Мой друг по переписке

«Моя любовь не иссякла. Она была взаперти все это время, ведь мне приходилось делать над собой немалое усилие, чтобы убедить себя – нет, я не люблю, я не чувствую больше, нет никаких привязанностей к тебе и сожалений. Каждый день, прожитый без моей любви к тебе, был пустым, не наполненным смыслом. Потому что ты – единственный мой свет.» ………… В клубе было довольно душно, и особенно тесно сегодня. Люди всюду толпились, танцевали в сумасшедшем ритме, и каждого были свои индивидуальные движения. Джексон проталкивался сквозь танцующую толпу к барной стойке. - Что желаете? – спросил бармен, крича на ухо парню. - Виски со льдом, - ответил Джексон и, как только бармен поставил бокал на стойку, Ван осушил его в один глоток. - А желаю еще мою комнату, и все, как обычно. Бармен кивнул и повторил коктейль. Тот, взяв бокал в руки, отправился вверх по лестнице – по ступенькам, в комнату, которую обычно снимал на ночь, когда оказывался в этом месте. Сегодня он один, без своей спутницы, предпочитающей здоровый сон вечеринкам в последнее время. Глядя на беснующуюся от музыки толпу людей, сквозь стеклянную стену комнаты, Джексон казался самому себе богом. Богом среди этих юных дарований, которыми он с легкостью мог управлять. Все они имеют свой собственный аромат – кто-то пахнет корицей, кто-то кофе… И они притягиваются друг к другу. Распознают запах друг друга, ощущают целую призму ароматов и выделяют тот, который нравится им больше всего. Но не Джексон. Он научился игнорировать запахи этого мира, научился не замечать их слишком явно. Кроме того, ванильного. Сладкого, пьянящего, с легкой горчинкой. Этот аромат он ощущал даже сейчас: тот парнишка врезался в его память, оставляя физические улики в ней. Кто он? Откуда взялся? Что за каракули он там хотел показать? Джексон отхлебнул напиток из своего бокала и поставил его на стол. Дверь в комнату открылась, но Джексон не оборачивался – он знал, кто пришел. Джинён пахнет карамелью. Его запах настолько узнаваем, что Джексону не требуется никогда оборачиваться – он слишком яркий и ощутимый. Молодой парень обнял Джексона, обвиваясь руками вокруг его шеи, со спины, прижимаясь к его рубашке своими твердыми сосками. Джексон слегка вздрогнул от того, что этот парень вытворял с ним: его прикосновения всегда действовали на него, заставляя вздрагивать. - Соскучился, - произнес Джинён, его шепот приятно вливался в уши Джексона. - Я тоже, - ладони Джексона накрыли кисти парня. На самом деле он устал. Очень устал. Сегодня ему не следует так напиваться, как вчера ночью, не стоит вообще проводить время в клубе, и довольно и того, что он выпил. - Ты на всю ночь пришел? – Джинён обошел парня и взглянул на Джексона. Сколько в мире азиатов? Но здесь, в таком нашумевшем ночном клубе города, в самом сердце Америки, встретились два парня-азиата, которым было сложно в этой жизни. Встретились… и влюбились? Были ли те чувства, что они испытывали друг к другу, любовью? - Нет. Всего на пару часов, - ответил Джексон. Миндально-коричневые глаза Джинёна были преисполнены любовью, теплотой, и холодное сердце Джексона заметно таяло, когда он так смотрел на него. Ему он мог бы и почку подарить, лишь тот продолжал смотреть на него так. - Давай уйдем отсюда? – предложил Ван. - Разве? Ты не хочешь продолжить то, что мы начали вчера ночью? – коварная улыбка на милом лице парня делала его более раскованным. - Я предпочел бы прогуляться где-нибудь, - ответил Ван, - полюбоваться ночными улицами города. - Мистер Ван, а вы романтик, - улыбнулся Джинён, но Джексон крепче стиснул челюсть: желание заткнуть рот парня собственным языком было чрезмерно велико. - Нет, - ответил Ван, - давай просто прогуляемся. Сегодня у меня другое настроение, мой карамельный друг. - Тогда мне нужно одеться. Я мигом. Оставив Вана одного, Джинён поспешно отправился в гардеробную. А Джексон взял стакан со столика и поспешил допить остатки своего виски. Что же он делает? Почему, вместо того чтобы остаться здесь, и порезвиться с хостом, готовым на все, он предлагает ему… свидание? Настоящее свидание. Аромат ванили, все еще хранимый его памятью, остался в его воображении, только теперь смешиваясь с запахом карамели. Теперь Джексон ощущал легкое покалывание внизу живота, теперь он должен быть более осторожен: ведь он может натворить кучуглупостей. - Я готов, - произнес с порога Джинён. Джексон не оборачивался. Аромат парнишки уже давно обо всем сказал. ……………… У боли есть предел. Однако, у страха нет. Джексон знал всю свою взрослую жизнь, успел понять за свое одинокое существование: когда человек боится, он становится уязвим. Значит, это было на руку тем, кто хотел занять его место. И поэтому он поклялся самому себе быть безупречным. Быть идеальным. Без сучка и задоринки. Чтобы окружающий мир и конкуренты не могли навешать на него никаких грязных историй. И поэтому он придерживался одного и того же сценария: работал усердно и много, часто задерживался в офисе до глубокой ночи, относился к женщинам, работающим на него, как к дерьму – зачем ему скандалы за «обаяние и красоту», и еще он «хранил верность» своей девушке – подруге детства, с которой он был еще с китайской провинции, в которой родился. Конечно, его подруга знала о нетрадиционной ориентации своего «парня», знала, что нужно молчать – тем более, Джексон взамен щедро одаривал ее дорогими подарками. Поэтому на всех светских мероприятиях они появлялись вдвоём, она безустанно сопровождала его, одаривая своим восхищением и теплотой улыбки. Все это было по-настоящему. Для нее. Для нее Джексон по-прежнему оставался тем, кто подарил ей первый поцелуй. Тем, кто вытащил ее из грязи, в которой они оба родились. Тем, кто заботился о ней лучше, чем ее родные. Тем, кто спас ее. И тем, кого он так любила! И поэтому согласилась безмолвной тенью ступать за своим другом, человеком, который физически не мог подарить ей то, чего она так хотела. Но иногда Джексон, напиваясь, оставался с ней наедине, охотно отвечая на ее поцелуи. Конечно, для него это было лишь развлечение, снятие стресса, а для подруги его детства это были единственные крохи его внимания, что могли достаться. И она жадно упивалась ими, пока Джексон не трезвел, и мягко отталкивал ее. Всю свою жизнь Джексон прятался, скрывал свои чувства. Был не собой. И даже теперь он сам не свой. Проснувшись с утра, не один в своей постели, с легкой головной болью, он удрученно выдохнул. Вчера ничего не произошло – осторожность Вана взяла верх над его телом, что обеспечило ему правильный исход ситуации. Джексон не смог. Не смог позволить себе расслабиться, по-прежнему держа контроль над ситуацией. И сколько Джинён ни пытался, сколько ни приставал к нему, своего он так и не добился. Прогулявшись ночными улицами, они зашли в круглосуточную кофейню, заказали себе тыквенный латте навынос и отправились домой к Вану. Машину Джексон припарковал возле клуба, и она находилась под надежной защитой. Поэтому, т.к. они не стали брать такси, парни прогулялись пешком. Когда они дошли до квартиры высотки, в которой жил Джексон, Джинён набросился на хёна с поцелуями. Милый Джинён, такой солнечный и безупречный в своем внешнем виде, вызывал у Вана лишь желание повалить его на стол кухни и хорошенько оттрахать. Испортить. Стереть с его губ эту добрую улыбку, а наивность в его глазах заполнить грязным вожделением. Но Джексон сдерживался, старательно игнорируя тот факт, что Джи расстегнул верхние пуговицы своей полупрозрачной рубашки. - Будешь ходить полуголым, - произнес Джексон, - и простудишься. Он отстранился первым, озираясь по сторонам: нельзя, чтоб их увидели любопытные соседи. А потом, теряя себя от привычного контроля, Джексон затянул Джи в лифт, поднимаясь на верхний этаж, в свою квартиру. После того, как лифт открылся, впуская их в жилище Вана, те набросились друг на друга с безудержными поцелуями. Они целовались неотрывно, захлебываясь друг в друге, жадно глотали кратковременный воздух и снова неистово целовались. Их руки блуждали по телам друг друга, ныряя под одежду, в нижнее белье, ощупывая разгоряченные тела. - Если не трахнешь меня, я закричу, - шептал Джинён, и Джексон был готов, почти готов выполнить его указания… …но… вовремя остановился. «Помни, в этой стране нельзя доверять никому. Только самым близким», - однажды сказала ему мама, когда отпускала Джексона на поиски лучшей жизни. И он зарубил это себе на носу, и никогда не позволял себе слишком доверяться другим. Джинён, пусть и был близким для него человеком – хостом клуба, которому платили за утехи влиятельных клиентов, стал для него единственным мужчиной в жизни Джексона, с которым он стал ближе, чем с кем-либо еще во всей Вселенной. Они могли часами напролет говорить о разной ерунде, могли не спать всю ночь при этом, могли целоваться и баловаться телами друг друга, но до секса никогда не доходило. Ничего серьезного так и не произошло. Возможно, всему виной консервативное воспитание Вана, возможно, то, как он дорожил своей репутацией. Или то, что он был недостаточно влюблен в парнишку, чтобы допустить с ним сексуальный контакт. - Я приму душ, и лягу спать, - произнес Джексон, - мне завтра утром предстоит много работы. - Мне уйти? Джексон вновь игнорировал растрепавшуюся рубашку Джинёна, выбивавшуюся из брюк. - Нет. Останься. Давай поспим. Но, прежде чем Джинён успел произнести что-то шуточное, и обязательно пошлое, строго добавил: - Мы просто поспим. Будешь приставать – я выброшу тебя из окна. И так образом он отсек все шуточки корейского хоста. ………… На пробежке Джексон снова стал собой. Встречный ветер наполнял его легкие, очищая разум. Он бежит по полупустым улицами Нью-Йорка, по правую руку встречая рассвет над рекой. В наушниках играет последний альбом молодой группы GOT7, агрессивная песенка «Made it», настраивающая Джексона на нужный лад. Его толстовка пропиталась потом – Ван усердно тренировался, чтобы всегда быть в отличной форме. К тому же, чем быстрее он закончит, тем скорей он вернется домой, примет душ. А потом разбудит того, кого он оставил там спящим. ……… - Уже уходишь? – спросил Джексон, выходя из душа, застав Джинёна, сидящего на кровати, и надевавшего ботинки. - А ты разве не этого хотел? – наивно спросил парнишка. – Чтобы я убрался восвояси? Джексон стоял перед корейским хостом в одном лишь полотенце на голое тело, нарочно до конца не вытерев влагу с торса. После его утренних занятий каждая мышца его тела проступила идеальным рельефом, и теперь он выглядел как никогда сексуально. А еще источал запах, он, пусть и никогда не чувствовал его, знал, что пахнет горьким шоколадом. Пьянящим, горьким шоколадом с ноткой горечи и перчинки. Тот самый альфа, который всегда подавлял своих соперников крепким ароматом, и был так соблазнителен для омежек. И теперь Джинён, ощущая всеми фибрами своего тела аромат Джексона, вздрагивал при каждом глотке воздуха. Запах молодого мужчины буквально сочился из каждой его поры, проникая в сознании Джи, и он терял голову. Особенно усиливался этот аромат там, где висело полотенце – значит, что Джексон долго не имел близости. Но Джексон никогда не имел близости с мужчиной. Той, о которой привычно думать – никогда. Лишь некоторые моменты он позволял себе, но полноценного секса – никогда. - Черт тебя подери, - скулил Джинён, почти задыхаясь, - если не трахнешь меня сегодня, я исчезну из твоей жизни навсегда. Понял? Джексон отступил на несколько шагов назад. Он должен прийти в себя: сегодня важный день, предстоит много работы. Но… Но… Джинён выглядит так соблазнительно, так непорочно… Несмотря на то, что в его жизни было достаточное количество мужчин, в чем Джексон и не сомневался. - Мне предстоит трудный день, - ответил Джексон, - и если ты можешь потерпеть до вечера, уверяю, сегодня мы зайдем так далеко, насколько ты того захочешь. Джинён широко улыбнулся. Его вновь не застёгнутая до конца рубашка дразнилась, привлекая все больше внимания Джексона. - Если опоздаешь хотя бы на минуту, - коварно облизнувшись, произнес Джинён, - меня здесь больше не будет. Будь уверен.