Смирение

Сидя в одиночной камере успеваешь много о чем задуматься. После поимки Киллиану можно было даже позавидовать. О такой максимальной изоляции от общества можно было только мечтать! С ним, как с особо опасным преступником, обходились настолько осторожно и внимательно, что он чувствовал себя чуть ли не королевской персоной, когда его вели в камеру. Правда местечко совсем не походило на царские хоромы. Чего нет, того нет: три голых серых стены, умывальник, унитаз да жёсткая кровать, которые отгораживала от внешнего мира стена из пуленепробиваемого стекла – и на том спасибо. После всего, что он успел натворить, было вообще удивительно, что ему сохранили жизнь. Тут уж впору отменить мораторий на смертную казнь. Хотя с ним могли обойтись куда жёстче. И все благодаря мальчишке... Правда осознание этого факта и всей кутерьмы, последовавшей за ним, пришло далеко не сразу: мужчина молчал на допросах, не произносил ни слова даже когда ему пытались разбить лицо, а разбивали свои же руки (некоторые полисмены не с первого раза понимали, что по крайней мере половине его головы было плевать на удары) или подвергнуть истязательствам, чтобы заставить заговорить. В арсенале их был довольно большой ассортимент методов по развязыванию языков. Впрочем, потом они все же догадались вколоть ему сыворотку правды и узнали всю необходимую информацию. Сначала это вызывало у Киллиана злость вперемешку с разочарованием, когда его рот без его согласия называл все имена подельников и места преступной деятельности, но потом ему стало все равно. Он замкнулся в себе, впал в прострацию и практически не реагировал ни на какие внешние раздражители. Раз за разом в его голове, как заевшая пластинка, прокручивалась одна и та же картина: мальчишка смотрит вниз, оценивая, с какой высоты ему падать, отдает свой единственный гаджет для спасения Киллиану и отталкивается от него, падая с огромной высоты навстречу неминуемой гибели. Снова и снова, как во сне: ‒ А ты не убийца. - Даже там, на огромной высоте, у Киллиана хватало духу издеваться над ним. Давить на него. Но эти слова подействовали не так, как он ожидал: они должны были окончательно испугать и подчинить мальца воле террориста, но он будто переменился. Страх, паника, неуверенность сменились решимостью. ‒ Нет. Я – обнимашкин! Нелепо. Глупо. Наивно. И в следующий миг Киллиана обхватывает спасательная капсула, а Уолтер летит вниз, нажимая на заветную кнопку взлома системы. Почему? Почему? Почему он это сделал? Ответа так и не последовало, потому что то, что могло быть правдой, настолько противоречило мировоззрению Киллиана, что принять это он просто не мог. Однако, от одиночества и собственных мыслей деваться было некуда - теперь у него была масса времени, чтобы все обдумать. Да, конечно, агент Стерлинг нанес ему колоссальный урон, и не только физический. Всякий раз искусственный глаз Киллиана загорался красным от этих воспоминаний. Его близкие друзья. Его люди. Специалисты высшего класса, те, кому он мог доверять, кого не надо было запугивать для достижения результата, все они мертвы. И все из-за него. Но мало-помалу слепая ярость начинала угасать, а на её место становилась безысходность. Террорист попросту не мог её выразить, выплеснуть, ударить в ответ. Вокруг были лишь бетонные стены, решетки на окнах и чёртово стекло, за которым насмешливо возвышалась ещё одна стена. Пару раз он разбивал о них руку. Никакого эффекта. Никакой боли. Ничего. «А по сути, какой реакции на свои действия вы ожидали, многоуважаемый особо социально опасный элемент общества?» - вопрошали стены: « Что мирные граждане будут носить вас на руках и сдувать пылинки за то, что вы крадёте их деньги и жизни? Они преподнесли гораздо более весомое подтверждение тому, как вы на самом деле для них опасны, прислав лучшего-из-людей, самого высокопрофессионального, самого безжалостного и безукоризненного агента, который у них был, чтобы остановить вас. И он выполнил свою работу, размазав вас по вашей же собственной лаборатории. Радуйтесь, мистер я-решаю-кто-тут-главный, вас действительно боялись. Боялись и уважали. Смерть от руки Стерлинга была бы достойной и исполненной чести, как смерть Гектора от копья Ахилла, но Афина-Паллада распорядилась иным образом. Вы выжили. Какой урок вы хотели ему преподнести? За что наказать? За то, что он отлично выполнил то, за чем его прислали? За то, что он сполна отплатил вам за каждую отнятую вами жизнь? Вы сожалеете о тех, кого он убил, но чем вы лучше?" - язвительный голос ввинчивался в мозг, идя наперерез воспоминаниям о дикой боли, о пожаре, о разрушенных корпусах, о вспыхивающих один за другим взрывах, уничтожающих его налаженную сеть, о криках агонии тех, на кого он мог рассчитывать, но остался один на один с этой вычурной фигурой стиля, обаяния и колких шуточек, втаптывающей его в грязь без сожаления, без жалости, потому что агент считал его недостойным их. Ярость гасла. Уступала место здравому смыслу. Нет, Киллиан не чувствовал угрызений совести за свои преступления, но теперь понимал, за что с ним так жестоко обошлись. С этой стороны его обвинения Стерлингу, когда они встретились снова, звучали даже забавно. «Я был очень плохим, а ты взял и наказал меня за это, какой ужас, это так меня травмировало, как ты мог?» И этот мальчишка. Террорист шел к заключению о нем очень долго, потому что для осознания требовалось сломать в себе очень много барьеров, трещина в которых прошла в тот момент, когда он услышал голоса других агентов, удивленно перешептывавшихся между собой, пока он, как последний идиот, бился о берег в этом нелепом сдувающемся пузыре безопасности. ‒ Он спас его! ‒ Он спас ему жизнь! Когда было заседание суда, и Киллиану зачитывали его приговор, он глаз не сводил с Уолтера. Мальчишке было явно не по себе от пронизывающего полумеханического взгляда, он ёрзал на стуле, прятал глаза и лишь пару раз мельком взглянул на террориста, тут же краснея и быстро опуская взгляд в пол. Парню было нелегко, за свои выдающиеся заслуги он снискал славу, ничуть не меньшую, чем агент Стерлинг и теперь не знал, куда деваться от смущения, ибо во время заседания не один и не два выступающих стремились выразить ему свою благодарность и признательность, а восхищенных взглядов, устремленных на него было не меньше сотни, что уж говорить о том, что начнется, когда он выйдет за пределы здания. Уолтер считал себя недостойным этих похвал. Не так-то просто было адаптироваться к тому, что из мальчика для битья ты внезапно вырос во всеобщего любимца. И все же глаза Киллиана, казалось, вот-вот просверлят в его затылке пару дырок. «Зачем ты это сделал? Зачем ты спас меня?» Все, что делал Киллиан - творил препоны к мирному существованию людей. Не без своих великих мотивов и целей, конечно, вся эта деятельность должна была принести определенный результат, но явно не направленный на повышение качества жизни населения. Он продавал оружие, убивал, устраивал террористические атаки на влиятельных персон, он нес угрозу, и кто знает, может быть трагически погибшая мать парня была одной из жертв на его пути, даже не замеченной им самим. Он на глазах у Уолтера хотел уничтожить целый штаб ни в чем не провинившихся перед ним людей, он стремился подставить и убить и Лэнса, и самого мальчишку, и все же, все же... Хлопок резко надувшейся капсулы снова и снова отдавался в голове. Кто мог пожертвовать своей жизнью ради него, ради террориста, ради опасного элемента так же решительно, так же самоотверженно, как этот парень? У Киллиана до встречи со Стерлингом были люди, которые могли прикрыть его спину, но своя шкура им всегда была дороже, не считая телохранителей, чья работа заключалась в том, чтобы любой ценой защитить своего хозяина. Террорист слышал, что жизнью могут пожертвовать из-за дружбы, из-за любви, но парень буквально впервые в жизни столкнулся с ним и вряд ли питал к Киллиану какие-либо теплые чувства. Сидя в одиночной камере, мужчина пытался придумать оправдания действиям Беккета: все это было спланировано, мальчишка знал, что его в любом случае спасут, внизу уже была приготовлена команда, которая поймала бы его или у него в кармане завалялся еще какой-нибудь глупый гаджет, спасший его от смерти, но все эти доводы разбивались о взгляд, в котором секундой назад сквозил наивный детский страх, вдруг сменявшийся уверенной обреченностью. Он знал, что сделает. Он понимал, что внизу его никто не ждет. Он доставал из кармана гаджет, цеплял его на костюм Киллиана, говорил эти нелепые слова и срывался в неизвестность. Лэнс заметил пристальный взгляд террориста, направленный на парня, и поспешил сменить позу в своем кресле так, чтобы прикрыть Беккета, по-отцовски чуть обхватив его за плечи и начав что-то говорить ему на ухо. Уолтер встрепенулся от слов агента и неловко улыбнулся ему с явным облегчением, на этот раз более уверенно глянув на заключенного. Только в этот миг Киллиан переключил свое внимание на Стерлинга. Всё такой же самоуверенный, элегантный, в глазах неприкрытая неприязнь и... кажется... угроза? «Только попробуй сделать что-то с парнем снова, и тебе придётся искать протез для второй части своего лица,» - говорил его взгляд, и сперва в Киллиане встрепенулась былая ярость, окрасившая окуляр протезированного глаза в красный, что заставило Лэнса сильнее загородить собой парня, но ярость погасла так же быстро, как и вспыхнула, вернув окуляру стандартный синий оттенок. Киллиан усмехнулся «Кажется кто-то стал папочкой, сам того не заметив,» - неслышно произнесли его взгляд и мимика – «не волнуйся, агент Стерлинг, к тебе у меня больше нет претензий. Мы квиты.» Киллиан не знал, обладал ли Лэнс даром чтения мыслей, но судя по тому, как тот вздрогнул, как округлились его глаза, что-то он все же понял. Раздался удар молотка судьи и оглашение приговора, после которых усиленная охрана увела преступника в бронированный автомобиль с кортежем, чтобы отвезти того в место заключения. А дальше последовали долгие дни и ночи, проведенные в раздумьях, самоанализе и анализе окружающих людей. С Киллианом работали, ему предоставляли лучших психиатров, его изо всех сил пытались наставить на путь истинный, потому что такой выдающийся ум, как у него, был ценен миру, и при должном подходе из него можно было извлечь пользу для общества. На этом Уолтер особо настаивал на слушаниях, защищая Киллиана лучше, чем его персональный адвокат, вводя Стерлинга в недоумение и вызывая новую порцию трещин на уже пошатнувшихся барьерах отстраненности, недоверчивости и презрения к людям. «А что, если он сделал это просто так? Без личных причин? Просто по доброте душевной?» - была первая мысль, давшая толчок всем остальным, пришедшим следом за ней. Сначала террорист хотел отбросить её в сторону, она звучала слишком нелепо. Просто так своей жизнью не рискуют. А если такое и случается, то не по доброте, а по наивности и глупости. Хотя весь вид парня говорил как раз об этом. С него можно было брать образец для создания социально неприспособленных наивных и глупых юношей, хотя в пользу Уолтера был один серьезный аргумент - у него был выдающийся ум. Собственно, это была отличительная черта многих гениев. Если женишься на науке, она огораживает тебя ото всех, считая, что достаточно и её одной. Но помимо глупости было что-то еще. Что же пряталось в тех глазах кроме обреченности и решимости, когда Уолтер отталкивался от Киллиана в объятия неминуемой гибели? Вера? Идея? Вряд ли парень совершил такой поступок просто потому что дорожил жизнью опасного преступника, хотя мысль и льстила. «Он сделал так, потому что хотел показать, что есть другой путь...» Мысль обожгла, Киллиана будто дернуло током, но он почувствовал, как рушатся его барьеры, открывая путь этому странному потоку мыслей и чувств. «Жизнь научила тебя отвечать огнем на огонь,» – продолжали нашёптывать стены и собственное отражение в пуленепробиваемом стекле, - «потому что иначе не выжить. Потому что этот мир устроен так, что если ты не скалишь зубы, не показываешь свою силу, тебя уничтожат, растопчут и сожрут остатки. А этот парень, уникум, возможно, единственный в своем роде, хотел лишь доказать миру, что можно не идти на поводу у устоев. Можно не доставать огнемёт и не жечь напалмом всё вокруг, оставляя только безжизненное пепелище. Можно решить всё миром. Можно на зло отвечать дипломатичным добром. Погасить огонь и дать прорасти новым возможностям. Это он хотел сказать и тебе, но ты не слышал. Ты был поглощён местью, и он не нашел ничего лучше, чем пожертвовать собой, чтобы открыть тебе глаза. Наивный ребенок, за свою идею, за свой путь он готов отдать жизнь.» От этого инсайта Киллиан впал в ступор, переваривая новую информацию. Противоречивые мысли, как шестерёнки, с бешеной скоростью завертелись в его голове, сбивая с толку, из-за чего в имплантированной части черепа поднялось неприятное гудение. «И чем подобный способ решения проблем может помочь? Сколько ещё в мире таких мерзавцев вселенского масштаба, как я, которым плевать на мир, плевать на людскую жизнь, им нужно лишь удовлетворить свои эгоистичные цели и желания, будут ли они слушать свою совесть? Слушать какого-то мальчишку, едва вышедшего из пубертата и ещё не познавшего всех прелестей реального мира?» «Сомневаюсь» И тут же эту мысль перебила другая, отрезвляющая, как ведро ледяной воды. «Будут. Потому что ты его услышал. И Лэнс его услышал. И H.T.U.V. его услышала. Один мальчишка перевернул ваши сознания, и, признайся, ты согласен с ним. Хватит крови на твоих руках. Ты вдоволь наигрался в месть с ненавистью и за все получил по заслугам.» В четыре часа по местному времени распахнулась дверь. А это означало только одно – посетитель. Им был Уолтер Беккет. Первый и единственный, кто вообще захотел его навестить за долгое время заключения. И к моменту, когда Киллиан узнал об этом, он почти не удивился. Больше его поразило то, что парень пришел один, без сопровождения, хотя кто знает этих секретных агентов, может, сам Стерлинг скрывался где-то и наблюдал за тем, чтобы все прошло гладко, и ни волоска не упало со светлой головы его сына напарника. ‒ П-привет. Было видно, что Уолтер волнуется и не знает, как начать разговор. Они сидели друг напротив друга, разделенные закаленным стеклом, с переговорными трубками в руках, и мальчишка нервно вертел провод пальцами. Он даже принес Киллиану гостинец: апельсины и печенье. Это было… мило. ‒ Я слышал, что у Вас дела идут хорошо, Вы быстро адаптируетесь и даже добились определенных успехов в области моделирования механизмов, я читал статью про Вашу разработку – очень занятная вещь, но требует испытаний. Некоторое время Киллиан молча разглядывал парня, заставив того снова напрячься, но потом всё же решил поддержать разговор. Дежавю? ‒ Да, моя голова заменяет мне вид из окна. – Тоскливо и отрешённо ответил тот. - Кстати, где твой напарник? Удивительно, что он отпустил тебя одного. От этих слов Уолтер резко покраснел и снова стал бегать взглядом по сторонам, пытаясь ухватиться им хоть за что-нибудь, прямо как в зале суда. ‒ На самом деле, я не говорил ему, что поеду к Вам, он бы меня попросту не пустил. Но когда я вернусь, то тайное станет явью. - он с вызовом посмотрел на Киллиана, заставив того ухмыльнуться, - просто... я хотел лично удостовериться, что с Вами всё хорошо, и Вы действительно идёте… на поправку. В этот момент парень посмотрел прямо мужчине в глаза, стараясь углядеть в них что-то, и Киллиан догадывался, что. ‒ Скажи мне, парень, неужели ты думаешь, что оно того стоит? - Киллиан облокотился о стол целой рукой, мирно положив сверху косметический протез в перчатке и пронзая Уолтера пристальным взглядом. Тот вздрогнул и отпрянул назад, но потом улыбнулся. Оба понимали, о чём идет речь. ‒ Судя по тому, что я увидел, да. Действительно стоит. ‒ И что ты увидел? - мужчина не отрывал заинтересованно-гипнотического взгляда от юноши. ‒ Когда мы заговорили о Лэнсе, Ваш… глаз… не мигал. Лицо Киллиана вытянулось, а Уолтер, не сдержавшись, хихикнул. ‒ Теперь я точно уверен, что Вы приходите в себя, сэр. Это меня радует! – Вся стеснительность мальчишки куда-то пропала, движения его стали более плавными и выразительными. - Ну, было приятно повидаться! Я думаю, больше нам поговорить не дадут... Уолтер уже было собрался уходить, но в этот момент к нему подошел один из специалистов, занимавшихся с Киллианом. Тот заметил его ещё в дверном проеме, но ничего не сказал, ожидая, к чему это может привести. Белый халат поправил круглые очки и осторожно тронул парня за плечо. Судя по трепету, с которым он это делал – очередной новоявленный фанат. ‒ Он делает большие успехи, и в этом больше Вашей заслуги, чем нашей. Мы получили разрешение от руководства Тристану МакФорду пообщаться с Вами напрямую, без барьеров, наверху считают, что это пойдет ему на пользу. Однако, чтобы не подвергать Вас опасности, мы вынуждены будем приставить к Вам охрану. Уолтер уже не в первый раз слышал настоящее имя террориста, но всё равно предпочитал называть его Киллианом, просто потому что нордическое «Тристан» никак не вязалось с образом сурового и мрачного преступника, который едва не угробил целый штат. Беккет снова смутился от очередной похвалы, но повернулся к Киллиану, вопрошающе на него глядя. Тот апатично пожал плечами. Во взгляде его читалось: «Я не против. Будь что будет». Это вызвало у парня слабую улыбку. Их отвели в местную оранжерею. Небольшой зеленый закуток с пуленепробиваемыми стеклами вместо потолка прямо в здании тюрьмы. Поначалу под прицелом десятков камер видеонаблюдения и пристальными взглядами охраны у входа Уолтер чувствовал себя крайне неловко, да и к тому же, Киллиан оказался не особо разговорчивым собеседником, вальяжно устроившись на скамье. Однако постепенно юношу заинтересовали окружавшие их растения, и вскоре МакФорд выслушивал целую лекцию, посвященную диким видам орхидей, растущим только на скалах. И вновь его удивляла беспечность, с которой парень к нему относился: так запросто согласился на прогулку с особо опасным преступником, не испытывает какого-либо страха того, что с ним может что-то произойти, даже поворачивается к нему спиной! «Ты либо чертовски умён, либо катастрофически глуп» - недоумевал Киллиан, рассматривая Беккета со спины. Пока охранники спохватятся, Тристан уже успеет скрутить ему шею, даже одной правой, но что-то внутри говорило, что вряд ли подобное произойдет. Может, мальчишка это чувствовал? «Достаточно смертей. Достаточно огня. Этот парень точно не заслуживает такой подлой смерти. Он как пёс. Мир недостоин такой преданности и искренней веры в то, что всё можно решить по-хорошему. Повезло, что у такой невинности появился защитник. Один бы он вряд ли не то что бы справился… не выжил бы.» ‒ Смотрите! Это же леуцена! Никогда раньше не видел, как она цветёт! -Уолтер сорвал один из многочисленных цветков, напоминавших пушистые шарики, и повернулся к Киллиану. - Правда мило? ‒ Парень. Тристан схватил юношу за подбородок, внимательно заглядывая ему в глаза. Охранники у двери встрепенулись и сорвались с места. Хотя они могли бы не так сильно беспокоиться. Клешню с сотней полезных орудий террористу давно демонтировали, оставив некое подобие на руку. Косметический протез, которым даже нельзя было шевелить. Из такого положения он бы не успел серьезно навредить Уолтеру и явно выбрал бы более осторожную тактику. Что-то побудило Киллиана заглянуть в эти голубые глаза. Увидеть то, что он увидел тогда, на огромной высоте. Глубину моря. Это действительно было настолько важно для мальчишки? Это же не была наивная детская вера, что в мире не должно быть ничего плохого? Он считывал все проскальзывающие на лице Уолтера эмоции, от удивления и страха до смущения и стыда, запоминая каждую деталь. Тот совсем не ожидал, что его так бесцеремонно приблизят к себе, что ещё пара дюймов, и можно почувствовать дыхание на щеке. ‒ Спасибо тебе. Глаза Беккета округлились, а в следующий миг Киллиана скрутили, заставив отступить от мальчишки на пару шагов. ‒ Без шуточек, МакФорд. ‒ Нет-нет, все хорошо! Он ничего не сделал! Отпустите его, пожалуйста! В этом... нет ничего такого! - стал оправдывать своего собеседника Уолтер, слегка покраснев, но охранники были непреклонны. ‒ Извините, сэр. Приказ при малейших признаках опасности заканчивать встречу. ‒ Все в порядке, парень, - Киллиан оставался спокойным даже когда его схватили и наклонили головой вперёд. Ему даже хватило наглости подмигнуть Беккету в своём положении, - заходи в гости, если хочешь. «Может, они и правы. Один ботаник-ученый, сумевший переубедить целую госструктуру. Это дорогого стоит». Мальчишка зарделся как маков цвет и не без сожаления пронаблюдал, как Киллиана уводят обратно в камеру по длинному блёклому коридору, ведущему в вереницу пустых дней, похожих друг на друга, как один. Печально. Но что-то разогнало эту печаль. «Спасибо тебе» - прокрутил в памяти юноша, вспоминая проскользнувшую на лице Тристана улыбку… облегчения и смирения. В это же мгновение, стоя на клочке райского сада, заключённого в тюрьме, парень почувствовал себя чем-то огромным и могущественным. Уолтер почувствовал себя богом.