Попутчик

      Юнги спокойно зашёл в квартиру, ведь дверь была не заперта. К нему из спальни вышел хмурый и полуголый Хосок. Омега скинул с себя мокрую куртку и прошел на кухню. Хосок пошёл за ним следом.  — Вы что, трахались? Этот вопрос от Юнги ввёл Хосока в ступор.  — Не понял.  — Ну, я встретил Тэхена у подъезда. Он был весь взерошенный и сказал, что вы так и не смогли поговорить. А ты встречаешь меня полуголым. — Юнги открыл морозильную камеру в холодильнике и нахмурился. — У тебя что, льда нет? Хосок посмотрел на руки друга и заметил, что одна рука была сильно покрасневшей.  — Льда нет. Есть замороженный цыплёнок. Нет, мы не спали с ним. Он отшил меня. Я предложил ему себя, а он отказался. Что у тебя с рукой? Юнги достал небольшого цыплёнка и приложил его к руке. От сильного холода его пальцы догнали, а по телу прошлись неприятные мурашки. Лед был бы намного лучше, но выбирать не приходиться. Нельзя чтобы его рука опухла. Ему завтра работать.  — Какой-то псих на лестнице пристал. Ничего страшного.  — Черт, больно, наверное?  — Ничего страшного. Пошли снимать твои швы принцесса. Заодно и расскажешь, что этот Тэхен от тебя хотел. Парни перебрались в гостиную. Юнги принесли аптечку из ванной комнаты, а Хосок сел на диван и повернулся к другу раненой рукой. Каждый раз, когда Юнги дёргал нитки, Хосок жмурился от неприятных ощущений. Это было неприятнее, чем зашивать открытую рану.  — Ты же объяснил ему, что ты не тот омега, который ему нужен? Голос Юнги был тихий и слегка хрипловатый. Он быстро снял последний шов, обработал его перекисью и убрал аптечку в сторону. Хосок натянул на себя футболку не первой свежести, что дня три как валялась у него на диване, и рассказал другу весь его небольшой диалог с Тэхеном. Юнги знал Хосока уже много лет, и он с уверенностью мог сказать, что такой, как Хосок, не сможет выстроить нормальные отношения. Род деятельности не тот. Образ жизни не тот. Характер не тот. Хосок общительный, весёлый, его хрен заткнешь, и он правда душа любой компании. Но это пока он не остаётся один. Наедине с самим собой его часто одолевают депрессии и неуверенность в себе его душит. Он не может принимать себя таким, какой он есть, а улыбка от уха до уха - всего лишь маска. Защитный механизм. Тот, кто громче всех смеётся и ярче всех улыбается… Хосока часто предавали люди. Его собственные родители выкинули его из дома, когда мальчишке было четырнадцать. Он скитался по улицам около недели, ночуя то в парке на лавочке, то на вокзале. Родственникам было плевать: они давно уже закрыли глаза на проблемы в его семье. А потом Хосок был отправлен в приют, а его родителей лишили родительских прав. Как живется детям в приютах, а особенно подросткам можно и не рассказывать. Там они с Юнги и познакомились. Юнги был единственным другом, единственным братом, единственным родным человеком, единственным, кто не предавал. Выйдя из приюта, Юнги поступил в медицинский, а Хосок свернул на преступную дорожку, с которой уже так просто не сойти. Юнги до сих пор помнит, как одной зимней ночью младший омега пришёл к нему с дикой истерикой, а вся его одежда была забрызгана чужой кровью. Руки омеги тряслись потом несколько дней. Хосоку было девятнадцать. Всего девятнадцать лет. Юнги никогда не осуждал его за этот выбор. Он всегда его поддерживал и каждый раз вытаскивал из непросветной задницы. Пару раз он пытался поговорить с ним. Убедить, что есть и другой путь. Необязательно вариться в этой преступной каше, чтобы зарабатывать, но Хосок его не слушал. Он ярко улыбался и уверял, что все будет хорошо. И каждый раз, когда Юнги приходилось залечивать, обрабатывать или зашивать его очередную рану, он лишь качал головой и бубнил под нос, что так нельзя. Когда-нибудь рана может оказаться смертельной и Юнги ничем не сможет ему помочь. Он боится этого больше всего на свете.  — Юнги, он сказал, что ему все равно, чем я занимаюсь и почему. Я не знаю, что творится в голове у этого альфы. Но я ведь не железный. Я не смогу отказать ему. Меня наизнанку выворачивает от его запаха. И блять, он реально красивый. И он кажется хорошим человеком. Ему нужен хороший омега. Но не я. Он придет ко мне раз, еще раз, а потом еще, еще и еще. И я соглашусь быть с ним. Влюбляюсь в него как полный кретин, а потом он разобьёт мое и так не очень-то целое сердце. Я не хочу подпускать его ближе, но он не выходит у меня из головы все эти дни. Что мне делать, Юнги? Ты же знаешь, как я ненавижу всю эту истинность, так почему же именно я его встретил?  — Потому, что нехрен было залезать к нему в тачку! И, как только ты почувствовал его запах, тебе нужно было уходить.  — Мне было интересно. Я не смог. И когда я его увидел, то подумал: "Черт, а мой истинный действительно красавчик". Тормоз, конечно, раз до него так долго доходило, что я как бы его пара.  — Нам нужно отдохнуть. Через три дня мы идём в клуб. Я отработал смену, отосплюсь, и вечером мы идём тусить. Развеешься, подцепишь альфу, тебе нельзя сейчас зацикливаться на одном Тэхене.  — Как скажешь, босс. Хосок засмеялся, а Юнги кинул в него не совсем мягкой диванной подушкой.

***

В пятницу вечером в клубе было много народа. Клуб был выбран случайно и находился в другом районе. Парни ни разу здесь не были, но так было даже лучше. Никто их не знал, и от Хосока не шарахались как от прокажённого. Подцепить здесь кого-нибудь на ночь было легче. Неоновые огни ярко мерцали, пьяная толпа альф, омег и бет двигалась под музыку на танцполе. За столиками часто можно было увидеть целующеюся парочку, а в тёмных углах желающие повеселиться покупали дурь. Все происходило незаметно и быстро. Никому не было дела до того, чем там кто в углу занимается. Не видно ничего, может, вообще решили потрахаться и добавить острых ощущений. Даже если и так, всем было плевать. Хосок на секунду пожалел, что не взял с собой пару пакетиков, мог бы хорошенько заработать. Но они же пришли сюда отдыхать. Они сели за барную стойку и сразу заказали себе выпить. Спустя три бокала с мартини Хосок, счастливый и немного пьяный, упорхнул с каким-то альфой танцевать. Юнги остался пить дальше. Он не сразу заметил, как музыка стала немного тише и энергичная мелодия сменилась на медленную. Ведущий в микрофон бархатистым голосом объявил о каком-то номере, и весь зал закричал, засвистел, захлопал. Толпа явно была рада. Юнги развернулся к танцполу и решил посмотреть представление. Посередине клуба стоял пилон. Юнги вообще его не заметил и сейчас только понял, какое представление их всех ждет. Матерь божья, да это стриптиз! Обычный стриптиз. Омега крутится у шеста и трясёт своей накаченной задницей. Что тут может быть интересного? Толпа раступилась пропуская вперёд красивого высокого парня. Блики разноцветных огней красиво играли на его коже. Кожаные чёрные штаны очень сильно облегали накаченные бедра. Юнги даже со своего места мог заметить какие у стриптизера накаченные мышцы. Торс мужчины был абсолютно голым, а глаза закрывала театральная чёрная маска, украшенная чёрными блёстками и бусинами. Он был слишком высоким и накаченный для омеги. Слишком брутальным и дерзким. Альфа. Юнги естественно не мог почувствовать запах. Сидел он далеко, да и смешанные запахи людей вокруг сбили обоняние парня ко всем чертям. Но он точно знал, что это альфа. Теперь понятно, почему все так визжат. Не часто встретишь альфу-стриптизера. Юнги стало интересно посмотреть на откровенный танец. Музыка заиграла чуть громче, и красивое тело начало кружиться вокруг шеста. Движения не были плавными и утончённым, как у омег или даже бет. Альфа двигался агрессивно, но чертовски сексуально. Казалось, что этот шест ему совсем и не нужен. Он мог сразиться публику даже без него. Юнги не мог оторвать взгляда от этого тела. Какому-то омеге явно повезло заграбастать себе такой лакомый кусочек. Такой альфа просто не мог быть один. Музыка продолжала играть, танец заканчивался, а Юнги все так же пускал слюни на незнакомого стриптиреза. Когда в конце своего выступления мужчина повернулся в сторону, где сидел Юнги, и, смотря прямо на него, улыбнулся, омега впал в ступор. Он знает этого альфу. Он точно видел эту улыбку, похожую на оскал.