Хранитель

Площадь замерла. Стало тихо, так тихо, что, казалось, пробеги под трибунами мышь, и ее шаги отдадутся громовыми раскатами. Молчали герольды, так и не донесшие трубы до ртов. Молчали унары, глядя на Дика с удивлением и легкой завистью. Предвкушающе молчала пестрая разряженная толпа там, наверху, готовясь взорваться ахами, вздохами и пересудами. Молчал Ворон, ждавший его ответа. Дик тоже молчал, понятия не имея, что ему сказать. В голове метались обрывки спутанных мыслей. Согласиться? Подняться на трибуну, произнести давно заученные слова клятвы, встать за его плечом — и привязать себя к кошкиной столице еще на три долгих года? Ни за что! Отказаться? И нанести тем самым серьезное оскорбление Алве на глазах у всей столичной знати? Немыслимо. Навряд ли, конечно, его вызовут на дуэль. Это было бы просто фарсом: первая шпага Талига против вчерашнего унара. Насколько Дик знал Алву из отцовских рассказов, унижаться до такого поединка тот бы не стал. Но и спускать оскорбления он привычки не имел, значит, отыграется по-другому... "На Надоре, — пришла в голову мысль, заставившая Дика похолодеть. — Алва близок к королю и кардиналу, стоит ему шепнуть пару слов — и Надор окончательно погрязнет в долгах и непомерных налогах. А то и вовсе перейдет под управление кого-нибудь более... благонадежного". Дик почувствовал, как, несмотря на знойный день, по спине скатилась капля ледяного пота. Он еще не проговорил про себя решение, а ноги уже сами несли его по ступеням наверх, туда, где восседал его будущий эр. — Я, Ричард из дома Окделлов, благодарю Первого Маршала за оказанную мне честь, — произнес он, поражаясь, как голос остался таким спокойным. — Я клянусь исполнять его волю и служить ему и Талигу. Отныне бой герцога Алвы — мой бой, его честь — моя честь... Герольды все-таки вострубили — как показалось Дику, с облегчением. Король первым поднялся со своего места, и вслед за ним повскакивала с кресел ближайшая свита. Алва тоже порывисто встал, словно давно уже засиделся и только и ждал повода поскорее уйти. Бросив последний взгляд на залитую солнцем площадь, Дик послушно последовал за ним. *** Путь до особняка с воронами на воротах он почти не запомнил. Пестрые улицы столицы проносились мимо, чуть впереди маячил блестящий на солнце черный круп алвовского коня, и больше всего Дик боялся отстать и потеряться в толпе. Палец — а вместе с ним и всю кисть — жгло так, что повод пришлось перехватить одной рукой; перед глазами то и дело мелькали смутные темные пятна. Дик с усилием промаргивался, и они исчезали, но дурнота не проходила. Алва, казалось, совершенно не интересовался, следует ли за ним его оруженосец. Только въехав во двор особняка, пружинистым движением соскочив с коня и бросив повод слуге, он соизволил обернуться. Окинул Дика странным изучающим взглядом, как будто только что осознав, кого именно видит перед собой, бросил: — За мной, юноша, и побыстрее, — и, не дожидаясь, пока тот неловко слезет с коня, широким шагом удалился в дом. Дик перепоручил Баловника подбежавшему слуге и бросился за эром, мысленно проклиная болезнь, чересчур жаркую погоду и самого Алву с его непонятными капризами. Вот на кой ему понадобился оруженосец, и почему непременно он, Дик? Взял бы Альберто, или Арно, или Эстебана… Да кого угодно! Любой унар почел бы за честь назвать своим эром прославленного Первого Маршала — кроме единственного, кому эта честь не сдалась и с приплатой. Погруженный в мрачные мысли, Дик едва замечал убранство коридоров и залов, через которые проходил, следуя за маячившей впереди спиной хозяина дома. Взгляд изредка цеплялся то за причудливый резной подсвечник, то за портрет некой южной дамы, чей пристальный взгляд казался слишком живым для нарисованного лица, то за старинный клинок, символично повешенный на стену, но сверкающий, как будто только что заточенный… Осмысливать увиденное не было ни времени, ни сил, так что Дик просто откладывал поглубже в память эти яркие картинки и мчался дальше сквозь череду отделанных черным и синим комнат, стараясь не потерять из виду эра. — Пришли, — Алва остановился перед очередной дверью так внезапно, что Дик едва не влетел ему в спину. — Посмотрите-ка сюда, юноша, — приказал он, и Дик послушно уставился туда, куда показали. На черном дереве двери был вырезан странный узор: какие-то волны, завитушки, наплывающие одна на другую без всякой симметрии и видимого смысла. Они напоминали одновременно и обычный растительный орнамент, и что-то на морскую тематику, и скругленные углы традиционных северных знаков — как будто сумасбродный резчик задался целью смешать в одну кашу как можно больше не сочетающихся друг с другом стилей. Присмотревшись, Дик увидел даже знакомый с детства «надорский узел». Он повернулся к Алве, открыл было рот, чтобы задать вопрос, но тот успел первым: — Хорошо, — непонятно к чему заявил он и коротко кивнул. — Проходите. Он толкнул дверь, пропуская Дика первым, вошел следом и повернул ключ в замке, отрезая их от остального дома. Комната, где они оказались, по всей видимости, была его рабочим кабинетом. Алва сел в кресло за письменным столом, что-то достал из ящика, затем снова поднялся и прошел к шкафу в углу. Едва слышно дзинькнуло стекло, зашуршала бумага. Дик нахмурился, не понимая, что происходит. — Мы сейчас будем говорить о моих обязанностях как вашего оруженосца, господин Первый Маршал? — забросил он пробный камень и мысленно добавил: «А потом, надеюсь, вы отпустите меня прогуляться по городу и все же найти толкового лекаря». — Нет, вы сейчас сядете возле стола, дадите мне руку и помолчите, — откликнулся тот, продолжая копаться в шкафу. — Впрочем, кричите, если вам будет угодно. Здесь толстые стены, — едко добавил он чуть погодя, наконец повернувшись к Дику лицом. В руках он бережно нес несколько запечатанных склянок, содержимое которых невозможно было различить сквозь темное стекло. — Что вы намерены делать? — осведомился Дик, садясь, как и было сказано, рядом с массивным письменным столом. Страха он не чувствовал — то ли из-за дурноты, то ли повинуясь чутью, не предупреждавшему ни о какой опасности. Доводы разума тоже были на стороне чутья: Окделлы, конечно, пребывали в опале, но не настолько, чтобы пытать их без суда и следствия. Да и зачем бы Алве это? — Юноша, вы когда-нибудь пробовали касеру? — между тем, осведомился тот, проигнорировав заданный ему вопрос. Дик отрицательно мотнул головой, и Алва добавил: — Сейчас попробуете. Только не вдыхайте пары: сначала выдохнули, потом задержали дыхание на середине вдоха, выпили залпом и снова задержали дыхание. Выдохнуть можно будет, когда я скажу. — Я не буду ничего такого пить, — твердо заявил Дик. — По крайней мере, пока вы не объясните мне, зачем это нужно. Алва оторвался от расстановки склянок по столу и бросил насмешливый взгляд в его сторону. — Не знал, что вы решили избрать для себя путь эсператистского мученика. Впрочем, дело ваше, не хотите — не пейте. Придется оперировать по живому, но тогда извольте не дергаться, пока я буду чистить рану. — Откуда… — Дик попытался вскочить на ноги, неосознанно оперся на больную руку и едва удержал вскрик. — Вы себя в зеркале давно видели? — спросил Алва, легким толчком усаживая его обратно. — Даже с трибуны было заметно, что вы готовы вот-вот украсить площадь своим бесчувственным телом. Арамона, конечно, развел в Лаик Леворукий знает что, но, насколько мне известно, унаров все-таки не морят голодом, прежде чем выставить на всеобщее обозрение. Значит, умудрились пораниться. А уж понять, куда именно, и вовсе было несложно: вы свою руку разве что не баюкаете. Дик почувствовал, как к щекам приливает жар. До сих пор он надеялся, что ему хватает самообладания держаться как ни в чем не бывало. — Меня занимает только одно, — продолжил тем временем Алва. — Каким образом это произошло? Вы умудрились пронести с собой оружие и устроить драку? Выпейте это, — он протянул Дику объемную склянку, до половины заполненную вязкой жижей. Дик подозрительно принюхался. Жидкость слабо пахла чем-то цветочным и сладковатым. Аромат показался ему смутно знакомым, но откуда, Дик решительно не помнил. — Пейте, — хмыкнул Алва, — не отрава и даже не касера, коль скоро ваша праведность не позволяет вам ее употреблять. Это вытяжка семян одного южного растения, помогает унимать боль. На вкус вытяжка, как и все лекарские снадобья, оказалась отвратительной. Ставя на стол опустевшую склянку, Дик с трудом подавил детское желание скривиться. — Я не дрался, меня укусила крыса, — ответил он, поднимая взгляд на эра. — Рана загноилась. Алва на мгновение замер, отвлекшись от изучения надписей на очередной микстуре, и вперил в него внимательный взгляд. — Крыса, — повторил он. Дик неловко пожал плечами, стараясь не потревожить больную руку. Вытяжка из неведомого южного цветка, похоже, начинала действовать: боль в кисти отдалялась, слабела, но и владеть своим телом Дик стал заметно хуже. В голове зашумело — ровно, мощно, будто где-то в отдалении одна за одной сходили лавины. — Значит, дела в Лаик еще хуже, чем я думал, — пробормотал Алва, отведя взгляд куда-то в сторону. — Вашу руку, юноша, — требовательно произнес он пару мгновений спустя. Дик, почти не соображая, что делает, послушно протянул ему больную ладонь. Последней связной его мыслью стало вялое удивление: «Как Алва собрался снимать перчатку?» *** К вечеру ясное небо затянуло тяжелыми серыми тучами, так что звезд почти не было видно. Взошедшая луна скалилась сквозь прорехи, роняя болезненно-желтый свет на щербатые камни двора. Паоло одним плавным движением поднялся с крыши одного из подсобных строений Лаик, где до сих пор сидел, свесив ноги, и неуклюже пошатнулся. Мышцы, которые больше не питала горячая кровь, застыли в одном положении и перестали слушаться. Он досадливо поморщился - все никак не мог привыкнуть к своему новому состоянию. Но сейчас его больше заботило другое: — Дикон ведь тогда так ничего и не понял. Отец Герман, сидевший рядом, молча кивнул, не глядя на Паоло. — Нужно было объяснить прямо. Без дурацких загадок. И снова кивок, все такой же равнодушный и бесстрастный. — Почему? На сей раз отец Герман соизволил ответить: — Горячие не должны знать о холодном. Запрет. Ты же знаешь. — Мы могли ослушаться. — Нет. Ночь вокруг продолжала литься темной патокой сквозь закрывшие небо тучи. Крыша не то сарая, не то молельни в нескольких местах прогнила и покрылась зеленой плесенью. — Пойдем? — Да, пора. Несколько щепок с едва слышным шорохом упали внутрь строения. Когда они приземлились на покрытый инеем пол, оба выходца были уже далеко. *** Пришел в себя Дик только утром следующего дня. Вытяжка неизвестного южного цветка оставила голову тяжелой, во рту поселилось приторное послевкусие. Дик сел на постели и попытался подвигать рукой — кисть оказалась перевязанной от кончиков пальцев до запястья, зато ощущалась почти как здоровая. По крайней мере, по сравнению с тем, что было. — Доброе утро, дор Рикардо, — рядом с его кроватью бесшумно соткался из воздуха кэналлиец — по всей видимости, приставленный к нему слуга. От неожиданности Дик отшатнулся и едва не подпрыгнул на постели. Голова отозвалась тупой болью в висках, и ему снова пришлось с усилием моргнуть, чтобы прогнать темные пятна на краю поля зрения. — Соберано велел передать, чтобы вы не торопились вставать, когда очнетесь, — невозмутимо заявил слуга, даже не подумав извиниться. «Что бы хорошее передал...» — раздраженно подумал Дик. Умом он понимал, что ему не за что злиться на Алву — руку ему, похоже, тот залечил как следует, — но откуда-то из глубины души поднималась досада. Его будто разыграли вслепую: сначала предложение на площади, от которого он не мог отказаться, потом этот странный разговор в кабинете, пропавшие из памяти остаток вечера и ночь… Дик терпеть не мог терять над собой контроль, а сейчас почва под его ногами напоминала злосчастные ренквахские топи. — Передай эру… своему соберано, что мне нужно с ним поговорить. Срочно, — заявил Дик, подкрепив серьезность своих намерений самым суровым взглядом, который смог изобразить. Впрочем, непохоже было, что слугу это впечатлило. Коротко, с почти оскорбительной небрежностью поклонившись, он растянул тонкие губы в ухмылке и исчез так быстро, словно и впрямь растворился в воздухе. Дик, не сдержавшись, здоровой рукой показал ему вслед эсперу — к счастью, те неизвестные, кто раздевал его, догадались ее не снимать. *** — Вы хотели со мной поговорить. Дик с трудом разлепил глаза — оказалось, он успел задремать, пока ждал эра. Ну вот, дождался — Алва стоял, прислонившись к косяку, и всем своим видом выражал нетерпение и недовольство. По всей видимости, Дик оторвал его от какого-то важного дела. — Так что там за срочные новости вы собирались мне сообщить? Я жду. Дик помотал головой, отгоняя сонную одурь. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем после первого пробуждения, но все равно не рискнул бы сейчас вставать на ноги. Мысли еще немного путались, и все те десятки вопросов, которые он планировал задать Алве, никак не хотели обретать пристойную форму. — Этот слуга, который ко мне приходил — кто он? — спросил Дик, наконец собравшись с мыслями. Он и сам удивился своему вопросу — и пришло же на ум именно это! — но Алву ему, похоже, удалось застать врасплох. Угольно-черные брови удивленно взлетели, эр отвлекся от изучения своих ногтей и бросил на Дика пристальный взгляд. — Хуан? — переспросил он. — Он мой домоправитель, юноша. — Нет, — Дик мотнул головой и поморщился от кольнувшей в висок боли. — Я имею в виду, кто он такой? Он ведь не человек? Фейри? Лицо Алвы обрело заинтересованное, хищное выражение, какое бывает у гончей, напавшей на след. — Так-так, — усмехнулся он. — Вижу, отец все-таки успел вас кое-чему научить. Неплохо. Он наконец прошел в комнату и сел в массивное, обитое синим бархатом кресло у окна. — Фейри в Кэналлоа не водятся, — менторским тоном произнес он, складывая ногу на ногу. — Хуан, коль скоро вам интересно — наполовину дуэнде. Это что-то вроде ваших брауни. — Наполовину? — нахмурившись, переспросил Дик. — Фейри же не могут… — Поэтому он и не фейри, — чуть раздраженно повторил Алва. — Но родословную моего домоправителя мы можем обсудить как-нибудь потом. Что гораздо интереснее, так это ваши, герцог Окделл, успехи в роли хозяина Надора. Если их можно таковыми назвать. Я долго ждал, пока вы справитесь сами, но теперь положение — сквернее некуда, так что придется вмешаться. — Что вы имеете в виду? — Дик сел на постели, чтобы удобнее было смотреть эру в глаза. В груди поднималась злость, смешанная со страхом: сбывались его худшие опасения. Алва хотел наложить лапу на его родовые земли, и этого никак нельзя было допустить. — Что вам нужно от Надора? — Самую малость — чтобы он перестал быть рассадником нечисти всех родов, заражая ею, как холерой, половину страны, — невозмутимо заявил тот. — Да как вы… — Дик задохнулся от несправедливой обиды, неосознанно попытался сжать руки в кулаки, но резкая боль в еще не зажившей кисти слегка отрезвила. — Надор — никакой не рассадник, — справившись с собой, твердо заявил он. — Я слежу за каждым мелким пикси, появляющимся в моих владениях, и если у вас, герцог, есть какие-то конкретные обвинения… — он замолчал, увидев, как на лице Алвы появляется скептическое усталое выражение. «Для него это просто предлог, — сжав челюсти так, что заболели зубы, подумал Дик. — Удобное оправдание, чтобы засунуть нос в дела Надора и больше его не высовывать. Кому вообще нужны будут доказательства? Это же Алва!» — За вами охотится раттон. Да-да, раттон, юноша, не надо смотреть на меня с таким священным ужасом! Он не дворовая собачка, чтобы прибегать на каждое упоминание своего имени, — чеканил тем временем тот, будто отчитывая нерадивого слугу. — По всей столице расползаются слухи о выходцах, духах и прочем потустороннем зверинце. Я получаю известия из всех герцогств, кроме вашего — так откуда еще эта скверна может ползти? — Откуда угодно, — процедил сквозь зубы Дик. — Ваши намеки оскорбительны. — Вы можете оскорбляться сколько угодно, — желчно усмехнулся Алва, — но факты вам не переупрямить. Придда и Горная Марка под защитой Ноймаринена, мимо него и мышь не прошмыгнет, не то что крыса. В Эпине окопался Анри-Гийом — старик, конечно, не подарок, но дело свое знает крепко. Кэналлоа я веду сам. Что остается? Дик вызвал в памяти карту Золотых Земель, мысленно посетовав на себя за то, что не уделял достаточно внимания урокам землеописания. — Вараста еще, — упрямо нахмурившись, заявил он через пару минут раздумий. — Почти безлюдная степь с понатыканными кое-где полями и редкими деревушками, — поморщился Алва. — Там, конечно, обитают местные... адас, но они настолько не любят людей, что никто даже не знает, как они себя называют. Даже если бы они все снялись с места в едином порыве, они бы не смогли всколыхнуть такую волну, да еще и так далеко от своих мест обитания. На несколько минут в спальне воцарилось молчание. — Я клянусь своим добрым именем и честью рода Окделл… — мрачно начал Дик, но Алва тут же его перебил: — Первое, чему вас должен был научить покойный Эгмонт — не раздавать клятвы налево и направо, — раздраженно произнес он. — Я и не раздаю! — запальчиво воскликнул Дик. — Я клянусь только в том, в чем твердо уверен! — Мальчишка, — Алва прикрыл глаза и устало потер переносицу. — Впрочем, может, это и к лучшему, — добавил он, поднимаясь с места. — Вот что, юноша: пока отдыхайте, не вставайте с постели. Сама по себе ваша рана — пустяк, но с порчей, даже и вычищенной, шутить не стоит. Еду будут приносить прямо сюда, и я распоряжусь, чтобы вам выдали несколько книг из моей библиотеки. Надо восполнять пробелы в знаниях. — А мои обязанности оруженосца? Вопрос застал Алву уже у самого выхода. — Считайте, что у вас их нет, — махнул рукой он и скрылся за дверью. Дику остро захотелось швырнуть вслед что-нибудь тяжелое.