Хранитель

Герцогская цепь с крупными, отборной чистоты аметистами тяжело упала на столешницу. Рядом с ней лег фамильный кинжал с аквамаринами и чароитами. Алва не собирался щадить ничьих чувств, и Дик мог только бессильно сжимать кулаки, глядя, как шевелятся бледные губы Валентина, повторяя слова заупокойной молитвы. Beatitudo aeternam dona eis, Procreator… — Он не приходил? — светским тоном спросил Алва, дождавшись, пока он закончит. — Нет, соберано, — ответил вместо Валентина Хуан. — Хорошо, значит, придет позже. Васс… Придд, вы меня слышите? Я запрещаю вам покидать особняк до моего распоряжения. — Мать, — голос Валентина все еще звучал тихо, но не срывался. — И братья. Я должен их защитить. Хотя бы дать знать… — О, им ничего не грозит, — лицо Алвы прорезала кривая ухмылка. — Если будете выполнять мои распоряжения, с ними все будет хорошо и без ваших стараний. — Звучит как угроза, — все так же тихо произнес Валентин, однако теперь в его голосе послышалась злость. Дик напрягся, предчувствуя грозу, но Алва только беспечно пожал плечами. — И тем не менее, это не она, — заявил он, глядя куда-то в сторону окна. — Я не воюю с женщинами и детьми, герцог. Надеюсь, вам достанет благоразумия поверить мне хоть в этом. Валентин медленно, словно через силу, кивнул. Его застывший взгляд уперся куда-то в грудь Алвы, руки на подлокотниках кресла сжались до побелевших костяшек. — Если мы закончили с церемониями, обсудим план нашей кампании. Хуан, вина, — Алва с небрежной изящностью опустился в ближайшее к камину кресло. — Ричард, не стойте, как на параде, сядьте куда-нибудь. Дик подавил ребяческий порыв остаться стоять ему назло и пододвинул кресло к столу, так, чтобы сидеть бок о бок с Валентином. Алва окинул их выразительным взглядом, но, на удивление, не стал язвить. — Кампании? — переспросил Дик, принимая из рук Хуана бокал «крови». — Мы воюем? — И даже несем потери, — с неуместным весельем подтвердил Алва. — Уже, как вы знаете, имеем двоих погибшими. Еще один боец, — он кивнул в сторону Валентина, — пока не в строю, но это поправимо. Про единственного, по слухам, живого внука Анри-Гийома мне ничего не известно, так что его мы оставим в резерве. Итого двое в авангарде, один временно прикрывает тыл, и при самом лучшем раскладе мы сможем рассчитывать на еще одного. Немного, но все же больше, чем могло бы быть. — А Ракан? — спросил Дик. — Наследник династии сейчас в Агарисе, кажется… — А Ракан, — ухмыльнулся Алва, — это наш вероятный противник. Дик моргнул. Открыл рот, чтобы спросить, но так и не смог толком облечь свое недоумение в слова и снова его закрыл. — Сами подумайте, юноша, кому еще может быть выгодна смерть Повелителей? — пояснил Алва. — Кто вообще считает повелительство не просто красивым, ничего не значащим титулом, почетным довеском к герцогству? Верящих в абвениатские предания времен Анаксии от Моря до Моря можно по пальцам пересчитать. — Почему вы думаете, что их убили из-за веры? — спросил Валентин, и Дик невольно вздрогнул — увлекшись разговором, он успел забыть о его молчаливом присутствии. — У отца было немало врагов, как и у герцога Эпине. Кто-то устраняет старых сторонников Алисы. — Неплохое замечание, — отозвался Алва, отставляя в сторону полупустой бокал, — было бы, если бы их убили кинжалом или ядом. Вы можете себе представить Его Высокопреосвященство, насылающего на своих противников раттона? Мне, признаюсь, фантазия отказывает. Валентин поджал губы. Он явно не был согласен, но вслух спорить не стал. Алва удовлетворенно кивнул и хотел было продолжить, но тут воспользовался моментом Дик: — Монсеньор, а зачем Ракану нас убивать? Мы же, наоборот, должны стать его опорой! — Должны, — веско произнес Алва. — Но не стали, как видите. После восстания ни Придды, ни Окделлы не выразили желания уйти к нему в изгнание и до конца бороться за возрождение династии. Про меня и вовсе нечего говорить, — он хищно усмехнулся и опустошил бокал. — Эпине мог стать препятствием для своего внука. — Но если мы умрем, кто будет Повелителями тогда? — Дик все еще не понимал, к чему эр клонит. — Кто-то из ваших вассалов, — пожал плечами Алва. — Кто там удалился в святой град? Одна из ветвей Карлионов, помимо прочих? Достаточно просто устранять всех, кто проявит в себе силы Повелителя, пока до нужных людей не дойдет очередь. Ракан получает преданных и всем обязанных ему вассалов с абвениатскими козырями в рукаве, Талиг лишается сразу нескольких сильных родов, приграничные герцогства могут и отложиться в общей суматохе… Прекрасный момент для восстановления исторической справедливости. — Но это же… подло, — растерянно проговорил Дик. — Истинный Ракан ни за что не поступил бы так. Да и что это за Люди Чести с ним, готовые… вот так? Не в бою, не по суду даже — травить Повелителей нечистью, как какую-то дичь… Нет, это неправда! Это кто-то другой! — Если у вас есть другие предположения, кто же это может быть, не стесняйтесь, — Алва отсалютовал ему вновь наполненным бокалом. — Ищи, кому выгодно, — Валентин явно кого-то цитировал, но Дик не понял, кого именно. — Однако я согласен с Ричардом: выгодно слишком многим. Это может быть, например, герцог Ноймаринен — де факто он давно правит Севером, если удастся избавиться от других сильных семей, претендующих на земли Надора и Придды, будет довольно просто получить власть и де юре. А смерть герцога Эпине — не более, чем совпадение. Говорят, он все равно доживал последние дни… — Это не он, — резко оборвал его Алва. — За старика Рудольфа я ручаюсь как за себя. — Потому что он ваш друг? — Валентин плавным, чересчур осторожным движением отставил бокал на край стола. — Забавный факт: из всех Повелителей только вы счастливо избежали нападок потусторонних сил. Еще один забавный факт: раттон в Лаик послушался вашего приказа, стоило вам лишь произнести его. Как выученная собака слушает команду хозяина. Дик с преувеличенным вниманием смотрел, как играет пламя на гранях камней — цепь Приддов лежала на столе там, где Алва ее оставил. Валентин старательно не прикасался к ней, словно боялся, что, дотронувшись, признает отца мертвым, а себя — новым главой семьи. Дик прикусил щеку изнутри, чтобы не выдать своих чувств. Его надеть цепь и пристегнуть к поясу кинжал заставила матушка, и в тот день Дик отчетливо понял, что дороги назад уже не будет. — Я не понял, кого вы обвиняете, юноша: меня или Рудольфа? — несмотря ни на что, Алва почти смеялся, и Дик удивленно поднял на него взгляд. — Вы можете действовать сообща, — спокойно откликнулся Придд, но Дик знал, что под столом он сжимает руки на подлокотниках. Боится или разозлен? — Ноймаринен получает Север, вы устраняете сразу нескольких политических противников. — Могли бы, пожалуй, — Алва откинулся в кресле, перевел скучающий взгляд на языки пламени, пляшущие в камине. — Отличный план, кстати говоря. Я запомню на случай, если вдруг решу поделить с кем-нибудь Талиг. Но вы не учли нескольких вещей: во-первых, вы не знаете Рудольфа. Старик скорее руку себе отгрызет, чем добровольно взвалит на плечи дополнительный груз ответственности, помимо его обожаемой армии. Во-вторых, вы не знаете меня. Если бы я хотел уничтожить Вальтера Придда, я вызвал бы его на дуэль и заколол. Поверьте, меня бы ничто не остановило. И в-третьих, вы ничего не знаете о раттонах. У них нет хозяев. Их можно заставить сделать что-то, только построив заговор на крови эория. Мы — одни из столпов этого мира, и мы можем изгонять из него чуждые элементы. Вы бы тоже смогли, если бы знали, как. — Это только ваши слова, — Валентин едва заметно передернул плечами. — Вы ведь заинтересованная сторона. — Хорошо, — неожиданно согласился Алва. — Ричард, вы у нас тоже жертва посягательств. На чьей вы стороне? Дик тихо вздохнул. Он совершенно запутался в том, кому что выгодно, кто что получит и что теперь делать, но признаваться в этом отчаянно не хотелось. И Алва, и Валентин говорили убедительно, и как было бы хорошо, если бы можно было не выбирать, за кем правда… — Мне надо посоветоваться, — наконец произнес он. — Монсеньор, можно я спать пойду? А утром решим, как дальше быть. Алва весело и совсем не обидно рассмеялся. — Валентин, берите пример. Никаких поспешных выводов на тяжелую голову, никаких сложных дум после заката. Только здоровые потребности молодого тела! Кстати, Ричард, с кем вы там собрались советоваться? Надеюсь, не с кансильером? — Нет, — Дик не удержался и фыркнул, представив, как вытянулось бы лицо эра Августа, услышь он их сегодняшнюю беседу. — Тогда идите, — махнул рукой Алва. — Мы с новоиспеченным герцогом еще обсудим кое-что. *** Даже воздух здесь был особенным — таким, как всегда бывал дома, и больше нигде. Порыв ветра растрепал Дику волосы, прошелестел иголками в кронах сосен, прошуршал мелкой осыпью на склоне, разбился о кабаньи головы, и Дику отчего-то захотелось рассмеяться — во весь голос, легко и весело, как в детстве. — Здравствуй, Дикон. Отец, как и всегда, сидел, опершись спиной о скалу, вытянув ноги к обрыву. Дик сел рядом, прижался к его прохладному боку, обнял, как в детстве, руку, пристроил голову на широком плече. — Как твои дела? — спросил отец, не двигаясь. — Все так странно, — вздохнул Дик. Ему одновременно хотелось рассказать все и сразу, но он не знал, с чего начать: новости последних дней смешались в кучу, каждая казалась самой важной и самой срочной, поэтому он просто молчал и смотрел вниз, на родной замок. Над Надором расцветала робкая северная весна. Снег уже сошел, и только в тени под самыми стенами еще лежали посеревшие сугробы. Яблони в саду плыли в светло-зеленой дымке едва распустившихся листочков, от сосновых рощ ветер доносил терпкий запах смолы. Далеко за замком медленно нес свои воды Над, уже освободившийся из ледяного плена, и по берегам, если приглядеться, можно было заметить пестрые стада коров, выгнанных на летние пастбища. — Ты всегда учил меня быть хозяином нашим землям, отец, — тихо проговорил Дик. — Но я сейчас не могу вернуться, хоть и хочу всем сердцем. Меня взяли в оруженосцы, и теперь я застрял в Олларии на целых три года. А тут все так сложно и непонятно, что даже немного страшно… — Это моя вина, — Дик почувствовал, как на макушку легла прохладная ладонь. — Я растил тебя герцогом Надорским, но совсем забыл научить, как быть еще и унаром Ричардом, оруженосцем своего эра, рыцарем Окделлом… Впрочем, я и сам был не лучшим рыцарем короны. — Я и не хочу быть никаким рыцарем, — пробурчал Дик, пряча лицо в складках отцовской рубашки. — Почему меня просто не могут оставить в покое? Я бы жил на своей земле, занимался делами герцогства, и однажды Надор обязательно стал бы процветать! Разве плохо бы от этого было Талигу? — Талигу — нет, — ровный голос отца сдерживал порывы чувств, и от его звука горечь, боль и непонимание утихали, разбивались, как ветер о скальную стену. — Но многим влиятельным людям из столицы сильный Надор невыгоден. С ними тоже придется иметь дело — хотя бы для того, чтобы знать своего врага в лицо. — Опять политика, — вздохнул Дик. — В последнее время все как сговорились: только и твердят, как она важна и сколько всего от нее зависит. — Похвально, что твой эр озаботился этим. Но помни, Дикон: не стоит сразу верить на слово одному человеку, каким бы хорошим он ни казался. Даже лучшие люди могут ошибаться. Изучи вопрос со всех сторон, прежде чем принимать решение. — Да эр тут ни при чем, — с досадой проворчал Дик. А ведь, между прочим, отец был прав. Это Алва должен был, как монсеньор и рыцарь, просветить его обо всем том, на что Валентин открыл ему глаза только вчера. Но Алва, как он уже успел убедиться, весьма вольно трактовал старинное уложение об оруженосцах. — Мы с Приддом просто говорили обо… всяком, а потом речь как-то зашла про партии при дворе, интриги… Рассказывать отцу о своей влюбленности в королеву отчаянно не хотелось. Особенно сейчас, когда рана на сердце была еще слишком свежа. Дик понимал, что это глупо и стыдиться тут нечего, но слова все равно застревали в горле. — Приддом? Юстинианом? — спокойно спросил отец. — О нем хорошо отзывались в Торке. Но как он попал в столицу? — Нет, Юстиниана убили прошлой зимой, — торопливо поправил Дик. — Я учился в Лаик с его младшим братом, Валентином. А потом мы вместе помогали Алве изгонять раттона, и он попросил научить его заговорам против нечисти — его семья не охотники, и ему запрещают. То есть запрещали… — Погоди, не мельтеши, — в голосе отца слышалась настороженность, но не давящая, а с долей теплой насмешки. — Давай-ка по порядку. Дик глубоко вдохнул, выдохнул, приводя мысли в порядок. Рассказ предстоял долгий, но сейчас ему совершенно некуда было торопиться. — … и теперь я совсем не знаю, кому мне верить, — закончил он какое-то время спустя. Здесь, за порогом сна, не существовало часов, поделенных на минуты, солнце не проходило свой обычный путь по небосводу, и понять, как долго он говорил, было сложно. — А ведь это важно. Ошибусь сейчас — и расхлебывать потом буду до старости… Отец не ответил. Дик, отстранившись, поднял на него взгляд, но на бледном бесстрастном лице, как всегда, невозможно было ничего прочитать. Очень сильно хотелось потормошить отца, переспросить, точно ли он все понял, но Дик сдержался. В конце концов, просто сидеть рядом все равно было приятно. Ответ пришел, когда Дик уже совсем смирился с мыслью, что на этот раз помощи от отца ждать не стоит. — Не верь никому из них, — слова падали размеренно, как приговор. — Алва ведет свою игру, юный Придд еще слишком неопытен. Верь своему сердцу. Оно у тебя мудрое, Дикон, куда мудрее меня, оно подскажет лучше, чем кто бы то ни было. — Это совсем не помогает, — вздохнул Дик. — Мое сердце не хочет выбирать между ними, не хочет во все это вникать. Оно стремится в родные края, — он обвел рукой скалы, замок, реку, заливные луга и лес вдалеке. — Здесь оно бьется быстрее всего, и здесь мне самое место. Больше всего я хотел бы оставить столице ее дремучие тайны и опасную нечисть, но я знаю, что не могу. Если не совладать врагами тут, на юге, однажды они придут и в Надор, и только Абвении знают, удастся ли нам выстоять. Дик поднял голову, посмотрел на отца и увидел на его лице теплую, почти живую улыбку. — Ты ведь и сам уже понял, что тебе следует делать, Дикон, — произнес он. — Окделлы никогда не уклонялись от схватки, даже если противник ведет нечестную игру. Прими бой, пройди по следу нечисти, что охотится за тобой, разыщи того, кто ее призвал и срази — кто бы это ни был. Но будь готов к тому, что в одиночку это может оказаться непосильным. Действуй осторожно, выбирай союзников из тех, в ком не сомневаешься ни на суан. Алва что-то говорил о том, что один из сыновей Мориса выжил? Попробуй связаться с ним, только так, чтобы никто не узнал. Эпинэ, какими я помню их, не способны на удар в спину, едва ли кто-то из них за этим стоит, а предупредить не помешает. В вашем положении жизнь каждого эория ценна. Дик кивнул. Мысль была дельной, вот только как найти неведомого Повелителя Молний? Не писать же напрямую в Агарис, Святому Престолу… Впрочем, об этом можно было подумать и наяву. — Да осенит тебя Литова милость, — мягко произнес отец. — Тебе предстоит опасный путь, Дикон, но ты уже достаточно взрослый, чтобы одолеть его. Просыпайся, в вашем мире уже давно утро. — Рад был повидать тебя! — Дик напоследок прижался к ладони отца губами, согрел дыханием мраморный холод бледной кожи. — И я тебя, малыш Дикон! — эхом донеслось ему вслед. *** — Нам нужно ехать в Агарис, — без предисловий объявил он за завтраком. Напряженное молчание, царившее за столом до этого, выплеснулось двумя громкими вздохами: удивленным — Валентина и усталым — Алвы. — Давайте, юноша, — последний драматично взмахнул рукой с зажатой в ней десертной вилкой. — Излагайте свою гениальную идею, я постараюсь выслушать ее с серьезным лицом. — Если вы правы, — продолжил Дик, — и за нападениями нечисти стоит Ракан, то мы найдем его и будем судить судом эориев. От личной встречи с тремя Повелителями ему не уйти. А если прав Валентин, и он тут ни при чем, нам не помешает союзник с самой могущественной и древней кровью во всей Кэртиане. — Звучит разумно, — подал голос Валентин. — Против всех нас — и, в особенности, вас, господин Первый Маршал, — Ракану не выстоять. Если, как вы утверждаете, за покушением на эориев стоит именно он. — Разумно — оставить страну Леворукий знает на сколько времени без Первого Маршала и двух герцогов? — сарказм в голосе Алвы различил бы и глухой. — Разумно — принимать бой на чужой земле, на чужих условиях, с неизвестным противником? Боюсь, я сильно переоценил ваш интеллект, юноши. — Или пытаетесь найти предлог, чтобы не выезжать из столицы и не терять бразды правления оставшейся нечистью, — Валентин аккуратно отложил вилку, так и не притронувшись к еде. — Без личного присутствия хозяина земель она имеет свойство идти вразнос и убивать не тех, кого вам хотелось бы, не так ли? — Мы уже обсудили это вчера, — Алва сощурился, незаметно подобрался, напоминая приготовившуюся к прыжку рысь, и Дик поспешил разрядить обстановку. — А каков ваш план, монсеньор? — спросил он, возвращая внимание обоих к своей персоне. — Вы вчера что-то говорили про военную кампанию… — Рад, что вы слушали меня хотя бы поначалу, — кивнул тот, тоже откладывая вилку в сторону. — И, в отличие от вас двоих, я имею некоторый опыт составлении планов. Мы, разумеется, не поедем ни в какой Агарис — помимо того, о чем я упоминал до этого, ехать туда попросту бессмысленно. Ракана там нет, как и всех вассалов, которых он планирует сделать Повелителями. — Откуда вы знаете? — прищурился Дик. — У Его Высокопреосвященства везде есть глаза и уши, — отозвался вместо Алвы Валентин. — А шпионы кардинала — шпионы и Первого Маршала тоже. — Еще чего не хватало, — фыркнул тот. — Читать дворцовые сплетни со всего света — не мой любимый вид досуга. — Агарис же на юге, как и Кэналлоа, — Дик улыбнулся своей догадке. — Нечисть там должна быть родственной, не так ли? — Вероятно, — Алва поднес к губам бокал, медленно пригубил, прежде чем продолжить. — Признаться, никогда не интересовался тем, живет ли вообще нечисть в столь намоленном месте. Но, как бы там ни было, все гораздо проще: если Ракан хочет заполучить свою силу, он отправится в единственное место Золотых Земель, где это возможно. И всех, чью кровь он решит проверить на чистоту, он возьмет с собой. — Гальтара… — в один голос произнесли Дик и Валентин. — Холм Абвениев! *** — Альдо… Упрямое твое Величество, остановись! Робер перехватил повод гнедого ближе к трензелю, потянул к себе, заворачивая коня на вольт вслед за чалым. Рискованный трюк, так можно уронить лошадь вместе со всадником, но выбора не было. Гнедой, умница, не подвел: замедлился, чуть проскользил в резком повороте, но устоял, перешел в рысь, а затем и в шаг. Бока его ходили ходуном, из-под вальтрапа мутными каплями скатывался по шерсти пот. — Отпусти, Робер! — в глазах сюзерена не осталось ни капли наивного юношеского веселья. Его перепачканное пылью лицо исказилось гневом, и Робер впервые ощутил отголосок настоящего страха — не за него, за себя. — Как ты можешь? Я же отдал приказ! — Ты не в себе. Тебе нужно успокоиться, — и прежде, чем Альдо успел возразить, он добавил: — Хороший вассал — не тот, кто потакает властителю в любом капризе, а тот, кто умеет вовремя остановить его от необдуманного шага. — Тут не может быть необдуманных шагов, — сюзерен явно все еще злился, но уже начал остывать. По крайней мере, он больше не пытался вырвать повод и развернуть коня, так что Робер немного ослабил хватку. — Эта земля не подчинилась мне, если я спущу такое однажды, что дальше? Каждый будет думать, что мной можно вертеть, как хочется? Нет уж, я один раз взойду на Холм, докажу свое право распоряжаться здесь, и тогда никто никогда больше не осмелится закрывать передо мной двери и вышвыривать со двора на улицу, как напроказившего щенка! — Все верно, но идти на Холм надо не с пустыми руками, — Робер, как мог, пытался, чтобы его речь звучала рассудительно. — Сам подумай: из реликвий у тебя один Жезл, и тот тебе так до конца и не подчинился. Да, Скалы тебя подвели, но давай попробуем найти хотя бы Корону и Кубок, не говоря уже о Мече. — Ни одна абвениатская железяка не сделает мою кровь древнее, чем она и так есть, — проворчал Альдо, но по смягчившемуся выражению его лица Робер с облегчением отметил, что спорит он уже скорее для вида. — Хотя, конечно, возвращаться потом за ними через весь город будет не очень-то удобно… «Еще бы, верхом на многоглавом чудище-то», — с мрачной иронией подумал Робер, отпуская повод гнедого. — Гроза собирается, — вслух произнес он, посмотрев на стремительно темнеющее небо. — Надо бы поискать укрытие. Ливень настиг их спустя пару кварталов. Потоки воды упали с неба в одно мгновение, не давая времени ни убежать, ни найти кров, и за каких-то полминуты они оба промокли насквозь. Робер направил коня ближе к стене, под едва выступающий козырек, но это уже не спасло. Оставалось только надеяться, что хотя бы часть вещей в сумах будет сухой, когда ненастье их минует. Ни впереди, ни позади не было видно ничего, кроме серой пелены дождя. Дома едва ли могли служить укрытием: те немногие из них, на которых еще была цела крыша, неизменно оказывались заперты, поневоле вынуждая раздумывать, кому и зачем понадобилось подпирать двери в давно безлюдном городе. Робер остановил коня и всмотрелся в даль. Ему на мгновение почудился какой-то отблеск, мираж, словно огонь Святого Ансельма, сошедший на мачту покинутого корабля. Он прищурился, сморгнул натекшую со шляпы воду: нет, кажется, показалось… — Давай, ну же! — раздался из-за плеча голос. — Прекрати это! Я приказываю! Робер рывком развернулся в седле. Ну конечно. Его Величество изволил почтить беседой Жезл. Реликвия, разумеется, молчала, и не думая слушаться чьих-то приказов. Альдо злился все сильнее, встряхивал Жезлом, простирал над ним свободную руку, отдавал распоряжения все резче, громче, легко перекрывая шум ливня поистине королевским голосом. Гнедой под ним флегматично брел вперед, по всей видимости, надеясь все же найти где-то вниз по улице сухое стойло. — Твой единственный владыка, Ракан, повелевает! — рявкнул Альдо, вытянув кулак с зажатым в нем Жезлом вперед и вверх. И на этот раз ему ответили. Молния ударила так близко, что гнедой с визгом отскочил в сторону, в воздухе повис горький запах оплавленного камня. Альдо едва удержался в седле, высоко, по-женски вскрикнул, с ужасом уставился на черное обугленное пятно в десятке шагов от себя, испуганно прижал реликвию к груди, словно надеясь, что она защитит его. Робер глубоко вдохнул и выдохнул, всеми внутренностями вбирая разреженный мокрый воздух, смакуя его, как лучшее из южных вин. За эти доли мгновения он успел узнать все, что ему было надо. — Сюда, — произнес он и сам не узнал свой твердый, чересчур равнодушный голос. — За мной. Огонек больше не казался миражом: он плясал, увлекая за собой, разгорался все ярче, становился теплее и ближе, пока не обрел очертания костра. Обычного земного костра, какие палят по ночам дозорные в степи. — Робер, — Альдо тронул его за рукав, отвлекая от языков пламени, облизывавших обломки досок. — Это… Это ведь Храм Молний?