Хранитель

Лаик не понравился Дику с первого взгляда. От старого поместья за хорну несло какой-то явно потусторонней гадостью, и Дик, скрипнув зубами, припомнил последнее напутствие банши: "Не расстраивайтесь так, молодой тан! Вы ведь и не представляете, что вы там найдете". Ну что ж, теперь Дик отлично представлял, что именно. Парочку недобрых духов - это как пить дать, да еще, небось, боггарта в придачу. Как будто своей, надорской нечисти мало было! А вот этот заросший пруд, который они только что проехали, наверняка был жилищем гриндилоу... Нечисть тянулась к нечисти, там, где поселились фэйри, рано или поздно появятся духи, пикси, жирни, богглы и весь прочий набор волшебных существ. Что и говорить про старую обитель, некогда бывшую святой, но почти Круг назад ставшую временным пристанищем для всех поколений талигской молодежи. В таких местах грань между мирами, истонченная столетиями усердных молитв, то и дело норовит исчезнуть вовсе, обеспечив тем самым раздолье всей окрестной нечисти, только того и ждущей. Дик невесело усмехнулся. И со всем этим зверинцем ему предстоит иметь дело безоружным! В Лаик запрещены все личные вещи, включая кинжалы, а значит, любимый ритуальный клинок предстоит оставить пылиться в кладовке. Он уже успел заранее попросить прощения у оружия, но на сердце все равно было тяжело. Чтобы хоть как-то успокоиться, Дик принялся вспоминать Надор. Как-то там сейчас сестрам? Он, конечно, попросил Джека присмотреть за девочками, но ведь тот всего лишь брауни, много ли он может? Нечисть, верно, уже прослышала о его отъезде и начала потихоньку стекаться к замку в надежде отыграться за былые обиды. Какое-то время их будут сдерживать остатки страха перед ним, какое-то - охранные круги, начерченные им в последний день перед выездом, но уж после, как говорится, кот из дому - мышки в пляс. Навряд ли они осмелятся серьезно навредить домочадцам, а вот напугать или напакостить по мелочам - это запросто. И, ох, надо бы ему вернуться домой поскорее! А лучше - внезапно, без письма и на закате, то-то эти поганцы у него попляшут! Всех развеет, до последнего мелкого боуги! От кровожадных размышлений его отвлек дядюшка Эйвон. Оказалось, они вместе со своим проводником - слугой, выглядевшим, как свежевыкопанная жертва холеры - уже успели дойти до темного, без единого окна, парадного зала. Тусклый свет свечи выхватывал из мрака две фигуры - грузную сидящую и сухопарую стоящую. Вместе они представляли из себя веселую контрастную группку, но Дику сейчас было не до смеха. Тощий, как мысленно обозвал его Дик, был одет в черное, что заставляло заподозрить в нем представителя духовенства. Толстый же явно был здешним начальником - капитаном, вспомнил его должность Дик. И под началом вот этого ему предстоит прожить следующие полгода?! Первым порывом Дика было развернуться и уйти, посильнее хлопнув дверью. Вторым - устроить капитану веселую жизнь, отпустив Вилли порезвиться в свое удовольствие. Тяжело вздохнув, он отверг оба варианта. Полтергейст здесь наверняка имелся и свой, а отказавшись в последний момент, он создал бы о себе славу капризной девицы, меняющей свои решения, как перчатки. Не то чтобы его это так уж заботило, но в чем-то матушка все же была права - честь семьи не пустой звук. *** Клятва унара оставила Дика совершенно равнодушным. Он наметанным взглядом обнаружил в ней с полдюжины лазеек и на всякий случай запомнил их на будущее. Ей-Создатель, если бы он так договаривался с нечистью, она уже давно шастала бы по Надору, как у себя в логове! Впрочем, ему же лучше: так он сможет спокойно работать, не боясь из-за неосторожного поступка стать клятвопреступником. Он лучше многих знал, что клятвы - не просто сотрясение воздуха, особенно данные в местах, подобных Лаик. Слуга, как две капли воды похожий на того, который отводил их с дядюшкой к Арамоне, отпер дверь его нового жилища. По виду комната унара напоминала келью, да, скорее всего, ею и являлась. Дик сдержанно поблагодарил слугу и повернулся было закрыть за собой дверь, как тот внезапно заговорил: - Не покидайте своей комнаты до рассвета, унар. Дом этого не любит, - голос у него вполне соответствовал облику: надтреснутый, скрипучий, почти как у Джека. Если бы Дик не был точно уверен, что перед ним человек, первым делом показал бы ему эсперу - неплохое средство для выявления враждебно настроенной нечисти. Слуга ушел, закрыв за собой дверь, а Дик снял сапоги и уселся с ногами на постель. Ну надо же, "дом этого не любит"! Можно подумать, если он оказался здесь без кинжала, то будет плясать под дудку местных духов! Впрочем, раз уж они и впрямь тут были, охотника они учуяли еще до того, как он пересек порог сего славного заведения. А значит, наверняка не преминут наведаться в гости, так что куда-то выходить по ночам ему и не надо - скоро те, что посмелее из местной нечисти и сами сбегутся посмотреть, так ли он опасен для них, как кажется. В углу что-то зашуршало. Дик устало вздохнул: легки на помине. Хоть бы отдохнуть с дороги дали! Но, вопреки его ожиданиям, из темного угла на свет вышла всего лишь обычная крыса. Чуть крупнее своих сородичей, серая и грязная, она не вызвала у Дика никаких чувств, кроме брезгливости. Он лениво, напоказ, потянулся к столу, размышляя, как прогнать незваную гостью. Крыса внимательно следила за каждым его движением. Дик отвлекся на мгновение, переведя взгляд на стол, а когда снова повернулся к крысе, едва не отдернул руку. Его прошиб холодный пот. В глазах грызуна ему явственно почудились искры холодного, недружелюбного разума. Дик моргнул, и крыса, вильнув на прощание хвостом, скрылась под кроватью. Показалось? Да, точно, так ведь не бывает. Домашняя нечисть может принимать разные обличья, но избегает превращаться в животных - это делает ее уязвимой. Тем более в крыс, которых часто травят и изводят в человеческих жилищах. И все же как некстати отобрали кинжал! *** Ночь прошла в относительном спокойствии. Дик спал чутко, в любой момент готовясь проснуться, чтобы не дать местным обитателям застать себя врасплох. Однако единственным, что тревожило его сон, были шорохи ночного парка за окном, имевшие вполне обыденное объяснение. Не явились гости и в следующие ночи. Крыса тоже больше не приходила, и спустя неделю Дик и думать забыл о том происшествии, твердо решив, что ему почудилось. На поверку старое поместье оказалось просто древним домом, возможно, и обжитым парой-тройкой призраков, но уж точно не опасным. Дик с улыбкой вспоминал свои дурные предчувствия, сетуя на то, каким пугливым он был. В конце концов, думал он, это же почти столица. Люди здесь полноправные хозяева, всю нечисть, какая только водилась тут, уже давно отпугнула ежегодно носящаяся по коридорам толпа "жеребят". Серым маревом неторопливо потянулись унарские будни. Дик не спешил близко сходиться с однокорытниками, но и не стал отвергать предложенную Катершванцами дружбу, хотя в чем она заключалась, не понимал до самого начала весны. Виделись они редко, изрядную часть времени проводя на занятиях или в кельях, поговорить так и вовсе не удавалось. Погруженный в учебу, Дик открыл для себя многое из того, чем до сих пор занимался лишь постольку-поскольку. В Надоре его редко можно было встретить в библиотеке: охота оставляла мало времени на чтение, да и заслуживающей внимания литературы после нашествия на замок людей Оллара осталось не так уж много. Так что на стихосложении Дик с удивлением и радостью открывал для себя казавшиеся ранее скучными сонеты Веннена и пьесы Дидериха, пробовал сочинять сам, хотя и не особо преуспевал, с интересом слушал ментора и товарищей. Были, правда, и совершенно бесполезные, на его взгляд, предметы. На олларианской демонологии он едва сдерживался, чтобы не хихикать в кулак, так глупы и далеки от реальности казались ему представления священников о разных видах нечисти. На истории Олларов он откровенно зевал, на танцах неуклюже оттаптывал партнеру ноги, фехтованием поначалу увлекся, но затем решил для себя, что дуэлей он уж как-нибудь избежит, а в поединках против своих настоящих врагов кинжал, эспера и заговоры были куда как эффективнее шпаги. Его успехи неизменно попадали в поле зрения капитана Арамоны, казалось, ревностно следившего за обучением Дика. В итоге унар Ричард гораздо чаще других оставался без ужина, получал выговоры и отрабатывал повинности. Дик покорно сносил наказания, попутно пытаясь исподволь выяснить причину столь предвзятого к себе отношения. Конечно, он сын мятежника, и будь на месте капитана какой-нибудь Алва, его можно было бы понять, но Арамоне-то что за дело до диковой родословной? В конце концов, Дик пришел к напрашивавшемуся выводу: у капитана к нему что-то личное. И если уж раньше они не встречались, то дело, должно быть, в его отце - Эгмонт в свое время, как и все молодые дворяне, побывал в Загоне и, похоже, оставил о себе недобрую память. Зная склочный характер Арамоны, отцу, похоже, не пришлось для этого даже особенно стараться. А теперь капитан отыгрывался на Дике, по ночам, небось, мечтая, как с треском выставит его из Лаик. Вообще-то такой вариант развития событий вполне отвечал желаниям самого Дика, но теперь в нем заговорила гордость. Арамона хочет его опозорить? Как бы не так! Он вполне может потерпеть несколько месяцев - исключительно ради удовольствия лицезреть расстроенную физиономию борова на площади в Фабианов день. *** Суза-Муза появился неожиданно - и, надо признать, весьма эффектно. Когда Арамона вытащил из супницы перчатку, Дик подумал было на Вилли, про себя пообещав от души поблагодарить полтергейста за внезапное развлечение. Однако вечером, как следует расспросив призрака, он вынужден был признать, что тот не имеет к происходящему никакого отношения. - Ух, какая шикарная идея! - винтом взлетая под потолок, восторженно заявил Вилли. - Ох, мне бы так! - выразительно косясь на Дика, намекнул он. - Тише ты! - прошипел Дик в ответ. - Услышат. И насчет проказ - даже и не мечтай! Угадаешь, кто первый вылетит отсюда со свистом, случись что? Вилли заметно увял, но, судя по хитрому блеску полупрозрачных глаз, надежды проявить свою вредительскую натуру не оставил. Задолжав Дику еще два желания, настырный призрак повадился все время невидимым летать за ним по пятам, с нетерпением ожидая случая, когда Дик вынужден будет использовать его таланты. - Так что, думаешь, это твой собрат резвится? Вилли, задумавшись, кувыркнулся в воздухе. - Нет, пожалуй, нет... - наконец, ответил он, когда Дик уже начал терять терпение. - Я бы почувствовал. Знаете, мастер охотник, - перейдя на громкий шепот, непривычно серьезно произнес он: - в этом логове много кто обитает. И собрат мой есть, да не один. Но все они сейчас сидят тише камня ниже могилы и трясутся от страха, ожидая, что придет кто-то сильный. Кто-то очень сильный, кому не след перебегать дорогу даже в мыслях. И знаете, мастер охотник, - призрак понизил голос до едва слышного шелеста: - иногда мне тоже очень хочется забиться в самую глубокую щель и не вылезать оттуда, по меньшей мере, пару лет. Дик нахмурился и надолго задумался. Таинственный граф меж тем продолжал свою подрывную деятельность, и чем больше Дик наблюдал за его проделками, тем сильнее уверялся в правоте Вилли. Повадки Сузы-Музы не были похожи ни на какую известную ему нечисть. Это не мог быть полтергейст - он стремился бы обратить на себя внимание, а не оставаться в тени. Пакости пикси не отличались бы такой изощренностью и уж точно не несли бы в себе такого символического смысла, как левая перчатка. Разозленные фэйри старались бы навредить, а не просто унизить и опозорить. Боггарт бы проявлял себя только ночью... Конечно, это могла быть какая-то особенная, местная тварь, не знакомая Дику, но тут он полагался на чутье Вилли: он бы ее узнал. Был еще тот самый "кто-то сильный", но, как следовало из слов призрака, он до сих пор не пришел. Да и возможно ли, что существо, пугающее до икоты всю местную нечисть, развлекается унарскими шалостями? Напрашивался единственный вывод: все происходящее - дело рук человека. Или, что вероятнее, нескольких людей. Дик сломал себе всю голову, пытаясь придумать, как кто-то из унаров мог проделать все эти каверзы и ни разу не попасться, но понял лишь то, что Суза-Муза крайне умен и осторожен. А еще он давно продумал до мелочей план издевательств над Арамоной и теперь обстоятельно претворяет его в жизнь. Вот только кое в чем он просчитался... Дик Окделл понимал, что в розыгрышах графа обвинят его. Дику Окделлу это совершенно не нравилось. А значит, Суза-Муза должен был прекратить свои выходки - или свое существование. *** Штаны медленно раскачивались на орденской цепи, зловеще поскрипывавшей о крюк. Братья Катершванцы рассказывали товарищам о хроссе потекс, "жеребята" восторженно и изумленно ахали, задрав головы вверх. - Это не я, - послышался за плечом Дика испуганный голос. - Знаю. Скройся, - сквозь зубы выдавил Дик, и Вилли вернулся в свое обычное невидимое состояние. Это был конец, причем весьма обидный. Не нужно было быть банши, чтобы предсказать, кто окажется виноватым. Шутка, конечно, была хороша, но вот ее предполагаемые последствия совершенно не радовали. Арамона вполне ожидаемо разорался. Даже не так - развизжался, устроил бабскую истерику и окончательно уронил себя в глазах Дика. Впрочем, какая теперь-то разница? Дик даже не удивился, когда капитан назвал его имя и приказал выйти из строя. Куда больше его поразило необыкновенное единодушие пятерых товарищей, вступившихся за него под угрозой позорной отправки домой. Они ведь даже не были толком знакомы, откуда такая забота о ближнем? Впрочем, когда Арамона озвучил наказание, Дик понял. Капитан мог выгнать из Лаик одного унара - особенно если это сын мятежника. Двух - но тогда ему пришлось бы попотеть, объясняясь. Но шестерых? Нет, как ни крути, ребята спасли его, и даже то, что они мало чем рисковали, не делало этот поступок менее значимым. *** В Старой Галерее было холодно и тихо. Как в склепе, сказал бы Дик при других обстоятельствах, но сейчас ему совсем не хотелось неосторожно поминать смерть. Длинный коридор слепо таращился во тьму десятком ниш-глазниц, где еще еле-еле теплился ореол былой святости - видимо, там раньше стояли освященные по эсператистским обрядам скульптуры. Дик скорее знал, чем чувствовал, что в этот раз Вилли за ним не пошел. Тем легче, конечно, но поведение призрака его, надо признать, насторожило. В другой раз он бы не преминул искушающим тоном спросить, не желает ли мастер охотник теплое одеяло или хороший ужин, и не отставать, пока не выведет Дика из себя. И тем не менее, что-то вынудило его остановиться на пороге Старой Галереи. Дику очень не хотелось об этом думать, но, похоже, полтергейст чуял в этом коридоре что-то недоброе. Унары неспешно обсуждали предполагаемые кандидатуры на роль Сузы-Музы, грелись, как могли, просто беседовали о разном. Дик старался поддерживать разговор, но его внимание постоянно переключалось на тишину и темноту вокруг. Смутное ощущение опасности не давало расслабиться ни на минуту, и когда из камина прозвучал приглушенный голос человека, представившегося Сузой-Музой, он едва удержался от того, чтобы рывком достать из-под унарского колета эсперу. - Вы там жи-ивы-ы-ы? - провыл тем временем таинственный граф. - Живы, - сдержанно ответил Дик, добавив про себя: "Но до конца ночи я бы не зарекался..." - Вот и славно! - обрадовался голос-из-камина. - А я вам поесть принес. Позади него раздались одобрительные возгласы. Товарищи по несчастью явно по достоинству оценили идею Сузы-Музы. Когда мешок был извлечен, а Дик - отряхнут от пыли, накопившейся в давно не топленом камине, настроение "безвинных узников" значительно поднялось. Одно дело - сидеть в темном и холодном коридоре всю ночь просто так и совсем другое - под бутылочку вина, при свечах и с приличным ужином. Дика больше всего из присланного гостинца заинтересовали свечи и огниво. Живой огонь немного потеснил окружающий мрак, вселив уверенность в своих силах. Разумеется, далеко не вся нечисть боится открытого пламени, но это было хоть каким-то подспорьем. Дик, осторожно покосившись на остальных унаров, расставил четыре зажженных свечи так, чтобы они располагались на одной широкой окружности, внутри которой поместились бы все шестеро "жеребят". Устанавливая на пол последнюю, он случайно поймал внимательный взгляд Йоганна и приготовился было отвечать на неудобные вопросы, но торский барон только молча кивнул ему и отвернулся. Дик облегченно вздохнул про себя. Он был уверен, что Катершванцы все поняли и не собирались ему мешать. Возможно, они и сами были охотниками. Дик слышал, в Бергмарк многие учатся этому ремеслу буквально с пеленок. Впрочем, об этом можно было подумать позже. Ужин проходил в непринужденной обстановке. Было по-прежнему довольно холодно, но вино разогнало кровь по венам, да и весть о грядущей гибели Сузы-Музы обрадовала унаров. Дику она понравилась, пожалуй, больше, чем всем остальным - он добился, чего хотел, пусть и не приложил к этому значительных усилий. Сидеть на полу было неудобно. Не жестко - стулья в Надоре были не мягче, но ноги быстро затекали, и приходилось часто менять положение. Дик в очередной раз попытался перенести вес с одной ноги на другую, не удержал равновесия и неуклюже завалился назад, подставив руку. В этот же момент его прошиб холодный пот. Его ладонь оказалась за границей круга из свечей. Сначала Дику показалось, что он обжегся, и он осторожно, не делая резких движений, чтобы не привлечь к себе внимание, наклонился вперед, убирая руку обратно в круг. При тусклом свете свечей он смог рассмотреть на ладони мелкие, быстро тающие кристаллики инея. "Боммм", - раздался первый звучный удар часов, эхом отражаясь от стен галереи. - "Боммм, боммм..." Свечи задуло разом, словно кто-то невидимый дунул на праздничный торт. Темнота на некоторое время лишила унаров зрения, и откуда-то слева от Дика раздалось несколько испуганных возгласов. "Боммм", - вторили часы редким ударам дикова сердца. Его на несколько долгих мгновений парализовал ужас. Он знал, что сейчас происходит, лучше, чем кто-либо еще в Старой Галерее. Кто-то сильный пришел. *** Паника отступила так же быстро, как и нахлынула. Сердце застучало часто-часто, словно стремясь нагнать пропущенные удары, но голова была необычайно ясной. Дик оглядел галерею, но не успел заметить ничего подозрительного. Тем не менее, все его чувства сходились в одном: отсюда надо убираться, и как можно скорее. Стучать в дверь было бессмысленно - никто не откроет, пытаться выбить - глупо, даже если бы они могли, времени на это уже не было. Камин, ниши... Ниши! Остатки святости могли ненадолго защитить их, хотя бы позволить Дику увидеть, с чем именно придется иметь дело. - Туда, быстрее! - крикнул он, показывая на ближайшую выемку в стене. Наверное, его голос звучал как-то необычно, чересчур уверенно, что товарищи и не подумали спорить или задавать вопросы, быстро и тихо укрывшись в нише. Дик протиснулся туда последним, встав у самого входа и вытащив эсперу. Со своего места он мог видеть дальний от входа, через который они пришли, конец галереи и участок почти до самого камина. Глаза понемногу привыкали к темноте, позволяя разглядеть на полу остатки ужина и по-прежнему стоящие, но потухшие свечи. Иней теперь полностью покрывал пол, и белесый налет казался Дику отвратительной плесенью. Он так и не смог отследить тот момент, когда у дальнего конца галереи появились зеленые огни. Именно их, а не самих призраков, первыми увидел Дик. Когда процессия давно умерших монахов подошла поближе, он смог разглядеть, что эти огни горели на призрачных свечах, но не касались фитиля, а словно плыли над ним, то и дело меняя форму и яркость свечения. Дик почувствовал, как его веки начинают тяжелеть, дыхание становится все спокойнее. Болотисто-зеленый свет притягивал, звал за собой, манил выйти из укрытия и отправиться следом... Дик уже почти шагнул наружу, когда больно впившаяся в ладонь эспера рывком выдернула его из морока. Как раз вовремя, чтобы он успел схватить за шиворот блаженно улыбавшегося Савиньяка, твердо намеренного последовать за огнями. - Не смотрите на них! - громким шепотом предупредил товарищей Дик. Болотные огоньки. Вредные твари, почти не обладающие собственным разумом, способные только на одно: увлекать за собой. Как правило, пользуются этим для того, чтобы заманить человека в трясину или непроходимый бурелом и вдоволь наесться его страхом, болью, обреченностью. С ними было довольно-таки легко справиться, тем более что они чаще всего обитали в безлюдных, гиблых местах и редко сбивались в большие группы. Эти же огоньки жили за добрый десяток хорн от ближайшей чащобы, и количество их измерялось сотнями. Кто-то согнал их сюда и заставил служить одной цели, и у Дика даже не возникало вопроса, кто. Хотелось только быстрее посмотреть на эту тварь. Он снова осторожно выглянул из ниши. Процессия подходила к концу, из стены показалась последняя пара призраков. Дик пригляделся повнимательнее, и едва не потерял осмотрительность: мимо него шел дух его отца. А рядом шагал он сам, с таким же болотным огоньком в руке, мертвенно спокойный, с погасшим и бессмысленным взглядом. "Этого не может быть!" - что есть мочи вопил разум, но глаза раньше никогда не обманывали Дика. Это был его отец - такой, каким он был в момент своей смерти; и рядом был он сам - такой, каким видел себя сегодня в зеркале. Когда хвост процессии подошел так близко к нише, как только было возможно, Дик сумел разглядеть на своей полупрозрачной щеке даже свежий след от чернил. И это окончательно уверило его в мысли, что перед ним все что угодно, но не его дух. Копия, точный слепок, отпечаток души в мягком воске окружающего пространства, но не призрак. Всего лишь пустая оболочка, не несущая в себе никакой разумной составляющей. Но кому и зачем могло понадобиться сотворить такое? Впрочем, вопрос "кому" определенно отпадал. Процессия скрылась в холодной стене у входа. Дик подождал еще немного и первым вышел из их импровизированного укрытия. Чутье подсказывало ему, что опасность миновала. Иней на полу начал стремительно таять, зажженные Норбертом свечи горели ровно. Кто-то сильный пришел, но так и не показался. *** Произошедшее после Дик помнил смутно. Напряжение последних минут покинуло его, забрав с собой и необычную ясность сознания. Дик чувствовал себя опустошенным, выжатым, как постиранное белье. Он вымученно смеялся в ответ на шутки Альберто и Паоло, устало отвечал на многозначительные взгляды близнецов, невпопад кивал на вопросы Арно. Потом дверь отворилась - кажется, ее отпер отец Герман. Последнее, что осталось в памяти Дика наутро - это скрип ключа в замочной скважине его комнаты. Ночь прошла преотвратно. Дик в полусне опасливо прислушивался к каждому звуку за окном; скрежещущие об раму ветви деревьев казались ему отголосками призрачного шествия. Перед самым рассветом Дик проснулся, словно от толчка, и сел на постели. Ощущение чужого присутствия каплей холодного пота протекло вдоль позвоночника, и едва глаза привыкли к темноте, Дик огляделся. Его внимание сразу привлек темный дверной проем. Около распахнутой настежь двери стоял, небрежно опираясь плечом на косяк, тот, кого Дик никак не ожидал увидеть здесь в такой час. - Па... - начал он и тут же осекся. Однокорытник - точнее, существо, когда-то бывшее им, - усмехнулся. - Не бойся. Я пришел не забирать тебя, - безжизненным, неестественно ровным голосом, так не вязавшимся с ироничным выражением лица, произнес Паоло. - Мне нужно кое-что сказать. Происходящее казалось дурным сном. Дик даже незаметно ущипнул себя за руку, но выходец в дверях и не подумал рассеиваться, как положено любому порядочному сновидению. Но как? Когда жизнерадостный южанин успел погибнуть, если всего пару часов назад они вместе сидели в Старой Галерее, пили и смеялись? У Дика в голове не укладывалось, что однокорытник принял дурную смерть всего в нескольких бье от него, за дверью одной из соседних «»комнат, и никто не поднял тревогу. Никто даже не узнал... - Потом об этом подумаешь, - словно читая его мысли, сказал Паоло. - Запомни, Дик: нет ничего тише крика и оглушительнее тишины. Немногие знают, а те, кто знают, не помнят. Он уже пришел - и останется. - Пора, - из темноты за дверью вышел еще один мертвец. Отец Герман был мало похож на себя живого: его движения, при жизни плавные и уверенные, стали резкими, дергаными; черты лица заострились, как у больного. - Пора, - эхом откликнулся Паоло. Дик еще долго сидел на постели, не моргая уставившись в темноту, не в силах ни уснуть до утра, ни встать и затеплить свечу.