Флоренция, ты ирис нежный; По ком томился я один Любовью длинной, безнадежной, Весь день в пыли твоих Кашин…
Александр Блок «Флоренция»
Республиканский Рим 15-го века. Место воспитания и взращивания самых идеальных граждан. Но ведь не зря появилась концепция «Флоренция — второй Рим». Которую одним из первых показал Джованни Виллани в своей «Истории города Флоренция». Причиной данных убеждений стал несомненный контраст между идеализированным образом античного Рима и тем унизительным положением, в котором он оказался к началу раннего Ренессанса… — Ганнибал… — Уилл, что сидел за барной стойкой, наблюдая за готовящим доктором, устало потер виски, и, закрыв глаза, опустил голову, — как бы мне не была интересна новая местность, в которой отныне нам всем придется существовать, слышать ее историю в столь ранний час — последнее, чего я хочу. — Я согласна, — оживленно поддержала «папу» девушка, гладя мелкую собачку — единственное, на что они смогли уговорить Ганнибала, — но если разговоры являются залогом хорошего блюда — готова слушать вечно. Лектер усмехнулся, поливая содержимое миски каким-то маслом: — Эбигейл, я надеялся, что хотя бы ты меня поддержишь. Хоббс подняла собаку на руки и взяла с тумбочки темно-синий поводок: — Мы с Ану прогуляемся немного. Далеко уходить не буду, так что не заблужусь. Телефон заряжен и с собой. — Купи мне аспирин на обратном пути…- Уилл встал со стула и слабым шагом подошел к Эби, передавая кошелек. Девушка кивнула, и, воодушевленно сказав собаке:"Гулять!», счастливо вышла из дома. Как только дверь закрылась, а Уилл сел в находящееся рядом с окном кресло, Ганнибал, не прекращая готовить, проявил свое любопытство по поводу просьбы Грэма: — Уилл, что-то случилось? Твои головные боли вернулись? Эмпат закрыл глаза и выдохнул: — Вам, думаю, стоит наконец решить, кто вы мне — психиатр или друг, доктор Лектер, чтобы не нарушать вашей любимой этики. — Ну, судя по тому, что Вы назвали меня «доктор», я Вам импонирую больше именно в этой роли. — Судя по переходу на официальное обращение, Вы того же мнения. — Вовсе нет. Поставив противень в духовку, Ганнибал снял с себя белый фартук, и, помыв руки, сел в кресло напротив, продолжая разговор, который должен был состояться уже очень давно: — Ты слишком драматизируешь, Уилл. Вопрос о самочувствии может задать не только врач, поверь. Я всего лишь за тебя переживаю. Лектер сидел так же, как и всегда в своем доме на приемах. Ну почти. Энергетика, почему-то, казалась совершенно другой. Это все напоминало Грэму Балтимор, что не могло не отдаться в груди каким-то щемящим чувством, может даже ностальгией. Однако энергетика — не единственное, что сейчас казалось странным. Ганнибал впервые был «неидеальным». Кажется, это была мука. Уилл поймал себя на мысли, что ему нравится чувствовать и видеть факты, говорящие о том, что Лектер — живой человек. Поднявшись с кресла, Грэм подошел к Ганнибалу, спокойно поднес руку к его лицу и медленно провел большим пальцем по щеке. Если снаружи доктор был спокоен, то внутри смешивались недоумение и желание прижать к лицу всю ладонь своего бывшего пациента. Когда Уилл удалил из этого мира неправильный, но далеко не раздражающий фактор, свидетельствующий о все той же неидеальности Лектера, то с тем же спокойствием убрал руку, давая сидящему мужчине возможность заметить оставшийся белый след на своих пальцах. Медленно Грэм подошел к лестнице и начал подниматься на второй этаж, где находились комната Эбигейл и балкон, куда мужчина и направлялся, но голос доктора заставил на секунду остановиться: — Через 25 минут будет готов завтрак. Я не буду тебя тревожить, спустишься сам, — Лектер знал, что единственные, кто может нарушать спокойствие Грэма, не принося дискомфорта — собаки. Потому старался делать это как можно реже, избегая подобных ситуаций. Как же он ошибался… Уилл кивнул и продолжил подниматься.