И она искала его
17 февраля 2020 г. в 13:19
Зося всегда будет помнить о бесконечных летних днях, проведенных в пути, когда она искала его, но не смогла найти.
Синицкая всегда умела ждать, она ждала, порой ей хотелось написать всем существующим на свете Остапам, написать о том, что она ждет именно его.
Но не писала.
Александра Ивановича тоже почему-то не было поблизости, Зосе казалось, что она осталась совсем одна, ну, с дедом, и до безумия скучала по Остапу.
Скучала так, как не полагается порядочным советским девушкам.
И постоянно под покровом ночи писала письма, ведь уснуть не могла, потому что перед глазами виделось загорелое улыбающееся лицо Остапа. Зосе от этого хотелось выть, но она утром перечитывала записи и сжигала их к несуществующему чёрту.
Зося не знала его фамилии, но спрашивала всех вокруг: «Вы знаете человека по имени Остап?». Некоторые в недоумении улыбались: «Это что, шутка такая?», некоторые качали отрицательно головой, некоторые просто не отвечали. Зося понимала, что это не совсем привычное поведение для обычной советской девушки, но она беспокойно звонила в конторы, конечно же, в «Рогах и копытах» служил не её Остап, и все равно Зося верила, что когда-нибудь она его найдет.
Она не знала его фамилии, но когда узнает, то засмеется, запрокинув голову, несмотря на близящуюся войну, на то, что они находятся в бункере, она узнает о нем от пожилого джентльмена, что, дрожа всем телом, переспросит: «Остап?». И там же он и раскается, и тихо потекут слезы по его лицу, и Зося будет успокаивающе гладить его по голове, непрерывно шепча «Тише, тише…».
Синицкая будет помнить, что его зовут Остап, но фамилия, наверное, затеряется в закоулках памяти, чтобы потом неожиданно напомнить о себе, скучаете по мне, Зося?
Зося будет с нетерпением покупать газеты, ведь вдруг там мелькнет именно его имя, ведь вдруг именно он едет на поезде вперед, в неизведанные дали, исполнять свой долг советского гражданина, но увидит маленькую заметку, что с поезда ссажен самозванец, и в груди Зоси что-то оборвется. Она поедет в редакцию, постоянно торопя водителя: «Прошу, быстрее!», но та будет уже закрыта. Позже она будет получать телеграммы, будет их читать, перечитывать, желая тотчас же побежать на почту, но подавит в себе это желание.
Зося будет хотеть, чтобы Остап либо приехал, либо замолчал.
В каждом сообщении невидимый укор, Остап просит ответной телеграммы, Зося знает, что все равно ничего не напишет. Но будет скупать газеты, в которых хоть урывками может встретиться упоминание о нем, но будет слишком часто доставать обычную белую папку и вытаскивать из них его телеграммы, читать их постоянно, угрызаясь муками совести, он ведь страдает, наверное, но кто сказал, что это действительно так?
Зося терпеть не может молчать, но почему-то именно это она и делает.
А потом она встретит Перикла, милого сердцу, спокойного и даже отстраненного Перикла Фемиди, что никогда не уедет от нее и уж тем более не станет присылать ворохи телеграмм. Перикл никогда не будет ничем возмущаться, вот и как тогда, когда найдёт ту белую папку и увидит громкое «я вас люблю». Он спокойно сложит бумаги обратно и пойдет пить свой кофе дальше, а может быть, потому, что он всегда обращает свое внимание на даты.
Последнюю телеграмму Зося, уже Синицкая-Фемиди, получит летом 1935, несмотря на то, что она уже его видела, но, наверное, так и надо?
«прошу вас меня простить зпт извините тчк наверное зпт прощайте остап».
А букет, подаренный Остапом на прощание, лишь будет служить напоминанием тех легких июньских вечеров и постоянных комплиментов Остапа, его бесконечных комплиментов и усмешек, теплых парковых скамеек, и цветов, цветов, цветов, потрясающих закатов и прекрасных вечных минут.
Возможно, и это скоро выветрится из нее пронизывающим ледяным ветром жизни, но Зося будет помнить одно всегда.
Его звали Остап. Остап Бендер.