фатум

      Скучающий взгляд, проводивший ведьмака, не выражал ничего, кроме желания поскорее расправиться с этой историей и вернуться к своим привычным, куда более интересным делам. Лютик над этим взглядом и впрямь постарался — когда дверь закрылась, про себя посчитал до трёх, прежде чем отставить актёрствование: мало ли, вдруг вернётся под предлогом «чёрт, забыл».       Стоило удаляющимся шагам Геральта стихнуть — бросился на кровать, откидываясь на подушки. — Чёртов зануда, — проворчал он себе под нос, — надо же было так прицепиться!       Смесь раздражения от нелепого разговора, злости на самого себя и волнения от предстоящей встречи с давней знакомой разгорячили кровь, и чародей уже практически не чувствовал своей усталости. Это и к лучшему — времени у него было не так уж и много, а подготовиться к появлению перед Трисс Меригольд стоило. Ночь бодрствования над беспамятствующим ведьмаком не прошла бесследно для его внешнего вида, и позволить этому досадному обстоятельству дискредитировать себя неидеальностью Юлиан никак не мог. Так что, не разлёживаясь, направился прямиком в ванную, прихватив со стола несколько пузырьков с «духами да сыворотками», что так смутили не в меру подозрительного и удивительно проницательного Белого Волка.

***

      Нарастающий стук копыт о мостовую возвестил о возвращении ведьмака. Прошло порядка двух часов, и Лютик, в общем-то, был готов. Он искупался, привёл в порядок волосы и сбросил не выдержавшую испытание канализацией одёжку: на смену промокшему под вечерним дождём бордовому костюму пришёл батистовый белый свободного кроя — в стиле, весьма ему характерном. Он был особенно удобен для езды — на этот раз чародей демонстрировал чудеса практичности.       Однако, выйдя на улицу, второй лошади для себя Юлиан не обнаружил. Только ведьмак верхом на гнедой кобылке поджидал его. Одного лишь беглого взгляда на его лицо с головой хватило, чтобы понять: что-то стряслось. Снова. — Какого хера, бард? — без долгих вступлений рыкнул Геральт. — Меньше абстракции, больше конкретики, — процедил Лютик, скрещивая руки на груди, — что именно из всего произошедшего — «какого хера»?       Он и впрямь не понимал. Чары, подчистившие ведьмаку память, не могли вдруг спонтанно дать сбой, ослабив действие. Если тот и узнал что-то — разве что сам некромант пригласил его на огонёк да поведал бравурную историю минувшей ночи. — Какого хера на месте чёртовых катакомб — дыра размером с Великое море? — с нажимом продолжил ведьмак, испепеляя его взглядом.       Ах, да. Разрушительное заклинание, выкинутое некромантом. И как только он мог забыть? — Какого хера погода с каждым днём ухудшается, а курс орена падает? — невозмутимо поинтересовался чародей, — давай, объясняйся, ведьмак. У нас ведь игра такая наметилась — обвинять друг друга во всех бедах мироздания?       Мудрость, которой придерживался Лютик на протяжении всей своей недолгой жизни: если уж поймали за задницу — возмущайся, словно покусились на твоё целомудрие, авось и получится вину свою скинуть. — Не паясничай, — голос его звучал тихо, но отдавал стальными нотами, не предвещающими ничего доброго, — я спрашиваю последний раз: что случилось в сраных катакомбах?       Лютик ходил по чертовски тонкому льду. Но шагом назад он уже дал трещину, не оставляя выбора: если уж начал врать — надо врать до конца. — Хвала Вечному огню, неужели и впрямь в последний? Потому что я утомился отвечать на один и тот же абсолютно идиотский и чертовски оскорбительный вопрос, — возмущенно отозвался он, злобно глядя прямиком в янтарные кошачьи глаза, — иди и поспрашивай у завсегдатаев ближайшей таверны, а меня трясти перестань — я тебе не вор на допросе.       Оценивая по справедливости, положение, в котором оказался Лютик, было невыгодным со всех сторон. Мало того, что соврать ведьмаку оказалось не так-то и легко — смотреть на него приходилось снизу вверх, задрав голову не из гордости, а скорее по необходимости. Да уж, в их ведьмачьих школах на обучение манерам времени явно не тратят — мог бы и слезть с лошади. Придурок.       Однако в этот раз Геральт помедлил, прежде чем обронить на него очередную громаду обоюдной озадаченности. Явно задумался, не сводя пристального взгляда с лица чародея. Знание того, что ведьмаки не умеют читать мысли, должно было успокоить, однако Юлиану от этого взгляда всё равно становилось не по себе.       Короткое глухое «хм-м» как бы отразило всю тяжесть мыслительного процесса в беловолосой голове — бард обронил абсолютно неуместную в эту секунду усмешку. — То есть, — Геральт звучал размеренно и терпеливо, словно обращался он к неразумному ребенку, — ты хочешь сказать, что по удивительному стечению обстоятельств городская канализация самоуничтожилась после нашего визита? — Возможно, — кивнул Лютик, — а может быть и нет. Откуда мне знать? Я могу заверить тебя лишь в том, что не я веселья ради разбирал катакомбы по кирпичику. Этой информации тебе достаточно?       Ведьмак устало прикрыл глаза, качнув головой. Безнадёжность этого разговора, кажется, становилась для него всё более очевидной. — Полезай на лошадь, — буркнул он, — у нас нет времени. Ты ведь не помнишь, кому мы могли попасться на глаза? О плате после такого можно и не думать, а в ямы ко всему прочему угодить я не планировал.       Чародей едва сдержал облегчённый вздох — опасность миновала. Всему, что случилось в катакомбах, суждено остаться там. — Наконец-то, я уже думал, ты не попросишь, — довольно бросил он, осматриваясь, — где моя лошадь? — Тут дороги-то на полчаса, может тебе ещё карету персональную выделить? — усмехнулся ведьмак, хлопая кобылу по крупу, — давай, лезь, такой довесок Плотва переживёт. — Переживёт она или нет — меньшее, о чём я беспокоюсь. Может ты мне вообще рядом бежать прикажешь? Чтобы точно всё на своих местах было!       Щёки его вспыхнули от возмущения. Всё это становилось попросту невыносимым. — Лезь на лошадь, бард, или беги на своих двоих, — невозмутимо кивнул ведьмак, — я здесь не для того, чтобы выслушивать твои претензии. — Конечно! — воскликнул Лютик, картинно всплеснув руками, — ты здесь для того, чтобы претензии предъявлять. Мы знакомы меньше суток, а я от тебя утомился сильнее, чем крестьянин от пожизненной пахоты.       Ведьмак что-то пробормотал сквозь зубы — он не расслышал наверняка, однако это «что-то» было явно ругательного характера. Гнедая кобылка фыркнула, переступив с ноги на ногу. В какой-то момент Лютику показалось, что Геральт просто развернёт лошадь и уедет — и на контрасте это оказалось не худшим вариантом. Потому что в следующую секунду, нагнувшись, он просто схватил чародея за ворот, рывком оторвав от земли, да усадил позади себя. — Держись крепче, свалишься — твои проблемы, — бодро заявил ведьмак, подстегнув лошадь, — шевелись, Плотва!       Кобылка тронулась резвой рысцой. Ошалело потупив взгляд, Лютик вцепился в плечи Геральта — так крепко, что ощутил под плотной тканью дорожного плаща его напряженные мышцы.       Мгновение назад его буквально швырнули на лошадь, словно миниатюрную девчонку со станом тоньше осиновой ветви — такой беспрецедентный опыт надо было пережить.       Абсолютно несвойственным для себя образом юноша не зашёлся тирадой недовольства, хоть ушибленное о лошадиный маклок бедро болезненно ныло, задетое же самолюбие — тем паче.       В этом моменте будто слилась вся тотальная абсурдность происходящего: он мог бы оглушить ведьмака одним простым заклинанием — прямо сейчас, исподтишка, со спины, однако вынужден был пристыженно молчать, вцепившись в его плечи за неимением другой опоры.       Этот день ничем не отличался от череды предыдущих. Небо над Новиградом было затянуто полупрозрачными тучами, по широким улицам сновали городские жители, проповедники — в среднем по одному на квартал — самозабвенно сеяли зёрна истинной веры на грани религиозного экстаза. Этот день был совершенно обычным, и Лютик должен был проспать до обеда, заняться мелкими делами, закончить письмо для Эсси и, проголодавшись, отправиться в «Зимородок».       Но стройный ритм его жизни дал сбой, и вместо этого чародей спонтанно решил сцепиться с полоумным некромантом, спасти ненароком подцепленного ведьмака, промыть ему память и нанести визит Трисс Меригольд, что каким-то чудесным образом оказалась в Новиграде.       Вся эта история с первой минуты напоминала бредовый спектакль полубезумной труппы неудавшихся театралов. Не было ни единого логического объяснения тому, что именно он оказался в центре сего действа. Однако конца ему пока что не предвиделось. — Куда мы направляемся? — спросил чародей, опомнившись от кратковременного замешательства. — В Обрезки, — отозвался ведьмак, сворачивая в узкий проулок. — Шутишь? — удивился Лютик, — только не говори, что Трисс обосновалась там. — Не всем по карману апартаменты в центре города, я открыл тебе тайну?       Лютик не смог распознать интонацию Геральта наверняка, но фыркнул недовольно, кривясь: — Теперь к размеру моего кошелька цепляешься? — Ни в коем разе, — хмыкнул тот, осадив чересчур разогнавшуюся лошадь, — просто не совсем понимаю, откуда у поэта такие возможности. Теперь вашего брата не очень-то жалуют, уж извини за прямоту. Так что ты своего рода феномен. Даже с учетом твоей, скажем так, коммерческой жилки.       Лютик хотел было возмутиться, но смолчал — сдержался. Объяснять своё удивление не хотелось: в последнюю встречу с Меригольд — два с половиной года назад, на традиционном таннедском слёте — он хвалил её платье, обшитое золотой нитью. Тем неожиданней был этот спонтанный аскетичный порыв. Или не у него одного за столь короткий срок мир успел перевернуться с ног на голову?       Да и над «коммерческой жилкой», упомянутой ведьмаком, оставалось лишь посмеяться. Знал бы тот, что за работу проделал над ним чародей этой ночью, не потребовав за свой труд ни орена. Увы, воспоминания о несравнимом акте щедрости Лютику, судя по всему, суждено унести в могилу.       Как бы там ни было, спорить с Геральтом осточертело. Да и поводы с каждым разом находились всё нелепее.       Городской пейзаж помрачнел. Дорога значительно ухудшилась — в какой-то момент ведьмачья кобылка споткнулась, сорвав с губ всадников унисон ругательств. — Возможно, будь у твоей лошади нормальное имя, она потвёрже держалась бы на ногах, — съязвил бард, вжимаясь в чужое плечо. — Для человека с цветочной кличкой ты потрясающе самонадеян, — равнодушно парировал Белый Волк, — как там тебя? Колокольчик? Подорожник? Щавель? — Лютик, — громче, чем следовало, отозвался чародей, перекрикивая поток уничижительных ассоциаций.       Продолжая ленивую ругань с вынужденным попутчиком, юноша внимательно озирался по сторонам, питая открывшимися видами заполняющую нутро смесь интереса, омерзения и опаски.       За год без малого жизни в Новиграде Лютику не доводилось бывать в Обрезках. Непривычный вид невзрачных и серых строений, навевающих тоску, и грязных, нищих улочек, стал для него своего рода откровением.       Из разбитого окна доносился истошный детский плач, оттуда же — грязная ругань истеричным женским голосом. На разбитой лестнице, поджав колени, сидел старик в изорванном балахоне, держа на привязи пса, определить цвет которого не представлялось возможным из-за обилия грязи, налипшей на шерсть.       Дома самых блеклых тонов серого образовали собой стену, охватывающую улицу в тесный, душный тоннель. Это место давило на Лютика.       Он хотел было возмутиться на тему того, что строения в Обрезках абсолютно не отличить друг от друга, и определить, где именно живёт Трисс, посильно разве что с помощью прославленного ведьмачьего чутья. Однако возмущаться не пришлось. В самом дальнем углу улицы, в самом перекошенном доме, вдруг приоткрылась дверь, полоснув чуткий слух барда истошным, отчаянным скрипом.       Быть может, ведьмак предупредил её о визите. Или же она увидела их из окна. Трисс вышла на улицу, чтобы встретить их.       Спешились. Лютик помедлил, держась на шаг позади Геральта.       Он встретился с чародейкой взглядом — и выражение живого лица сказало слишком много. — Только держи себя в руках, он ничего не знает, — нарочито повёл рукой, демонстрируя кольцо с двимеритом, — видела бы ты своё лицо, бога ради! —  Какого чёрта ты здесь делаешь?! — Трисс, говори с ним. — Ты совсем ополоумел? — Говори с ним и перестань корчить огорошенную мину, ты меня с потрохами сдашь!       Этот разговор, без единого звука или слова — одними только взглядами и мыслями — могли слышать лишь они двое. Слегка потерянная, Трисс взглянула на Лютика испепеляюще, но сразу же встрепенулась, переводя взгляд на Белого Волка и озаряясь улыбкой — милейшей из всех, что чародею доводилось видеть в последнее время. — Мы не виделись так давно, что впору было бы сперва тебя не узнать, — мягко выговорила она, в изящном жесте протягивая ведьмаку маленькую ладонь, — но это невозможно. К сожалению или к счастью — сразу и не скажешь. Лютику оставалось лишь с восхищением наблюдать. Переключилась она мастерски, можно даже сказать талантливо. — Я рад тебя видеть, Трисс. Искренне, — отозвался Геральт.       Стоя позади, юноша не мог увидеть его лица. А жаль, он бы охотно посмотрел на то, как выглядит искренняя радость в исполнении ведьмака — зрелище ему представлялось весьма удручающее. — Как видишь, я в этот раз не один. С Лютиком, насколько я знаю, ты знакома. Он приготовил для тебя одну занимательную историю, и ему не терпится её рассказать. — Не сомневаюсь, — с двусмысленным красноречием протянула Меригольд, выводя и без того разнервничавшегося чародея на немой вопль мольбы, — для начала проходите, не хочу держать вас на улице. И, раз уж вы по делу, украду хотя бы пару минут на болтовню о мирском. Как твоя жизнь, Геральт?       Увлекая ведьмака под руку, она бросила на Лютика короткий и колкий взгляд через плечо: — Готовься поведать свою занимательную историю, Юлиан. — Всегда готов.