боевых искусств, в чью программу обучения входило определённое число направлений: ушу, айкидо, дзюдо и каратэ, плюс к тому существовала отдельная секция по фехтованию. После подготовки при его инструктаже не один ученик достиг чемпионского звания на соревнованиях, вместе с тем повысив престиж секции. Впоследствии подросший Ник тоже открыл в себе неуёмную тягу к боевым искусствам и попросил у приёмного отца разрешения заниматься восточными единоборствами. Вейюан дал согласие и принял воспитанника в свою группу. К изощрённым боевым приёмам и духовному совершенству истинного воина юнец относился с трепетным восхищением. В данной области он постоянно стремился к совершенству, преследуя цель стать таким же выдающимся мастером боевых искусств, как и его наставник. С усердием обучаясь при наставничестве Вейюана, Ник сумел достичь отменных успехов и в итоге завершил обучение с чёрным поясом, заслуженно попав в десятку лучших выпускников, по мнению других тренеров. Помимо навыков единоборств, Ник за время ученичества в совершенстве (по крайней мере, так считал инструктор из секции фехтования, которую он параллельно посещал) овладел саблей.       Вэйюан не жалел сил и средств, обучая приёмного сына боевым искусствам, причём с куда большим углублением, чем других учеников, даже тренировал его дополнительно в индивидуальной форме, прибавляя к опыту подопечного такие приёмы, какие не осваивали на тренировках сотоварищи по секции. Однако, при этом наотрез отказался допускать своего перспективного ученика, лучшего из лучших, к участию в спортивных состязаниях, не слушая мнений своих коллег, оценивших того в деле и не сомневавшихся, что у мальчика большой потенциал, с которым, пожалуй, есть все шансы стать чемпионом — может быть, даже мирового уровня. Впрочем, Ник никогда не стремился к чемпионским вершинам со славой, потому ничуть не расстраивался из-за решения приёмного отца. Прежде всего, он осваивал единоборства для себя, но не испытывал при этом ни малейшей тяги продемонстрировать свои бойцовские таланты на соревнованиях и заработать медали. Раз Вейюан сказал «нет» — значит «нет», и это даже не обсуждается.       Он дал приёмному сыну всестороннюю выучку, в том числе тем вещам, что находились вне обучающей программы секции. Наставлял, как выживать во всевозможных экстремальных ситуациях, научил плавать, бесшумно передвигаться и оказывать первую медицинскую помощь, приучил выполнять упражнения и процедуры, укрепляющие физически, брал в походы в лес и в горы, и много чего другого юноша почерпнул у своего опытного наставника. Словом, обучал всему, что могло помочь выкарабкаться при тех или иных обстоятельствах. Порой Нику казалось, что приёмный отец не столько растит из него хорошего, всесторонне развитого спортсмена, сколько готовит профессионального солдата, будто у парня заранее было подписано с десяток контрактов об участии в военных операциях. Однако, он ничуть не противился такой методике воспитания и развития: он только приветствовал любые пути стать сильнее как физически, так и духовно. И кто знает, в жизни может произойти что угодно, в любой момент, и никто не застрахован от критических ситуаций, когда ставится ребром вопрос жизни и смерти, так что не исключено, что, возможно, когда-нибудь он ещё поблагодарит приёмного отца за все эти уроки жизни.       Благодарность за всё сделанное добро и сыновья любовь к этому человеку, каких юноша не испытывал к родному отцу, не знали границ. Вейюан был добр и учтив к приёмному сыну, но никогда не сюсюкался с ним и не давал тому спуску; строг и требователен в воспитании, но не жесток, он никогда не опускался до словесных унижений и рукоприкладства; он заботился о нём, но ни в коем случае не баловал. Если тебя растит Вейюан, то узнать, что такое жизнь изнеженного, капризного принца не получится. К труду и дисциплине он приучит в первую очередь, и не станет выносить лени и безалаберности. За всё время Вейюан ни разу даже не обнял по-родительски Ника, он вообще редко позволял себе проявлять нежные чувства и терпеть не мог сантиментов — но зато всегда готов был выслушать, поддержать и помочь дельным советом. Насколько знал своего усыновителя юноша, этот человек обладал прекрасной способностью к самоконтролю (с чем у самого Ника зачастую случались трудности), которому чужды были проявления бурных эмоций.       Далеко не самое последнее место занимала в сердце и приёмная мать Ксения. В противоположность супругу, весёлая, впечатлительная, с извечной милой улыбкой женщина, но тоже избравшая преподавательскую стезю, чья карьера увенчалась должностью директора филиала вуза и вместе с тем преподавателя иностранных языков. Врождённое бесплодие раз и навсегда поставило крест на её вожделенной мечте обзавестись собственными детьми, но и принятому в семью чужому, по сути, ребёнку Ксения подарила всю заботу и любовь, на какие только может быть способна истинная добродетельная мать.       Ник знал, что никогда не был идеальным ребёнком, со своим-то сложным, вспыльчивым темпераментом, со своей-то кипучей энергией, постоянно требующей выхода и превратившей его в неисправимого непоседу с шилом в заднице. Классная руководительница постоянно жаловалась Вейюану, что его неугомонный приёмный сын то ввяжется в очередной скандал с дракой, то залезет, куда не следует, рискуя свернуть себе шею, то ещё каким-то образом нашкодит. Бог тому свидетель, Ник, правда, изо всех сил старался не становиться причиной огорчения приёмных родителей, но у него не всегда получалось — зачастую, из-за того, что не мог в нужный момент обуздать собственную импульсивность, а где-то просто думал не тем местом.       Но это было ещё далеко не самое худшее, с чем пришлось столкнуться его опекунам.       Зачастую Ник испытывал трудности в нахождении общего языка со сверстниками — многие односельчане среди молодёжи и ребята из школы проявляли стойкое нежелание общаться с ним, сторонились его, относились как к пустому месту, а в худшем случае выражали неприкрытую неприязнь или шарахались, как от заразы. Кривотолки, обидные клички, хамство — бесчисленное число раз весь этот негатив дождём изливался на Ника при контакте со многими учащимися в школе и жителями посёлка. Приёмные родители, закадычная подруга детства из соседнего дома, да пара-тройка ребят из секции — вот и весь узкий круг лиц, с которыми юноша состоял в хороших отношениях и кто не воротил от него нос.       Ника мало волновало положение изгоя — с этим он давно свыкся, даже не думая переживать из-за мнения кучки самодовольных дурней, которых презирал всей душой и считал, что водиться с такими недалёкими людьми всё равно ниже его достоинства. У него хватало иных поводов для беспокойства, какие и не снились нормальным людям. Дело в том, что на долю Ника выпало порядком каверзных случаев и неестественных явлений, коим здравомыслящий человек не найдёт рационального объяснения. Скорее всего, присущие ему сроду отклонения тоже внесли определённую лепту в положение юнца в обществе, сделав того в глазах окружающих каким-то другим и оттолкнув от тех. Странный бледный мальчик-сирота, любящий ночные прогулки по частному владению, не получающий никакого физического вреда там, где по законам физиологии травмы неизбежны, и никогда не болеющий, даже простудой. В подростковом возрасте его экстраординарные свойства только усилились. Ник научился скрывать свои отличия, всеми силами старался хотя бы выглядеть как обычный парень без груза генетических аномалий на плечах.       Ещё в детстве Нику открылась шокирующая истина, почему он такой, и осознание оной совершенно выбило из колеи, разум отказывался верить в этот кошмар. Как оказалось, приёмные родители были в курсе относительно его истинной сущности, однако воспринимали это необычное обстоятельство со смиренным спокойствием, будто так и должно быть, вместо того, чтобы, как опасался юноша, в ужасе отвергнуть его. И за то, что они всё равно приняли его таким, какой он есть, со всеми его даже не то, что недостатками — отклонениями, не свойственными нормальному человеку, Ник был им до конца жизни благодарен ещё сильнее, это побуждало быть для них ещё более преданным и любящим приёмным сыном, чем он есть.

***

      Телефонный звонок бесцеремонно оборвал поток воспоминаний о прошлом и вернул юношу в реальность. Глянув на дисплей, Ник слегка приободрился, обнаружив, что перекинуться словечком хочет Лера — закадычная подруга и бывшая соседка.       — Лерка, привет! Рад тебя слышать! — Наигранные нотки лёгкой приподнятости в голосе заслонили душевную боль.       С девушкой его с детства связывают крепкие узы дружбы — с того самого дня, когда Ник, будучи семилетним мальчишкой, вступился за заплаканную Леру, которую местные забияки дразнили из-за рыжих волос. О, они с нею были в юности теми ещё отпетыми сорванцами, за которыми числились всевозможные проделки и хулиганства — в пределах разумных границ, разумеется, без ощутимого ущерба для окружающих и их имущества. Обычно шаловливые идеи зарождались в миловидной головке Леры, а вот доставалось за проказы, если озорники попадались, Нику, поскольку чуть что не так он всегда прикрывал подругу (а потом та приходила к нему с извинениями за то, что так неловко получилось, и его любимым черничным пирогом в качестве компенсации). Им нравилось вместе проводить досуг за просмотром фильмов, ездить верхом на лошадях по окрестностям и в лесу, устраивать сталки на заброшенные объекты, они подбирали с улиц брошенных котят и щенков, выхаживали и пристраивали в добрые руки.       Ник любил Леру как сестру, и цербером всегда стоял на страже её покоя и чести, не позволяя никому и пальцем тронуть подопечную, оказывая всё возможное покровительство и заботу.       — Привет! Хотела поинтересоваться, как ты. Надеюсь, не отвлекаю?       Лера оказывала другу всю доступную моральную помощь: присутствовала на похоронах, помогла с приготовлениями к поминкам, как умела старалась утешить его. И эта поддержка с её стороны была для Ника бесценна. Именно Лере Ник перед отъездом отдал козу, покуда о существовании животного не узнал наследник всего имущества (хотя навряд ли ему, закоренелому городскому жителю, нашлось бы дело до какого-то мелкого рогатого скота) — этому противному скупердяю и так перевалило до хрена всего: и дом, и участок, и автомобиль. Так что обойдётся без парного, жирного молочка!       — Нет, я могу разговаривать. Мне немного полегче. — Ложь слетела с языка без запинки, потому что Ник не хотел, чтобы подруга лишний раз волновалась. — Вот, понемногу привожу жильё в божеский вид, а то эти уроды-квартиранты тут капитально всё засрали.       — Может, тебе нужна помощь?       — Спасибо, Лера, но этот бардак я сам разгребу. Хотя, знаешь, был бы не прочь, если ты меня потом навестишь на выходных. Могли бы куда-нибудь сходить вместе. Или, если хочешь, я к тебе приеду. Без тебя как-то непривычно, скучно…       — И мне тоже, внутри какая-то пустота. Покататься верхом и то не с кем, а то моя подруга боится лошадей, хоть они у меня и смирные, послушные. Я сейчас к сессии готовлюсь, но на выходных буду только рада увидеться. Испеку пирог с черникой, как ты любишь.       — Супер! Ты знаешь, чем меня порадовать.       — Ну, мне ли не знать! Мы ведь с детства отличная команда.       Лера выдержала паузу, прежде чем продолжить диалог.       — Ник, я вот ещё что звоню: утром заявилась девушка из полиции — насчёт тебя говорила, вопросы разные задавала, — известила подруга.       — Какого хрена опять? — Нику неприятно было слышать о стражах порядка. — Что ментам теперь-то надо?       — Я сама удивилась, ведь с тебя сняли все подозрения, но вот эта полицейская… — Лера вздохнула. — Ну, в общем-то, она ничего конкретного не сказала — только задавала вопросы типа «как давно я тебя знаю?», «замечала ли что-то странное за тобой?», «где была в ту ночь?», «что слышала?» и всё такое. Настырная фифа. Я этой белобрысой мадам так и сказала: что тебе и в голову бы не пришло даже ругательство употребить к приёмным родителям — не говоря уже об убийстве. И что ей с коллегами следует искать настоящего преступника, а не тыкать пальцем в первого попавшегося — лишь бы только дело поскорее закрыть. Я это тебе так, на всякий случай говорю, чтобы в курсе был…       — Спасибо, Лер. Учту.       Друзья ещё полчаса увлечённо болтали на различные темы. Ник старательно скрывал от подруги, что до конца ещё не оправился от горя и один лишь намёк о тяжкой утрате близких будто нож вонзает в сердце, но Лера, будто чувствуя, тактично избегала малейшего упоминания о смерти его приёмных родителей, вместо того отвлекая и подбадривая как могла. Умолчал и о том, что последние дни много пил как проклятый, безрезультатно пытаясь алкоголем вылечить душу, в чём так не походил на обычного себя в привычном понимании Леры. Она бы точно не одобрила.       То, что полиция ещё долго будет расследовать дело о жестоком убийстве, было вполне ожидаемо. Но одно Ник знал точно: настоящего убийцу сотрудники правоохранительных органов уже не найдут никогда.

***

      Нет, тут определённо что-то не так.       Глафира по энному кругу скрупулёзно изучала материалы дела, чувствуя, что у неё даже начинает побаливать голова от всего этого мозгового штурма. Две недели младший сержант Лихачёва занималась расследованием. Она не единожды посещала тот посёлок, где произошло нападение вампира, побывала в том самом доме, в настоящее время выставленном на продажу по инициативе нового владельца, лично допросила проживавших по соседству с убитыми селян. Словом, работы непочатый край.       В процессе исследования окрестностей, в двух километрах от местного погоста Глафира обнаружила горку золы, какая образуется после кремации трупа. Более тщательное расследование принесло новые крупные плоды в виде скелета, закопанного неподалёку от сельского кладбища — только кости, признаки разлагающейся органики отсутствовали. Ни гроба, ни памятника — ничего из присущих нормальному захоронению атрибутов. Всё выглядело так, будто кости зарыли в спешке. При осмотре черепа Глафира пришла к выводу, что он явно не принадлежал человеку: нормальный хомо сапиенс не отличается такими длинными, заостренными клыками. Помимо этого, после посещения с помощником кладбища её коллекцию материалов пополнили образцы засохшей крови — хаотично разбрызганные бурые пятна попадали в поле зрения то здесь, то там на памятниках, на оградках, на выгоревших на солнце искусственных цветах из пластика и синтетики, даже на выступающих из-под почвы древесных корнях. А напрягающая картина с опрокинутыми надгробиями и раскиданными по земле измятыми траурными венками навевала подозрения о потенциальной связи с жуткой находкой вблизи старого погоста. Что тут стряслось? Что за кровавое побоище?       Глафира поспешила доставить собранный материал в виде праха, костных останков и частиц засохшей крови на экспертизу.       По всем признакам, вампир, по крайней мере, действительно присутствовал в окрестностях села, где произошло преступление, хотя пока ещё точно нельзя утверждать, что найденные останки в самом деле принадлежат тому самому виновнику двух человеческих смертей — это вполне может оказаться и абсолютно другой, не причастный к данному трагическому происшествию полуночник. Исходя из выявленных обстоятельств, также младший сержант пришла к простому умозаключению, что вампир, понятное дело, не сам зажарился на солнце, а потом, уже превратившись в скелет, организовал себе вечный сон в как попало вырытой могиле — кто-то ему устроил аутодафе с последующими похоронами наспех, в этой запутанной истории определённо не обошлось без второго участника, а то и нескольких.       Получается, некто неустановленной личности возомнил себя Ван Хелсингом и ухитрился отправить кровососа в тартарары. Навряд ли это дело рук кого-то из людей КОДСА: в организации уже были бы поставлены в известность. К тому же методы отнюдь не такие, какие у них приняты. Солдаты специального назначения КОДСА — далеко не те доморощенные каратели из страшилок, обвешанные ожерельями из чеснока и неуклюже вооружённые осиновыми кольями, что устраивают зачистку от дрыхнущих упырей в склепах при свете дня. Оперотряды КОДСА, действуя в соответствии с установленными принципами, неизменно старались обезвредить и ликвидировать цель без лишнего шума и всякий раз тщательно прибирали за собой. Оставленный на всеобщее обозрение погром на кладбище, брошенный на месте кремации прах и кое-как закопанный скелет рядом — это не про их организацию, те же трупы иных они забирали для дальнейшей утилизации или исследований. А усмотренные Глафирой непрофессионализм и небрежность в действиях неизвестного лица указывали на то, что, скорее всего, загадочный охотник на вампиров тот ещё дилетант.       Но это оказалось лишь верхушкой айсберга. Чем глубже Глафира копала, тем больше всплывало новых мутных подробностей, указывающих на то, что положение вещей куда сложнее, чем ей казалось.       Например, два происшествия, случившихся ещё задолго до убийства супругов. Двое пострадавших, чудом переживших нападение ночного хищника. Сведения, что сообщили эти люди, имели немаловажное значение, поскольку пролили свет истины на такие обстоятельства, которые не только навели на определённые мысли, но и имели собой информацию, о какой девушка и подумать не могла. В ходе допроса Глафире пришлось призвать всё своё обаяние, настойчивость и убедительность, чтобы расположить к себе означенных свидетелей, вывести им на язык воспоминания о тех тёмных, ужасных эпизодах из жизни, что они долго держали в себе, истово стараясь позабыть, как ночной кошмар.       Один алкоголик, давно утративший представление об интеллигентности, спьяну выболтал занимательные сведения. По словам выпивохи под активное употребление самогона сомнительного качества, он с приятелями пару лет назад повздорил с одним парнем. Противник вышел в гордом одиночестве против трёх мужиков — молокосос совсем, тощий и бледный выскочка, даже из переходного возраста не вышел.       — Стоим, пиво пьём, никого не трогаем — а тут этот пацан как давай быковать. Мы с камрадами сначала поржали над ним — ну вот куда рыпается щуплый уёбок? Пни такого под зад — так на другой конец улетит. Но хрен там! — Мужик безнадёжно махнул рукой и сделал ещё один глоток противно пахнущего пойла, громко рыгнул, после чего продолжил: — Вы, девушка, не поверите, но в этого пацана будто бес вселился… Нас, трёх, блядь, здоровых мужиков, этот сопляк на раз-два раскидал, будто каких-то паршивых котят, вы только представьте! Где же видано, чтобы у подростка была такая силища?! И, сука, двигался так быстро, что за этим чёртом и не уследишь! Психопат долбанный, меня укусил, представляете, дамочка?! Как псина дворовая цапнул! И крови моей напился, паскуда!       Алкаш в подтверждение сказанного закатал рукав и продемонстрировал старые шрамы ближе к сгибу локтя — два бледных отпечатка от вампирских клыков.       После столкновения с «демоном в обличье человека» один приятель свидетеля двинулся рассудком и загремел в психушку, поскольку кровососы и черти на каждом углу мерещились, второй — превратился в заикающегося параноика, шарахающегося от собственной тени. Сам же рассказчик после госпитализации в травматологическом отделении подсел на выпивку, пытаясь стереть из памяти тот ужас. Не было и речи, чтобы обратиться в полицию: всё равно им бы никто не поверил — скорее, решили бы, что вся троица повредилась умом или что вампиров приманила особая травка, которой молодцы вдоволь обкурились. Навряд ли даже следы от укусов оказали бы убедительное воздействие. «Эта тварь неплохо пользуется тем, что вампиры считаются вымыслом для фильмов. Гадёныш так мне и сказал, мол, давай, попробуй настучать на меня ментам — и я тебя потом лично поздравлю с успехами в дурдоме. Да и что бы полиция могла ему сделать? Разве что стать добавкой на ужин».       У второго пострадавшего вампирские клыки также оставили отметины — уже сбоку, на шее (хорошо, что яремную вену кровопивец не задел, а то бы земля пухом несчастной жертве). Тот парень свидетельствовал, что в тот день пребывал на даче, планируя организовать вечеринку в честь окончания семестра в университете, пользуясь тем, что родители укатили в санаторий. Утром, в предвкушении грядущих развлечений, он вышел на балкон покурить. Не успел зажечь сигарету, как через парапет перемахнул («да, именно прыжком с земли переместился на второй этаж, как чёртов супермен») «один мудаковатый старшеклассник», которого он даже отдалённо знал, но, разумеется, понятия не имел, кто тот на самом деле. Свидетель сообщил, что опомниться не успел от потрясения, как непрошеный гость набросился на него и впился клыками в шею. Пострадавший впал в такой ступор, что сопротивляться не мог, покуда нечисть тянула из него кровь. Думал, что всё, жизни конец, однако кровопивец его почему-то не прикончил, а вместо того, удовлетворившись несколькими глотками крови, избил бедолагу до такой степени, что сломал лучевую кость правой руки. После чего бросил покалеченную, орущую от дикой боли жертву, и был таков. Обратиться в правоохранительные органы пострадавший не пытался по тем же мотивам, что и алкаш: полагал, что нет смысла заявлять о нападении кровососущего монстра, чьё существование отрицается наукой — только себе бы навредил такими показаниями. Пришлось придумать для встревоженных родителей и друзей объяснение, что до такого критического состояния его довело падение с балкона по пьяни.       Глафира уточнила, правильно ли она поняла, что нападение произошло утром, при свете солнца — ответ последовал утвердительный. Вот это обстоятельство сбило девушку с толку. Она точно знала, что солнечный свет смертельно опасен для вампиров, сжигает их до костей, вынуждая этих ночных созданий не покидать убежища до наступления спасительной темноты. Но как же тогда тот наглый кровопивец смог напасть, когда солнце давно светило в небе, и не получить при этом ни малейшего вреда? Невозможно, просто невозможно!       И оба свидетеля-пострадавших упоминали о такой детали внешности вампира-подростка как светло-зелёные глаза. Спившийся бич даже припомнил, что в вечернем сумраке глаза у кровососа светились, будто тот нацепил неоновые линзы.       Глафира отложила в сторону распечатку диктофонных записей с показаниями потерпевших, перечитанную, наверное, уже в десятый раз. Девушка заново складывала в уме все детали, прокручивала факты, сопоставляла данные, в попытке понять, что за невиданную тварь не посчастливилось повстречать тем горемыкам. Да, предостаточно признаков указывают именно на вампира, но, с другой стороны, согласно свидетельству, солнце для него абсолютно безопасно. Но ведь для вампиров это же какая-то фантасмагория, просто быть того не может, чтобы они запросто разгуливали средь бела дня, демонстрируя небесному светилу высоко поднятый средний палец! Глафира не могла понять, как такое вообще возможно.       Девушка снова уткнулась в копию полицейского рапорта с протоколами задержания подозреваемого и допроса подозреваемого.       У убитых супругов был приёмный сын — данный факт был известен изначально. Поначалу Глафира внимания не обратила на означенного персонажа, поскольку всерьёз не думала, что он может чем-то помочь в её работе — не говоря уже о том, чтобы заподозрить простого паренька в изуверстве, какое под силу только вампиру. Но теперь, обретя столько любопытных подробностей, она отошла от этой позиции.       Леманн… Где-то она уже слышала эту немецкую фамилию… Кажется, такую же фамилию носила одна женщина, пользовавшаяся определённой известностью в КОДСА… Точнее, её знал узкий круг сотрудников-ветеранов — она трагически погибла, в полицейской сводке указано, что у неё вырвано сердце. Глафира с той дамой лично знакома не была, ведь на момент смерти последней она сама была несмышлёной крохой… И ещё дошли слухи, что у той женщины был ребёнок… необычный ребёнок…мальчик… Но он тоже давно умер, будучи ещё младенцем, ненадолго пережив свою несчастную мать!       И вот теперь, оказывается, у погибших был приёмный сын с такой же фамилией, что и у той женщины. Усыновлён в младенчестве, мать умерла, а отец неизвестен, согласно поступившей информации. И потом, в придачу становится известно, что именно в той округе, где жил этот Леманн, пять и три года назад произошло два незарегистрированных нападений вампира. С другой стороны, по результатам допроса свидетелей и полученной характеристике из военной части, откуда тот парень совсем недавно был демобилизован, следует, что Леманн всё время жил и вёл себя как обычный человек, и рацион питания вполне нормальный, без каких-либо эксцентричных пристрастий … Хотя кое-какие странности ему всё же присущи. Родственник со стороны приёмной матери и двое бывших одноклассников поведали о кое-каких занимательных подробностях из жизни этого индивида. К примеру, то, что он никогда не болел, насморк и то ни разу не подхватил; не получил абсолютно никаких увечий, даже царапины после того, как его сбила машина — просто встал как ни в чём не бывало, разразившись отборной бранью в адрес водителя; отличался куда большей физической силой, чем его сверстники, даже те, что более крепкого телосложения.       Так посмотреть, простой парень, и всё же явно что-то с ним не так… кроется в нём нечто анормальное… И столько фактов сходится, относительно личности этого типа, сходные черты составили такой объёмный список, что вероятность совпадения практически упала до нуля! Существо с характерными признаками вампира, но в то же время наделённое свойством, резко противоречащим вампирской природе. Есть ли связь у этого Никона с таинственными убийцей вампира, чьи останки они с помощником обнаружили недавно, и тем кровососом, что не горит на солнце? Неужели он и есть тот самый ребёнок неестественного происхождения, родившийся у упомянутой безрассудной барышни, который давно считался мёртвым?