Pick it up, pick it all up. Соберись, соберись And start again. И начни все сначала. You've got a second chance, У тебя есть второй шанс, You could go home. Ты можешь вернуться домой, Medicine — Daughter
Эти записки собраны в одну книгу, хотя вряд ли это можно назвать книгой, скорее сборник, ведь я настолько не люблю своё прошлое, что детям бы не рассказала. Они возьмут эту толстенную тетрадку, где моим корявым почерком написан каждый день из моей жизни, и будут читать её под песни Halsey, the Neighborhood, Selena Gomez и Lana Del Rey. Вы умеете кататься на коньках? А просто пробовали? Если вы знаете о чем я говорю, то наверняка стояли хоть раз на лезвии коньков. Рассекать белый искусственный лёд лезвием, дышать прохладным воздухом — это как наркотик. Для меня. А хоккей? Жестоко, но так красиво. Ведь довольно сложно кататься на коньках и одновременно следить за шайбой, что постоянно уходит от тебя. Может программы по телевизору, в которых показывают фигурное катание? Всегда переживаешь за фигуриста, что выполняет трюк, переворачивается в воздухе. Всегда так приятно видеть счастливое лицо спортсмена, который безупречно откатал постановку. Я живу фигурным катанием. Наверное, с того дня, как в два года прилипла к телевизору и указывала родителям, что так же хочу. Но сложно научить двухлетнего ребенка чему-либо. Так считали мои мама с папой, так как сестра абсолютно ничему не поддавалась. Я помню, как отец привел меня за руку на мою первую ледяную арену, а в моих глазах светилось счастье. Помню, как он подарил мне мои первые белые коньки, и как зашнуровывал их в раздевалке. Папа единственный, кто смотрел на мои успехи. Вспоминаю, и на лице улыбка. Как в семь лет я могла обернуться вокруг своей оси на одной ноге около десяти раз. Как побеждала в немасштабных конкурсах, и как отец подбрасывал меня в воздухе, поздравляя с новым опытом. Но какие бы успехи я не делала, моя мать всегда говорила, что я бездарна, и всегда была увлечена моей сестрой-двойняшкой. Мы были абсолютно идентичны, кроме внешности — я пошла в папу, а она в маму. Ей лучшая одежда, мне — обноски. Я приношу кубок, меня упрекают, что я трачу своё время. Я таскаю книги из библиотеки — их выбрасывают. Я никогда не понимала, почему именно ко мне такое отношение. Меня показывали по телевизору, я становилась кандидатом мастера спорта, обо мне писали в газетах, но ей было плевать на это. Я пыталась сказать маме: «Смотри, мам! Я делаю это для тебя!». Но ей было всё равно, поэтому я стала делать это для себя и отца. А вскоре у меня появился брат, которого мать тоже невзлюбила. Она ни ему, ни мне не говорила, что любит нас. Отец пахал на двух работах, практически не спал, а матери было всё мало. И я видела это. Видела, как отец сидел всю ночь со мной на кухне, помогая делать уроки, как с самого утра готовил мне поесть, чтобы я не была голодная, целовал меня в щеку. В какой-то день я вышла на школьное крыльцо и не обнаружила папу, который всегда улыбался, когда видел меня. Его не было. И я прождала до глубокого вечера, сидя на ступеньках и высматривая его на стареньком велосипеде. Школа находилась довольно далеко от дома, поэтому мне всё-таки пришлось идти домой пешком. Крики мамы. Отца нет дома. Плачь брата. Это все отпечатком осталось в памяти меня двенадцатилетней. Тогда ночью на кухне я, наверное, впервые за долгое время заплакала. Папа умер. Он больше не придёт на мои катания, не заберет меня со школы, не поцелует в макушку и не похвалит за очередную победу. Его глаза не будут светиться, так же не будут светиться и мои. Это ударило по мне. Прошло полгода, мать быстро нашла себе нового мужа. Они приняли решение сдать нас с братом в католическую школу, считали, что с «Божьей помощью» из нас выйдет что-то нормальное. Они сказали, что уедут в Женеву на месяц вместе с моей сестрой, она будет красавицей, а я лишь в довесок. На деле, они переехали туда навсегда. Все, что происходило в интернате, в моей голове под огромным замком, который я никогда не раскрою. Могу лишь сказать, что мы с братом сбежали из Ванкувера в Сиэтл, где в Нью-Йорк нам помогли добраться небезразличные люди. В Бронксе мы с братом устроились в Бронской Высшей школе наук, где мне очень понравилось. Я могла заниматься фигурным катанием только с помощью себя самой на общедоступных коньках, так как мне надо было снимать комнату в общежитии, а денег было критически мало. Но увы, последние два курса старшей школы были платные, поэтому я начала нагонять программу самостоятельно, чтобы поступить на первый курс колледжа при Мидтаунской школе, что находиться в Куинсе. Как только я закончила девятый класс, я начала работать над научным проектом по истории. Повезло, что это спонсировалось городским бюджетом, в Куинсе жизнь намного дороже. В перерывах я могла нормально кататься на коньках, ведь последний конкурс дал мне хорошую стипендию. То, что от меня требовалось, я выполняла на отлично. И могла покупать и себе, и брату хорошую одежду, телефоны, книги. Меня готовили на детские олимпийские игры, так как я действительно била рекорды. Мой тренер — Дмитрий Шкидченко, до косточек русский, но большую часть жизни живет в США. Он видел во мне то, чего не видел никто из моих тренеров ранее. Он давал мне больше, и я это делала. Била собственные рекорды. Я выполняла бильман*, волчок*, и всё то, что редко кому поддавалось в пятнадцать лет. В рядах сидел мой брат. Прямой эфир. «Мастер спорта по фигурному катанию, одна из лучших юных фигуристок США — Изабелль Олсен», — объявляют меня. Дмитрий прикладывается лбом к моему лбу и мы одновременно нервно выдыхаем. Он знает: я справлюсь. Глубоко вдыхаю и выезжаю на середину ледовой арены. Все Соединенные Штаты сейчас смотрят на меня. И я не оплошаю. Я шла к этому всю свою жизнь. Я делаю это для отца и брата. Я всегда считала, что парное фигурное катание — это что-то интимное, поэтому и катаюсь в одиночном. Нужно абсолютно точно доверять своему партнёру, знать его, держаться на нём. Но на какой бы парной тренировке я не была, мне сложно сосредоточится, ведь каждый трюк нужно выполнять одним целым. Синхронностью я владею довольно хорошо, но не парными трюками. Любой трюк и сторона США взрывается аплодисментами. Я откатываю безупречно и сама это знаю. Растягиваю губы в улыбке и делаю реверанс. Тренер ждёт меня с распростёртыми объятиями. Я была последней. И теперь осталось ждать результатов, сидя на белоснежном диванчике среди всех конкурентов. Третье место — Китай, Чень Лу; сердце бешено колотиться; второе — Италия, Каролина Костнер; я закрываю рот руками, а Дмитрий гладит меня по спине, камера берет крупным планом моё лицо. Наконец-то тишина. Трибуны молчат и у всех бьются сердца невероятно быстро. — Итак. Первое место в женском одиночном катании получает, — они тянут резину. Слишком мучительно долго. Я уже опускаю глаза и не надеюсь на победу, ведь были достойные соперницы. — США, Изабелль Олсен! Трибуны взрываются аплодисментами, а я оглушительно кричу, обнимая своего тренера. Я сделала это. Я выезжаю на лёд, где на меня надевают золотую медаль.***
В июле, после того, как я должна была закончить десятый класс, я завершила свою научную работу. По почте отправила её руководству Мидтаунской школы. Семьдесят тысяч долларов очень быстро закончатся, а я хочу учиться в MIT, где обучение в год стоит около пятидесяти семи тысяч. Если получу первое место с этой работой — пройду на стипендиат и тогда смогу обеспечить брата. Я сидела в комнате, когда на мой адрес пришло письмо о зачислении на последний курс колледжа Мидтаунской школы. Лето тогда быстро пролетело мимо меня. Пол дня я проводила с братом, а остальную часть времени на ледяной арене. Олимпийские игры это лишь малая часть жизни. Я постоянно каталась. Без остановок. Запись с первого дня в школе. Корпус средней школы был рядом с корпусом старшей, где и находился колледж. Попрощавшись с братом, я шла вдоль забора к входу в школу. Я пришла не первого сентября, а третьего, так как были некоторые проблемы с документами на квартиру, на которую я собственно и потратила все свои сбережения. Совсем забыла, что опекунство я взяла над братом, как только мне исполнилось семнадцать, а до этого времени нам повезло скрываться от матери и органов опеки. Скорее всего, моя мать три раза перекрестилась, когда узнала, что я сбежала. У моего класса как раз физкультура. Парни играли в баскетбол, а девушки, как всегда, разучивали новый танец для черлидинга. Я шла в наушниках, внимание рассеянное, поэтому не сразу поняла, что в меня летит мяч. Только удар в плечо дал о себе знать. Я схватилась за ушибленное место, роняя папку, что до этого была в руках, на землю. Недовольно скривившись, я села собирать документы. Какой-то парень попросил подать мяч, но я лишь отмахнулась. Когда вещи вновь были у меня в руках, я поняла, что на меня уставлены взгляды. Я обвела школьный двор взглядом и ногой подтолкнула мяч к парню, который тут же взял его в руки, но продолжил стоять так же, как и другие. На мне клеймо? Я дернула один наушник, освобождая ухо. Парень самодовольно улыбнулся и сделал шаг вперед, я же в свою очередь сделала шаг назад. Как фигуристка, я довольно миниатюрная, скорее из-за диеты и постоянных тренировок. У меня нет большой груди, почти второй размер. Нет выдающейся внешности, но, как говорил мой брат, я красивее кого-либо в средней школе. Брюнетка с небольшими губами, маленьким носом и зелеными глазами. — Я Флэш, — он протягивает руку, а какая-то девушка сжимает губы, что жилки на лице выступают. — Новенькая? — Лучше, — говорю я и возвращаю наушник на место, продолжая идти к школьному корпусу. Я получила шкафчик, учебники. Посвятили в то, что средняя, старшая школа и колледж обедают в одной столовой, и что в случае чего, всегда есть дежурный учитель, к которому можно обратиться за помощью. Также дали карту школы, на обратной стороне которой было расписание автобусов. И спасибо, что дали, а то я в трёх соснах заблудиться могу. По звонку я всё так же находилась в помещении, перечитывая расписание, вторым уроком у меня была литература. Перемена в данном учебном заведении длится довольно долго, поэтому я приняла решение прогуляться по улице. Но не тут-то было. Передо мной выросла та самая девушка, что поджимала губы. Рыжая, с красной помадой на губах — школьная стерва. Я тяжело вздохнула и попыталась пройти мимо неё. Но она схватила меня за руку. — Не стоит, — говорю я. Её бровь вздымается вверх лишь на секунду. — Наживёшь себе тысячу врагов. — Наоборот, — кривит губы в улыбке, оголяя белоснежные зубы. — Ты что, дочь Тони Старка? — Тебе же просто хочется самоутвердится? Живешь в огромном особняке и спишь на красных простынях. Встречаешься с местным спортсменом и имеешь хорошие оценки только из-за денег, но при этом несчастна, — быстро анализирую её я. — Всё как в банальном сериале. Её хватка ослабевает. Она заняла моё время и теперь я не успею прогуляться. Обойдя девушку, я стала подниматься по ступенькам на урок литературы. Преподаватель молодой мужчина с кольцом на левом безымянном пальце. Он поправляет очки на носу и оглядывает присутствующих. После чего устремляет свой взгляд в тетрадку, в которой написан список учеников. — Я вижу плюс одно новое имя, — он сразу находит меня в аудитории. — Изабелль Олсен. Я видел вашу работу, приятно видеть второго человека в школе, который развивается во всех направлениях, — преподаватель улыбается. — Второго, сэр? — переспросила я. — Да, ты в одной категории с Питером, — учитель кивает в сторону ученика, что дремлет на последней парте. У него пара ссадин на лице. — Так, начнем урок. Итак, мистер Стефферд стал первым моим любимым преподавателем. Мы разбираем только те книги, которые он читал, а не те, что советует директор. И на этом уроке мы обсуждали «Великого Гэтсби». Мне нравится читать подобное, хотя «Гордость и предубеждение» понравилась больше. Но класс явно не заинтересован в обсуждении данного произведения. На обед я взяла только бутылку воды. Я уже полгода пытаюсь пересесть на диету для фигуристок, ибо белок мне есть нельзя, хотя Дмитрий твердит, что растущему организму он необходим. Я сидела за дальним пустым столом на улице. Совсем забыла, что на три у меня тренировка, а коньки дома забыла. Во дворе появился мой брат, окружённый новыми друзьями. Ему повезло с этим. Я раньше тоже довольно просто заводила знакомства, до тех пор пока папа не умер. Я уже говорила, что это подействовало на меня. Я стала закрытой, отстранённой, холодной. Лишь два человека видят меня действительно настоящей, это Дмитрий и Бенджамин. Компания парней заливисто засмеялась, а потом Бен наконец заметил меня. Что-то проговорив друзьям, он подбежал ко мне, заключая в объятия. Я старше его на три года, но при этом он выше меня. — Всем рассказала, что ты всемирная чемпионка? — он поиграл бровями, а я засмеялась. — Не всемирная, а олимпийская, всемирной стану в следующем году, — улыбнулась я. — А ты, я вижу, местный любимчик. — Ага, — брат гордовито поднял голову. К столику приближались двое парней. Один, тот что спал на литературе, а второй, скорее всего, его друг. — Знаешь их? — указал большим пальцем себе за спину Бенжамин. Я покачала головой. — Оставляю тебя одну. Знаю, как ты любишь скандалить. Мелкий засранец. — Прости, но вообще м-мы тут сидим, — я поднимаю глаза на парня, который еле выговаривал слова, и улыбнулась. — Это, как бы, эм, стол изгоев. — Я одна из вас, — проговариваю я, слегка наклонившись вперед. — А вообще, я твоя конкурентка на стипендию в MIT и не прочь бы тебя отравить, но личико у тебя больно милое, — улыбнувшись, я встаю из-за стола и устремляюсь в школу.