Музыка небесного города

      Небо манило. Бескрайние синие просторы тянули к себе, ветер ласкал лицо и играл с волосами. Чистый воздух наполнял лёгкие, и собственное тело ощущалось совершенно по-новому: лёгкое, воздушное и свободное. Сильный взмах крыльями приблизил к солнцу, к его ослепительному свету, которое, казалось, может сжечь дотла, но вместо этого грело и радовало. Смех и радость сами рвались наружу, и хотелось делиться ими со всеми, однако вокруг никого.       Благословенная тишина, нарушаемая лишь шумом ветра, успокаивала душу, и хотелось лететь дальше, дальше, дальше…       Прямо над ухом тяжело пробили часы и кто-то потянул за руку — небо исчезло в то же мгновение, а крылья словно сломало.       — Папа, ты опять уснул в кабинете! Матушка злится.       Эван тяжело поднял голову со стола, ощутив, как болит шея и спина от неудобного положения. Он так часто засыпал сидя, что шея теперь болела довольно часто. Однако ему приходилось — интерес был превыше всего. К тому же, в кабинете было всяко приятней, нежели в супружеской комнате.       Мужчина улыбнулся кучерявой рыжей девчушке, стоящей рядом. Она сложила руки на груди, и лицо её выражало серьёзность, хотя в тёмных глазах был лёгкий страх — что же, злая Эмма пугала всех.       — Прости, Дороти, так вышло. Идём завтракать? — Эван под возгласы «Причёска, причёска!» потрепал дочь по волосам и встал с такого удобного и ставшего родным кресла.       Он быстро сложил все свои чертежи и бросил в секретер. Бросив быстрый взгляд на часы, — уже было восемь утра в славной Вене — мужчина ощутил, как внутри всё содрогнулось. Его одолела тоска и хотелось вернуться обратно в свой сон.       Но внизу ждала суровая реальность. Эмма, недовольная и строгая, смотрела в свою тарелку с завтраком. Вся её поза говорила о ярости и нетерпении — от этих её эмоций Эван не чувствовал уже ничего, кроме усталости.       — Садись, Дороти, милая, — подтолкнув девочку к её месту, сказал он и сел напротив женщины. — Как спалось, дорогая?       Говорить эти слова, да и вообще сидеть за семейным столом, играя в семью, было неприятно, однако эта формальность соблюдалась в чете Принц уже много лет. Эмма ничего не ответила, вместо этого начав поучать Дороти, как правильно себя вести за столом.       — Скоро ужин в доме Вагнеров, ты должна показать себя достойно! — твердила она.       Эван лишь пожал плечами и почти доел свой завтрак, как вдруг раздался тихий ритмичный стук в окно. Это был почтовый голубь — его клювик постукивал по стеклу, пока мужчина не открыл ставни. На груди птицы висела маленькая сумка с запиской. Уже по бирке на лапке и эмблеме на крыле было понятно, чей же это голубь.       На работе его уже ждали.       — Я уже должен идти. Хорошего вам дня! — с натянутой улыбкой проговорил Эван. Казалось, он говорил со стеной, а не с супругой, ведь она не повернулась, продолжив общение с Дороти.       Мужчина погладил дочь по волосам и, забрав чертежи, поспешил на работу.       Дом давно перестал быть для него таковым. Эван натянул поглубже свою шляпу и ускорил шаг. Вена шумела — лошади тащили длинные переполненные дилижансы, а на широких улицах раз через раз попадались небольшие личные парусные машины. Когда-то мужчина хотел себе такую же, однако гуляющий в карманах ветер заставил отложить мечты и ходить на своих двух. На площади уже вовсю шла активная торговля — треск и скрип механических часов, заводные игрушки и куклы, крик зазывал.       Эван на секунду остановился возле вырезанной из дерева шкатулки и задумался, как она замечательно выглядит, однако пролетавший рядом голубь напомнил, что надо бежать. Эмма бы выкинула её, заметь в доме, а особенно в комнате Дороти. Внезапно вспомнилась его уютная каморка в родном доме в Данди. Временами хотелось вернуться домой, но его там никто не ждал, да и дом наверняка уже куплен или снесён, а на его месте стоит Церковь Девяти. Помнится, к отцу часто приходили с угрозами и просьбами освободить дом, но тот не поддавался.       На миг Эван с тоской вспомнил о доме — он там не был с того момента, как уехал в Оксфорд по приглашению. Отец с ним тогда не попрощался, ведь всю жизнь растил сына для работы на ферме. Но тот был совершенно к этому непригоден, особенно когда был юнцом — хиленький и слабенький, Эван больше увлекался механикой и инженерией. Отцу это не нравилось — лишь иногда выходило получить от него скупую похвалу, когда юноша чинил механические плуги и машины по сбору яблок. Через несколько лет его не стало и Эван больше не возвращался домой, окунувшись в учёбу.       Он был талантлив, так талантлив! Сколько похвалы слышал, сколько раз был лучшим студентом! Именно поэтому на него обратила внимание Эмма.       Молодая вдовушка Эмма Штайрнер приехала в Англию официально ради «паломничества», однако на деле разыскивала себе нового мужа. Получив деньги от умершего старого супруга, теперь она искала кого-то помоложе и, может и бедного, но умного и в будущем уж точно успешного и богатого. Эван подходил под это описание, хотя позже понял, что внешне жене не нравился — пусть он и вырос из своей юношеской слабости и стал довольно высоким и сильным, но примечательным и красивым его назвать нельзя было. Тогда он был так погружен в учёбу, что не сразу заметил флирт со стороны девушки. Связь с ней произошла совершенно случайно, и заявление, что она беременна, ошарашило.       Брак был неудачным. Успешного в учёбе Эвана, тем не менее, не брали на хорошие проекты — статус простолюдина не позволял, — а если и брали, то платили плохо. Эмма тогда поняла, что чертовски ошиблась, но с младенцем на руках и с не лучшей репутацией идти ей было некуда. Скандалом она вынудила переехать Эвана в Вену, где от бывшего мужа остался дом, и теперь семья Принц жила в нём.       Австро-Венгерская империя всегда готова была к войне. Церковь Девяти и жажда войны тут находились в сказочном симбиозе — что первое, что второе душило Эвана. Даже сейчас, проходя по площади и узким улочкам, он наблюдал то множество священников в длинных ризах, лысых и с блаженными лицами, то целые отряды военных с ружьями наперевес, с механическими луками и арбалетами. Война — дело грязное, но тонкое, как уже понял за годы жизни в этой стране Эван. Уже несколько месяцев Вена шепталась о планах императора. Приехав сюда, мужчина удивлялся таким толпам святых и воинов, но теперь смирился.       В Вене ему предложили службу в городском инженерном центре. Разработка и починка планеров и дельтапланов — это очень скучная работа, особенно когда Эвана постоянно загоняли в рамки стандарта. Долго он старался показать мастерам и главным инженерам свои разработки, однако слышал лишь одно:       — Интересно, однако никому не нужно. Император не выделит денег на такое.       Через время руки опустились, и Эван, храня все свои разработки, в свободное от работы время рисовал и чертил. В детстве он любил слушать истории про небо — нет, это были не религиозные догмы, а мифы и легенды древних времён. Те, которые Церкви Девяти не удалось искоренить из сознания людей. Он любил истории о прекрасных людях, что имели крылья и были похожи на изящных и царственных птиц. Они жили где-то далеко и раньше спускались и общались с людьми, но позже скрылись среди облаков.       — Мы слишком много воюем и ведём грязные игры. А они чисты и лишены всех пороков — вот и ушли, не в силах смотреть на это, — говаривал бродячий сказочник, глядя прямо на маленького Эвана, так живо интересующегося этими существами.       И своей дочери мужчина пытался привить интерес к мифам и истории, да только Эмма была недовольна — она внушила Дороти, что «глупые сказки» ей не нужны. Супруга вдалбливала в дочь этикет и манеры, таскала по всем приёмам, одержимая мыслью удачно выдать замуж девочку, хотя той было очень рано. Но ведь договор и помолвку никто не запрещал! Ещё одна причина, почему между Эваном и Эммой не ладилось, так это споры насчёт Дороти. Но у жены в руках было больше власти, ведь мужчина всегда был на работе и не мог проследить. Теперь-то он с жалостью и болью наблюдал, как пусть и неожиданная, но всё же любимая дочь становится подобием своей матери.       Эван с тяжелым вздохом открыл дверь и зашел в мастерскую. Его уже ждали.       — У нас тот флот сломанных дельтапланов, мы их должны починить как можно быстрее! И с тебя ещё составление инструкций и других документов!       День становился всё хуже и хуже — будь он ребёнком, то разрыдался бы на месте. Безысходность и скука добивали его. Лучший студент Оксфорда был по колено в пыли, грязи и совершенно разбит — и так каждый день. Закончив с починкой, Эван отбросил с лица налипшие черные пряди и смог присесть за стол. Засучив рукава, мужчина отложил ненадолго рутинные документы и приступил к своим чертежам.       Он разрабатывал и механические большие куклы, которые могли бы помогать в работе и выполнять какие-то функции вместо человека, и забавные детские игрушки, и… крылья. Эван с детства мечтал летать, но спрятал свои желания поглубже, когда учился. Теперь же, чувствуя, как падает в пучину рутины и серости, вновь вернулся к своим мечтаниям, несмотря на то, что он уже взрослый человек. Над ним посмеивались из-за этого, ведь такой нрав не подходил мужчине в воинствующей стране, тем более такому, как Эван. Его часто принимали за солдата — Принц был хмурым, высоким и с военной выправкой, которая осталась со времён нечастых строев в Оксфорде, когда боялись войны и готовили даже студентов. Однако он был безумно далёк от этого. Хотя, всё же помогал армии империи — ему за это платили.       — Эван Принц! Эван, подойди! — раздался недалеко голос, оторвавший от чертежей и мечтаний.       Его начальнику было всё равно на мечты.       — Ты подготовил все документы?       — Ещё нет, как раз собирался приступать, — ответил мужчина, стараясь придать своему голосу спокойствие и будничность — главный же не спешил действовать так же.       Выглядывающие из-под кустистых бровей глаза сверкали от гнева и нетерпения.       — Сейчас же! — рявкнул он и, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета.       Сидящие рядом инженеры лишь пожали плечами, а Эван, чувствуя, как закипает, постарался себя успокоить и вернулся к работе, толком не припрятав свои чертежи. Ещё одной вспышки гнева он не выдержит и сорвется, а работа ему нужна.       — Ты не обижайся, Эван, — проговорил с улыбкой коллега. — Сегодня приехал секретарь императора и, говорят, генералы. Вот начальник-то и бесится.       Эван фыркнул — ему-то какое дело кто и к кому приехал? Желчность и злобу этого старика никто не отменял. Весь день он провел, корпя над документами — едва наступил закат, мужчина склонился над столом и до боли в глазах выводил буквы и цифры. К моменту, когда они были закончены, у него болела голова, но даже благодарности он не дождался. Лишь недовольный взгляд.       Уставший и разбитый, Эван направился домой — уже подходя к выходу, он заметил людей в военной форме, отличающейся от обычной солдатской. Один из них словно ощутил взгляд мужчины и повернулся к нему — Эван поспешно отвёл взгляд и быстро вышел. Вздохнув полной грудью, он осмотрелся: люди словно вымерли на улицах города. Неудивительно, ведь люди начинали остерегаться надвигающихся перемен — они уже ощущались в воздухе. Империя любила воевать, но народ готов был лишь бравировать, но не поддерживать при реальной опасности.       Мало ресурсов.       Мало рабочей силы.       Империя хочет больше.       Эван вздрогнул от порыва холодного ветра и ненароком вспомнил о своём сне, где ветер был ласковым и тёплым. А этот срывал с него и шляпу, и жакет, раздирал на части и желал уничтожить.       По дороге домой внимание мужчины привлекла уже закрывающаяся книжная лавка. С прилавка продавец собирал книги, и вдруг одна выпала из стопки — он этого даже не заметил. Эван нагнулся и поднял её.       Это было какое-то исследование старинных легенд. В университете он знал парней, которые интересовались историей и мифами, занимались этим серьёзно. Сам он пусть и любил легенды и мифы, но настолько серьезно в них не вникал. Но теперь же почему-то захотелось почитать эту книгу. Она обошлась ему в какие-то гроши: продавец был рад избавиться от ненужного товара. Что-то подсказывало, что он бы её выбросил куда подальше. Люди стали серьёзными и чересчур озабоченными, дабы вникать и читать сказки.       Дома никого не было — жена с дочкой, как сказал единственный старый слуга в их доме, уехали днём и пока не вернулись. Эван тяжело вздохнул — Эмма была невыносима. Таскает несчастную Дороти по всяким домам родовитых и, конечно же, богатых господ, надеясь получить хоть чью-то благосклонность. Ему было искренне жаль дочь, но если он с кем-то и смел робко делиться переживаниями, то слышал, что ему, как мужчине, не стоит лезть в воспитание дочери — это дело супруги.       — Мужчина должен воспитывать сына, а дочь — женщина.       Эван слушал всё это, но не слышал — он придерживался иной точки зрения. Однако борьба за нормальное воспитание Дороти проигрывалась им с обидной частотой.       Поднявшись в свой кабинет, мужчина сел в своё мягкое кресло и открыл книгу. К своей радости, он обнаружил, что тут шла речь о его любимых легендах о крылатых людях. Он полностью погрузился в неё: вновь очутился перед тёплым камином в таверне или на улице под солнцем, где рассказывали эти истории бродячие сказочники.       А вскоре его увлекло небо: там, где древние боги сначала создали крылатых людей, а затем их, обычных. Первые всегда заботились о них, будто о детях, — а они таковыми для них и были, живущих долго и мудрых. Исследователь писал довольно скучно, но Эвана новые подходы и интерпретации не интересовали.       Он даже не заметил, что вернулись жена и дочь — лишь когда Дороти тихо пробралась в комнату, мужчина её заметил. Девочка выглядела усталой и расстроенной. Точно где-то по мнению Эммы сделала что-то неверно и получила гору упрёков и нотаций.       — Как дела, милая? — ласково спросил Эван, подзывая дочь к себе. Та подошла ближе, с трудом сдерживая слёзы, залезла к нему на колени и прижалась. Мужчина погладил её по голове — дочка уже не ругалась. — Ну-ну, не переживай. Что случилось?       — Матушке не понравилось, как я общалась с миссис Вагнер и её сыном. Она ругалась, так ругалась!       Дав Дороти выплакаться и успокоиться, Эван отложил книгу, однако девочка, придя в себя, обратила на неё внимание.       — Ты книгу купил?       — Да. Вот, читал. Помнишь, я тебе когда-то рассказывал легенды про крылатых людей? Книга как раз про эти легенды.       — Это те, которые матушка называет глупыми и ненужными? — шмыгнув носом, спросила Дороти. Девочке на самом деле нравились эти истории, как и любым детям, но влияние Эммы было очень и очень сильным — как она сказала, так и есть. Ещё раз шмыгнув носом, она вдруг потянулась к книге и полистала странички.       — Ты устала, идём-ка я уложу тебя спать. И почитаю тебе что-нибудь.       — Только не книгу этикета! — пробормотала Дороти и слабо улыбнулась.       Немного смягчив печаль дочки и уложив её спать с улыбкой на губах, Эван хотел было вернуться в свой кабинет, но, едва вышел из детской, столкнулся с Эммой. Женщина смерила его недовольным взглядом и сложила руки на груди.       — Опять тебе жаловалась? Не смей на меня так смотреть, Эван, иначе!.. — начала было жена, но мужчина от неё отмахнулся, кипя от злости.       — Что, Эмма, что? Выгонишь меня? Что ж, обеспечишь всю Вену и империю прекрасными сплетнями о том, что госпожа Эмма «Первого мужа в могилу свела, а второй сбежал» или же «Рядом с ней даже этот неудачник быть не может!». Неудачник — так же вы меня называете в своих кругах? Прости, если запамятовал.       Лицо супруги исказилось от злости, и Эван ушёл в свой кабинет, не собираясь слушать её. Он читал книгу до глубокой ночи, пока не уснул.       Ему вновь снилось небо.